скачать книгу бесплатно
За стеной послышался хруст: кто-то мел пол и убирал разбитую посуду. Из коридора донесся звук шагов, стук в дверь, а затем хозяйка гостиницы спокойно сказала кому-то, что еще одна такая драка и она выселит «их табор на помойку».
На какое-то время все словно замерли, затаились. Казалось, жильцы обдумывали угрозу хозяйки, но привычки возобладали, и жизнь потекла своим чередом. Кто-то поставил чайник, раздалось бульканье, а потом характерный щелчок. После по коридору затопало множество ног, и, как раньше, открывались и закрывались двери, где-то включили телевизор, запахло едой.
Алиса хотела написать о произошедшем в фейсбуке, но решила не привлекать к себе лишнего внимания. Да и не поверит никто. Достала из сумки письма и еще несколько раз их перечитала.
Утром Алиса выписалась из номера и поехала домой.
Письма оставила в гостинице, на подоконнике. Еще ночью решила, что, наверное, в этом и заключалось ее предназначение – вернуть их обратно. Они были частью гостиницы, ее историей.
После сразу почувствовала себя гораздо комфортнее. Письма, как и воспоминания о прошедшей ночи, только тяготили ее. Алиса с радостью вернулась к привычной жизни, где с ней никогда не приключилось бы ничего подобного.
Тысяча третий свободный человек
– Придется съесть ее, если хочешь выйти отсюда. Таков закон: убил – съешь.
По словам адвоката, Алексею очень повезло. Буквально год назад за то же самое ему светила бы только пуля в затылок. Сейчас появилась возможность остаться в живых. Всего-то пара деталей. Вам интересно?
Он подсел поближе. Ворот розовой рубашки украшал значок, на нем вилка протыкала насквозь жирный кусок мяса.
– Все из-за моды на заморозку голов. Каждый теперь решил, что будет жить вечно, – продолжил адвокат.
По крайней мере, он так считал. Теперь в делах об убийствах, особенно в случае Алексея, предлагалось два варианта развития событий, на выбор осужденного: либо привычный вышак, либо…
Тут он стал говорить немного тише и отстраненнее:
– Либо вам придется съесть 5% тела жертвы за трое суток.
– Чего? – такого поворота Алексей не ожидал.
– Пять процентов тела, – медленно, словно дегустируя каждую букву, повторил адвокат. Его рот при этом немного подергивался влево.
– Труп, что ли, жевать? – переспросил осужденный.
– Да, – ответил адвокат. – Сырой, – зачем-то уточнил еще он.
После стал сбивчиво нести совершенную околесицу: мол, Лехе еще повезло, если бы он убил ребенка до пяти лет, то пришлось бы съесть его целиком, от пяти до двенадцати – половину, и только если убитому исполнилось больше двенадцати лет, положено съедать всего пять процентов тела.
– А если утопленник? – непонятно зачем поинтересовался Алексей.
– Тогда бы вам очень не повезло, – заметил адвокат. – Зато вы не представляете, как сильно упала статистика убийств на воде, – он как будто даже тихонечко хмыкнул, но постарался замаскировать смешок под кашель. – Так вы согласны?
Адвокат еще раз повторил условия договора: Алексею предстояло провести три дня в камере с телом жертвы и в течение этого срока съесть 5% тела. Если все пройдет как надо, он окажется на свободе.
– Есть небольшие ограничения – вы не сможете выезжать за границу и работать с детьми, но ценой тому свобода. СВОБОДА! – В финале адвокат почти перешел на крик, капельки слюны изо рта разлетались во все стороны, словно победный салют. – Вы согласны? – И, не дожидаясь ответа, сунул Алексею под нос кучу листков и ручку: – Подписывайте бумаги. Тут, тут и тут. За вами придут.
Получив все необходимые закорючки, адвокат резко вышел, захлопнув дверь камеры и оставив его одного.
На следующий день Алексея раздели догола, помыли и отвели в плохо освещенную камеру, в углу которой лежал труп без головы. Койки не было, туалета тоже. С него сняли наручники, и охранники молча ушли, не отвечая ни на один вопрос. Железная дверь захлопнулась. Пол был холодным.
