скачать книгу бесплатно
Гроссмейстер
Анатолий Арамисов
Он пережил страшную трагедию и перестал разговаривать. Но беда не приходит одна – мальчик попадает в детский дом, где царят суровые нравы. Однако невзгоды судьбы не сломили Сашу. Он обнаруживает в себе огромный талант шахматного игрока. Но его первая любовь играет с ним злую шутку…
Гроссмейстер
Анатолий Арамисов
© Анатолий Арамисов, 2017
ISBN 978-5-4485-3435-5
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Гроссмейстер
Повесть
Глава 1. Подкидыш
Зрительный зал ахнул, а затем шумно выдохнул, когда тринадцатилетний юноша подставил под бой свою самую главную и сильную фигуру. Этот ход, отразившись на электронной демонстрационной доске, заставил отвлечься от своих партий всех участников международного шахматного турнира. Умудренные опытом турнирные волки с удивлением смотрели на новоявленного вундеркинда, чей стремительный взлет стал главной темой для спортивной прессы последнего времени. Саша Савельев, так звали самого юного мастера страны, не спеша поднялся из—за столика, бросил взгляд на демонстрационную доску, потом в зрительный зал, кому—то улыбнулся и стал медленно расхаживать по сцене. Его соперник, маститый гроссмейстер с мировым именем, обхватил голову руками и надолго задумался. Главный судья турнира вышел на край сцены и поднял руки, чтобы зрители успокоились, прекратили шум. Но люди, на глазах которых происходило шахматное чудо, не внемли укоризненному взгляду арбитра. Ведь все знали, что выиграй Саша сегодняшнюю партию, он становился самым молодым гроссмейстером в истории шахмат. До конца соревнования оставалось два тура, юноше для достижения заветной цели надо было набрать хотя бы очко. Многие на его месте не стали бы рисковать, сделали пару ничьих без особой нервотрепки. Но все знали – Савельев всегда играет только на победу. В любой ситуации, в любом положении.
Журналисты, перехватив улыбку вундеркинда, пытались определись, кому она была адресована. Их внимание привлекла скромно одетая девушка в больших очках, сидящая с краю на десятом ряду. Светловолосая, с большими зелеными глазами, ей можно было дать лет шестнадцать. Одета в черное платье чуть ниже колен, в руках она держала большую книгу. Время от времени девушка листала ее, ненадолго задерживалась взглядом на странице; было видно, что содержание книги ее мало интересует, она поднимала голову и застывала взглядом, изучая положение на демонстрационных досках. Один из репортеров подошел к ней, наклонился и задал какой—то вопрос. Девушка улыбнулась, ответила. На второй вопрос журналиста отрицательно покачала головой, и тот сразу отстал.
– Кто это? Кто? – зашептали зрители, обратив внимание на девушку.
– Наверное, подруга жизни будущего гроссмейстера… Гёрлфренд, по—современному, – насмешливо бросил молодой высокий парень, жующий жвачку. Он давно заметил эту симпатичную блондинку, с самого первого тура и даже подходил к ней, пытаясь познакомиться. Но девушка вежливо отшила ухажера.
– Да что—то рановато ему иметь подругу-то… – озадаченно прошептал его сосед, седовласый гражданин с орденскими планками на груди. – Тринадцать лет всего парню.
– Сейчас новая акселерация, дедуль! – воскликнул парень. – Видел вчера передачу по телику. О том, как в одиннадцать лет уже рожают у нас. Так то!
– Что творится… Мать честная! Неужели? – громким шепотом воскликнул старик. – Нет. Вряд ли. Этот парень серьезный, видишь, как здорово в шахматы играет. Новым Фишером журналисты зовут.
Табло перед сценой вновь вспыхнуло словами: «Просим соблюдать тишину!» Дедуля крякнул, приложил руку к губам. Молодой человек скривился и произнес:
– Да этого нового Фишера сегодня разделают под орех! Сейчас гросс возьмет ферзя, у Савельева есть какие—то шансы на атаку, но вряд ли их хватит, чтобы заматовать короля черных. Проиграет сейчас он, как пить дать!
