скачать книгу бесплатно
– …Нам такой пидарас не нужен, а вот с квартирами и машинами нам надо бы разобраться, – держала речь Зина, – и неплохо бы, чтобы Ваше предприятие выделило нам их в первоочередном порядке, как пострадавшим от Вашего работника.
– Девочки, – пытался урезонить их Филька, – это совершенно исключено…
И вдруг какая-то из девочек, увидев в дверях меня, взвопила:
– Вот он, засранец!!!
Реакция у меня сработала быстрее, чем у лётчика, свалившегося в штопор. Задним ходом я пулей вылетел из кабинета в приёмную и даже успел припереть дверь перед разъярённой толпой двухтумбовым столом секретарши. В дверях приёмной я чуть не сшиб с ног Негодяя, но времени на извинения не было, я ринулся к выходу из конторы. Остановившись перевести дух на крыльце, я с изумлением услышал, как из окна приёмной доносятся дикие вопли, а вся контора сотрясается от страшных ударов. Оказывается, мои кандидатуры, снесли мою баррикаду и, выскочив в приемную, в азарте и ненависти приняли первую попавшуюся мужскую фигуру Негодяевича за мою фигуру. Негодяй был повален на пол и беременные девочки обрушили на него всю злобу на меня.
– Мама! Мамочка!!! – криичал Негодяй Негодяевич.
Филька, видимо, с любопытством наблюдавший за избиением, вдруг обнаружил ошибку и закричал:
– Девочки! Вы не того избиваете!!!
Контора перестала сотрясаться. Из окна приёмной доносилось возмущённое кудахтанье Негодяевича:
– Вы что, совсем не видите кого бьёте?
– Всё равно, всех вас мужиков надо удавить, пока гадости не натворили, а то потом поздно будет, – донесся из окна приёмной голос Зины.
– Значит, тогда и Вашего сына удавить надо, пока не натворил гадостей, – задал провокационный вопрос Филька.
– Надо бы… – процедила Зина.
От этого у меня ёкнуло сердце и я побежал, куда глаза глядят.
Я перешёл на полулегальное положение, ибо, и на работе, и в общаге появляться стало опасно для жизни и здоровья: в общаге был выставлен вооруженный шваброй пост, а возле моей каптёрки стоял пост, вооружённый ломом.
Кандидатуры шастали толпой по посёлку и шараге, будоража публику. В посёлке и шараге собирались толпы жителей и обсуждали невероятное происшествие, которого здесь отродясь не случалось.
Негодяй Негодяевич, которого кандидатуры основательно достали, прятался при их появлении под стол или запирался в сортире.
Взбудоражив посёлок, беременные кандидатуры переключили свою деятельность на райцентр, где посетили райком партии, райсовет, райисполком, райпрокуратуру. Везде они поднимали ребром вопрос о немедленном выделении им квартир и бесплатной передаче машин. После их визитов эти должностные лица тоже стали прятаться под стол и запираться в сортирах.
Я, то жил в теплотрассе, то прятался по заброшенным балкам, то порой пускали из мужской солидарности в свои балки мои сослуживцы. Порой, я пытался сделать разведку в районе РММ или общаги, но, видимо, где-то находились наблюдательные посты моих кандидатур, ибо при моём появлении немедленно выдвигался вооруженный тяжёлыми предметами передовой отряд, заставлявший меня поспешно отступать. Иногда я выпазил в конспиративную столовку, которую не могли знать охотящиеся за мной кандидатуры, где собирал объедки и оперативную информацию о деятельности беременного отряда.
…Я обратил внимание на этого парня в столовке сразу. Он явно был не местный, ибо все местные приходили в столовку со своими ложками, вилками, стаканами, так как все это из столовки давно утащили сами же посетители. Этот пришел без «шанцевого инструмента» и все время подозрительно смотрел на меня. Как-то незаметно он оказался рядом со мной и заговорщицки прошептал:
– Пол, у меня к тебе дело на тысячу рублей…
Сумма меня заинтересовала, мы разговарились. Костя, – так звали парня, – был корреспондентом областной молодёжной газеты. Редакция газеты, услышав о сногосшибательном событии, героем которого я стал, поручила Косте написать обо мне статью. корреспондент собрал обо мне кое-какой материал и теперь собирался взять интервью у меня.
