Божий суд. Утро на закате

скачать книгу бесплатно


– Вскоре тебе предстоит предстать перед Высшим Судом. Он основательно разберет твое дело и решит, как с тобой быть. Если признают, что ты достойно прошел четвертый уровень, то у тебя будет выбор: приступить к пятому или же перейти, подобно мне, в технический персонал…

После небольшой паузы он добавил:

– Я здесь тоже после четвертого этапа… Ну, а если Суд посчитает, что ты не справился: жил не по укладу или же задание не выполнил, – то не обессудь, накажут. Кому много дается, с того и спрос соответствующий.

– Как накажут? – спросил я. – Отправят в ад?

Валерий только усмехнулся.

– Понятие рая и ада привили людям священники разных религий, пытаясь втолковать своей пастве наше учение о заповедях и о нас, избранных, несущих это учение людям. Рай и ад – своеобразные кнут и пряник для простодушных мирян. Станешь жить честно, по законам и заповедям, и будет тогда тебе спасение и вечная жизнь.

Начнешь нарушать, и ждут тебя вечные муки и наказание ужасное. Даже в античные времена это пропагандировалось. Вспомни хотя бы мифы про Геракла, вознесенного на Олимп к богам, и про Тантала, обреченного на голод и жажду. Ну, а поскольку наших избранных среди священников всех религий было меньшинство, то учение искажалось и в разные времена принимало причудливые формы. Ведь как порой расписывали рай? Как некий вечно цветущий сад с мягким приятным климатом, со сладкоголосыми птичками и невероятно вкусными фруктами, где каждому верующему будет предложен заслуженный им вечный отдых. Короче, что-то вроде элитного комфортабельного санатория для пенсионеров. Ну и что, ты хочешь такого отдыха? – спросил мой собеседник.

Я прислушался к своим ощущениям. Есть и пить не хотелось. Ни сладкого, ни горького, ни вкусного, ни безвкусного. Ведь у меня уже не было тела, нуждавшегося в физическом подкреплении. Слушать пение птиц? Не знаю. Не более, чем поиграть на балалайке. Я никогда ни в одной жизни на ней не играл, и хоть было ощущение, что в нынешнем моем положении смог бы исполнить мелодию любой степени сложности, играть все равно не хотелось.

Погулять по тропическому саду? Боюсь, что скоро мне стало бы скучно. Что же мне нравилось в моем теперешнем состоянии? И я понял: мое сознание! Вот что мне дорого. Я жил четырежды, пусть в первый раз совсем мало – только восемь лет, но в каждой своей жизни что-то узнавал, приобретал опыт, и позитивный, и негативный, ну а главное – мне нравилось думать. Думать и понимать, накапливать знания – вот что мне нравилось в мире живых. Воистину: я думаю, значит, я существую.

Похоже, Валерий понимал, о чем я размышляю. Улыбнувшись, он продолжил:

– То же и с адом. Только во времена Средневековья можно было пугать людей рассказами о раскаленных сковородках и котлах со смолой, в которых жарятся грешники. Для человеческих душ есть другое наказание, и страхи у них другие. И ты знаешь, какие.

Он поглядел на меня испытующе, и я понял, о чем он говорит.

– Действительно, зачем мучить бестелесную душу огнем или кандалами, все равно она не почувствует боли, а вот стыдом и страхами – пожалуйста. Ведь, пожалуй, у каждого, да, я думаю, у каждого в жизни случались эпизоды, которых он стыдится. Каждый чего-то или кого-то в прожитой жизни боялся или хотя бы чувствовал ужасный дискомфорт от определенной обстановки и обстоятельств. Вот эти-то страхи, отрицательные эмоции, уже записанные в нашей памяти и подсознании, никуда не деваются. Они всегда с нами. Вспоминая о них, мы вновь невольно переживаем стыд, страх или дискомфорт, что испытывали в ту минуту. Мы с этим живем все время, но в обычной жизни старательно забываем или стараемся забыть обо всем неприятном. Подобными эмоциями и можно мучить грешную душу. И никакого черта с вилами при этом не надо. На Суде все всплывает. Порой в качестве наказания достаточно оставить душу наедине с самыми постыдными нашими воспоминаниями и скрываемыми страхами, и от них уже никак нельзя будет откреститься, спастись, их только можно переживать вновь и вновь. А если ты кого-то унижал или обижал, то могут и тебя заставить пройти через подобные унижения и обиды. Так что, если заслужишь, то качественные душевные мучения тебе будут обеспечены. Но это все для простых душ, – продолжил Валерий. – Тебя еще кроме этого могут лишить сана избранного, и уже осознание этого мучительно. А ведь еще твою душу могут нивелировать, и быть тебе тогда тварью бессловесной или предметом бездушным.

Это было уже серьезно. Потерять мыслящую душу, стать в следующей жизни животным или насекомым или того хуже – прахом, строительным элементом вселенной без права восстановления, – это для мыслящей субстанции действительно катастрофа.

– А что ожидает нас на пятом этапе? – спросил я, стараясь не думать о грядущем Суде.

– На пятом дают власть. Власть над людьми. Большую. И смотрят, как ты с ней справляешься. Это этап воспитания ответственности. На предыдущих этапах ты отвечаешь только за себя. Там ты сам должен жить достойно. На пятом тебе дают возможность распоряжаться судьбами других людей. Это очень жестокое испытание.

– Как дают? Кто-то помогает? Какие-то агенты продвигают тебя по службе? Что, все президенты – это избранные? – удивленно спросил я.

– Нет. Два раза нет! – ответил Валерий. – Во-первых, нет у нас никаких агентов в том мире. Ведь все мы бестелесны – мы просто сгустки информации, неясные тени для живущих тамошней жизнью.

Просто когда тебя инкарнируют, то делают так, что ты рождаешься в новой жизни с задатками лидера и с некоторыми амбициями. Ну, а когда есть упорный властный характер и соответствующие склонности, тебе остается только приобрести знания и некоторые навыки для того, чтобы добиться успеха в жизни. А как ты понимаешь, для избранного это не слишком трудная задача. Во-вторых, если я говорю – власть над людьми, то не надо понимать, что власть эта именно верховная. Много ли ты знаешь безукоризненно честных, бескорыстных и порядочных руководителей государств?

Я отрицательно помотал головой. Вернее, тем, что изображало мою голову.

– Ни одного, пожалуй.

– Вот и я о том же. Ведь властью над людьми в разной степени обладают не только президенты, министры и короли, но и военачальники, представители правопорядка и спецслужб, судьи, многие хозяйственные руководители и тому подобное… Так что простор для начальственной деятельности, как видишь, огромный. Главное – это не количество людей, тебе подчиненных, а то, как ты с ними обращаешься. Именно это оценивается на нашем Суде. Так что совсем не обязательно думать, что всякий служитель культа – избранный второй категории, а все те, кто занимается наукой и культурой и руководит государством, проходят соответственно третий, четвертый и пятый этап божественных испытаний. Это совсем не так. Людей, занимающихся всем этим, много, а избранных среди них мало. Очень мало. Как говорится, много званых, да мало избранных. И все прочие деятели искусств, работники культа и науки просто создают атмосферу, в которой должны сформироваться настоящие избранники.

Для того чтобы земля дала урожай, ее надо унавозить, напитать минералами и полезными микроорганизмами, и только тогда в плодородной почве обязательно взойдет полезный росток.

– Сколько же всего этапов нужно пройти? – спросил я. – И чем это все кончается? Или вечная жизнь – это бесконечный переход с этапа на этап?

– Сколько этапов? Точно не знаю. Я слышал, что девять. Якобы на шестом тебе бы предстояло стать философом, – продолжал рассказывать Валерий. – Обогащенный знаниями и опытом предыдущих жизненных воплощений, ты должен был бы создать свое учение, новое и дополняющее осмысление этого мира. Так говорил тот, кто встречал меня после моего пятого этапа. Вот там-то, среди философов, в отличие от правителей, якобы уже все наши. Демосфен, Аристотель, Экклезиаст, Эразм, Кант, Гегель, Булгаков – это все наши: избранные, в разное время проходившие шестой этап. Обрати внимание, как невелико их число. Всех более-менее известных философов можно, поименно переписав, уместить на одной странице. Это за всю многовековую историю человечества. Так что можешь представить, как мало избранных добирается до этой ступени. На седьмом этапе ты должен стать мессией и проповедовать божественные истины людям, не исключено, что и создать новое религиозное течение, способное привлечь новых или разуверившихся людей к соблюдению божественных истин. Что же там еще выше, я, право, не знаю.

Слушая Валерия, я подумал, что для избранного прохождение по этапам чем-то напоминает компьютерную игру. Только у тебя нет права переиграть все по новой, исправить ошибку, и ты собственной судьбой отвечаешь за каждый свой шаг и за любой свой поступок.

– Что же касается конечной цели, – продолжил Валерий после паузы, – она мне неведома. Но думая об этом, я пришел к выводу, что предназначение избранных – в познании этого мира. Всевышний, Создатель, или Бог, если тебе так понятней, предназначил нас для этого, поэтому мы накапливаем знания и опыт, изучаем Вселенную, природу и законы мироздания. А по поводу вечной жизни – что бы ты хотел? Вечное пребывание в райском саду? Вечный санаторий? Я боюсь, что тебе это скоро наскучит. Разве не лучше вечное развитие твоей личности, вечное самоулучшение, вечный труд. Лично я рад, что у меня есть дело.

И в этот момент на столе Валерия ярко засветился желтый шар, и нежный колокольчик отстучал приятную мелодию.

– Вот, опять вызов от смены. Прибыл кто-то интересный. Хочешь, пойдем со мной, посмотрим, что там случилось.

Я согласно кивнул. Мы поднялись, и мебель, окружавшая нас, исчезла. Через закрытую дверь мы заскользили в фойе.

V

Там были те же очереди к столикам регистраторш, только души в этих очередях другие. И точно так же, как я до этого, немного в стороне от всей этой суеты в кресле сидел молодой человек лет двадцати приятной наружности, одетый в военную форму. При нашем появлении он резко встал, вытянувшись – сказывалась армейская выучка, – и пристально посмотрел, пытаясь понять, кто же из нас начальник.

Валерий усмехнулся и сказал:

– Вольно, сынок, вольно! Теперь ты уже не солдат, и командиров здесь нет.

Сам он при этом немного изменился обликом и стал похож на некрупного Пьера Безухова. Полноватое добродушное лицо в старомодных очочках сразу навевало мысли о доме, уюте, покое. Да и одежда на нем изменилась; это уже был серый свитер ручной вязки и темные брюки. Не знаю, читал ли этот парень роман Льва Толстого, но по тому, как он сразу обмяк и перестал напрягаться, было ясно, что доверяет он начальнику смены абсолютно. – Ну, как он тебе? – спросил Валерий у меня.

– Герой, только что с поля боя, – ответил я уважительно, мысленно анализируя жизненный путь солдатика.

– Сейчас посмотрим.

И Валерий положил пакет парня на экран столика дежурной.

Пакет засветился алым светом. Точь-в-точь, как мой.

– Ну вот, еще один ангел, – произнес Валерий.

Он дольше обычного не убирал пакет с экрана, словно изучая.

– Что ж, все правильно, первый портал ждет тебя, парень, – произнес Валерий, обращаясь к молодому человеку. – Или ты хочешь побывать на своих траурных мероприятиях?

– Похоронах, что ли? – спросил солдат. – Да там хоронить нечего – мне весь бок разворотило. Чуть ли не пополам разорвало. Посмотреть если, как мама плакать будет… Я хотя бы смогу с ней как-то поговорить, успокоить?

Валерий тяжело вздохнул, что и без слов ясно означало: «Нет».

– И даже во сне? – парень смотрел с надеждой.

– Это же ее сны, из ее мыслей, из ее ощущений и воспоминаний. Ты никогда не сможешь в них попасть.

– Тогда чего там делать, – солдатик махнул рукой. – Сердце себе рвать. Где он, ваш первый портал?

– Я провожу тебя.

– А мне что делать? – спросил я.

– Пойдем с нами. В зал тебя не пустят, а вот на зрительских местах можешь поприсутствовать. На то ты и избранный. Кстати, у тебя, оказывается, великолепный дар читать судьбы, – заметил Валерий. – Тебе даже экран для этого не нужен.

– Не знаю, откуда это берется, – честно признался я. – Я просто вижу судьбы этих людей как какой-нибудь телефильм, но не изнутри, как свои прожитые жизни, а словно со стороны. А ты разве так не можешь?

– Похоже, что у меня этот талант слабее.

И после паузы, обращаясь уже к парню, он сказал:

– Тебе сюда, друг. Главное, не волнуйся. Все будет хорошо.

Парень шагнул за занавеску, прикрывающую вход в первый портал.

– Ну а тебе сюда, – показал мне Валерий другую портьеру.

VI

То место, где я оказался, напоминало ложу оперного театра. Чувствовался какой-то барьер передо мной, и все действие, которое я собирался смотреть, происходило чуть ниже меня и чуть сбоку. По крайней мере, подсудимого я видел скорее в профиль, чем анфас. А его фигура была единственным объектом, который я смог разглядеть в кромешной тьме, заполнявшей весь зал. Даже не могу сказать, насколько этот зал был велик или мал и каково его убранство. Я не видел также и членов суда и не могу сообщить, сколько их было. Просто внизу подо мной в столбе света стоял здоровый крепкий малый лет тридцати пяти, одетый в странное рубище. И все, больше я ничего и никого не видел.

Парень стоял совершенно один и, чуть прищуриваясь, пытался разглядеть то место, откуда падал на него свет. Но это не получалось даже у меня, поскольку у луча было одно очаровательное свойство – поднимаясь вверх к источнику, он не становился ярче, как это бывает у луча прожектора, а, наоборот, рассеивался и в конце концов сходил на нет. Свет исходил из темноты и пустоты.

– Подсудимый, что вы можете сказать по поводу ваших действий 2-го августа 1997 года?

– А чё было-то? – удивленно переспросил малый.

И ему напомнили. Я не знаю, как это сделано, но видно было, что он сразу все вспомнил. Все до малейших деталей. Я тоже увидел все словно в ускоренном кино: и то, как он познакомился с молоденькой девчонкой, и то, чем закончилось для нее это знакомство.

– А чё такого-то? Девочка осталась довольна, – самодовольно сказал подсудимый.

– Но ведь она плакала и говорила вам, что не согласна, – не соглашался голос с небес.

Голос был внятный, но негромкий и безэмоциональный. Я бы даже сказал – бездушный.

– Они всегда сначала говорят «нет», а потом им нравится, – отвечал мужчина.

– Сейчас мы это проверим, – пообещал голос.

Тут же и подсудимый, и я, и, наверное, все, кто еще мог присутствовать на этом суде, осознали, прониклись чувствами девочки, которую насиловал этот молодец. Это была весьма неприятная смесь страха, стыда и брезгливости. Какое уж там удовольствие, если он, как выяснилось позднее, еще и заразил ее постыдной болезнью. Одно время девочка даже подумывала о самоубийстве, но, слава Богу, удержалась. Но душа у этого молодца была каменная. Он хладнокровно воспринял чувства девушки и даже не поморщился.

После этого ему приводились и другие похожие эпизоды его жизни, числом с дюжину. Похоже, этот молодой мужчина чувствовал себя по жизни этаким Казановой и срывал цветы удовольствия повсюду, куда дотягивались его похотливые ручонки. Аргументы защиты с его стороны звучали достаточно однообразно: дескать, все они сначала говорят «нет», а потом получают удовольствие, да и если не считать той девочки, оказавшейся девственницей, но почему-то согласившейся заглянуть к нему домой «на чашечку шампанского», моральный облик большинства его знакомых не соответствовал ангельскому. А с некоторыми он позже еще встречался.