– Посмотрим, цыплят по осени считают… – ответил седовласый любитель. Достал карманные шахматы и стал передвигать на них маленькие фигурки. Он явно болел за Савельева. Молодой человек искоса наблюдал за ним, хмыкал, всем видом давая понять, что уж он то разбирается в древней игре куда лучше простых любителей. Ему было нелегко признаться в том, что пару лет назад этот пацан разгромил его позицию в пух и прах, поставил мат и лишил возможности получить звание мастера. Поэтому молодой человек наоборот, симпатизировал опытному гроссмейстеру, противнику Савельева, желая, чтобы тот обязательно наказал «выскочку», не дал ему шанса вырвать заветное очко. Он снова покосился на карманные шахматы соседа и, не выдержав, ткнул в них пальцем.
– Ну что вы, право, так слабо защищаетесь! Черные могут перебросить своего короля на другой фланг, а не стоять на месте, ожидая гибели! Великий немой, скорее всего, не учел эту возможность!
– Великий немой? Савельев? Почему немой? – удивленно повернулся к нему старик.
– А вы разве не знаете? – насмешливо спросил юноша.
– Нет… – озадаченно протянул ветеран.
– У него кличка такая. Дело в том, это этот Савельев не разговаривал до девяти лет. Вообще.
– Как это? Почему?
– Точно не знаю. Что-то у него в детстве произошло. То ли уронили на пол, то ли сам упал… – небрежным тоном произнес несостоявшийся мастер.
– Первый раз слышу о таком случае… – произнес пожилой любитель шахмат. – И как он заговорил после стольких лет молчания?
– Тоже неизвестно. Темная история. Связано с каким-то потрясением. Этот Савельев загадочная личность. Из него журналистам ничего так и не удается вытянуть. Интервью не дает. Куда девает приличные гонорары, выигранные в турнирах – тоже неизвестно. Ни квартиры своей, ни машины, ни одежды хорошей, модной.
– Да рано ему иметь свою квартиру, машину! – прошептал старик. – Родители то на что? Им все деньги и отдает.
Молодой человек взглянул на ветерана с чувством превосходства, улыбнулся, сделал театральную паузу.
– Дело в том, что нет у него родителей. Он детдомовский. У него в детдоме была еще одна кличка: «Герасим».
– Да вы что? – старик был явно потрясен. – И он там живет все тринадцать своих лет?
– Непонятно. В последнее время по слухам он обитает явно не в детдоме. Вроде как у приемных родителей. Но я точно не знаю.
Старик хотел что-то ответить, но рядом зашикали соседи по залу, а главный судья в упор смотрел на них и укоризненно качал головой. Седовласый любитель покраснел от смущения и снова уткнулся взглядом в свои маленькие фигурки.
А на сцене соперник Савельева по-прежнему не решался сделать ход. Заманчиво было взять целого ферзя, а потом отбить атаку мальчишки и вписать в свою строчку турнирной таблицы весомое очко. Это было не просто очко, не просто красная единичка, а с пару десятков тысяч долларов дополнительных призовых. Которые были сейчас позарез нужны. Чтобы расплатиться с карточными долгами, принести в семью, к жене и двум дочерям приличные деньги, которых хватило бы на несколько месяцев. Он раз в минуту поднимал голову, смотрел на своего соперника; тот то расхаживал с уверенным видом по сцене, то садился вновь на свое место и внимательно изучал положение на доске. Иногда соперники встречались взглядами, и тогда гроссмейстер непроизвольно вздрагивал. Он никогда в жизни не видел таких серьезных, взрослых глаз у тринадцатилетнего пацана. Как будто тело парня и глаза прожили отдельную друг от друга жизнь. Телу было тринадцать лет, а глазам минимум семьдесят. Холодок недоброго предчувствия пробегал по спине маститого шахматиста. Он тотчас отводил взгляд и минуты три приходил в себя, стараясь сосредоточиться на позиции. Это ему удавалось с трудом.
