скачать книгу бесплатно
– Как же это скучно, – произнёс он. – Знаете, я ведь тоже, когда-то в далёком детстве, считал себя великаном, но потом понял, если ты и насмотрелся мультиков, это ещё не значит, что ты самый умный!
– Я знаю, где и что «плохо лежит», – уверял Сидор Сергеевич. – И знаю где должно лежать, как положено! Всего лишь парочка твоих изобретений, и уже завтра ты будешь сказочно богат!
– С философской точки зрения, невозможно доказать, что завтра будет завтрашний, а не сегодняшний день. Честно говоря, лично я не вижу на небе никаких цифр поутру. Ну да, вращается планета, так, что же с того? По-вашему, она наматывает дни, как спидометр километры? Всё наше время и летоисчисление всего лишь – абстрактная картина нашей фантазии, разумеется, первоначально изображённая для пользы дела. Но, во что мы это превратили? Что встаёт в нашем подсознании при упоминании слова «время»? Какой предмет? Циферблат, календарь, пословица «время деньги, потехе – час». И всё! Никакого реального подтверждения существования этой «инстанции», если не считать изменений в зеркальном отражении (что, скорее, является доказательством естественного круговорота жизни в природе, а не времени, как природного механизма). И что значит – «богат»? Богатство, тем или иным образом вытянутое из общества в пользу одного из членов этого самого общества, богатством на самом деле только называется (даже тем же обделённым обществом). А другими словами это называется погоня за недетскими игрушками. Скупость, жадность, алчность. Проще говоря, баловство (или воровство).
– Ты сам-то, понял что сказал? – спросил Сухарев.
– Мы с вами говорим на разных языках. Вы – так, как учили ограниченные в естествознании люди (не обижайтесь, это не только ваша беда, но и всего человечества), а я говорю – как есть на самом деле.
Поднявшись из-за стола, изобретатель вышел на веранду, открыл окно и стал смотреть на необъятную земную красоту. «Злой гений» последовал его примеру.
Конечно, по своей сути, в сравнении с Прохором Клюевым, Сухарев был примитивен, грубоват и туповат. Но, на взгляд самого Сухарева, в этом и заключалась настоящая мудрость.
– Ты всерьёз думаешь, что ты такой умный, потому, что таким уродился? Потому, что с детства рвался познать тайны науки? – откровенно удивлялся Сухарев. – Как бы ни так! Нет! И ещё тысячу раз – нет, нет и нет! Ты такой, только потому, что тебе позволили быть таким. Запомни, коптить воздух на этой Земле тебе разрешили – лично я, и такие, как я. Чтобы, в конце концов, использовать в своих – далеко не мирных – целях.
– Хотите сказать, вы и есть хозяева жизни? – поинтересовался изобретатель. – И всё вокруг подчиненно только вам?
– Можешь не сомневаться! В любую секунду нам под силу сровнять с землёй эту Землю.
– Ну, тогда и сравнивать было бы уже не с чем… И зачем это вам?
– Я хочу подняться выше всех. Даже выше тех, кто сейчас на одном со мной уровне. Тогда весь мир будет ползать у моих ног и подбирать подачки, которые я буду бросать ему, как собаке, не из чувства жалости, а затем, чтобы вдоволь посмеяться над его ничтожностью!
Глаза Сухарева загорелись от вдруг вспыхнувшего в нём таланта «красноречия». Было видно, что, в своих мыслях, он давно уже поставил себя выше всего человечества (хотя и давился горькой чёрной завистью при упоминании о самых простых, недоступных ему, человеческих радостях).
– Зачем же вам нужно держать на свободе столько мудрецов, философов, вольнодумцев? Вы не боитесь?
– Они же на свободе, чего же бояться?! Хотя, если честно, какая свобода может быть на нашей круглой планете?! И забора не надо – никуда не сбежишь! Работали бы вы из-под палки, вас терзала бы жажда вольной жизни. Мешала бы работать на полную мощность. А так, вы всегда под присмотром, и дело делаете. И хорошее дело! Учёные, писатели, композиторы, учителя – все, как и задумано нами, из поколения в поколение, засоряют головы великими понятиями. Народ, честь, человечество, государство, гуманизм, любовь, доброта, порядочность. За счёт этих пустых звуков, такие люди как я всю жизнь наживаются на тёмной необразованности стадно-пасущихся масс и патриотически-настроенных дураков! Рабу не к чему знать, что он раб, иначе, игра будет глупой, открытой, не азартной.
