Клинок драконьей крови

Антонина Смирнова

Клинок драконьей крови

Пролог «Пепел Дракориана»

В те дни, когда мир был ещё юн, а звёзды помнили песни творения, стоял среди гор великий город Дракориан – светоч королевства Дракориэлей, чьи башни, подобно копьям, пронзали небо. Стены его были выкованы из золота, добытого в недрах Карназара, и украшены чешуёй драконов, отчего при свете солнца весь город пылал, как жаркое пламя в горниле веков.

Воздух здесь был напоён древней магией, оставшейся от времён, когда эльфы Сильвани пели в лесах, гномы Дурингарда ковали руны в подземных чертогах, а драконы парили над вершинами, мудрые и величавые, как сами горы. Союз трёх народов казался нерушимым, скреплённым клятвами, высеченными в камне и звёздном свете.

Но тень уже подкрадывалась.

Далеко за пределами мира, в пустоте, куда не доходили ни свет, ни звук, дремал Моргаэль – изгнанник, некогда побеждённый и заточенный за грань бытия. Теперь же его шепот просачивался сквозь трещины в самой ткани реальности, как яд, отравляющий сны королей и мудрецов. Его слова были тихи, но неумолимы, как падающий камень, что однажды рождает обвал.

А в Дракориане ещё пели, ещё пировали, ещё верили в вечность. Но пепел уже кружил в воздухе, будто снег забытых времён.

Король Элиандр Дракориэль стоял на вершине Огненного Шпиля, где ветра, вечно бьющиеся о каменные зубцы, несли с собой запах дыма и далёкого грома. Высоко над миром, в этом последнем прибежище света, он взирал на свой город – на мраморные площади, на башни, увенчанные знамёнами с драконьей кровью, на сады, где некогда эльфы пели под сенью древних деревьев. Но теперь солнце, некогда золотое и щедрое, пряталось за чёрными тучами, будто сама небесная твердь отворачивалась от Дракориана.

– Ваше Величество… – раздался за его спиной голос, прерывистый от усталости и страха.

Король обернулся. Перед ним стоял лорд Каэдор, главный из его советников, лицо которого, обычно невозмутимое, теперь было бледным, как лунный свет на могильных плитах.

– Гномы Дурингарда перестали отвечать на послания. Последний караван, посланный к ним, не вернулся. А эльфы… – Каэдор сжал кулаки. – Эльфы Сильвани запечатали свои границы. Ни один человек не может ступить в их леса без того, чтобы древние деревья не сомкнули ветви перед ним, как врата перед изгоем.

Элиандр молчал. Ветер трепал его плащ, вышитый серебряными рунами, и шептал что-то на языке, который знали лишь драконы.

– А драконы? – наконец спросил он.

– Беспокойны, Ваше Величество. Игнисар не являлся на зов уже три луны. Младшие же драконы кружат над горами, и в их глазах – не гнев, но… скорбь.

Король закрыл глаза. Он знал, что это значит.

– Он близко.

В тот же миг земля содрогнулась.

Глухой гул, словно рёв пробуждающегося исполина, прокатился по городу. Камни под ногами короля затрещали, и вдалеке, у западных ворот, взметнулся столб чёрного дыма.

– Тенеорки! – крикнул Каэдор, выхватывая меч.

Но король уже видел их.

Из трещин в земле, из теней между зданиями, из самого воздуха выползали они – существа без лица, без формы, лишь клубы тьмы, принимающие обличье того, чего боится смотрящий. Их появление не было вторжением – это было возвращение. Они всегда были здесь, ждали лишь часа, когда последние печати падут.

– Моргаэль… – прошептал Элиандр, и в его голосе не было страха. Была лишь тяжесть знания.

Город, некогда сиявший, как драгоценность в короне мира, теперь окутывала тьма. И король понял – конец пришёл. Но не конец битвы. А лишь её начало.

Тронный зал Дракориана, некогда сверкавший золотом и драгоценными камнями, теперь был окутан тревожными тенями. На стенах, украшенных фресками былых побед, трескалась штукатурка, осыпаясь вместе с изображениями славных битв. Сквозь высокие витражные окна, где прежде играли солнечные блики, теперь пробивался лишь багровый свет горящего города.

Король Элиандр восседал на троне из черного дуба и драконьей кости, его пальцы судорожно сжимали рукояти. Перед ним стояли последние верные:

Игнисар, древний дракон, свернувший свое исполинское тело, чтобы поместиться в зале. Его чешуя, помнившая рождение мира, тускло мерцала в полумраке. Глаза, подобные расплавленному золоту, смотрели сквозь короля, будто видя нечто за гранью этого мира.

Лорд Орвен, маг и советник, чьи когда-то ясные глаза теперь отражали лишь ужас грядущего. Его длинные седые волосы, обычно убранные в строгий узел, рассыпались по плечам, как символ утраченного порядка. В руках он сжимал посох с треснувшим кристаллом на вершине.

Капитан гвардии Ториан, чья броня, испещренная следами недавних битв, звенела при каждом движении. Его лицо, изборожденное шрамами, было непроницаемо, но в глазах горела решимость умереть за своего короля.

– Мы проигрываем, – глухо произнес Игнисар, и его голос, подобный далекому грому, заставил дрожать витражи. – Мои сородичи уже покинули этот мир. Они улетели к Огненным Горам, где тьма не сможет их достать.

Орвен резко поднял голову:

– Бегство? От вас, древнейшего из драконов, я ожидал большего, Игнисар!

Дракон медленно повернул свою могучую голову к магу:

– Не бегство, мудрец. Сохранение. Моргаэль ищет Сердце Мира. Если он дотронется до него… – Игнисар сделал паузу, и в зале стало так тихо, что было слышно, как за стенами рушатся здания. – …Элиндор станет страной теней. Навеки.

Ториан шагнул вперед, его меч уже был обнажен:

– Тогда мы должны защитить его любой ценой! Где оно находится?

Орвен горько усмехнулся:

– О, если бы это было так просто, капитан. Сердце Мира – не предмет, который можно спрятать в сундук. Оно… везде и нигде. Оно в корнях гор, в глубинах океанов, в… – он посмотрел на короля, – …в крови Дракориэлей.

Король Элиандр медленно поднялся с трона. Его голос, когда он заговорил, был спокоен, но в нем слышалась сталь:

– Значит, выбор сделан. Орвен, ты знаешь, что нужно делать.

Маг побледнел:

– Ваше Величество, ритуал потребует… вашей жизни. Вашей души. Всего, что вы есть.

– Разве не для этого короли и существуют? – Элиандр улыбнулся, и в его глазах вспыхнул тот самый огонь, что когда-то заставил драконов склонить головы перед его родом. – Чтобы в последний час стать щитом для своего народа?

Игнисар вытянул шею, его дыхание стало горячим, как пламя кузнечного горна:

– Я не могу позволить тебе уйти в небытие, потомок Дракона. Твой род… твоя кровь… они нужны миру.

– Тогда клянись, – король подошел к дракону и положил руку на его морду, – клянись, что сохранишь огонь для тех, кто придет после нас. Для того, кто поднимет Клинок Драконьей Крови, когда придет время.

Внезапно дверь в тронный зал с грохотом распахнулась. На пороге стоял юный паж, его лицо было искажено ужасом:

– Ваше Величество! Они… они уже в цитадели! Тенеорки… они… ОНИ ЖИВЫЕ ТЕНИ!

За его спиной коридор поглотила тьма.

В святилище Дракориана, где некогда короновались короли древней крови, теперь царил хаос. Витражи, изображающие великие деяния предков, рассыпались в прах, и лишь слабый багровый свет проникал сквозь пыльные окна, окрашивая мраморные плиты в цвет запекшейся крови. Воздух дрожал от далеких криков и зловещего шепота теней, пробивающихся сквозь трещины мира.