Этого мне не хватало! Мало того, что осрамился на весь район, теперь на всю область опозорят!
Я стал просить Костю не делать этого, но Костя был непреклонен. Поэтому я потихоньку смылся и перешёл с полулегального на полностью нелегальное положение. Теперь я вылезал из своих убежищ только ночью.
И вот, в одну из таких ночей я наткнулся на газету…Тут надо пояснить, что почтовых ящиков в посёлке почти не было: их либо сорвали малолетние озорники и взрослые хулиганы, либо не вешали, чтобы не посрывали малолетние озорники и взрослые хулиганы. Газеты засовывались во всевозможные щели балков, откуда их малолетние озорники и взрослые хулиганы снова изымали их, а поэтому газеты валялись по всему посёлку. Вот на одну из таких газет я и наткнулся. А в ней наткнулся на аршинный заголовок газетного подвала: «Буревестник сексуальной революции». Даже при свете луны я рассмотрел упоминание в статью обо мне и поспешил к источнику света поярче. Статью я прочёл одним залпом и после долго не мог прийти в себя.
Статья была просто обалденная!!!
Что в ней было точно – моя фамилия, имя, отчество, дата рождения и место, где произошло со мной невероятное событие. Остальное было просто фантастикой и со своей перепиской с кандидатурами я выглядел, по сравнению с тем корреспондентом, просто очень бледно.
Как следовало из статьи, я родился в тюремной больнице и родителей своих не знаю, они, наверное, опасные рецедивисты. Узнали бы мои мама с папой, в какой ранг возвела их газета, они бы упали в обморок и лежали бы долго-долго (и некому было бы записку написать, чтобы в чувство привели).
По информации, даваемой в газете, я воспитывался в детдомах, потом в Суворовских училищах, потом служил в Афгане. По версии газеты, я состоял в спецназе, выполнял особо опасные и особо секретные задания, был ранен, пленен, но сумел бежать, угнав самолёт и кучу секретных документов…
Я не выдержал и расхохотался. Это ж надо такое придумать! Я же от армии всеми правдами и неправдами косил. Папа военкому сортир на даче чистил, мама нянчила пять внуков военкома. Еле отвертелся от армии…
Моя биография становилась всё более захватывающей. Оказывается, я уже дважды побывал на ударных комсомольских стройках. Причём, не только в Кемеровской области, куда я так и не доехал, но и почему-то на БАМе, куда я ехать и не думал.
А дальше шло самое интересное.
Вот как Костя объяснил мои невероятные приключения с кандидатурами.
Оказывается, мой лозунг в личной жизни: «Любовь без ханжества и меркантильных интересов!» И я своими поступками стремлюсь претворить этот принцип в жизнь. Я связался с Просей не по пьянке, а чтобы все увидели в этой непомерно полной женщине «не только кладовщицу, но и женщину». (Неплохо придумал, корреспондент!). А с кандидатурами, с которыми меня свёл кооператив «Счастье», я поступил так оригинально не по бытовой глупости, а чтобы проучить, по моим словам, «алчущих материальных выгод и прикрывающих святым чувством грязные меркантильные интересы».
Какая интересная и полезная мысль!
Из статьи я понял, что корреспондент не постеснялся порыться в моих личных вещах, брошенных в общаге, в частности, в письмах моих кандидатур. Многие фразы из них, якобы, исходившие от меня, были приведены дословно.
– Чего стоят уверения в любви такой дамы, которая пишет: «Хата есть, тачка есть – нафига нам дети!?» – вопрошал я в статье журналиста.
Здорово! (Хотя в чужих вещах рыться нехорошо…)
Оказывается, случившийся скандал стал следствием того, что я решил наказать таким образом «зарвавшийся в своей алчности особ».
– Я отомстил любовью за любовь! – говорил, по словам корреспондента, я.
– Но это же любовный экстремизм! – воскликнул корреспондент.
– Любовь настолько беззащитна, что защищать её оправдано любыми средствами, – изрёк я, со слов корреспондента.
