скачать книгу бесплатно
И следователь догадался, что в этом доме спорить с Ганной Филипповной не принято.
– Ты руки вымыл? – спросила Муравецкая мужа.
– А как же!
– Тогда садись. – Ганна Филипповна налила мужу чаю. Хотела налить ещё и в чашку следователя.
– Нет, нет, – запротестовал он, – я так у вас тут и лопнуть могу.
Старики засмеялись, как показалось Наполеонову, одинаковым смехом.
– Ладно, вы тут беседуйте, а я не буду вам мешать, – сказала хозяйка и ушла с кухни.
«Хорошая женщина, – подумал Наполеонов. – Другая бы ни за что не ушла и совала свой любопытный нос под каждое слово, как дятел длинный клюв под кору».
Наполеонов подождал, пока Муравецкий напьётся чаю, потом спросил:
– Это ведь вы, Силантий Фёдорович, вызвали полицию?
– Я, – ответил старик.
– А обнаружили труп тоже вы?
– Нет. Обнаружили убитую Гаврюша и Марьяна. Местные бездомные. Они оба смирные, а ваш предшественник, – Муравецкий поморщился, как от зубной боли, – забрал их с собой.
– Так положено, – ответил Наполеонов и добавил успокаивающим тоном: – Не переживайте вы так, Силантий Фёдорович, не съедим мы ваших смирных ребят. Разберёмся и отпустим.
– Вы уж только с ними поскорее разберитесь, а то как-то не по-человечески получается. Они и так, бедняги, насмерть перепугались.
– Я всё понимаю. Но свидетели-то они ненадёжные.
– В смысле? – удивился Муравецкий.
– В том смысле, что в любую минуту могут перебраться на другое место, а то и вовсе из города сбежать. И ищи тогда ветра в поле.
– Если только так, – более спокойным тоном проговорил старик, – а то я уж подумал, что вы их в убийстве подозреваете.
– А вы, Силантий Фёдорович, думаете, что Гаврюша и Марьяна не могли порешить гражданочку?
– Не могли, – покачал головой Муравецкий. – Если бы вы их тогда видели, то не сомневались бы в моих словах.
– А что там было видеть? – заинтересовался следователь.
– То, что у обоих зуб на зуб не попадал от пережитого ужаса.
– Может, убили и испугались?
– Нет и ещё раз нет, – уверенно повторил старик.
– Хорошо, убедили. – Про себя Наполеонов уже решил, что, если эксперт подтвердит, что на топорище нет отпечатков пальцев Гаврюши и Марьяны, а на их одежде нет следов крови убитой, он их отпустит. Но пока пусть ещё немного посидят.
Марьяну из числа подозреваемых он не исключал, потому что знал, что иной раз и женщина способна нанести мощный удар. Особенно если она в состоянии аффекта. Мало ли что могло прийти Марьяне в голову при виде прилично одетой женщины. Хотя не могла же она приревновать к ней своего Гаврюшу. Впрочем, кто знает, что происходит в голове людей, по воле случая или ещё по какой-то причине оказавшихся на самом дне.
Оставив разбирательство с бомжами на потом, следователь вернулся к разговору с Муравецким.
– Силантий Фёдорович, – спросил он, – а вы отчего так рано вышли на улицу? Любите свежим, не загазованным воздухом подышать? В такую рань это самое то.
– Какое там свежим воздухом! – отмахнулся Муравецкий. – Я бы лучше ещё поспал. Да у Игнатия живот прихватило. Игнатий наш пёс, – пояснил он на всякий случай.
– Это я уже понял, – улыбнулся Наполеонов.
– И ведь я сам в этом виноват, – сокрушённо проговорил Силантий Фёдорович.
– В чём в этом вы виноваты? – не сразу понял следователь.
– Перекормил я собаку. Жена меня предупреждала, а я не послушался, пошёл у него на поводу, – кивнул Муравецкий на пса, сидящего рядом и смотрящего на хозяина преданными глазами.
– Ничего, бывает, – отозвался Наполеонов. – А теперь к происшествию. Вы вышли на улицу и увидели бегущих к вам бомжей.
– Не сразу. Прошло несколько минут. Игнатий убежал в кусты. И тут я увидел бегущих Гаврюшу и Марьяну. Но бежали они не ко мне, – уточнил старик.
– Куда же они бежали? – спросил следователь.
– Да куда глаза глядят! – отозвался Муравецкий. – Я уверен, что они сами не соображали, куда бегут. Лишь бы оказаться подальше от своей ужасной находки.
– А вы их притормозили?
– Так и было. Я захотел выяснить, что случилось.
– И они вам рассказали?
– Сначала путано. Я мало что понял. И решил убедиться сам.
– Убедились?
– Убедился, – вспомнив то, что увидел в тот момент, старик снова изменился в лице.
– Силантий Фёдорович, этот дом давно пустой стоит?
– Месяца четыре с тех пор, как расселили жильцов, уж точно прошло. А может, и больше.
– Раньше вы в этом доме не бывали?
– Не приходилось.
– И у вас не было знакомых среди тех, кто жил там раньше?
– Не было.
– Может, с кем-то из бывших жильцов встречались в аптеке, в магазине?
– Может, и встречались, скорее всего, наверняка встречались, – ответил Муравецкий, – но так как я никого из них не знал, то и внимания не обращал. Сейчас в своём-то доме и то не всех знаешь. Это раньше весь двор жил одной большой семьёй, собирались на улице, играли в домино, шахматы, шашки, в гости друг к другу ходили. А сейчас переняли от запада «мой дом – моя крепость» и сидим каждый за своей железной дверью, да что говорить! – махнул в отчаянии рукой Муравецкий. – Сами, поди, всё знаете.
– Знаю, – вздохнул следователь.
Наполеонов и впрямь знал на собственном опыте, что из-за того, что люди утратили интерес друг к другу, стали мало общаться, поддерживать не то что дворовые, хотя бы соседские отношения на уровне своей площадки, работать правоохранительным органам стало сложно.
– Силантий Фёдорович, – спросил следователь, – вы не помните, бездомные сразу облюбовали расселённый дом?
– Сразу, не сразу, точно опять-таки сказать вам не могу, но живут в нём уже достаточно долго. К Гаврюше и Марьяне обитатели окрестных домов уже привыкли. Особо сердобольные и еду им выносили, и вещички, не новые, конечно, поношенные, но и вполне приличные выносили.
– И они брали?
– Конечно, брали! Зима скоро. Нина Васильевна из дома напротив им даже зимние вещи вынесла. Марьяне пальто своё, а Гаврюше мужнину дублёнку.
– Так тепло же ещё! – фыркнул Наполеонов.
Старик покачал головой.
«Молодо-зелено», – прочитал следователь в его глазах, но вслух Муравецкий сказал:
– Сани с лета готовят. – И добавил: – Не зря же магазины шубы меховые летом рекламируют.
– Этим магазинам когда-никогда, лишь бы впарить народу то, что ему совсем не нужно, – сердито проворчал Наполеонов.
– Я что-то вас не понял, – посмотрел на него Муравецкий.
– Да тут и понимать нечего! Вот, например, вашей жене нужна шуба соболья или там норковая?
– Моей – нет, – рассмеялся Муравецкий, – а молодым всего хочется.
– Ага. На трамвае в норковой шубе.
– Не обязательно на трамвае, – усмехнулся старик.
– А мужья с «Роллс-Ройсами» далеко не у всех имеются.
– То есть вы против шуб? – Старик с любопытством посмотрел на молодого следователя.
– Категорически против! – сказал, как отрубил, Наполеонов.
– Почему?
– Зверюшек жалко.
– А, – протянул Муравецкий, – а я уж подумал, что у вас классовая неприязнь к богатым.
– И это тоже, – не стал разочаровывать его Наполеонов. И спросил: – А убитую женщину вы, Силантий Фёдорович, видели здесь когда-нибудь, я имею в виду, живой?
– Нет, не видел, – уверенно ответил Муравецкий.
– У меня с собой её фотография, – начал было следователь.
– Не надо! – резко прервал его Муравецкий. – Она и так у меня, как негатив, в мозгу отпечаталась.
– Понимаю. Не каждый день такое увидеть доводится.
– Да, Бог миловал. И я могу вас твёрдо заверить, что ни разу в жизни живой её не видел.
– Силантий Фёдорович, а вас не удивила надпись на стене? Вы ведь её заметили?
– Заметил, – не стал отрицать мужчина, – только я не сразу связал её с убитой женщиной.
– И роман Достоевского не вспомнился? Топор и всё такое.
– Вспомнился позднее. Женщина ничуть не похожа на старуху из романа Фёдора Михайловича. Не старая совсем и одета модно.
– Так сейчас процентщицами становятся и молодые.
– Ну да, – кивнул старик и поведал с непроницаемым лицом: – Сейчас практически все банки ростовщичеством занимаются. Нам вот с Ганой постоянно на сотовые звонят.
– Зачем?
– Хотят, чтобы мы у них кредит взяли. Я первое время объяснял им, что мы старики и живём на пенсию. Ну, куда там! Их гонишь в дверь – они лезут в окно. Не осталось в наше время у многих совести. Вместо совести – счётная машинка.
Наполеонов ничего не ответил, в душе соглашаясь с сетованиями старика.
Помолчав несколько секунд, он спросил:
– Силантий Фёдорович, вы не замечали, не появлялись ли здесь у вас незнакомые люди?
– Милый вы мой человек, – улыбнулся Муравецкий, – мы ведь не в деревне живём, а в мегаполисе, так что незнакомые люди встречаются на каждом шагу.
– Вы правы, – вздохнул следователь, – тогда, может быть, вам кто-то показался подозрительным?
– Нет, никто подозрительным мне не показался.
Наполеонов полез в карман, достал визитную карточку и протянул Муравецкому.
– Если вспомните, то позвоните мне.
– Позвоню обязательно, – пообещал Муравецкий и поднялся с табурета, чтобы проводить следователя и закрыть за гостем дверь.
Игнатий поплёлся следом за ними. Уже уходя, Наполеонов наклонился и ласково потрепал пса.
Тот посмотрел на хозяина и, уловив поданный ему знак, отнёсся к проявленному вниманию следователя благосклонно.
Следователю на минутку даже стало жаль покидать уютную гостеприимную квартиру стариков Муравецких с несколько патриархальным укладом жизни. Хотя внутренний голос и подсказывал следователю, что первую скрипку в семейных отношениях Муравецких играет Ганна Филипповна, ему всё-таки хотелось думать, что дом держится на мужественных плечах его хозяина Силантия Фёдоровича, не склонного поддаваться своему немалому возрасту. Но тут он вспомнил причину, по которой Муравецкий оказался на улице ранним утром, и улыбнулся. Причиной был пёс Игнатий, вернее, то, что хозяин уступил желанию пса. Так что подруга его детства, по всей видимости, права, когда говорит, что они с Морисом живут под мягкой лапою кота, обожаемого обоими Дона. Вот и старики Муравецкие живут под лапой своего пса Игнатия. Наверное, то же самое происходит в семьях большинства кошатников и собачников.