Король Элиандр стоял перед алтарем из черного обсидиана, его плащ, некогда пурпурный, теперь почернел от пепла. В дрожащих руках он держал Клинок Драконьей Крови – артефакт, выкованный в незапамятные времена из когтя самого Игнисара и закаленный в крови тринадцати драконьих королей. Лезвие мерцало тусклым багровым светом, словно в его глубине все еще тлели угли былого величия.

– Пришло время, – прошептал Орвен, его голос прерывался, как старый пергамент. Маг стоял на коленях, чертя на полу дрожащими пальцами руны запечатывания. – Печати рушатся быстрее, чем я предполагал. Моргаэль уже стучится в двери этого мира.

Игнисар, чье могучее тело едва помещалось в святилище, склонил свою драконью голову.

– Ты уверен в своем выборе, потомок Дракона? Даже сейчас я могу унести тебя отсюда. В Вулканах Аштара ты будешь в безопасности.

Король покачал головой, и в его глазах – глазах, видевших расцвет и закат империи – не было страха.

– Какой толк от короля, который спасает себя, обрекая свой народ? Нет, старый друг. Ты должен спасти не меня, а то, что важнее нас всех.

Он повернулся к дракону, и его голос зазвучал с новой силой:

– Сохрани огонь для тех, кто придет после нас. Для того, кто поднимет этот клинок, когда тьма снова начнет ползти по миру.

Игнисар испустил глухой рокот, похожий на отдаленный гром.

– Я сохраню пламя, Элиандр. Но не для людей, погубивших этот мир своим высокомерием. Для мира, который еще может быть спасен.

Снаружи раздался оглушительный грохот – главные ворота цитадели пали. Воздух наполнился леденящим душу смехом, который, казалось, исходил сразу отовсюду и ниоткуда.

– Теперь! – крикнул Орвен, завершая последнюю руну. – Пока не поздно!

Король глубоко вздохнул. На мгновение в его взгляде мелькнула тень сожаления – о несвершенных делах, о несказанных словах, о веснах, которые он больше не увидит. Затем он крепко сжал рукоять клинка.

– Пусть моя кровь станет щитом. Пусть моя смерть станет замком. Пусть моя душа станет печатью.

С этими словами он вонзил клинок себе в грудь.

Кровь – алая, как закат над погибающим миром – хлынула на алтарь. Но вместо того, чтобы растечься, она начала подниматься в воздух, сплетаясь с дымом и пеплом в причудливые узоры. Пол дрогнул, и по всему святилищу пробежали трещины, заполняющиеся золотистым светом.

– ОНО НЕ СМОЖЕТ УДЕРЖАТЬ МЕНЯ ВЕЧНО, ЭЛИАНДР! – прогремел голос Моргаэля, от которого задрожали стены. – Я ВЕРНУСЬ, КОГДА ПОСЛЕДНИЙ ИЗ ТВОЕГО РОДА ВОЗЬМЕТ КЛИНОК!

Но король уже не слышал этих слов. Его тело медленно опускалось на колени, а клинок в его груди вспыхнул ослепительным светом. В этот момент все тени в городе замерли, а затем – с пронзительным воплем – начали втягиваться обратно в трещины между мирами.

Игнисар расправил крылья.

– Прощай, последний из Дракориэлей. Я сохраню твое пламя. – С последним взглядом на угасающего короля, дракон взмыл в разбитое окно, унося с собой искру надежды в ночь.

А в городе, где некогда звучали песни и смех, теперь падал лишь пепел – тихий, как снег забытых времен.

Великий Дракориан, жемчужина Элиндора, умирал. Библиотеки, где веками хранились мудрость и песни древних, пожирались алчными языками пламени. Свитки, содержащие знания, собранные за три эпохи, превращались в пепел, который ветер разносил по опустевшим улицам. Дворцы, чьи мраморные колонны помнили шаги королей, один за другим рушились, словно песочные замки перед приливом. Их золотые купола, некогда сиявшие ярче солнца, с грохотом падали на мостовые, разбиваясь на тысячи осколков.

Тенеорки, эти порождения тьмы, рыскали по улицам, как тени, ставшие плотью. Их безликие формы колыхались в дыму, а протяжные вопли сливались с криками последних защитников города. Тех, кто еще пытался спасти то, что уже нельзя было спасти.

