Ёж

скачать книгу бесплатно


Ее вопрос вызвал новую волну смеха, оба покраснели от напряжения, казалось, они сейчас задохнутся от нехватки кислорода.

– Не могу больше, – еле выдавил из себя Сандаль, – не поминай ее имя всуе.

– Подождем минут пять, пусть успокоятся, – Юля смотрела на всю эту картину, и у нее сама по себе на лице появилась дурацкая улыбка, уж больно заразительно смеялись ребята, она уже предвкушала интересную историю, которой с ними поделится Миша, рассказчик, умеющий погрузить человека в мир своих воспоминаний и оставляющий ощущение просмотренного фильма. Она хотела было вновь закурить, но решила поэкономить сигареты, как-никак, до ближайшего города со странным названием Еж им было не меньше пяти дней пути.

Спустя минут десять ребята успокоились.

– Миш, плесни рома, а? – Боря умоляюще посмотрел на спутника. – Я не хочу жить до трехсот лет, но чувствую, каждое упоминание об Алене продляет жизнь лет на двадцать, надо срочно нивелировать положение в организме.

Сандаль достал бутылку капитанского и налил всем граммов по тридцать, на этот раз Боря не возражал против того, чтобы девчонки выпили с ними за компанию.

– В общем, девочки, о чем я хотел сказать, кто бы тут ни бродил с нами, рации держим включенными весь день, эфир не засоряем, голышом не скачем, – он выразительно посмотрел на Женьку, та кивнула в ответ, понимая всю серьезность ситуации, – травматику держим под рукой, и главное, если что, сразу орите в рацию «мама».

– И мы прискачем на помощь, как мушкетеры, – Сандаль сделал жест, будто достает шпагу, – ну и спасем вас, никуда не денетесь, – он сделал выпад воображаемым клинком, протыкая невидимого противника.

– Миша временно будет работать на наших точках, пока «соседи» рядом, так что мы будем в пределах досягаемости, тем более завтра пойдет сложная сетка, точки недалеко друг от друга будут, – подытожил Миллениум.

– Ну, расскажите про Алену-то, а? – Юля с трудом дотерпела до окончания лекции, ее просто распирало любопытство, кто такая Алена и чем она заслужила столь бурные воспоминания.

Сандаль подобрал сухую шишку и кинул ее в Юльку, новый приступ смеха чуть было не свалил его на землю.

– Прекращай, Юль, вспоминать о ней, – Боря улыбался во все свои тридцать два зуба, – это девочка просто бомба, сколько лет прошло, Миш?

– Да лет пять, не меньше, – Сандаль с трудом подавил смех, лицо его раскраснелось, на глаза навернулись слезы, – такая же практикантка, как и вы, только из института выпустилась с горячим дипломом и сразу в «поле».

– Да-а, Мише в тот день повезло, не окажись он в конторе, бомба пролетела бы мимо, но, видимо, не судьба. – Миллениум расслабленно развалился на своем спальнике, земля остывала все быстрее и быстрее. – Оденьтесь, девчонки, нам еще не хватало возиться с вами сопливыми. – Он окинул их критическим взглядом, обе все еще были в шортах и обтягивающих футболках. – Соблазнять тут все равно некого.

– Как это некого, – кокетливо возразила Женя, – а вы?

– Мы уже старенькие дяденьки, – Сандаль натянул поверх футболки толстый свитер и присел на спальник, который спасал от холода, идущего от земли.

– Ничего не старые, – она была в своем репертуаре маленькой Лолиты, – у нас разница всего-то шесть-семь лет, это даже не разница.

– Ход мысли Алены был таким же, – Боря засмеялся во весь голос.

– Это каким таким же, она к тебе приставала, Миш?

– Да нет, это она думала, что я пристаю к ней, – Сандаль достал сигарету из пачки и закурил. – В общем, прихожу я как-то в контору, а там этакая деваха, килограмм на сто с лишним, в обтягивающих джинсах, стоит с шефом.

– Ого, – растягивая слова, сказала Женька, она достала из рюкзака джинсы и теперь натягивала их поверх шорт, прятаться в палатку для переодеваний ей не очень-то хотелось, и она решила снять шорты позже.

– И знаете, еще такая маечка обтягивающая, видно каждую жировую складочку, – он выпустил струю дыма, погружаясь в прошлое. – Ну, шеф мне и говорит, ты, мол, Миша в «поле» собираешься на пару недель, вот тебе напарник, реечку подержать. Я, конечно, пытался отвертеться, но с шефом не поспоришь, напарника действительно не было и таскать рейку было некому. Рванули мы с Аленой прямиком в таежные дебри, надо было прогнать нивелирный ход неподалеку от реки Велюй, это в Якутии, там собирались какую-то дорогу прокладывать. Напарницу свою я проинструктировал, что надо и чего не надо брать с собой, но девица была упряма как стадо баранов, в общем, набила она походный рюкзак по самое не хочу.

– Да вам, мужикам, не понять, что надо, а чего не надо брать с собой девушке в сибирские дебри, – прервала его Женя, – женщина, она остается женщиной в любом месте, сколько бы в ней килограмм ни было.

– Да, да, да, Алена именно так и думала, подозреваю, она скинула пяток килограмм со своим рюкзаком. Одним словом, прибыли мы с ней на место, провели пару-тройку деньков без забот. Мерили высоты, потихоньку продвигались вперед. День на четвертый она мне заявляет, что я копался в ее нижнем белье, мол, я негодяй, фетишист, занимаюсь непотребными делами, пока она тихонько похрапывает в палатке. Естественно, ее нижнее белье совершенно не возбуждало во мне никакого интереса, думаю, оно было похоже на паруса для небольшого морского судна. – Миша улыбнулся и окинул свою аудиторию слушателей быстрым взглядом. – Убедить ее в обратном мне не удалось, в итоге мы с ней сошлись на том, что спать я буду не в палатке, а в спальнике снаружи. Не хотел беспокоить даму со столь богатым воображением.