«Чертовщина какая-то. Такое впечатление, как будто парень ненормальный. А он и в самом деле такой. В его возрасте никто так сильно не играл. Не удивлюсь, если он через пару лет станет чемпионом мира. Хотел же сегодня попроще с ним, а вот какую карусель закрутил. Брать ферзя? Нет? Если не брать, смеяться все будут после игры. Мол, струсил. А взять – есть шанс продуть в невероятно красивой борьбе. Наверное, лучше брать. Тогда уж точно эта партия войдет в историю. И я в нее вляпаюсь. Если не выиграю. Неужели он все рассчитал? Не верю. Надо еще поразмышлять. Или проверить его, заставить задуматься, потратить время?»
На сцене заканчивались одна партия за другой. Пару встреч были результативными, остальные безликие ничьи. Предпоследний тур, многие, потеряв шансы на высокие призовые, решали не тратить силы и нервы. Но никто из участников не уходил со сцены. Они сгрудились в пяти метрах от столика Савельева и с интересом наблюдали за его игрой. Мало кто в зале обращал внимание на девушку, сидящую с краю на десятом ряду. Лишь сосед старика, молодой повеса, по-прежнему жующий жвачку, кидал на нее многозначительные взгляды. Она ему явно нравилась. Внезапно молодой человек увидел, что место рядом с девушкой освободилось. Очередной «старпер» – любитель, встал, и кряхтя потопал к выходу. Наверное, в туалет.
Это шанс, решил повеса, поднялся и пошел к предмету вожделения. Девушка метнула на него быстрый неприязненный взгляд, но ничего не сказала. Молодой человек уселся рядом с ней, ухмыльнулся и, поерзав на стуле, начал разговор.
– За кого болеете, мадмуазель? – с французским прононсом произнес последнее слово повеса.
Девушка молчала.
– Ну ну. Не хотим общаться, я так понимаю? – развязно продолжал молодчик. – Жаль. Я, как шахматный мастер, мог бы вас посвятить в тайны любой позиции на сцене.
– Вы не шахматный мастер. Вы лжец! – не глядя на повесу, тихо произнесла девушка.
Молодой человек хотел что-то ответить, но сильный шум в зале заставил его растерянно посмотреть на сцену. Любители шахмат зашипели со всех сторон.
– Гроссмейстер предложил Савельеву ничью! Не хочет брать ферзя! Проверяет его! Вот это да!
Саша Савельев, услышав неожиданное предложение соперника, внимательно посмотрел в зал. На край десятого ряда. Девушка сделала умоляющее выражение лица и даже сложила ладошки перед грудью. Повеса захихикал.
– Правильно! Пускай соглашается! Лучше синица в руках, чем журавль в небе! Сегодня пол очка, а завтра игра с самым слабым участником турнира. Уж наверняка минимум ничью сделает.
Саша смотрел на девушку, на повесу, как будто происходящее на доске не волновало его. Потом повернул голову, встретился взглядом с противником и громко произнес:
– Нет! Я играю на победу. Продолжим!
Зал снова ахнул. Маститый гроссмейстер вздрогнул, выпрямился на стуле и решительно взял ферзя Савельева.
– Ну, дурак! Идиот! – воскликнул любитель жвачки. – Куда ты прешься на победу? Великий немой, ты сильно прогадал! Теперь тебе, Герасим, хана!
В этот момент лицо девушки вспыхнуло краской, она резко поднялась и со звоном ударила молодчика ладонью по щеке. Удар был силен, слюни брызнули из влажного рта ловеласа во все стороны. Зрители громко вскрикнули. Девушка стремительно пошла на выход, у дверей ее пытался задержать охранник, но она оттолкнула его, обернулась и укоризненно посмотрела на Савельева. Охранник снова протянул к ней свои лапы, но девушка увернулась и выпорхнула прочь из зала.