Презрительная улыбка искажала лицо Сидора Сергеевича. Его глубоко сидящая ненависть выплеснулась, наконец, наружу. Маска холодного равнодушия ко всем жизненным тонкостям превратилась в истинное лицо. И лицо это было намного уродливее маски.
– Хорошо, – сказал Клюев, повернувшись к Сухареву. – Возможности науки в моих руках безграничны. И при желании, я бы мог в одночасье создать такую машину, которая, по типу радиостанции, выпуская целенаправленную ультразвуковую волну, могла бы управлять мыслями миллионов людей одновременно. И вашими в том числе. Но я никогда этого не сделаю. Даже под страхом смерти! Ваше желание не столь опасно для человечества и, поэтому, если вы так хотите быть выше всех… Пусть будет по-вашему! Есть у нас такая кнопка Синяя
Изобретатель быстро подошёл к «злому гению», набросил ему на шею, неизвестно откуда взявшуюся петлю, с привязанным к ней антигравитатором, и скомандовал:
– Миша, жми!
В ту же секунду, не успевший опомниться, Сидор Сергеевич подлетел вверх и, наверняка, здорово ударившись головой, пробил шиферную крышу веранды. Ноги его на мгновение застряли, зацепившись туфлями за балку, но, в следующую долю секунды, давление воздуха, согласно закону Архимеда (основанному на центробежной силе), вытеснило его обезвешенное тело. Из местного пространства и времени он подался в самые отдалённые слои атмосферы.
– Петля, похоже, хорошо приглушила его голос, – подумал вслух Клюев.
– Поэтому, улетая от ненавистной ему планеты в открытое космическое пространство, он и не смог нам пожелать ничего доброго! – продолжил Ромашкин.
– Значит, он погибнет? – спросила Елена.
Изобретатель посмотрел на часы, выждал, когда пройдёт пять секунд, потом ещё пять.
– Думаю, пора включать гравитонный стабилизатор, – произнёс он печально. – Как бы ни хотелось избавить Землю от подобной нечисти, но мы не имеем права брать на себя роль судей. Надеюсь, он успел ощутить всю прелесть полного одиночества в безлюдном пространстве, и теперь поймёт, что выше Творца можно подняться только в переносном смысле.
– Ты, серьезно, предлагаешь вернуть ему жизнь?! Чтобы он имел возможность тебя же, и нас вместе с тобой, лишить жизни? – возмутился Миша.
– Человек – если он настоящий человек! – должен оставаться человеком в любой ситуации. Иначе, какое он Чело?! да ещё вдобавок Века! И какой тогда, вообще, смысл во всей его продажной жизни?! Мы же не хотим быть бездушными, как этот, возомнивший себя Богом, сумасшедший! Наши «банальные» понятия (и первое из них – гуманизм) не должны позволять нам опускаться до уровня бесчеловечности.
– Включайте же, скорее, свой… этот… стабилизатор… Вдруг он уже задохнулся и замёрз там, в космосе! – взволновалась Елена.
Михаил послушно нажал на кнопку пульта.
Медленно и плавно, как при помощи парашюта, притягивался обратно к земле, по воле постепенно ослабевающего сопротивления земному магнетизму, до полусмерти напуганный Сидор Сергеевич.
Очутившись на том же месте, откуда пару минут назад совершил непредвиденный полёт, он сидел на полу, скорченный и раздавленный, и лицо его больше не выражало, ни презрения, ни победной ухмылки, ничего, кроме самой серьёзной печали. На ушибленной голове «астронавта» лежали останки его испорченной от удара шляпы, очень напоминающие гнездо. Поля этого головного убора мирно покоились на плечах потерпевшего.
Поднявшись при помощи Елены на ноги, Сидор Сергеевич, осторожно чередуя шаги, молча, вышел из «летучего дома». Расстояние от порога до моря нисколько его не смутило. И, пролетев несколько метров, он с облегчением почувствовал, как входит в холодную, освежающую волну, ощущая всю прелесть плотности воды, созданную Земным притяжением.