На стене висели электронные часы, которые отсчитывали оставшееся время.
– Ну, привет, Галя, – поздоровался Алексей с трупом.
Присел рядом и прикоснулся пальцами к туловищу. Оно было прохладным и очень гладким, как будто мраморным. Алексей не мог представить, как его грызть, раньше он только обнимал и целовал это тело. Сел в другой угол камеры и закрыл глаза. Не мог понять, зачем он вообще на это согласился.
Однажды в отпуске они попали на незнакомый пляж. Галина предложила купаться по очереди, боялась, что украдут сумку, там лежали фотоаппарат и телефон.
Он заплывал далеко, и холодное течение скручивало ноги, словно тянуло на самую глубину. Страшно не было, хотелось плыть дальше, туда, где белый пароход проходит под мостом и скрывается за его тенью.
Алексей почти доплыл, пока не услышал оглушительные крики. Вдалеке парни прыгали с моста в воду. Он посмотрел в их сторону: как только один коснулся телом воды, то, как марионетка из сувенирной лавки, резко дернулся, обвис, как будто сломался, и пошел ко дну. То же самое произошло со вторым, – словно кукловод отпустил крестовину с веревкой.
Сверху кричали, и третий бросился на помощь друзьям. Позвоночник парня хрустнул от удара об воду, голова запрокинулась набок. Алексей увидел, как за долю секунды тело сгибается под неестественным углом, и, кажется, даже услышал этот треск ломающегося льда, после которого дышавший, здоровый человек превратился вдруг в пустую оболочку.
Галина махала руками на берегу, на плече висела сумочка. Отчаявшись, она подняла полотенце и решила использовать его как флаг. Вскоре песок попал в глаза, она зашла в воду и начала умываться одной рукой, а другой продолжала махать: возвращайся.
Алексей поднял голову. Тело так и лежало в дальнем углу камеры. Подошел. Это мог быть кто угодно. Перевернул. Узнал Галю по родинкам: под пупком они располагались в виде треугольника. Вспомнил, как в шутку жена сказала, что по ним будет проще всего опознать ее после аварии.
Попытался приподнять ногу, трупное окоченение вроде прошло.
Стоя жевать как-то нелепо. Что же теперь, сидя грызть мясо, как собака?
В течение дня охранники сунули в окошко только две полторашки воды в пластике, еды не приносили. Одну он успел выпить и использовал тару для малых нужд, вторая пока стояла нетронутой.
Интересно, 5% – это сколько? Допустим, она весит 70 кг, без головы пусть будет 65. Делим на 100, умножаем на 5, выходит 3 с лишним кило. В день по килограмму, вот почему еда не предусмотрена, разумно. Что ж, пора начинать.
Ночью не мог заснуть: лампа над трупом издевательски мигала. Казалось, вот-вот и потухнет. Через несколько часов она отключилась на минуту-другую, но снова зажглась, свет стал слабее.
Алексей пытался погрызть зад, в какой-то момент представил себя со стороны, рассмеялся, выпил немного воды и сел у стены на корточки. Возможно, отключился на пару часов. Он перестал следить за временем.
Два года назад у Гали нашли рак. Он затронул те очаги мозга, которые врачи сочли неоперабельными. Срок поставили полгода, протянула она гораздо дольше.
– Я не хочу возрождаться с раком в голове, – повторяла жена в те дни. – Не хочу жить с постоянной головной болью, вспышками мигрени, падать в обмороки. Страдать бессонницей, забывать, что делала утром, вчера. Отпусти меня, пожалуйста.
Алексей старался ее переубедить. Ведь придумали способ, как проснуться потом, без боли, без страха, как жить вечно. Он знал, это неправда, просто хотел сохранить ее голову, вдруг еще есть шанс.
Врач только пожал плечами: Галя была права, если она и проснется после, то только с раком.
– Отпусти меня, – просила Галя. На самом деле требовала большего: чтобы Алексей помог ей уйти, самой было страшно. Перебирали разные способы. Она отказалась от веревки – негигиенично, от таблеток – непредсказуемо, от огнестрельного оружия – был шанс промахнуться, от крыш – вдруг дети увидят, от воды – не хотелось разбухать и превращаться в корм для рыб.
