скачать книгу бесплатно
К середине следующего дня из-под завалов были извлечены два обугленных трупа Олега и Елены Мальченко. Их сумасшедшему сыну, судя по всему, удалось спастись.
Труп Никитичны обнаружили только спустя два дня. Страшный беспорядок в доме вызвал определенные подозрения, но вскрытие констатировало обширный инфаркт и слухи о странностях, которые сопутствовали смерти бабки, постепенно затихли. Районная газета ограничилась небольшой заметкой, проиллюстрированной фотографией развалин дома Мальченко. На заднем плане при желании можно было разглядеть избенку Никитичны.
Старушки, обряжавшие Батракову в пахнущее нафталином платье, заметили круг с обуглившимися краями и единогласно решили, что старушка по забывчивости поставила на пол раскаленный чугунок из печи.
Нехитрый скарб бабки Зинаиды достался организаторам ее похорон. Окна маленького домика заколотили досками, а местные ребятишки, всегда готовые влезть в заброшенные дома, почему-то обходили жилище Никитичны стороной. Двор зарос сорняками, рубероид крыши потрескался и свисал уродливыми лохмотьями, а солнце выбелило доски и бревна до цвета костей скелета, который никто не удосужился зарыть в землю.
7
Отбросив ставший бесполезным «калаш», Сергей Тихонов перебежками добрался до бронетранспортера и прижался спиной к разогретому солнцем металлу. Пули взметнули фонтан пыли у самых ног сержанта.
Сергей провел кончиком языка по растрескавшимся губам. Еще двадцать минут назад их колонна самоуверенно пожирала километры пыльной афганской дороги. Тихонов до коликов в животе хохотал над анекдотами, которые рассказывал всеобщий любимец Артур Мамедов. Смуглый от природы юноша за год службы под афганским солнцем загорел до черноты, а его ослепительно-белые зубы постоянно обнажались в улыбке. Артур имел неисчерпаемый запас шуток, которыми веселил всю роту. Казалось, ничто на свете не заставит стать его серьезным.
Взрыв головного бронетранспортера совпал с раскатами хохота, вызванного очередной шуточкой Мамедова. Десантники бросились врассыпную, но пули не дали большинству добежать до спасительного кювета.
То, что происходило дальше, нельзя было назвать боем. Это была бойня. Сергей помнил, как добрался до противоположной стороны дороги и беспорядочно палил по кустам, в которых прятался невидимый противник. Раскаленный ствол автомата обжигал пальцы. Поначалу Тихонов пытался выполнять свои обязанности и до хрипоты орал, отдавая бесполезные приказы. Вот только командовать было некем. Большая часть подчиненных была убита, а те, кто выжил находились в состоянии животного ужаса. Сержант не сразу понял, что израсходовал все патроны и продолжал давить на курок побелевшим от напряжения пальцем. После, каким-то чудом смог пересечь дорогу в обратном направлении и укрыться за бронетранспортером. Треск автоматных очередей постепенно смолкал. К вони горящей резины, примешивался приторный, ни с чем несравнимый запах свежей крови.
Сергей осторожно высунул голову и увидел «духов», которые, уже не прячась, выходили из своих укрытий. Безоружный сержант прижал ладони к потному лицу. Гортанная речь врагов слышалась все ближе, а Тихонов размышлял над тем, убьют ли его на месте или возьмут в плен. Из задумчивости его вывел тихий стон. Только теперь Сергей увидел в нескольких метрах от себя Артура Мамедова. Тот полулежал, привалившись спиной к колесу и, прижимал руки к вспоротому осколком животу. Из-под растопыренных пальцев торчали розовые внутренности. Артур взглянул на сержанта замутненными болью глазами.
– Я умираю, Серый?
– Да, – лгать не было смысла.
– Девушка. Понимаешь, командир, эта девушка, – покачал головой Мамедов. – Она служит ему…
Только когда Артур перешел на родной узбекский язык, стало ясно, что он бредит. Лицо балагура и весельчака стало пепельно-серым.
– Какая девушка?
Потерявший сознание Мамедов не ответил, а взгляд Сергея скользнул по выгоревшим добела горам. Резко контрастируя с однообразным фоном, в нескольких сотнях метров от дороги розовело платье Кати. Девушка стояла на узком каменном выступе, приветливо махала Сергею рукой и, судя по всему, не осознавала опасности.
– Уходи! Прячься, Катька!!!
Вопль Тихонова достиг ушей девушки и на ее лице появилось выражение недоумения. Катя неуверенно двинулась вперед, но каменный уступ под ее ногой начал крошиться и осыпаться. Сергей вскочил, чтобы броситься на помощь, но вместо этого рухнул лицом в горячий песок. Афганец в короткой безрукавке, сваливший Тихонова ударом автоматного ствола, утробно заржал и пнул сержанта ногой.
– Джафир!
8
В коротком слове, воплощалась вся ненависть и презрение детей гор к неверным. Сергей впал в странное состояния. Он отчетливо видел бисеренки пота в складках кожи, склонившихся над ним врагов. В тоже время чувствовал острую необходимость поразмышлять на религиозные темы. Почему, например ни один из великого множества богов не в состоянии прекратить религиозные распри? С какой такой стати Христос, Магомет и Будда не пытаются оспорить друг у друга пальму первенства и доказать своим приверженцам, что избранный ими путь – единственно верный? Откуда такая индифферентность и скупость на знамения?
Вот, кстати и прекрасный шанс расщедриться христианскому богу! Один из моджахедов уже передернул затвор автомата. Мозг Сергея отправил на небеса телеграмму-молнию с прошением экстренного чуда. Несмотря на трагизм ситуации, Тихонов улыбнулся: даже на пороге смерти он не верил в существование рая, ада и всяких там седьмых доказательств. Старик Кант…
Раскаленное солнце внезапно потухло, а тело Сергея обдало ледяным холодом. Афганцы исчезли. Тихонов уже не лежал на песке, а стоял среди бескрайней снежной равнины. Он поднял глаза к покрытому перистыми облаками небу.
– Я умер?
– Ты просил знамения и получишь его, – прошептал холодный ветер. – Вопрос только в цене.
– Жизнь не имеет цены…
– Все имеет цену! – прошуршал поднятый ветром снег. – Особенно для того, кто просит для себя, забывая о ближнем.
– Артур?
– Изначально ты повел речь о себе, поэтому не отвлекайся, – закружились в хороводе кристаллы снежинок.
– Я сделаю все, что потребуется.
– Говори: попытаюсь!
Кожа вновь ощутила жар афганского солнца. Тихонов открыл глаза и увидел, как ствол направленного в его грудь автомата, резко дернулся вверх. На белой рубахе моджахеда стремительно расплывалось алое пятно. Сергей обернулся, чтобы в последний раз встретиться глазами с взглядом Артура. Тот выронил автомат, ствол которого еще дымился и задергался, прошитый роем кусочков свинца. Песок на дороге взметнулся вверх и лицо умирающего друга заслонила серая стена.
– Просил за себя, – прохрипел Тихонов, теряя сознание.
9
Сергей уронил голову на мокрую от пота подушку. Его пальцы яростно скручивали в жгут простыню. Волна ночного кошмара выбросила бывшего воина-интернационалиста в его собственную спальню.
Из легких вырвался хриплый вздох облегчения. Тихонов сел на кровати и взглянул в окно, за которым занималось серое марево рассвета.
Подсознание почему-то выплеснуло наружу события пятнадцатилетней давности. За месяц до демобилизации сержант срочной службы Тихонов действительно попал в переделку, едва не стоившую ему жизни. Не подоспей вовремя наши «вертушки», он бы получил бы причитающуюся порцию свинца. Вертолеты были вызваны по рации, и никто, кроме самого Сергея, этому не удивился. Только Тихонов был свидетелем того, как пресловутую рацию вдребезги разнес первый же выстрел из засады.
Сон до мельчайших подробностей воспроизвел события того страшного дня, если не считать двух исключений: Артур Мамедов не упоминал перед смертью о девушке, а Катя Фролова не могла стоять на узком выступе каменной горы. В апреле 1986 года, когда Тихонов заключал свою сделку с Богом, эта девушка была уже мертва. И хоронили ее не в розовом платье, с белыми кружевами на коротких рукавах, а в пышном подвенечном наряде.
Платье запомнилось Сергею по вечеру его проводов в армию. Розовое платье, которое призывно натягивалось на груди восьмиклассницы…
Тихонов помнил гладкую наощупь ткань и влажные губы, в которые он впивался жадными поцелуями. Где-то далеко, в параллельном мире из динамиков доносилось завывание Удо Диркшнайдера и топот подвыпивших дружков. Катя и Сергей стояли под раскидистой липой во дворе и нашептывали друг другу любовную чепуху.
Тихонов наизусть помнил последнее письмо Кати. Когда она писала восторженные строки об окончании школы и своем намерении поступать на истфак, над ее головой уже витала тень смерти. Сергей тысячу раз искал разгадку гибели девушки в ее последнем послании и не находил ни малейшего намека на ответ.
Единственный свидетель трагедии Денис Мальченко превратился в круглого идиота, поджег родительский дом и теперь иногда появлялся в городе, а временами надолго и неизвестно куда исчезал. О происшествии в подвале замка местные жители говорили крайне неохотно. Ходили слухи о загадочной болезни, которой Катя заразилась в подвале. Но что это за болезнь, которая за считанные минуты может убить абсолютно здоровую, семнадцатилетнюю девушку?
Болтали даже о монстре, которого школьники освободили из замкового подвала и которого иногда видели в безлунные ночи. Очевидцы заявляли, что это существо в черной хламиде с широким капюшоном не имеет лица, а его появление предвещает большие несчастья.
Тихонов прошел в душ и включил воду. Стоя под ее упругими струями, он размышлял про то, о чем его хотел предупредить погибший сослуживец.
10
Утро выдалось хлопотным. В редакции районной газеты готовился к отправке очередной номер. По коридору сновали журналисты, ныли посетители, которые жаждавшие разместить объявление непременно в ближайшем из всех ближайших номеров. Они доказывали свою правоту с такой горячностью, будто несколько строк о «продаже дома с надворными постройками» могли спасти мир от неминуемой катастрофы.
Тихонов никак не мог сосредоточиться на правке своей статьи, клеймившей позором колхозы, испоганившие светлую идею своевременного вывоза на поля коровьего дерьма. Вдобавок ко всему зазвонил телефон.
– Отдел писем…
– На минутку ко мне загляни, Серега.
Усталый голос главного редактора и его, не терпящий возражений тон, заставил Тихонова усмехнуться. Олег Семенович Баглай варился в журналистском котле больше тридцати лет и был тонким дипломатом. Кто-кто, а этот старый газетный волк знал, когда выпить с подчиненным рюмку, а когда и сделать начальственное внушение.
Откинувшись на спинку вращающегося стула, Баглай поигрывал очками в роговой оправе.
– Придется тебе, Сергей этими чертовыми сектантами заняться. В песочнице детского сада ночью свечи жгли. Те, кто их видел, говорили, будто гуляли, в чем мать родила. Утром милиционеры тринадцать огарков нашли.
– Так почему эти чудаки до сих пор не в кутузке?
– А что им предъявить? Причастность сатанистов к погрому на кладбище доказать нельзя. Танцы голыми при луне? – Так они никому не мешали.
– Значит, милиция сатанистов за шкирку взять не может, а после моей писанины они во всем покаются? Вам самому не смешно, Олег Семенович?
– Наше дело маленькое, Тихонов. – Баглай нацепил очки и развернул газету, показывая, что разговор окончен. – Сказали писать, значит, будем писать и баста! Свяжешься с новым заместителем начальника РОВД, главой криминальной милиции. Игорь Михайлович, кажется…
Секта дьяволопоклонников появилась в маленьком райцентре несколько месяцев назад. Возглавлял ее сверстник Тихонова, местный предприниматель Марат Чашников. Сергею было неприятно впутываться в историю с сатанистами уже потому, что Марат в одно время с ним служил в Афганистане, имел награды и серьезную контузию.