Саша Савельев проводил ее взглядом, быстро сделал свой ход, поднялся и ушел за кулисы. В фойе театра, где проходил турнир, было пустынно. Поэтому практически никто не видел, как он догнал девушку у выхода на улицу, задержал ее, схватив за локоть.
– Почему ты ушла, Лена?
– Как будто ты не знаешь? – гневно выкрикнула девушка. – Мы же с тобой договаривались!
– Ну и что? Я изменил свое решение! Могу я передумать или нет?
– Нет, не можешь! Ты и так уже зашел слишком далеко! Это становиться очень рискованным, как ты не понимаешь? Пусти меня!
Лена с силой рванула свою руку, Савельев по инерции качнулся вперед и едва не упал. Из рук девушки выпала книга. Блондинка повернулась и быстро пошла прочь.
– Возьми книгу, Лена! – выкрикнул парень.
– Сам ее таскай! – не оборачиваясь, произнесла девушка.
Саша тяжело вздохнул, нагнулся, поднял книгу с земли, ладонью провел по обложке, стирая асфальтовую пыль. Он долго смотрел вслед Лене, пока ее фигурка не скрылась за поворотом. Вернулся в фойе, подошел к одиноко дремлющей гардеробщице.
– Можно я на пару часов оставлю у вас эту книгу? – спросил Савельев.
– А что, милок, тебе тяжело ее носить?
– Вроде того… Пожалуйста! Вот, возьмите.
Саша достал из кармана купюру в пятьсот рублей, протянул ее ошарашенной женщине, повернулся и пошел в сторону служебного входа. Спустя минуту гардеробщица услышала из зала новый удивленный вздох публики. Она не могла видеть, как кандидат в гроссмейстеры подошел к своему столику, и, не делая хода, произнес, обращаясь к противнику:
– Предлагаю ничью!
Маститый игрок со злостью ответил:
– Нет, поздно! Теперь я играю на выигрыш!
Саша вздохнул, записал на бланке ход гроссмейстера, наклонился вперед, подпирая подбородок скрещенными руками и надолго задумался. Его ответный ход был очевиден, но он почему-то не делал его. Никто из зрителей даже и близко не догадывался, какие мысли сейчас бродят в голове юноши. Под мерное тиканье шахматных часов Саша Савельев вспоминал…
…Я даже не знаю, почему это произошло. Мой маленький счастливый детский мир обрушился в одну секунду. Папа и мама. Самые дорогие люди в мире. Самые мои родные. Как я вас любил, это никто не может представить. Вы оставили меня в машине на заднем сидении, заперли двери и пошли в магазин купить мне мороженого. Было жарко, я начал капризничать и просить мороженое еще полчаса назад. Магазин находился на другой стороне дороги, и вы пошли вперед, чтобы пересечь ее по пешеходному переходу. Вы не видели, как сзади на огромной скорости несется машина красного цвета. Перед вами остановился грузовик, чтобы пропустить пешеходов на зебре, а машина цвета вашей крови вильнула влево, не сбавляя ход. От удара вы, мои мама и папа, взлетели вверх и в сторону, попали на капот белой машины встречной полосы. Эта машина стала тоже красной, потом она вильнула вправо, врезалась в большую фуру и загорелась. Вы упали под фуру, которая раздавила вас как танк гусеницами. Но, наверное, вы уже не чувствовали боли. Я не мог прийти вам на помощь, двери были заперты, а выбить стекло мне не удалось. Мне было всего пять лет, слабенькие руки, а стекло крепкое.
Потом я смотрел, как останавливались машины, люди сбегались к белой машине и фуре. А красная, которая вас убила, она уехала прочь. Но я помню ее, до мельчайших штрихов и подробностей, у ней сзади был разбит левый стоп-сигнал, а на приспособлении, называемым форкопом, напялена голова клоуна в желтом колпаке. И номер я запомнил. Но не мог его назвать, произнести спустя двое суток, когда меня наконец-то заметили случайные прохожие, жители этого места, где все произошло. Я забыл, как это делать – говорить.