– Но согласись, Пол, ты любовный экстремист! – настаивал журналист.
– Нет, это уж слишком политизировано и вульгарно, – возражал, якобы, я, – я «буревестник сексуальной революции».
Я читал и балдел. Я и не думал, что можно так красиво врать!
Мне только было непонятно – зачем это понадобилось журналисту?
Однако, дочитав статью, до меня начали доходить причины моего героического поведения.
«Вот ещё одна статья нашей дискуссии о моральных критериях отношений мужчины и женщины. Как видите, не так всё просто в этой деликатной сфере. Даже, казалось, вопиющие факты аморализма имеют под собой благородные побуждения, которые реализуются не совсем обычным способом. Добавлю от себя, что несколько лет назад сам автор статьи попал в аналогичную ситуацию, движимый такими же чувствами, как и наш герой….»
Ах, вот оно что! Оказывается, Костя кобель хороший и ему требовалось оправдание своих грехов на моём примере. И, ведь, здорово получилось!
Настроение моё резко поднялось, ибо под моим аморальным поведением появилось хорошее моральное оправдание, а моё раздолбайство стало окрашиваться в героические тона.
А буквально на следующий день я узнал, что все мои кандидатуры загремели в больницу. По официальной версии их повалил токсикоз беременности. Но, по моему, им просто дурно стало от статьи про «буревестника сексуальной революции».
И я рискнул появиться в шараге. Едва я вступил в её пределы как ощутил на себе восторженное внимание своих сослуживцев. Ко мне спешили поздороваться даже те, кого я впервые видел. Прекрасная половина нашей шараги дружно высыпала из всех кабинетов и так же дружно строила глазки.
А я шагал по лужам и грязи, гордо расправив плечи, будто крылья, как и подобает буревестнику. Физиономия моя была небрита, одежда местами превратилась в лохмотья, что придавало мне вид бывалого партизана сексуальной революции.
В моей каптёрке РММ я обнаружил букет цветов. Как пояснили балдежники, их принесла Прося, которая пришла в умиление от статьи в газете и пребывавшая в гордости от того, что была близка с таким героем, как я.
Вобщем, встретили меня воистину, как героя. Какая сила у печатного слова: из глупости – подвиг сделать!
Я почивал на лаврах, подаренных мне ни за что озорным корреспондентом, когда вдруг зазвонил телефон прямой связи с шефом.
– Это кто? – услышал я в трубке голос шефа, – Буревестник? Лети – ка ко мне!
Настроение моё упало. Я вспомнил, как отдубасили мои кандидатуры Негодяевича, и опустил крылья и клюв.
Но Негодяевич и сидевший в его кабинете Филька, были настроены вполне дружелюбно и повели разговор о моём незамедлительном увольнении, дабы в моём лице устранить источник небывалых потрясений.
– Я то с радостью! – откликнулся радостно я, – но у меня же договор на три года с Вами…
– Фу, балбес! – воскликнул Негодяевич, – нафиг ты сказал, я бы тебя и так уволил.
– Да, может, договоримся… – растеряно спросил я.
– Конечно договоримся! – воскликнул Негодяй, – и многозначительно переглянувшись с Филькой закончил, – с Главным инженером…
А Главный инженер, выведя меня в коридор разъяснил условия договорённости:
– Ящик коньяка…
И добавил как всегда:
– Месячный отчёт и итоги соцсоревнования тоже…
Настроение совсем испортилось: где взять ящик коньяка, а вернее, на какие бабки?
Коллективная эйфория по поводу выхода статьи в свет и появления героя статьи на людях улеглась, и вновь потянулись гнусные трудовые будни. Опять водилы с их вечным отсутствием запчастей, опять ходить подписывать кучу всяких нарядов и накладных в контору, опять со своими проблемами кто-то поспать в рабочее время не дает. И главное – никак не пойму, где же и как найти ящик коньяка!
Зайдя к Филькину подписать какой-то лист, я застал Главного инженера слегка «под шофе» болтающим с некой «лапочкой» по телефону. И вдруг вспомнил свой первый инструктаж Гаврилыча на рабочем месте. Тот, помнится, поучая составлять наряды, заметил, что никто их не читает, лишь бы подписи все были. У меня в пачке был совершенно чистый бланк наряда, по ошибке подписанный не совсем трезвым Главным бухгалтером Федоровичем. Я и сунул его на подпись Фильки… И Филька, не глядя подписал!