25
– Они уплыли, – произнёсла Елена.
Клюев одобрительно кивнул.
– Выходит, Сухарев сделал для себя правильные выводы. Выше планеты прыгать опасно!
– А кто слыхал, чтоб медведь летал?! – засмеялся Ромашкин. – Против физики не попрёшь!
– Что-то мне расхотелось обедать, – призналась Лена.
– А мне расхотелось здесь задерживаться, – сообщил изобретатель. – Пресной воды можно набрать и на следующем острове. Летим отсюда?
– Летим! – поддержал Миша.
И «летучий дом», набрав высоту, полетел дальше.
Бим, всё ещё недовольно пофыркивающий, был выпущен на свободу. Не в пример его двуногим друзьям, его собачий, и без того всегда здоровый, аппетит зверски разыгрался. И он, на пару с радостью, опустошил полную (а затем ещё одну) кастрюльку супа.
Во избежание дальнейших всевозможных неприятных неожиданностей, изобретатель смастерил и развесил по периметру, по диагонали, вдоль и поперёк всего фасада здания сигнализацию.
Не забыл он также про крышу и про половые балки, закреплённые за основные венцы. Сигнализация, понятное дело, была тоже невидимой. Работая беспроводным способом, она посылала сигнал прямо на антенну старенького Мишиного телевизора, который, после несложной операции, произведённой «хирургом» техники Клюевым, стал питаться без встроенного блока питания, напрямую от солнечной батареи.
Задействована в этом процессе была и Лена. Своим мягким женским голосом она помогла изобретателю записать несколько фраз через микрофон. И теперь, в случае приближения любой опасности, какая бы передача не шла в это время по экрану, даже если он выключен, из телевизионного динамика раздавалось громко, но женственно: «Ой, справа по борту что-то есть!» – «Ай-я-яй! Слева может произойти столкновение!» – «Снизу приближается земля!» или «Господа, не пугайтесь, кажется на крышу села птица!»
Полёт продолжался.
Будь Лена или Михаил немного осведомлённее в вопросах географии, они бы без сомнений заподозрили полное незнание данного предмета Клюевым. Ему были прекрасно известны все тонкости природных явлений на планете. Химический состав любой породы он мог назвать закрытыми глазами, на ощупь. Мог сконструировать, из подручного материала, целую сложнейшую машину, будь то стиральная или какая иная. Но, вот, куда лететь – он не знал. Вернее, в его голове, разумеется, отчётливо прорисовывалась каждая деталь глобуса – да что там говорить! Сама его голова была – один большой мощный глобус! – но солнце было высоко, берегов не видно, а вокруг только вода, вода, вода и небо.
«Первоначально курс был взят правильно, на юго-запад, – размышлял Клюев. – А от чего здесь плясать? И куда нас несёт сейчас?»
Клюев сидел в кресле на веранде. Взгляд его был задумчив и устремлён за горизонт.
– О чём думу думаешь? – спросил Ромашкин.
– О Боге. Вон, сколько воды вокруг, сколько воздуха, а люди Бога не видят…
– Как так не видят? Кто верит, тот видит.
– Вот именно. На самом деле и верить-то не обязательно, главное – видеть. Видеть, что и люди не разные, и мир, и Творец на всех один. У нас ведь как? Сколько вер, столько и Богов. Имена различные дают. Будто сам Бог дал право своим детям (якобы законным и незаконным) давать себе имена. Незаконных детей у Создателя быть не может! Это единственная правда, разумеется, противоречащая всем неверным верам! Вон воды сколько… Что ж, над одной водой, как и внутри неё, каждому по своему Богу? А может быть, он вообще, живёт в каждой капле этого моря, этого воздуха, вселенной?
– А как же Его тогда называть?
– Можно просто – Бог. Но лучше не вслух, а мысленно: любое слово со временем стирается на слуху. Главное, видеть. Видеть, значит, – знать. Человек, рождаясь, видит всё поверхностно, не заглядывая вглубь, не понимая, как всё устроено. Жизнь человеку и даётся на то, чтобы учиться проникать в суть скрытую под поверхностью. Будь то под землёй, над небом, внутри себя или внутри любой из молекул.
– Но зачем это нужно знать? – Ромашкин улыбнулся. – Чтобы любой, вникнувший в тайну колхозник, забросив своё хозяйство, подался в профессора или в проповедники?