Оперативный дежурный отделения полиции маленького городка в Подмосковье ленивым жестом снял телефонную трубку. Зевнул, прикрывая ладонью рот с желтыми прокуренными зубами. Сонным голосом произнес:
– Капитан Козлов слушает…
На другом конце провода раздался взволнованный женский голос.
– Товарищ капитан! Это говорит продавец из магазина продуктов! На улице Стаханова, 23. У нас тут недалеко стоит машина. Уже два дня. А внутри нее сидит маленький мальчик. Я подходила, смотрела. Спрашивала, как его зовут? Он не отвечает. Машина заперта!
– Ну и что? Родители оставили, скоро придут и уедут… – вяло ответил Козлов, а про себя подумал: «Не повезло. Придется ехать, наверное, разбираться…»
На том конце трубки замолчали. Потом женщина, справившись, видимо, с легким потрясением от безразличия представителя властей, затараторила.
– Да что вы такое говорите, товарищ капитан? Как они могли уйти на двое суток и оставить ребенка? Может, это те, которые погибли здесь в аварии? Мне рассказывала сменщица, в тот день она работала в магазине. Вы приезжайте обязательно, разберитесь! А то мальчик умрет с голода, вам же будет хуже!
Последний довод был убедителен. Козлов вздохнул, поправил фуражку, встал с телефонной трубкой.
– Ваше имя и фамилия?
– Клава. Клава Румянцева я! Продавец, живу недалеко.
– Хорошо, Клава. Едем.
Капитан положил трубку на аппарат. Потянул вверх руки и снова зевнул. Нажал на кнопку пульта. Внутри щелкнуло, зашипело, раздался голос.
– Лейтенант Востриков слушает.
– Востриков… вот что… Бери машину, езжай к магазину на Стаханова, 23. Оттуда баба звонила, продавец продуктового магазина. Говорит, что рядом машина двое суток стоит с пацаном в салоне. Разберись, что к чему. Доложишь мне лично. Понял?
– Так точно, товарищ капитан!
– Действуй!
Капитан Козлов снова сел на стул, прислонился головой к стенке, закрыл глаза. Он вчера принял лишнего, отмечая возвращение из отпуска. Голова гудела, руки предательски дрожали. Был уже поздний вечер, все сотрудники разошлись по домам, в коридорах стояла тишина. Козлов задремал.
Спустя полчаса его разбудил телефонный звонок. Капитан чертыхнулся, потянулся к телефону и, потеряв равновесие, едва не упал.
– Оперативный дежурный слушает!
В трубке раздался голос лейтенанта Вострикова.
– Товарищ капитан! Баба права оказалась. Всё так! Тут пацан в машине запертый сидит. Смотрит как-то странно. Вокруг никого нет. Машину не открыть, нужны ключи. Или спец по этому делу.
– Где я тебе возьму спеца по вскрытию тачек в это время? Все дрыхнут уже давно! Мать твою! Давай, дождемся утра, как говорится, утро вечера мудренее…
– Товарищ капитан! Да пацан… тово… как бы не сдох. Продавщица говорит, что больше двух суток там сидит. Без воды и пищи. Вон, едва голову держит.
Капитан грязно выругался, стукнул по столу кулаком.
– Ну так тогда разбей стекло у машины, вытаскивай пацана и дуй сюда! Что мы с ним будем делать – не знаю! Первый раз на моей службе такой случай! Номер машины запиши! Выполнять!
– Есть!
Спустя полчаса у дверей отделения раздался шум. Запыхавшийся лейтенант тащил за руку маленького мальчика. На лбу ребенка была большая кровоточащая царапина, рубашка порвана в двух местах. Капитан поднялся со стула, шагнул им навстречу.
– Таааак! Ну и красавец! Чё он весь в крови-то! – рявкнул Козлов.
– Так вы сказали – вытаскивай через окно. Я его разбил, а двери все равно не открывались. Пришлось тащить. Еле справился, он упирался. Укусил меня за руку. Вот, в итоге порезал лоб и рубаху порвал.