И тут меня осенило! Я знаю как мне найти ящик коньяка!
Прибежав к себе в каптерку, я быстро набросал наряд для балдёжной бригады.
«1. Разрезка газорезом главного инженера Филькина Витольда Ивановича на части длиной 25 см.
2. Складирование частей Филькина Витольда Ивановича.
3. Погрузка частей Филькина Витольда Ивановича для вывоза на свалку.»
Какие расценки я поставил за указанные работы, я уже не помню.
А потом я прибежал к нашему Главному вечно нетрезвому бухгалтеру Фёдорычу.
– Фёдорыч, – заговорщицки прошептал я, – хочешь пари на ящик коньяка?
– Ящик коньяка?! – оживился страдающий похмельем Фёдорович, – а что за пари у тебя?
Когда я изложил Фёдоровичу пари, тот за валидол схватился. Но жажда похмелья взяла верх над страхом дисциплинарного взыскания. «Все равно у тебя ничего не выйдет,» – сказал Главный бухгалтер и поставил свою подпись под составленным мною умопомрачительным нарядом.
У кабинета Фильки я перевёл дух. Филька продолжал по телефону мурлыкать с «лапочкой», – удачнее время не найти!
– Витольд Иванович, наряд подписать, – протянул я сумасшедший наряд Главному инженеру, – Главный бухгалтер уже подписал.
Филька, не отрываясь от трубки поставил свою подпись под нарядом, даже краем глаза не видя, что он подписал!
Я пулей полетел к кабинету Главного бухгалтера. Но Фёдорыч, ожидая неминуемого служебного расследования после подписания такого документа, спрятался в кустах напротив конторы. «Ну ладно, завтра я тебя найду» – подумал я и бросил наряд на стол в своей каптёрке. И ушёл, забыв запереть дверь.
На моё несчастье в балдёжку заглянул Баклушин, уже разрезавший однажды по пьянке новый автобус. Прочитав наряд, он мигом сообразил, что на его основании он может серьёзно нахулиганить безо всяких последствий для себя. И, вооружившись газорезом и нарядом, он отправился к Филькину.
– Иваныч, мастер дал наряд Вас разрезать, – успел изречь Баклушин, но тотчас был схвачен Филькиным за шиворот и отведён в кабинет Негодяевича.
– Опять сукин сын нажрался, разрезать меня пришёл! – возмущённо заявил Филька Негодяевичу.
Шеф обнюхал Баклушина и, не найдя искомого запаха, спросил:
– А в чем, собственно, дело?
– Да вот, наряд мастер дал… – невинно отвечал Баклушин, протянув наряд Негодяевичу.
Негодяевич прочитал наряд и положил под язык валидол.
– Иваныч, – обратился он к Фильке, – ты наряды когда подписываешь, их читаешь?
– Конечно! – воскликнул Филька.
– Ну ещё раз прочитай, – Негодяевич протянул Фильке моё произведение.
Филька прочитал и попросил валидол…
На следующий день я появился в конторе, намереваясь востребовать ящик коньяка и уволиться. Но, едва я вступил на территорию шараги, как почувствовал что-то неладное. Встречавшие меня как-то опасливо косились. Вдобавок ко всему на горизонте вдруг замаячили беременные силуэты моих кандидатур.
Пока я соображал, что происходит и, что мне делать, откуда не возьмись, меня окружили мужики в белых халатах.
– Клизма? – поинтересовался один из них, – Пройдёмте…
Я ещё не понимая, что же, всё-таки, происходит, понял, что надо бежать и рванул, что было сил. Но тотчас на меня навалились мужики в белых халатах. Я дрался и кусался, но был скручен в бараний рог. На меня навалилась чья-то задница, в отчаянии и ярости я хорошо её укусил и взвыл от боли: задница оказалась то моя!
Меня связали и куда-то понесли. Я в ужасе подумал, что эти гады хотят меня сдать моим кандидатурам и заорал на них:
