скачать книгу бесплатно
Сочувствие, которым я проникся к Егору, было настолько глубоким, что казалось, будто губы мои навсегда разучились улыбаться, а рот так и останется навеки открытым, и из него будет вытекать скапливающаяся в нём слюна.
– Давай в челепашек иглать, – предложил Егор.
Я радостно улыбнулся и ответил:
– Давай.
После этого случая, если мне снилась какая-нибудь очередная хрень, я уже не плакал и не воспринимал её всерьёз, потому что теперь точно знал разницу между сном и тем, что родители называли «реальностью». Сон – это что-то, чего не может быть или чего обычно не бывает. Реальность же – это комната, родители, садик, жёлтый трёхколёсный велосипед, Егор с Элей, тётенька-леопард, другие дети в садике, сам садик и всё то другое, что я уже видел и трогал или что мне ещё только предстояло увидеть и потрогать.
Жизнь становилась понятнее и полнее, и с каждым новым открытием я полагал, будто теперь-то уж точно узнал всё, что можно узнать об этом дивном мире. Каждую вещь, каждую сторону бытия я открывал для себя так, словно это была буква на большом белом табло в капитал-шоу «Поле чудес», которое вёл тот усатый мужик с микрофоном. Стоило мне занести руку над утюгом, почувствовать его тепло и из праздного любопытства потрогать его раскалённую подошву, усатый мужик с микрофоном восклицал:
– Откр-р-ройте букву «А»!
– А-а-а-а-а-а-а-а-а-а!!!
«Па-ра-ра-рам, па-па-па-па-а-а рарам!..»
Или, например, если я нечаянно ломал любимую игрушку – скажем, пластмассовую машинку:
– Горечь утраты – в студию!
Или, если мне очень хотелось заполучить то шоколадное яйцо со стойки возле кассы в магазине, а родители в очередной раз напаривали мне голову своим скучным взрослым нытьём про то, что прежде чем получить яйцо, его нужно купить, и что оно дорогое, и что они сейчас не могут его себе позволить:
– Сектор «Каприз» на барабане! Буква?
– У-у-у-у-у-у-у-у-у!!!
И так далее, и далее, и далее, и каждый день как новое путешествие, полное открытий и роскоши познания законов и порядков мира людей.
Когда я привык к садику, жизнь слилась для меня в единый и безмятежный поток. Дома мне было хорошо, в садике мне было хорошо – везде мне было хорошо и радостно. Дома папа учил меня читать и писать. Учился я охотно. Никто в садике ничего подобного делать ещё не умел, и мне очень хотелось стать первым. Я запоминал очертания букв и буквосочетаний скрупулёзно, методично, день за днём, пока в один прекрасный вечер я не прочитал своё первое слово.
– Это что за буква? – спросил папа, указывая синей шариковой ручкой на начало слова, написанного на тетрадном листке в клетку.
– «Ж», – ответил я.
– А это?
– «О».
– А это?
– «П».
– А это?
– «А».
– А теперь всё слово вместе?
Я нахмурил брови и, собрав все свои силы и накопленные знания в кулак, приступил к сдаче своего первого в жизни экзамена.
– Ж-ж-ж, о-о-о, п-п-п, а-а-а. Жопа, – преисполненными счастья глазами, блестевшими в свете комнатной лампы, я посмотрел на отца.
– Молодец, сынок! – ответил он, глядя на меня и видя перед собой уже не мальчика, но мужа, наследника, только что вступившего в пору интеллектуальной зрелости, на которого в будущем не страшно будет оставить престол, полцарства или ещё чё.
Мама снисходительно посмотрела на него как на царя балбесов и, вытирая мокрую тарелку вафельным полотенцем, висевшем на шее, спросила:
– Умнее ничего не мог придумать?
– Хааа-ха-ха-ха! – ответил папа.
– Ну Лёш, ну серьёзно, ну взялся учить – учи чему доброму. Зачем чё попало-то собирать, ну?
– Ладно, ладно. Давай теперь писать потренируемся.
Медленно, внимательно и с упорством я стал выписывать слово «ЭЛЕКТРИЧКА» в тетради под папину диктовку.
Придя в садик следующим утром, я первым делом взял карандаш, подошёл к тётеньке-леопарду, чтобы попросить лист бумаги. Подойти к ней с какой бы то ни было просьбой само по себе было серьёзным шагом, и обычно я старался этого шага избегать, обходясь без вещей, которыми распоряжалась тётенька-леопард. Даже когда мне хотелось в туалет или у меня что-то болело, я старался не обращаться к ней. Она рычала, кричала и источала опасность, а с такими взрослыми лучше лишний раз дел не иметь, чтобы не навлечь на себя беду. Но ради особого случая я решил переступить через свои привычные опасения.
– Александрапетровна, – имя и отчество воспитательницы я говорил одним словом, думая, что это всё только её имя.
– Ну??? Чего тебе???
– Можно пожалуйста листик?
Воспитательница посмотрела на меня своими чёрными глазами так, что у меня сморщились кишки. Потом она упёрла руки в боки, увеличилась в размерах и превратилась в грозовую тучу, нависшую надо мной и закрывшую собой свет лампы. Было похоже, что близится либо конец всего, либо начало чего-то великого.
– А зачем. Тебе. Листик??? – раскатами грома прозвучал её вопрос.
– П-п-порисовать, – соврал я.
– Ну на. Возьми!!! – сказала она, вырвала из лежавшей на её столе тетрадки лист и протянула его мне.
– Пасиба! – сказал я и убежал прочь.
Я позвал Егора и Элю, чтобы показать им, как я умею писать. Несколько минут ушло у меня на ту самую «ЭЛЕКТРИЧКУ», которую мы вчера выучили с папой. Где-то между буквами «Ч» и «К» Егор задумал было уйти, соблазнившись затеянной в другом конце комнаты игрой в черепашек, но я схватил его за руку и, глядя прямо в глаза, процедил сквозь зубы:
– ПОДОЖДИ!!!
Егор повиновался, и я, разделавшись с последней буквой «А», взял лист в руки, показал написанное друзьям и с царственной торжественностью декламировал:
– Э-ЛЕ-КТРИ-ЧКА!
– Ого! – сказала Эля.
– Ого! – сказал Егор.
Оба они отныне и впредь смотрели на меня по-другому. Эля, однако, смотрела иначе, чем Егор, который секунду спустя со словами:
– Пойду лебятам ласскажу! – воспользовался случаем и улизнул в дальний угол, играть в своих черепашек.
– А напиши ещё что-нибудь, – попросила Эля, глядя на меня так, будто я – черепашка, а она – Егор.
– Сейчас, – ответил я, призадумался и стал выводить второе из двух слов, которые мы с папой проходили вчера вечером. Действовать приходилось наобум, поскольку писать это слово я ещё не научился – только читать. Но и так, помня лишь очертания букв, я смог графически их воспроизвести. Когда я закончил, за моей спиной прогремело:
– ТАК, ЭТО ЧТО ТАКОЕ???
Я дрогнул, и палочка посередине последней буквы «А» получилась чуть длиннее, чем нужно было. Потом я обернулся, держа в руках лист, и похолодевшими от ужаса губами прочитал написанное слово, мечтая удивить тётеньку-леопарда и тем самым, может быть, заслужить её расположение.
– Жопа.
– ДА ЗА ТАКИЕ СЛОВА… В УГОЛ!!! ЕЩЁ РАЗ УСЛЫШУ ТАКОЕ – ЯЗЫК ТЕБЕ ВЫМОЕМ С МЫЛОМ!!! БЫСТРО В УГОЛ!!!
И я ушёл в дальний угол комнаты, неподалёку от которого Егор и другие ребята играли в черепашек.
– За что тебя наказали? – спросил Егор.
Я ничего не ответил. Мне было обидно, стыдно и ничего не понятно. Хотелось плакать и ломать вещи, но я не понимал, чего мне хочется больше, поэтому я стоял, упершись насупленным лицом в угол, и не делал ничего.
После этого случая Эля совсем не отлипала от меня. Она всё время хотела играть со мной, а я не хотел её обижать, и поэтому играл с ней, иногда жертвуя ради этого игрой с Егором. Как-то раз за мной и за Элей одновременно пришли наши папы, и Элин папа захотел познакомиться с моим. Они познакомились, и мы вместе с ними пошли к Эле в гости. Там наши папы пили и ели что-то на кухне, а мы с Элей были в её комнате, и она показывала мне свои девчачьи игрушки.
Однажды мы даже обменялись игрушками: я дал ей на целый день свою мышку с дряблой и отвисшей рукой, а она мне дала какого-то пупса, которого я тут же спрятал подальше, чтобы меня с ним не увидели мальчики.
Когда настала пора выбирать себе костюм на новогоднюю ёлку, я своё решение принял не задумываясь.
– Дорогие родители, уважаемая мама, уважаемый отец, спешу вам сообщить, что в этот Новый год я бы хотел быть зайчиком и никем больше. Прошу принять это к сведению и обеспечить пошив соответствующего костюма для меня к означенному времени.
Именно так выглядела в моих глазах речь, которую я держал перед родителями после того, как они спросили меня, кем я буду наряжаться на свою первую ёлку в саду.
С Егором мы на следующий день тоже всё обсудили и решили, что оба будем зайчиками, чтобы таким образом подчеркнуть и укрепить наш дружеский союз.
Эля же нарядилась мышкой, и я был бы самым гениальным ребёнком на свете, если бы понял уже тогда, почему она выбрала такой костюм. Умей я уже тогда нырять в суть вещей на такую глубину, кто знает, какими красками заиграла бы моя дальнейшая жизнь.
Но и без этого грех было жаловаться. После Нового года я долгое время купался в сладостях и других съедобных подарках, которые мама выдавала мне порционно, уча тем самым знать меру и растягивать удовольствие. И, разумеется, таким образом мама старалась не допустить того, чтобы я на радостях обожрался конфетами и шоколадками, схватив какую-нибудь аллергию с сыпью и приступом слипшейся жопы.
Многие из нас приносили частички своих новогодних подарков в садик. Один мальчик как-то принёс жвачку и на весь оставшийся день сделался самым популярным человеком на планете. На прогулке мы выстроились перед ним в очередь и уповали на то, что на нас хватит его щедрости и запаса жевательных подушечек. Он же, поймав настроение и почувствовав себя первым после Бога, пользовался своей властью для того, чтобы показать всем собравшимся, кто ему нравится, а кто нет.
– Тебе дам, – говорил мальчик с жвачкой, давая подушечку кому-нибудь из своих друзей, с которыми он постоянно играл.
– А тебе не дам, – говорил он же кому-нибудь, с кем не дружил.
– Тебе дам. Тебе не дам. А тебе дам. И тебе дам.
Мало-помалу очередь дошла до нас с Егором и Элей.
– Тебе не дам, – сказал мальчик, когда к нему подошла Эля.
– Почему??? – спросила она.
– Ты девочка, а я с девочками не играю и девочкам жвачку не даю. А ещё ты маленькая, тебе три годика всего.
– Ой, ну и ладно, мне не надо! – сказала Эля и ушла, если и расстроившись, то только самую малость.
– А нам? – спросил за нас обоих Егор.
– Тебе, Егорка, дам. А другу твоему не дам, он с девчонками много играет.
– Тогда и мне тоже не надо! – сказал Егор.
– Ну подожди…
– Пошли! – сказал Егор и утащил меня за руку прочь.
После долгого и вдумчивого переваривания произошедшего в тот день я решил, что, чем зависеть от воли какого-то мальчика и уповать на то, что он снизойдёт и дарует мне кроху сладости, лучше выклянчить у родителей собственную жвачку и сожрать её всю одному, ни с кем не делясь. Жадность и жажда отыграться за тот случай, когда мне не досталось жвачки, поглотили меня, и ни о чём другом я больше думать не мог.
В конце концов, я выпросил у родителей детскую жвачку в розовой упаковке с зайцем. В упаковке были большие – больше, чем во взрослых жвачках – подушечки. Но, как и с конфетами, мама желала, чтобы я знал меру и потреблял счастье порционно.
– Ну ма-а-ам! – капризничал я.
– Нет! По одной в день и не больше! А вечером – никаких жвачек. Вредно. Завтра утром, так и быть, дам, если сегодня вовремя ляжешь спать.
Ох уж это «завтра». Нет для ребёнка хуже, тупее и ненавистнее слова, чем «завтра». Глупые взрослые, оболваненные своей работой и погрязшие в бесконечных планах и распорядках, всё-таки ничего не понимают в этой жизни. Им невдомёк, что «завтра» не существует, что его нет, что оно выдумано так же, как «послезавтра», и что толку от него не больше, чем от «месяц назад». «Завтра» – химера, абстракция, миф, подобный мифу о необходимости ходить на работу, мифу о необходимости экономить деньги и не покупать шоколадные яйца в магазине, когда нестерпимо хочется съесть шоколадное яйцо. Экономить чтобы что? Чтобы купить все яйца во всех магазинах в будущем, то есть когда-нибудь «завтра»? Сущая ерунда.
Но спорить с мамой бесполезно. Вредно даже: можно нарваться на неприятности. Поэтому я решил попробовать постичь эту чудную взрослую науку: жить предвкушением завтрашнего сладенького, довольствуясь сегодня пресным ничем и отвлекая себя от тоски каким-нибудь делом.
Пока я ждал, я строил планы. Времени у меня было много, и я придумал дьявольскую месть: завтра я возьму жвачку в садик и сожру её прямо перед лицом того мальчишки, который обидел меня, не удостоив и половинки подушечки из своей взрослой упаковки. Я съем свою большую детскую подушечку и скажу, что у меня есть ещё, но я ему не дам, х-х-хахаха, не дам!
И вот, наступило утро.
– Мам, дай жвачку! – с этого оно началось.
Мама, как и обещала, дала мне одну подушечку в блестящей обёртке, а остальные куда-то спрятала. Ну и пусть. На сегодня у меня есть всё, что мне нужно.
Когда я пришёл в садик, подушечка лежала у меня в шортах, в одном из карманов. Я пришёл одним из первых, и того мальчугана, которому я хотел отомстить, ещё не было. Зато была Эля, которая сразу подошла ко мне и увела за собой играть в конструктор. Мы ползали по ковру рядом с окном туда-сюда и строили замок для моей мышки и её пупса. Я был так увлечён, что не заметил, как выронил из кармана жвачку. Зато Эля заметила.
– У тебя упало.
– Ой.
– А что это?
– Ничего.
– Покажи!
– Ничего говорю!
– Покажи!