Высоко над этим хаосом, на фоне кроваво-красной луны, парил Игнисар. Его могучие крылья, каждое размером с корабль, медленно вздымались и опускались, словно он сам стал живым воплощением рока. В глазах дракона, обычно горящих, как расплавленное золото, теперь читалась лишь бесконечная скорбь.

– Смотрите, братья мои, – прошептал он, обращаясь к младшим драконам, кружившим рядом. – Вот, каков конец великих царств. Вот что остается от гордыни смертных.

Один из младших, Вальмирон, чья серебристая чешуя уже почернела от дыма, ответил:

– Уйдем отсюда, отец. Этот мир обречен.

Но Игнисар покачал своей огромной головой.

– Нет, сын мой. Не весь мир. Лишь эта эпоха подошла к концу.

В этот момент из самых глубин разрушенной цитадели вырвался столб чистого пламени. Оно не было красным или оранжевым – это пламя горело белым светом, таким ярким, что даже драконам пришлось отвернуться.

– Вечное Пламя… – прошептал Игнисар. – Он сделал это. Последний из Дракориэлей выполнил свое предназначение.

Пламя поднялось высоко в небо, а затем разделилось на сотни искр. Каждая из них устремилась к одному из младших драконов, касаясь их чешуи, но не обжигая.

– Возьмите эти искры, – повелел Игнисар. – Унесите их в безопасные места – в глубины гор, в сердце древних лесов, в пустыни, где не ступала нога человека. Храните их, пока не придет время.

Вальмирон, в чьей груди теперь теплилась одна из таких искр, спросил:

– А когда это время настанет, отец?

Игнисар в последний раз окинул взглядом погибающий город. Где-то там, под обломками, лежало тело короля, который предпочел смерть бегству.

– Когда последний из крови Дракона возьмет клинок, – ответил древний дракон. – Я вернусь тогда. И мы все вернемся.

С этими словами он взмахнул крыльями, поднимаясь выше туч дыма. Младшие драконы последовали за ним, унося в своих сердцах искры надежды. А внизу, среди руин, лишь пепел продолжал падать, тихий и безмолвный, как снег забытых времен.

Надпись на разрушенных вратах города, едва видимая сквозь копоть, гласила: «Здесь стоял Дракориан. Здесь пал свет. Но свет вернется.»

В бездне между мирами, где время текло иными реками, а звёзды были лишь бледными призраками в вечном мраке, пробудилось Нечто. Моргаэль, Повелитель Теней, изгнанный за пределы бытия, медленно открыл глаза, которых никто не мог видеть. Его смех, подобный скрипу древних врат, разлился по пустоте, нарушая безмолвие, длившееся эпохи.

– Тщетная жертва, король-смертник, – прошептал он, и слова его, словно чёрные змеи, обвивали остатки мира. – Ты запечатал врата, но оставил ключ. Кровь зовёт Кровь. И когда последний из твоего проклятого рода возьмёт клинок – я войду.

Ветер, вечный странник, носился над руинами Дракориана, шепча имена павших, которые смешивались с пеплом и уносились к кровавой луне, висевшей над мёртвым городом. Там, где некогда сверкали золотые купола, теперь лежали лишь груды камней, покрытые седым налётом времени. Над главными вратами, полуразрушенными, но всё ещё гордыми, чернела надпись на древнем языке, высеченная рукой неизвестного мастера:

«Здесь пал свет, чтобы тьма не воцарилась навек.»

Ветер играл с пеплом, кружа его в медленном танце, пока тот не опустился на обломок стены, где едва угадывались очертания фрески – король, возлагающий руку на голову дракона. Краски давно выцвели, но в очертаниях угадывалось величие былых дней.

И тут – движение. Маленькая, испачканная землёй рука дотронулась до древнего камня. Детские пальцы скользнули по полустёртой руне Дракориэлей, и на мгновение – о, на одно мимолётное мгновение! – камень вспыхнул алым светом, словно в нём всё ещё тлела искра былого могущества.