– Суров ты Миша, – Боря рассмеялся, – думаю, она могла применить к тебе физическую силу и уж тут-то уложила бы тебя на обе лопатки.

– Возвращаемся мы как-то в лагерь, ее рюкзак валяется рядом с палаткой, выпотрошенный до самого донышка. Белье разбросано кругом, какие-то женские штучки-дрючки, что-то поломано, что-то разорвано, вид ужасный. – Миша сделал паузу, глядя на пляшущее пламя костра. – Алена как завопит, до сих пор правое ухо плохо слышит, развернулась и помчалась на меня, как паровоз по рельсам, с дикими воплями, я уж думал, кранты мне. Но я-то понятия не имел, кто все это учудил, кто разворотил ее рюкзак и почему мои вещи остались нетронутыми. Успокаивал я ее с полчаса, благо, бегаю быстрее. Следующую ночь она спала снаружи, а я – внутри палатки, бедная девочка думала, что я непролазный извращенец и она одна бедняжечка со мной, таким злодеем, в сибирской тайге, где вокруг одни нежилые деревни да поселки.

– Кто рюкзак-то разворотил? – вмешалась Юля.

– Не забегай вперед, – оборвал ее Боря, – слушай дальше, там страсти будут накаляться.

– Я уже мечтал о том моменте, когда мы расстанемся с Аленкой на Большой Земле, – продолжал Миша, – пошли мы с ней на замеры, поставил я нивелир, отправил девочку побегать с рейкой, ну а сам уединился в кустах по маленькому, возвращаюсь назад, смотрю, нивелир на боку валяется. Ну, думаю, дело тут явно не чисто, ставлю нивелир на место, центрую, смотрю в створ, а Аленки нет на месте, рейка валяется в стороне, а девчонка пропала. Тут сердце у меня екнуло, на моей ответственности ведь туристка-практикантка, сгинет в тайге, мне ж голову снимут. Я бегом к рейке, нет ее, ору во всю глотку, тишина. Вдруг шепоток откуда-то сверху, поднимаю голову и вижу эту стокилограммовую тушу на тоненькой березке, на самой ее макушке, как она туда забралась – даже не представляю. Как ее выдержало дерево – тоже трудно сказать, но факт остается фактом, сидит на макушке и ревет про себя.

– Она что, решила фитнесом заняться? – сквозь смех проговорила Женька. – Какое-то место выбрала неподходящее.

– Через час я ее уговорил спуститься, оказалось, эта дуреха увидела медвежонка, испугалась и, как кошка, взлетела на дерево. Как она спускалась, это надо было видеть, я старался, страховал снизу, но она, конечно, подумала, что я этакий рыцарь и хочу поймать ее на руки, и метров этак с двух прыгнула прямо на меня. Как я не сломался пополам, не знаю до сих пор, но, видимо, ангел хранитель мой, силен. Подозреваю, что-то в ее запахе привлекало маленького медведя, вот он и рылся в рюкзаке, а когда осмелел, решил показаться на глаза, но, видимо, не ожидал бедный зверь такой реакции и сам рванул в лес.

– Это еще не конец, – Боря весело посмотрел на своего друга, – давай жги дальше.

– Нарываешься, Боря, я ведь и про тебя могу понарассказывать историй! – Сандаль бросил бычок в костер и продолжил: – Когда мы вернулись в лагерь, там было все вверх дном, все вещи раскиданы в радиусе метров десяти, естественно, вещи не мои, мой рюкзак как стоял аккуратненько в палатке, так и остался стоять. Посреди всего этого бедлама, как в том самом анекдоте, наигравшись, валялся мишутка, видимо, притомился и уснул. Алене уже было абсолютно наплевать, кто раскидал ее вещи по поляне, она точно знала, что тот, кто это сделал, должен быть жестоко наказан. Она кинулась на медвежонка, уж не знаю, что бы с тем было, если б на поляну не вышла его мамочка, а мамочка, надо сказать, была из медведиц не мелких. Материнское сердце сразу почувствовало, откуда исходит угроза, и ринулась медведица наперерез Алене, сердце же Алены подсказало ей, что против мамаши она что комар супротив слона. Через секунду моя напарница красовалась на самом высоком дереве из тех, что окружали поляну. Я же стоял посреди поляны и не мог сообразить, что мне делать дальше, медведица, отказавшись от Алены, решила перекусить мной. Есть, конечно, она меня бы не стала, но после встречи с ней я вряд ли мог бы жить дальше. Потому, недолго думая, рванул я в чащу лесную, по дороге потерял свой ботинок, на коем моя преследовательница сорвала свой гнев. Через час я вернулся к нашему лагерю, Алена все еще сидела на дереве, медвежонка, очевидно, забрала мамаша, надеюсь, она предварительно нашлепала ему по пятой точке, мой башмак валялся тут же, только теперь он напоминал мне сандаль, медведица постаралась, когда пережевывала его. Другой обуви у меня не было, пришлось ходить в разорванном ботинке. Аленка по возвращении на Большую землю плюнула на работу в «поле» и осела где-то на камеральных, да и вообще, по чести сказать, эта работка была не для нее, жир лучше набирать, сидя на стуле. Ну а эти балбесы, – Миша кивнул на Борю, – прозвали меня Сандалем, когда увидели меня в конторе с разорванным ботинком на ноге, напоминающим сандаль. С тех пор эта кличка ко мне прилипла и больше не отлипала, ну а я каждый раз вспоминаю Аленку и ее лицо, когда она улепетывала от медведя.