Возможно, последнее обстоятельство и повлияло на религиозные убеждения Чашникова. Поначалу он был ревностным прихожанином церкви христиан-баптистов, пока в один прекрасный день не объявил себя слугой Антихриста и не создал свою собственную церковь. Адептами Марата стала разная городская шваль, преимущественно молодежь, которая никак не могла справиться с разбушевавшимися гормонами.
Чашников имел далеко идущие планы. Он даже пытался официально зарегистрировать общину, но получил категорический отказ властей. Поняв, что слава Хаббарда ему не светит, контуженый «афганец» ограничился пылкими выступлениями на еженедельных собраниях сатанистов.
Скандал разразился после погрома на городском кладбище, устроенного неизвестными вандалами. Люди, пришедшие навести порядок на могилах перед Пасхой, увидели поваленные памятники, вывороченные из земли кресты и экскременты на могильных холмиках. Никто не сомневался в том, что осквернение кладбища дело рук отморозков Чашникова. Однако Марат отвергал все обвинения и, в свою очередь, обвинял горожан в необоснованной клевете.
11
Тихонов остановился перед высокой, обитой дорогим дерматином дверью, оценил привинченную к ней позолоченную табличку.
Сергею доводилось встречать начальника местных оперов на исполкомовских совещаниях. Гончаров не произвел на него особого впечатления. Хорошо подвешенный когда это требуется, язык, безупречно белая сорочка и тщательно подобранный в тон пиджаку галстук – вот все, что запомнилось.
– Да, – раздалось за дверью. – Входите.
– Здравствуйте, Игорь Михайлович. Я – Тихонов из редакции. По поводу…
– Присаживайтесь, Сергей Александрович, – сыщик встал и через массивный, заваленный бумагами стол, протянул журналисту руку. Своим внешним видом вы ломаете мое представление о журналисте районной газеты.
– Вообще-то я – инженер – механик, – пожал плечами Тихонов. – В редакцию попал случайно. Отработал в заводской многотиражке семь лет, потом потянуло на Родину. Здесь уже год. Не знаю, много ли нашла в моем лице журналистика, но, что не ничего не потерял завод – это точно.
– По сути, мы одного поля ягоды. Между прочим, меня за глаза Эркюлем Пуаро величают.
Сергей не смог сдержать улыбки. Наголо бритая голова Гончарова действительно напоминала непременный атрибут убранства героя Агаты Кристи. Вот только ладная фигура и кошачья грация сыщика выгодно отличали его от маленького усатого бельгийца.
– В восемьдесят шестом поступил на истфак, – продолжал Игорь Михайлович.– Мог бы сейчас учительствовать, но пришлось пойти по административной линии – вмешался Чернобыль… Потом вновь – зигзаг судьбы. Школа милиции, академия. Мотался по области, год назад добился перевода сюда. Я ведь из этих мест, хотя коренным жителем меня назвать нельзя. Помните детский дом, который закрыли в восемьдесят седьмом? Перед вами – один из его воспитанников. Впрочем, вернемся к нашим баранам. Хотя Чашникова бараном назвать нельзя. Доводилось слышать его проповеди?
– К сожалению, нет, – Сергей мотнул головой. – А может, к счастью…
– Есть тут у меня одна занимательная кассетка. Записал на диктофон наш сексот.
Опер порылся в столе и вставил кассету в новехонький музыкальный центр.
– Братья! – донесся из динамика экзальтированный мужской голос. – Что есть наша жизнь, как не вечный страх? Мы боимся завтрашнего дня, боимся смерти, а лживые попы призывают нас бояться еще и карающей длани Господа! В случае ослушания нас пугают геенной огненной и вечными муками в загробной жизни. Я же говорю вам: после смерти никто не увидит ни рая, ни ада! За той чертой их не существует.Ад и рай находятся здесь, на земле! И перед нами стоит очень простой выбор. Можно усердно бить поклоны и поститься, чтобы затем превратиться в кусок падали, а можно взять от жизни все сегодня и сейчас! Сегодня и сейчас!
Гончаров надавил клавишу, и речь Чашникова оборвалась.
– Самое страшное в том, что Марат искренне верит в свое учение. А тут еще контузия…
– Понимаю. Трудно предсказать, что натворит Чашников, если у него окончательно поедет крыша.
– Может быть, своей публикацией вы заставите бывшего сослуживца перестать заниматься ерундой.
– Для начала хотелось бы увидеть Марата во всем блеске.
– Проблемы, в принципе нет. По моим сведениям Чашников будет толкать речь в ближайшее воскресенье, что-то около полуночи. Они соберутся в старой синагоге, но соваться, туда не советую. Во-первых, там будет несколько моих коллег из РОВД, которые отследят ситуацию, а во-вторых… Неизвестно, как поведут себя дьяволопоклонники, если увидят, что на их шабаш затесался журналист. Я буду держать вас в курсе событий.
Сергей направился к выходу, но, взявшись за дверную ручку, остановился. Гончаров оторвался от бумаг на своем столе.
– Что-то еще?
– Так, мелочь. Вы сказали, что провели детство в наших местах.
– Все верно.
– Значит, могли знать Катю Фролову.
– Ее школа шефствовала над нашим домом-интернатом. Катя даже была прикреплена ко мне, как к трудному подростку, – сыщик усмехнулся. – Все мы, знаете ли, в свое время были трудными. А почему вы о ней вспомнили?
– Мы с Катей… В общем, она ждала меня из армии.
– Понимаю. Жуткая, загадочная смерть.
– Да. А толку от того, кто был с ней в том чертовом подвале, уже не добьешься. Надежды на то, что к Мальченко вернется разум, нет. Единственный свидетель…
– Тут вы ошибаетесь. Лично я считаю, что в подвале был третий человек. И этот третий прекрасно себя чувствует.
12
Мужчина, склонившийся над шахматной доской, задумчиво постукивал пальцем по ее краю. Выстроившиеся фигуры освещались только светом луны и отбрасывали на доску продолговатые тени. В комнате не было мебели и человек сидел прямо на полу. Вся сцена напоминала картину Сальвадора Дали.
Прошло больше десяти минут, прежде чем рука мужчины потянулась к белой пешке. Первый ход был сделан и человек вновь принялся монотонно постукивать пальцем по доске.
Черная пешка сдвинулась со своей клетки без посторонней помощи, словно ее подтолкнули сильным и точным ударом невидимого кия. Последовал ответный ход и, вновь черная фигура поменяла первоначальное положение, повинуясь руке невидимого игрока.
– Довольно занимательная игра. Мне интересно.
Низкий, бесстрастный голос напоминал шелест сухих листьев. Выговаривая эту фразу, мужчина закрыл глаза. Он остался сидеть в той же позе, но каждый мускул его тела напрягся, будто натянутая струна. Несколько секунд тишину в комнате нарушал только стук дождевых капель по оконному стеклу. Наконец человек поднял руку, коснулся изогнутой шеи шахматного коня и тут же отдернул пальцы. После раздумий был сделан осторожный, без лишнего риска ход пешкой. Черный ферзь выдвинулся вперед на две клетки.
– За эти годы я многому научился у тебя, – опять начал чревовещать шахматист. – Но в человеческом языке, как и раньше, не хватает слов. Траудворг!
– Тот взрыв на атомной станции, Повелитель… Я уже в то время служил тебе.
– Забудь о нем. Хрошем! – черная ладья скользнула по шахматной доске. – Лично ты для этого ничего не сделал. Рартемод! Да люди умирали, как мухи! Мой холодный огонь проникал в их тела и пожирал изнутри. Погребальное пламя Великого Знича и сейчас пляшет по их пожелтевшим костям!
Белый слон атаковал фланг черного шахматного воинства, а конь противника, на мгновение, зависнув в воздухе, опустился на клетку, окруженную вражескими пешками.