Теперь она – корм для Алексея.
Прошли сутки, надо было что-то решать.
Грызть начал на этот раз со спины, впиваясь зубами в холодную плоть. Старался не жевать, а сразу глотать. Вырвало непережеванными кусками. Воды пока не приносили. Лампочка, мигнув на прощанье, окончательно потухла. Алексей постучал в стену, позвал дежурного, но никто не откликнулся. Где-то на потолке моргнула красным камера слежения.
Приходилось двигаться на ощупь, свет от часов не помогал – были видны только контуры трупа. Это напоминало камеру флоатинга, куда он ходил с женой в прошлой жизни: маленькая комната, внутри – здоровенный ящик. Забираешься в него, а там – вода с регулируемой температурой и темнота. Сверху ящик накрывают крышкой и оставляют тебя в невесомости плавать в тишине, иногда включают музыку. Говорят, помогает расслабиться и сконцентрироваться.
Здесь, рядом с трупом, на холодном полу, без еды и воды, было о чем поразмышлять. Алексей подтянул Галю за ногу и продолжил грызть. Воду так и не принесли.
На третий день дверь открылась, лучи яркого света ослепили Алексея до боли в глазах. Он попытался встать, но поскользнулся на моче и шлепнулся обратно в лужу. Голый, замерзший, перемазанный в собственных фекалиях, подошел к охраннику и улыбнулся. Потом встал на четвереньки, дополз до трупа, отгрыз кусочек и сожрал, тщательно пережевывая.
– Я знал, что вы справитесь, – услышал сверху голос адвоката, который хотел подойти, но, начав опускать носок дорогого кожаного ботинка на пол камеры, заметил, что тот полностью залит мочой, отдернул его, поморщился и продолжил стоять в проеме широкой металлической двери.
– Поздравляю вас, – произнес адвокат громогласно. – Теперь вы – свободный человек!
Алексей прыгнул на него, попытался откусить ухо, но получил кулаком в висок от охранника, отключился и упал.
– Почему они всегда рвутся именно к ушам? – недоуменно заметил адвокат, отряхиваясь. Дал знак охраннику, и тот добил Алексея несколькими точными ударами дубинкой в висок. – И никогда, никогда не читают, что написано в договорах мелкими буквами, – продолжил он уже устало, выковыривая непонятно откуда взявшуюся грязь из-под идеально отполированного ногтя.
– Тысяча третий. Готовьте печь, – произнес он, глядя в камеру слежения, и вышел.
На полу лежал худой, голый, мертвый мужчина и здоровенный кусок мяса, отдаленно напоминавший человеческое тело. Охранники унесли трупы, за ними пришли уборщики и стали отдраивать помещение, чтобы вскоре принять нового посетителя.
Ну же, Бог
Андрей очень любил работу и совсем не любил жену. Первая придавала ощущение собственной значимости, вторая – напрочь лишала. Особенно когда орала матом что есть мочи по телефону, а Андрею было некуда спрятаться от сотрудников.
Слабость он сделал отличительной чертой, переняв привычку жены, по которой его сразу узнавали журналисты, – рано или поздно Андрей начинал орать матом на подчиненных. Он был главным редактором службы новостей, и его ругань приходилось терпеть, как бесконечно сверлящего соседа или сварливую тещу.
На работу он приходил первым, клал на стол небольшую кожаную сумочку, которую носил под мышкой, доставал телефон. Тот был надежно упакован в чехол с крышкой, и, каждый раз перед тем, как принять звонок, Андрей небрежно, мизинцем, откидывал ее.
Набирал знакомого начальника в прокуратуре и принимался, как он это называл, «трещать». Треск продолжался в течение часа-полутора, после чего Андрей орал на подчиненных, успевших уже прийти на работу, но еще до конца не проснувшихся.
В его действиях прослеживалась некая преемственность: если Андрея будили вопли вечно недовольной жены, то подчиненных будил он сам. С матерком и удовольствием. После этого спокойно заваривал кофе и обсуждал свежие сплетни с бухгалтером.
Его чашка почернела изнутри и напоминала заброшенный колодец, но никто не предлагал и не советовал Андрею помыть ее, да и он никому не давал к ней прикасаться. На чашке было написано: «Сочи+93». Андрей, который любил отдохнуть и после по сто раз показать и рассказать, как проходил его отпуск, с кем он познакомился и что там приключилось, ни разу даже не упомянул об этом событии и городе.
Знала о нем коммерческий директор Алена, но она редко пересекалась с тех пор с Андреем, хотя замечала его машину у своих окон и пару раз сталкивалась с ним, когда Андрей вроде как ненароком приходил на прием именно к ее будущему мужу-стоматологу – то полечить зубы, то почистить эмаль, то избавиться от камня.
В этот день все началось как обычно – с болтовни Андрея, которая длилась около полутора часов. Он успел выпить кофе, выкурить несколько тонких, ароматизированных сигарет с ментолом, поскандалить с дворником («Хватит кормить голубей! Они срут мне на окно, прилетают и прямо на подоконник срут!»), когда из отдела рекламы прибежала всполошившаяся помощница Алены.
Девушка принесла телефонную трубку и быстро сунула ее Андрею. Оказалось, жена не могла до него дозвониться по мобильному. Номер отдела рекламы висел на сайте, она набрала его почти наугад и успела застать мужа, пока тот не ушел на очередную пресс-конференцию.
– Срочно тащи свою задницу домой, – велела жена и повесила трубку, она всегда так делала. Андрей объяснял поведение жены синдромом начальника и где-то в глубине души даже оправдывал ее, ведь он копировал ее поведение с подчиненными, и это доставляло ему удовольствие. Но не в тот день.
Он раздраженно сел в машину, ожидая очередной выходки. Вроде той, когда заказанные в салоне итальянские шторы оказались короче, чем окна, и жена изодрала их от злости в клочья. Пришлось возвращать их в таком виде в магазин и врать, что это сделала собака, хотя никакой собаки у них не было – жена не позволяла завести даже рыбок.
Дом был словно после ограбления: кресла перевернуты, кругом – беспорядок, тишина и никого. Он зашел в спальню, там отчетливо пахло блевотиной, постельное белье было снято и валялось комом на полу. На кровати лежали жена и сын Андрея. Сын тихо скулил.
– Заблевал всю кровать, фонтаном, – констатировала очевидное жена.
Решили вызвать платного врача («Ну не «Скорую» же», – сказала жена), но перед этим сдать кал и мочу. Принялись звонить во все клиники, Андрея начало трясти. До этого сын болел только один раз – в два года переел мороженого. Жар длился пару дней, за которые Андрей успел частично поседеть: из-за повышенной температуры сын кричал во все горло. К новому повороту Андрей был не готов.
Во всех клиниках требовалось присутствие ребенка, никто не хотел приезжать на дом, чтобы забрать анализы. В какой-то из больниц даже сослались на один из законов, номер которого Андрей все равно не запомнил.
Жена начала истерить. Решили повременить с анализами и хотя бы вызвать врача. Было уже поздно, и платную бригаду в это время согласилась прислать только одна клиника, но завтра утром, а не сегодня.
– Если что-то срочное, вызывайте «Скорую», – произнес безликий женский голос в трубке. – Я вас записываю на утро?
Андрей утвердительно кивнул и еле слышно прошептал: «Да». Он уже был готов вызвать кого угодно – хоть «Скорую», хоть шаманов или цыганку с соседней улицы: сына безостановочно рвало и поносило, и это пугало Андрея сильнее и сильнее. Но жена велела дождаться утра.
Ночью поспать не удалось: жена продолжала истерить и звонить своим родственникам. Через некоторое время приехали ее мать и отец, после – сестра с женихом, хотела даже подъехать бабушка, но ей запретили.
Сына так же рвало и поносило, и он безостановочно плакал. Андрей находился рядом с ним: вытирал пот с горячего лба, блевотину с подбородка, относил помыть в ванную, повторял какие-то успокаивающие фразы о том, что скоро боль пройдет и будет хорошо, но постепенно меньше и меньше верил в это сам – из сына словно уходило все живое.