– А почему Боря тогда Миллениум? – со всей своей непосредственностью спросила Женька.

Сандаль чуть было не поперхнулся слюной, которая от неожиданности пошла не в то горло, он мельком бросил взгляд на Борю и уже готов был встать между другом и неосторожной «туристкой». Боря холодно посмотрел в сторону Жени, быстро достал сигарету из пачки и закурил.

– Это не тема для обсуждений, – он выдохнул густое облако сизого сигаретного дыма, который тут же был подхвачен легким ветерком и развеян в лесной глуши.

– Да ладно тебе, Борь, столько лет прошло, да и история повеселее моей будет… – Миша улыбнулся и посмотрел на друга. – Если задуматься, ничего страшного в ту ночь и не произошло, акромя твоих планов, – он с трудом увернулся от шишки, которая летела ему прямо в голову, и засмеялся, – не, ну в самом деле, Борис Александрович, поведайте нам, вечер располагает к откровениям!

– Да нечего тут рассказывать, девочки, вышло так, что в…

– Тпруу, – прервал его Миша, – ты так всю историю испортишь, надо с чувством, с толком, с расстановкой, именно так мне твердила моя учительница по русскому и литературе. Кто же так истории рассказывает?

– Краткость – сестра таланта, – парировал Боря, – если желаешь, можешь поведать сам, мне все равно эта история не по нутру, я спать. Всем спокойной ночи! – Боря мигом зарылся в свой спальник и повернулся к ним спиной. – Дровишек на ночь подкиньте, иначе либо волки сожрут, либо замерзнем.

– Приятных снов! – хором ответили они ему.

– Ладно, девчонки, пора баиньки, историю как-нибудь расскажу потом, может быть, завтра. – Он взял охапку дров, что была заранее заготовлена для ночного костра, и кинул ее в огонь.

– Ну, так не пойдет, мой друг, – Юля подошла к нему и стала щекотать, – я тебе спать не дам, пока не расскажешь.

– Оу, дивная перспектива, молодая девушка не даст мне спать всю ночь, это уже начинает нравиться, – он резко вскочил на ноги и стал щекотать ее в ответ, Юля повалилась на землю и зашлась оглушительным смехом. Ей на помощь пришла Женька, которая попросту запрыгнула на широкую спину Миши и впилась руками ему под ребра.

– Не, ну вы там долго будете продолжать эту оргию? – Боря развернулся в своем мешке и посмотрел на резвящихся напарников. – Давайте по ступам, ведьмочки, Миша, тоже падай в кроватку, завтра рано вставать!

Девочки мигом успокоились и отправились прямиком в палатку, где их ждали два теплых спальных мешка. Миша привычно упаковался в спальник и уже через несколько минут видел седьмой сон. Боря долго не мог уснуть, его тревожило неожиданное соседство то ли браконьеров, то ли грибников, и те и другие могли оказаться весьма лихими людишками, что сулило им немало проблем. Не вовремя их пару с Мишей разбавили женским коллективом, девочкам бы работать где-нибудь в городе, сидеть в теплом офисе да обрабатывать информацию, поступающую с «полей».

Глава 7

Пробуждение этим утром далось мне еще тяжелее, чем предыдущее, ломило все кости, голова туго соображала, куда занесло ее тело. Я с трудом поднялся и окинул свое убежище коротким блуждающим взглядом. Облупившиеся обои, рухнувшие полки и битое стекло, усыпавшее пол, отнюдь не добавили мне оптимизма. Было ощущение надвигающейся болезни, вирус гриппа или еще какой заразы поразил мою кровь и теперь активно атаковал мозг. Ноги с трудом держали меня, похоже все-таки на болезнь, только этого мне не хватало в этом богом забытом месте.

Я разжег газовую конфорку и поставил чайник, надо было срочно что-то делать со своим мироощущением, предболезненное состояние совсем не улыбалось мне. Нужно было сделать чертовски много за сегодняшний день и за пару последующих. Я твердо знал, что докопаюсь до истины в скором времени, и чертовски желал иметь здоровую и ясную голову на тот момент.

Покопавшись в вещмешке, я извлек из него пакет растворимого зелья, которое обещало поставить на ноги любого гриппозника за считанные секунды, никогда не верил рекламе, но эта зараза действовала, несмотря на мое неверие.

Закипел чайник, изрыгая из своего носика облако пара, я налил кипятка в походную кружку и заправил его чудодейственным порошком, выпивать варево рекомендовалось залпом, что я, собственно говоря, и сделал. Большинство лекарств действовало на человека как плацебо, и я твердо верил в это, через несколько минут мне стало значительно лучше, и я заварил себе чайку. Жизнь вновь начала набирать потухшие было краски, и это радовало. Подошел к окну и выглянул на улицу, снаружи все еще царило лето во всей своей красе, город все так же был заброшен и нелюдим. Острое чувство предвкушения чего-то неизведанного пронзило мою грудь, мышцы на секунду напряглись и вмиг расслабились, даря телу тепло. Сегодня я намеревался посетить водонапорную станцию, именно там, как мне казалось, порылась собака, именно это место должно было мне раскрыть глаза на то, что произошло в Еже. Почему я был так уверен? Не могу ответить на этот вопрос, возможно, шестое чувство, возможно, я настолько жаждал новых открытий, что заставил себя поверить в это? В любом случае, станцию стоило посетить, не просто так прекратилась подача воды в город накануне исчезновения всего его населения. Город, который от сезона к сезону рисковал быть смытым в бурные потоки огибающей его реки. Без присмотра человека укрепленные берега начало основательно подмывать, река норовила выпрямить свое русло и пустить свои воды по центральным улицам Ежа. Еще пара лет, и даже желающий не сможет обнаружить город-призрак в тайге, через десяток не останется и памяти о нем.