– Нет, чтобы любой человек научился понимать истинные ценности, выращивая и сад земной, и собственных детей, в мудрости и ответственности за всякую песчинку.
– Ну, это сейчас неактуально.
– А по-моему, именно сейчас, в век качественной пустоты качественной упаковки, сверхкреативного мышления доходящего до абсурда, это уже очень актуально!
– Остаётся вечный вопрос: что же делать?
Клюев не задумался ни на секунду.
– Полагаю, мы с тобой, Миша, все мировые проблемы хорошо обсудили. Теперь можно со спокойной душой пойти и перекусить!
– Точно. Лена, наверное, уже приготовила вкуснейшую уху из пойманной мной рыбы!
Всегда готовый присоединиться к трапезе, Бим вскочил со своей лежанки, и… Началось непонятное.
«Опасность! Опасность!» – кричал голос Лены из динамика телевизора. Все, в том числе и Лена, принялись, выглядывая в окна, пытаться разглядеть, что же может угрожать «летучему дому». Словом «опасность» было задумано выражать неизвестную неприятность, не подходящую под другие выражения. Но, сколько не всматривались друзья в гладь неба и моря, сколько не напрягали зрение и слух, никакой неприятности видно не было.
– Возможно, мы находимся в зоне действия одной из радиоволн, на которую неправильно (а может и правильно) реагирует наша антенна, – догадался изобретатель.
Звук телевизора убавили. Бим скулил и бегал по всему дому, будто пытался объяснить нечто, известное ему одному.
– Ну-ка, пойди сюда! – подозвал его изобретатель. – Опять что-то проглотил?
Достав из своего портфеля какие-то микросхемы, транзисторы, резисторы и ещё кучу всяких штучек и тут же что-то смастерив, Клюев радостно воскликнул:
– Ну вот, мой детектор указывает на присутствие в атмосфере нашего дома постороннего излучателя радиосигнала! И этим посторонним излучателем является Бим.
– Бим?! – спросили в один голос Миша и Лена.
– Да. Если бы не наша задумка с сигнализацией, мы бы так и не узнали о том, что внутри нашего Бима находится некое радиоустройство Вот, видите, когда я подношу прибор к боку собаки индикатор зашкаливает?
Ощупав несопротивляющегося четвероногого друга, Клюев, наконец-то, обнаружил «жучок» чуть больше спичечной головки. В два счёта достав его и обезвредив, изобретатель убедился крики Лены из динамика прекратились.
В благодарность Бим облизал лица всех присутствующих.
26
Попадая в иное измерение, человек, которого принято называть здравомыслящим, практически всегда сходит с ума. Другое дело, когда человек этот никогда и не считался здравомыслящим. Вспомнить хотя бы одного из честнейших рыцарей (к сожалению, не нашего столетия) – Дона Кихота Ламанчского. Угрожала ли ему сумасшествием встреча со всем реально сумасшедшим миром, очень далёким от его измерений? Правильно, нет! Будь тот же самый доблестный герой нормальным человеком, он бы, конечно, свихнулся, как свихнулись многие, до и после него, и не оставили на Земле следов своего присутствия.
Трое суток, несмотря на приличную скорость «летучего дома», кроме неба и моря не было видно ровным счётом ничего. Запас пресной воды практически иссяк. Клюев сконструировал аппарат, преобразующий облачный пар в воду, но, как нарочно, на небе не было ни облачка. Пробовал он и морскую воду переделывать в питьевую. И извлекал из воздуха. Но капель, добытых за сутки, не хватило и на кофеварку.
Мысль об ином измерении – сферу влияния которого, естественно, невозможно было измерить – поселилась в мозгу изобретателя ещё в тот день, когда в Биме был обнаружен «жучок». Вечером, когда Клюев решил повторно испытать свой новый детектор радиоволн, он был поражён полным отсутствием, вообще, каких бы то ни было сигналов. Клюев прекрасно знал – такого быть не может! Волны должны иметься всегда. Их отсутствие говорит либо об испорченном измерителе, либо об ином измерении. О неисправности прибора Клюев даже не думал. Наипростейшая схема, как дважды два, не могла иметь иного значения, чем исправно.
– Где же остров, Прохор? – в сотый раз спрашивал Ромашкин. – Пусть даже не «бананового магната». Хоть какой-нибудь островок!
– Не знаю, – признавался Клюев. – Ни по солнцу, ни по звёздам разобраться не могу. Созвездия здесь какие-то неизвестные. В это время года обычно созвездие Льва и Девы должно указывать направление… А тут их, вообще, нет, а, созвездие Рыб, почему-то, – пожалуйста!
– Что ты этим хочешь сказать? – встревожился ещё больше Миша.
– Не знаю, не знаю что случилось…
Продолжая смотреть в окна, путешественники видели, как всё вокруг постепенно приобретает более отчётливые очертания. Будто кто-то повысил резкость всего видимого. Появилось такое ощущение, что пейзаж распадается на миллиарды микрочастиц, на молекулы, атомы, протоны, нейтроны… Казалось, в этом немыслимом «пространстве» можно запросто разглядеть, услышать, прочувствовать, как световые кванты, гуляя по раздробленной на микрочастицы материи и вне её, встречаясь, приветствуют друг друга добрыми улыбками. Краски мешались. Послышались отчётливые шаги резонанса. Потом всё слилось воедино. Время застыло. Как будто сам «летучий дом», сделавшись меньше любого атома, проник в одну из выросших перед домом, открывшихся молекул и поплыл внутри неё, невидимым кварком, по неизвестному маршруту.
Молчание длилось долго. Даже Бим, проникнувшись всем своим чутким собачьим уваженьем к «нереальному таинству», молчал тише самой немой рыбы.
– Где мы? – первой разорвала тишину Елена.
– Хороший вопрос, – пробормотал изобретатель. – Но, боюсь, я пока не готов найти на него нормального ответа. В моём портфеле, к сожалению, нет таких приборов, которые умели бы объяснять эти неизвестные явления. Судя по моим внутренним ощущениям, ничего страшного не происходит. И собака неплохо реагирует на обстановку. Остаётся только ждать. Мы бессильны…
– Смотрите! – крикнул Миша.
Лена и Прохор обернулись и посмотрели в ту сторону, в которую указывал Ромашкин. Вдалеке, между синими и розовыми разводами, всё отчётливее и отчётливее вырисовывалось жёлто-зелёное пятно. Оно росло и приближалось. Клюев пытался уравновесить свою умственную деятельность. Следует признаться, получалось у него не очень.
– Сигнализация наша не работает. Мой измеритель силы притяжения отключился. Солнечная батарея перестала давать заряд. Печка не гаснет – кислород в норме. Температура воздуха самая благотворная. Вредное напряжение в атмосфере отсутствует. Очень похоже на полный обман зрения, искажение реальности? Или, наоборот, – реальность не искажённая привычной видимостью?
– Такое ощущение, – сказал Михаил. – Что здесь видишь то, что в обычном мире можно увидеть только закрыв глаза.
– Верно подмечено! Будто какие-то лучи подсвечивают для нас энергетическое поле всей окружающей нас материи. По-моему, мы на пороге великого открытия!
Ромашкин вздохнул.
– Это хорошо. Плохо – если открывать это открытие будет не для кого…
А пятно приближалось. Размер его увеличился уже настолько, что на нём можно было различить наличие других более ярких, жёлто-зелёных, синих, красных и серых пятен. Густеющее красками пространство сгущалось всё сильней. Темнело. Чем темнее становились размытые краски окружающего, тем ярче и отчётливее делались отдельные пятна на растущем приближающемся пятне.
– Вы уверены, что это не бермудский треугольник? пытаясь не дрожать, спросила Лена.
– На сто процентов нельзя быть уверенным ни в чём. И всё же, думаю, Бермудскими островами тут не пахнет. По крайней мере, выбросов метана не ощущается.
Вскоре стало совсем темно. Контуры пятна приобрели конкретную форму.
– Похоже, «туман» рассеялся и, в назначенный час, наступила ночь, – предположил Клюев. – Это говорит о том, что всё не так уж и плохо! Предлагаю, всем отправляться ко сну. Кто знает, может быть, с возвращением солнца иное измерение развеется как сон.
– Я согласен, – кивнул Михаил.
– Мне в эту ночь точно заснуть не удастся, – пожаловалась девушка.