Есть совсем не хотелось, я кинул в рюкзак пару банок тушенки и ставшие деревянными баранки, дико скучал по хлебу, свежему, еще тепленькому, по особенно пахнущему хлебу. Карабин лежал у моей импровизированной кровати, я уже привык не расставаться с ним, это был мой единственный друг в этом глухом уголке земли, который придавал уверенности в себе.

В этот день меня впервые посетила мысль написать отчет о своем путешествии. Не от того, что я собирался запечатлеть себя на страницах истории как первооткрыватель чего-то невероятного и неизведанного, а как человек, который начинал сомневаться в том, что вернется к цивилизации и увидит еще когда-нибудь в своей жизни живых людей. Я не мог сказать с уверенностью, было ли это порождено моим состоянием или тем, что я давно не общался с живым человеком. В моей практике сталкера я не один раз оставался один на один с тишиной, но раньше меня это радовало, я испытывал дикий прилив сил, секундный всплеск адреналина, в Еже все было иначе. С самых первых дней на меня накатывала тоска, я скучал по тому миру, который оставил, по тем людям, что меня ждали, не думал, что когда-нибудь скажу это, но и по своей работе я тоже скучал. Лишь мое любопытство держало меня здесь, даже несмотря на ухудшившееся самочувствие, я собирался докопаться до истины во что бы то ни стало.

На улице вовсю светило яркое солнце, чистый, прозрачный воздух окутывал меня, словно младенца пеленки, птицы щебетали в кронах деревьев, чистое небо предвещало хорошую погоду как минимум еще дня на два. Казалось, я должен был воспрять духом и вприпрыжку рвануть к водонапорной станции, но этого не произошло, ощущение какой-то черной безысходности поглотило меня. Последние дни, что я пребывал на Большой земле, были чертовски хороши, может, потому меня одолевала тоска. Я помнил тот последний день, что я провел в городе, до последней секунды, каждую мелкую деталь, каждый оттенок.

На работе был ужасный загруз перед наступлением лета. Все хотели избавиться от накопившихся дел, в том числе и я, мой отпуск, который я собирался посвятить Славке, должен был пройти в Еже. Собственно, это была моя последняя дань моим походам, я собирался завязать, выстрелить в последний раз, но так, чтобы это запомнилось на всю жизнь. Билеты на самолет были заказаны, путь основательно изучен, оставалось только передать свои дела, доехать до аэропорта, сесть в самолет и взлететь, отдаваясь целиком и полностью своему хобби. Но с самого начала дня все пошло как-то наперекосяк. Вначале была Вика, моя любимая жена, которая вечером накануне объявила мне, что ей срочно надо заехать в больницу, а мне, естественно, надо ее туда завезти, вставать пришлось намного раньше, чтобы все успеть. На все мои расспросы, отчего ей понадобилось посетить медучреждение, которое она посещала не чаще, чем раз в десятилетку, она отвечала уклончиво, ссылаясь на плохое самочувствие. Думаю, мне надо было обратить на это внимание, но, честно говоря, я был целиком и полностью увлечен своим предстоящим путешествием, потому как-то пропустил это знаменательное событие посещения больницы. Естественно, я отвез ее и рванул через все пробки к работе. Черт меня дернул ехать через центральные улицы, кто-то из власть предержащих решил прокатиться по проспекту Ленина, естественно, наши доблестные полицаи перекрыли все улицы, на него выходящие. Машину пришлось бросать в первом же попавшемся свободном парковочном кармане и бежать до офиса. Чертовски не хотелось просидеть на работе, передавая дела до поздней ночи. Казалось бы, на том мои несчастья должны были притормозить и оставить меня в покое, но нет. Мой напарник и друг Петя, поддавшись искушению хмеля, напился накануне в баре Тинькофф, но это было еще полбеды, после ночных возлияний этот чудак решил прогуляться по славному Екатеринбургу пешочком. Я бы понял, если бы он наткнулся на блуждающие неприятности в лице гопников, которые, завидев одинокую фигуру, догнали ее и изрядно побили, не забыв при этом изъять все деньги, сотовый телефон и ботинки с носками. Надо сказать, что ботинки, что носил Петр, были самым ценным, что было при нем в любой момент его жизни. Мой напарник фанател по хорошей обуви и не носил ничего дешевле своей месячной заработной платы, а зарабатывал он немало. Неоднократно я выспрашивал у него, где он умудрялся прикупить кроссовки по столь бешеным ценам, но Петр молчал как рыба, ибо считал, что я собираюсь прикупить себе точь-в-точь такие же. Я согласен, ботинки или туфли еще куда ни шло, но кроссовки, которые можно купить в «бутиках» на рынке рублей эдак за тысячу, покупать в десятки раз дороже, тратя на это почти всю свою зарплату, а потом пить пиво из пластиковых паков, заедая его соленым арахисом, это было выше моего понимания. Как бы то ни было, никто Петю не догонял в ночи, не отбирал кошелек, не снимал с него его туфель или кроссовок и даже не бил ногами, Петя просто банально споткнулся (хотя, что может быть банальнее хулиганов), споткнулся и ровненько воткнулся головой в столб, отчего и получил сильное сотрясение мозга. Благо, он самостоятельно смог добраться до травмпункта, что уже никак не укладывалось в моей голове. Ему надо было в состоянии сотрясенного сознания пройти как минимум два километра, но, тем не менее, Петр преодолел это препятствие, после чего загремел в больницу, серьезно и, к сожалению, надолго. Когда я пришел на работу, мне пришлось поначалу столкнуться с шефом, который уговаривал меня не уходить в отпуск, но поняв, что он неизбежен, мой любимый начальник передал меня в руки Свете, которая должна была вести все мои дела, пока меня не будет на месте. Девочка Света – это был особенный человек, человек, который попал в нашу профессию совершенно волшебным образом, я уже молчу о том, как ей удалось окончить институт. Она имело весьма отдаленное представление о том, что такое экономическая наука, мало того, у меня было подозрение, что она и таблицу умножения знала по диагонали, ей бы калькулятор на скотч надо было прикрутить к правой руке. И именно этому человеку мне предстояло передать все дела в течение одного коротенького рабочего дня. Работа закипела, общение со Светой шло с большим натягом, она упорно отказывалась понимать мои принципы работы и пыталась навязывать свои. В итоге я плюнул на все, передал ей кипу бумаг, дал пароль от своего компьютера, естественно, предварительно перекинув всю информацию на свой жесткий диск, и отправился домой. Дома меня ожидал несобранный чемодан и билеты на вылет. К трапу по моим прикидкам я успевал, но успевал с трудом. Если бы не память о Славке, я бы плюнул, сдал бы билеты и выехал бы через пару деньков, а может, и вообще в следующем году, а этот отпуск провел бы на даче, с мангалом и пивком. Но я твердо решил лететь, во что бы то ни стало, как-никак, это был мой последний вылет, связанный с индустриальным туризмом. В мои намерения входила капсула времени, где я перечислял все наши со Славкой «подвиги», которую я собирался закопать где-нибудь на центральной площади Ежа. Одним словом, откладывать поездку я не собирался ни при каких обстоятельствах.

Домой приехал поздно, в квартиру влетел как ужаленный, быстро сбросил с себя одежду и рванул в душ, до регистрации оставалось два часа, благо, Екатеринбург – это не Москва, и у меня был вполне реальный шанс добраться до аэропорта без мигалок и вовремя. Помнится, лет пять назад был в Москве по работе. Приехал, уладил все дела, на день вылета заранее заказал такси, приехал в аэропорт вовремя, до регистрации оставался еще как минимум час, так как такси брал с запасом времени. Начал выяснять у администратора, когда будут объявлять регистрацию на мой рейс, и выяснил, что приехал во Внуково вместо Шереметьево. Ох, и заметался же я, застревать в столице мне совсем не улыбалось, терпеть не мог этот город с его надменными жителями. Меня удивлял факт этакого московского налета. Человек, проживший в столице нашей необъятной родины с полгода, чувствовал себя королем мира, и, естественно, все замкадыши вызывали у него мелкое презрение. «Москвичи» шестым чувством определяли провинциала и считали нужным при любых обстоятельствах указать ему на его место, вне зависимости от социального статуса и положения провинциала. Меня эти люди с их богатым внутренним миром жителя столицы весьма и весьма утомляли, каждый час общения с ними был равен проведенному часу в палате с тихопомешанными нарциссами. Я рванул на парковку, отыскал там таксиста, такого же «москвича», как и я сам, только с кавказским акцентом, он не преминул что-то буркнуть себе под нос, насчет «понаехали тут, аэропорт найти не могут», сел за баранку и объявил сумму в триста долларов. Сопротивляться было бессмысленно, и я со словами «если успеем, будет тебе триста» сел в такси и хлопнул дверью. В тот день мне несказанно повезло, житель гор, а ныне почти коренной «москвич», доставил меня тютелька в тютельку в аэропорт. До окончания регистрации оставалось минут пятнадцать, после которой я почти с радостным смехом влетал в салон самолета. И все-таки хорошо, когда до аэропорта можно добраться минут за тридцать-сорок.

На выходе из ванной меня ждала Вика. Ее выражение лица не сулило ничего хорошего для моей будущей поездки. Моя любимая супруга встречала меня с улыбкой, что говорило мне уже о многом. Мы с ней прожили достаточно времени, и я прекрасно знал ее отношение к моему хобби, которое ухудшилось в десятки раз после смерти Славки. Она прекрасно знала, что каждая моя вылазка была чертовски опасна для жизни, и знала, что мой вояж в далеко заброшенный город Еж отнюдь не прогулка, а почитай одна из самых рискованных поездок.

– Я тебе рюкзак собрала уже. – Тут у меня все рухнуло внутри, она никогда, повторюсь, никогда не собирала мне рюкзак в дорогу, она прекрасно знала, что я это делаю сам, как опытный парашютист сам себе заворачивает парашют перед прыжком. Мало того, она и сама не любила это делать, так как всегда с трудом отпускала меня в мои походы.

– В честь чего, м? – я чмокнул ее в нос.

– У меня для тебя есть пара необычных новостей, – тут же выпалила она, – очень– очень необычных.

Именно в этот момент я начал чувствовать, как моя поездка медленно, но уверенно начала накрываться медным тазом и отползать куда-то в сторонку. Новости – это, конечно, всегда хорошо, когда их оглашают с такой лучезарной улыбкой, но не совсем хорошо, когда у тебя остается всего ничего времени до вылета.

– Что за новости? – я подошел к рюкзаку, раскрыл его и начал высматривать, что же мне собрала Вика в дорогу. Документы у меня были давно подготовлены, и я не волновался на сей счет, но, как-никак, мне предстояла нешуточная поездка, где может понадобиться куча вещей, которые в определенных ситуациях могут не только сделать мою жизнь комфортнее в тайге, но и спасти ее.

– Я беременна! – выпалила она.

Я оставил рюкзак и посмотрел на нее. Мы частенько обсуждали эту тему, но все как-то не выходило, да и я серьезно не задумывался об отцовстве. Нет, я очень хотел стать отцом, но чтобы вот так, сразу… хотя, надо сказать, я был готов и вполне созрел. Я без слов обнял ее, крепко-крепко, и понял, насколько же родной она мне человек, в тот миг мы с ней были одним единым целым существом, с одними мыслями и мечтами, мы дышали одними легкими, смотрели одной парой глаз, все чувства слились воедино.

– Надо сдать билет! – я оторвался от нее на миг и посмотрел ей в глаза, мне не хотелось уже никуда ехать, хотя маленький колокольчик где-то в глубине души звенел (было ощущение, что я предаю старую дружбу со Славкой, и я понимал, что моему увлечению индустриальным туризмом пришел конец и настало время осесть). – Какой срок? – миллион вопросов кружил у меня в голове, мысли слегка путались, и возникло ощущение нереальности. Неужели это все происходило со мной, прямо здесь и сейчас?

– Во-первых, билет сдавать не надо, я знаю, что это важно для тебя, и ты должен полететь, – она сделала короткую паузу, смотря мне в глаза, и глупо улыбнулась, – но должен обещать, что это в последний раз или, по крайней мере, пока ребенок не вырастет. – Вика прильнула ко мне. – Во-вторых, срок уже как-никак пятая неделя, врач сказал, что беременность протекает очень легко и мне повезло. Никакого токсикоза, никаких нарушений сна, все просто замечательно.

– Ага… пять недель, это, значит, хорошо прошло открытие шашлычно-дачного сезона, мы же с тобой зажигали в тот день у Греков на даче. Удачно мы с тобой в баньку сходили. – Я еще крепче прижал ее к себе. – Как теперь я поеду, ты тут одна останешься, я там, в тайге, за тысячу километров от вас. – Мельком я посмотрел на ее живот. – Я думал, это ты с летними шашлыками прибавила пару килограммов, а оказывается вот оно что. – Улыбка растягивала мои губы, я был безумно рад.

– Ну тебя, шашлыками такого пуза не наешь! – она надула губки и игриво толкнула меня в плечо. – Я сразу заподозрила неладное, сделала тест, а врачи уже сегодня утром подтвердили, срок-то уже немаленький. Они и удивились, что чувствую я себя замечательно, никаких симптомов, кроме двух полосок на тесте и бьющегося сердца на УЗИ.

Я уже в миллионный раз прокручивал события того дня в голове. Мы стояли, обнявшись, почти в самом коридоре и смотрели друг на друга. Я знал, что она не хотела, чтоб я уезжал. Знал, что она желала того, чтобы моя последняя поездка состоялась год назад, а лучше два, я был уверен в том, что она сильно переживает за меня, но я знал, что должен, просто обязан почтить память старого друга и все-таки попасть в город Еж, зарыть капсулу и выпить сто граммов, опираясь на измазанную в земле лопату.

– Тебе пора, Саш, самолет скоро, – она отстранилась от меня и посмотрела мне в глаза, – я боюсь за тебя. Боюсь с самого того дня, когда узнала про твое это хобби. Ты будь осторожнее, я тебя здесь жду, тебя ждет твой ребенок, будь аккуратен. – Ее глаза наполнились слезами.

– Я буду осторожен, как самый замшелый параноик. – Я улыбнулся во все свои тридцать два зуба, хотя, конечно, их, этих самых зубов, было уже гораздо меньше к моим тридцати. – Я обещаю, покопаюсь в развалинах и сразу домой, и сразу к тебе!

– К нам, – поправила он меня, – давай, беги уже, а то расплачусь. – Она действительно надула губы, задрожал подбородок, это были первые предвестники слез. – За мной тут мама с папой присмотрят, пока тебя не будет, все будет хорошо, главное, чтобы у тебя было все в порядке.

– У меня будет все отлично! – заверил я ее.

…Теперь я понимал, что у меня уже совсем не все в порядке, предболезненное ощущение не отпускало меня, и я прекрасно знал, насколько опасно болеть в этих местах. Логика подсказывала мне собирать вещички и дуть домой на всех парах, пока меня совсем не свалило с ног, однако что– то держало меня в этом месте. Мне даже сложно сказать, моя ли это воля. Я знаю, это похоже на бред человека, у которого подскочила температура, но моя ли воля держала меня тут? Отрыв от цивилизации сказывался на сознании, и я уже был готов поверить в те сказки, что описываются в желтой прессе. Мистика, фантастика, думаю, это все-таки моя болезнь, грипп или, скорее всего, простуда, надо уповать на то, что лекарство, проглоченное мной с утра, поможет мне справиться с ней и провести в этом городе еще пару-тройку дней, а потом отправиться домой. Я нашел склад с продуктами, в этом мне повезло. Я мог прожить в Еже еще месяц или два, пока не докопаюсь до истины, но на Большой Земле меня ждала беременная жена, и я всей душой стремился именно к ней, на другой чаше весов было мое любопытство. Сегодня мысли путаются, пожалуй, буду описывать голые факты того дня.

…Я вышел на улицу и взглянул в кристально чистое небо. Тайга была полна звуками природы, дикими и первозданными, воздух наполнял мои легкие, и я с каждой секундой чувствовал, что мне становится легче жить в этом гиблом месте. Все отошло на второй план, все дурные мысли, я отстранился от них, меня ждала водонапорная станция, и я уверенно направился прямо к ней.

Станция представляла из себя небольшое здание, стоящее на берегу искусственного водохранилища, белая штукатурка местами осыпалась с его фасада, обнажая красный кирпич. Деревянная дверь, окрашенная в небесно-голубой цвет, была открыта настежь, являя миру темное нутро. Я поднялся на небольшое крылечко и остановился у входа, не знаю почему, но заходить внутрь совсем не хотелось. Я видел большой насос, стоящий в центре зала, на первый взгляд он был вполне работоспособным. Солнце, поднявшееся высоко в небо, неуверенно проникало внутрь машинного зала, освещая кусок бетонного пола, его лучи приятно грели спину сквозь легкую куртку, которую я накинул на себя утром.

Я достал из кармана пачку сигарет, повертел ее в руках и, передумав курить, сунул ее назад. Первый шаг дался мне нелегко, будто тьма, обволакивающая зал, была осязаема и не хотела пускать меня внутрь. Инстинктивно я перехватил поудобнее карабин, и большой палец скользнул к предохранителю. Это было, скорее, инстинктивное движение, нежели осознанное. Что заставляло сталкера тащиться в давно заброшенные места, копаться среди металлолома, ломать ноги и руки, погибать, наконец? Это минуты, а иногда и секунды ни с чем несравнимого удовольствия, люди прыгают с парашютами, ползают по горам и находят в этом свое удовольствие, именно в этот момент, находясь в темном машинном зале, я испытывал то, что сделало меня сталкером. Моя болезнь отошла на второй план, я будто находился на каких-то древних раскопках, ища тайны прошлого. Я двинулся в глубь зала, обходя вокруг насос, который возвышался в самом его центре. Чуть правее я заметил небольшую деревянную будку с остеклением, также выкрашенную в голубой цвет, видимо, оттуда осуществлялось управление этим агрегатом. Я мало понимал в устройстве водонапорных станций, подающих воду в города, мало того, впервые присутствовал на подобном объекте. Мои шаркающие шаги эхом отражались от стен, замирая где-то под потолком, который находился метрах в трех над моей головой. Окон в этом здании не было, пришлось включить фонарь, луч которого уверенно скользил передо мной.

Я почти полностью обошел насос вокруг, когда яркое пятно искусственного света выхватило из темноты лежащий на бетонном полу лом, это был старый обычный лом, которым, очевидно, привели в негодность тот самый насос, рядом с которым я стоял. Следы варварского насилия над техникой, нанесенные с помощью древнейшего инструмента, были отчетливо видны на корпусе насоса. Пара точных ударов приходилась по какой-то емкости, судя по всему, в ней было масло, смазывающее механизм, черные подтеки скользили по металлу, растекаясь аморфным пятном по полу. Еще несколько дыр я заметил в панели управления, кто-то потрудился на славу, приводя в негодность единственный насос, питающий город водой. Кому и зачем это понадобилось?

Я закончил свой обход, помимо тех повреждений, что я увидел, присутствовали и другие, которые я не заметил с самого начала. Рано было делать какие-либо выводы, и я направился к маленькой будке, которую заметил раньше. Здесь меня ожидал настоящий сюрприз, но сюрприз, прямо скажем, не в лучшей интерпретации этого слова. Помимо развороченного пульта, битой посуды, оборванных кабелей, на полу в будке лежал труп. Вернее, это были останки человека, в виде отполированного до блеска скелета. Почему-то в голову полезли воспоминания об уроке анатомии, когда биологичка выкатила из шкафа скелет, такой же белый и глупо ухмыляющийся своими обнаженными челюстями. Я знал, что это был муляж, не настоящий скелет, и все же как-то в тот момент стало жутко. Я смотрел, как она его бережно катит в центр класса, придерживая за предплечье, руки и ноги у него болтались из стороны в сторону, имитируя какую-то адскую пляску. В окно класса светило яркое солнце, впереди были летние каникулы, и внутренне я уже отдыхал на берегу водоема, греясь под его ласковыми лучами. Все говорило в тот момент о бурной жизни, и ничто не напоминало о смерти, кроме этого белого уродца, насаженного на металлический каркас. Глядя на скелет, лежащий на сером холодном бетонном полу, я вспоминал не только тот день, но и ощущения, что будоражили мое нутро. Я стоял минут пять не шевелясь, честно говоря, я растерялся, я часто встречался с призраками тех мест, что посещал, призраками, которые рождались только в моем богатом воображении, но никогда еще я не сталкивался с настоящим олицетворением смерти, что посетила те или иные места. В этом смысле Еж был для меня открытием.

Я приставил карабин к стене и присел на корточки рядом с трупом, мой взгляд пытливо скользил по костям, в этот момент я не испытывал ужаса или страха, скорее, наоборот, я испытывал восторг, связанный с моей новой находкой, и я хотел выяснить, от чего умер этот бедолага. На первый взгляд все кости были целы, скелет походил на тот самый образец в кабинете биологии, по крайней мере, я почти с уверенностью мог сказать, что причиной смерти послужил несильный удар, который мог сломать кость, или неогнестрельное ранение, хотя и до медика мне было далеко. Я еще раз, не вставая, окинул взглядом комнатушку – вся техника была переломана. Старая, покрытая пылью чашка валялась в углу, какие-то коробки громоздились вдоль стен, кусок веревки с петлей лежал рядом с перевернутой табуреткой. Я встал и посмотрел наверх. Так и есть: очевидно, тот, кто лежал у моих ног, повесился, второй кусок веревки красовался под потолком. Труп либо срезали позже, либо веревку перегрыз какой-то мелкий грызун или она сама разорвалась от старости. Я осмотрел кончик той веревки, что лежала на полу, собственно, любой из вариантов мог иметь место, да и это не имело особого значения, по крайней мере, сейчас. Остатки одежды, лежащие под костями, говорили о том, что этот человек был служащим водоканала, то есть именно он присматривал за водонапорной станцией, возможно, именно он переломал тут все, а затем вздернулся в своей будке на радостях. Это, конечно, не было истиной, но вполне могло быть правдой. Что побудило его оставить город без питьевой воды, сказать сложно, но, думаю, причины были весьма серьезными. Что заставило влезть его в петлю? Думаю, все те же причины, возможно, рожденные воспаленным сознанием буйнопомешанного, мужик мог просто съехать с катушек и послать все к чертовой матери. Скорее всего, я никогда не узнаю, что именно им двигало, а может, и не им вовсе. Может, он пришел с утра на работу, увидел здесь жуткий раздрай, учиненный хулиганами, его тонкая душа непризнанного поэта этого не выдержала, и он покончил жизнь самоубийством, накатав пару строк на бумаге, которая к моему приходу истлела. Но было здесь еще кое-что. То, что заставляло мысли в голове лихорадочно шевелиться. Поначалу я не заметил ничего необычного, но спустя несколько минут факты в моем подсознании увязались в единую цельную картину, но при этом упорно не хотели состыковываться.

Осматривая труп, я заметил многочисленные следы от зубов животных, которые, очевидно, явились сюда полакомиться человечиной. Сам факт, прямо скажем, не из приятных; перед глазами тут же вырисовывается живописная картина с кусками мяса и лужами крови, которую тщательно вылизывали мелкие грызуны. Надо думать, это естественно для столь диких мест, удивительно, как этого бедолагу не растащили по разным углам, может, хищники были не настолько крупны, может, его обглодали крысы, пока он еще висел, я не судмедэксперт и определить точно не мог, как скелет мог остаться в целости и сохранности, факт состоял в том, что его качественно объели. Однако, черт возьми, как только моя нога ступила на землю этого проклятого места, я обратил внимание на полное отсутствие животных. Что-то заставляло их обходить город стороной, что именно – я не знал, возможно, бывшее обиталище человека все еще отпугивало их, хотя я в это не верил. Но то, что я видел в магазине, так же оставалось фактом, ни один продукт не был тронут лесными обитателями, даже крупы грызуны обошли стороной. Здесь же, на водонапорной станции, можно сказать, в той же черте города, животные славно попировали. Разорвав одежду, они добрались до мягких тканей. Грызуны своими маленькими отточенными зубками прорывали себе тоннели в теле бедняги, купались в его крови, наслаждались его внутренними органами, думаю, остатки плоти исчезли с этих костей максимум за пару-тройку дней.

Я встал на ноги и огляделся еще раз, никаких следов пребывания в этом месте лесного жителя не наблюдалось, казалось, они пришли сюда на зов свежей человеческой плоти, и так же быстро удалились, после того, как не осталось ни единого кусочка мяса. Я подавил легкий рвотный рефлекс, вся эта история с трупом была весьма неприятна, мое богатое воображение разукрасило события тех дней в яркие и сочные краски, и я пытался усилием воли избавиться от этих навязчивых видений. Рука сама собой потянулась к сигарете, легкий сизый дым наполнил мои легкие, и я с шумом выпустил это облако под потолок.

– Чертовски странно, – эти слова я произнес вслух, чтобы вернуть себе самообладание, звук человеческого голоса, хоть и моего собственного, вселял уверенность, приводил мысли в порядок.

Я подошел к письменному столу, на котором царил вселенский бардак, мои руки перебирали бумаги, глаза быстро скользили по строкам, пытаясь доставить в мозг хоть сколько-нибудь полезную информацию, но ничего интересного я не обнаружил. Унылые отчеты о проделанных работах, количестве поставленной в город воды, очередных и внеплановых ремонтах насосного оборудования, и ни единого намека на то, что здесь могло произойти.

Я вернулся в машинный зал, лом по-прежнему валялся на своем месте, и сдавалось мне, валяться здесь он будет до тех пор, пока ржа не превратит его в пыль. Я пытался представить себя на месте того человека, что лежал в маленькой каморке за моей спиной, если все эти разрушения были делом его рук. Но что двигало им в тот момент? Он вышел с ломом из своего закутка или подобрал его по дороге к насосу, сделал пару кругов вокруг агрегата, который обслуживал не один десяток лет, а может, и первый день в своей жизни. Его взгляд скользит по металлической поверхности, определяя самые уязвимые места, затем первый удар, за ним сразу же второй. Когда дело кончено, он бросает лом тут же, в машинном отделении, он совершенно не боится того, что его разоблачат, потому что в его жизни уже все предрешено. Он направляется к своему рабочему месту, его руки сметают со столов бумагу, переворачивают кружку с утренним чаем или кофе, она падает на пол и разбивается на мелкие осколки. Скорее всего, веревка, подвешенная к балке, уже готова, он встает на табуретку, просовывает голову в петлю и кончиком носка своего грубого ботинка отбрасывает опору в сторону. Знает ли он, что его мучения в петле будут длиться не одну минуту, он барахтается на конце веревки, как комар, попавший в паутину безжалостного паука. Возможно, теперь он хочет жить, каждая секунда, проведенная в петле, равняется часу, но тиски все туже затягиваются вокруг его шеи. Первым не выдерживает мочевой пузырь, хрипы и стоны наполняют маленькую водонапорную станцию, но ему некому помочь, и он дергается еще несколько минут, пока его организм, лишенный кислорода, не отказывает и не наступает уже долгожданная смерть.