Лицо его быстро осунулось, посерело, глаза запали, более отчетливо проступили круги под глазами. Сильнее всего Андрея пугал понос: черная слизь, которая текла и текла и не заканчивалась.
Поначалу его даже развеселило, когда сына пропоносило прямо на дорогущий белый ковер, который жена привезла из какой-то жаркой страны, где отдыхала с подругой. Но после, когда сын стал все меньше походить на себя и залил черным поносом всю комнату, Андрей испугался.
Он сел за рабочий компьютер жены и начал гуглить симптомы. За спиной маячили родственники, озвучивая самые жуткие варианты. Ему были неприятны их слова и присутствие в доме чужих, случайных людей (ну что здесь забыл жених сестры, кроме любопытства и лицемерного желания угодить даме сердца?), которые мешали ему собраться с силами и перестать стучать пальцами по клавиатуре, пряча предательски трясущиеся руки.
Андрей вспомнил, что в заначке есть немного коньяка с кофе, спрятался от всех в туалете и тихонько, за пару минут, прикончил всю флягу. После этого спать не хотелось совершенно, и сердце забилось так быстро, что казалось, через несколько секунд остановится навсегда, отсчитав заранее все уготованные на будущее удары.
Постепенно в атмосфере всеобщего невроза наступило утро. Жена с матерью распили на двоих почти весь пузырек корвалола, отец жены заснул в кресле на кухне, сестра с женихом уехали, потрепав ребенка по плечу на прощание: «Все будет хорошо». Тот блеванул спросонья кому-то из них на ботинки.
Андрей сидел перед окном в спальне и смотрел, как небо становится неприятно серым, после начинают петь птицы, затем к ним присоединяются другие, и, когда кажется, что их хор становится совершенно невыносимым, приезжают мусорщики и начинают переворачивать с грохотом свои баки, а свет заполняет комнату все больше.
Он смотрел и думал, как будет хорошо, если болезнь сына отступит и они станут проводить больше времени вместе. Сходили бы на футбол наконец. Может, он даже сделал бы что-то такое, на что не был готов раньше, изменился, – конкретные идеи не приходили ему в голову, он ощущал лишь сильное желание. Андрей задумался и даже взмолился: он знал, что готов променять на здоровье сына.
Андрей попросил Бога о сделке: он перестает орать матом на подчиненных, только бы ребенок выздоровел. Он готов, он созрел отказаться от этой приятной привычки, променять свое карательное утро на что-то более продуктивное, вроде пробежки (около дома Алены, например, – мелькнуло где-то на задворках сознания и погасло).
Он готов. Только бы сын выздоровел, ну же, Бог, как насчет этого? Небольшая слеза скатилась из уголка глаза, настолько он был в отчаянии. «Ты согласен, Бог?» – хотел спросить он, но не знал, куда смотреть – на небо, на потолок, в окно или на фигуру на кресте у себя на шее. Он на всякий случай достал крест и внимательно вгляделся в человека на нем. Посчитав, что этого достаточно, час или два спокойно спал, обняв сына, который окончательно ослабел и уже совсем не шевелился. Чтобы доказать свою решимость, Андрей перевел телефон в беззвучный режим.
Врачи приехали в то же время, что и обещали. Осмотрели ребенка, сделали пару уколов, предъявили счет, написали рекомендации и уехали. Их визит занял буквально несколько минут. Оказалось, у сына что-то вирусное, достаточно выпить пару таблеток – и все пройдет.
Это сильно поразило Андрея: он полагал, что расстояние между реанимацией, капельницами, серой, как пергамент, кожей ребенка и здоровьем должно равняться бездне, но нет, одно от другого отделял лишь укол, единственное вливание глюкозы.
Сын спал всю ночь и почти весь следующий день. К вечеру он уже почти пришел в себя, попросил любимого печенья и прочитал с Андреем в кровати книгу про собаку – ее он позволял брать только отцу. Ребенок был еще слаб, но кожа уже порозовела, исчезли тени под глазами, прекратились судороги, которые так пугали жену. Ее родители успокоились и уехали домой. Андрей облегченно вздохнул, достал из шкафа любимый ром и выпил все, не колеблясь, до дна.
Ночью снилось, как он бредет по пустыне и нигде, совершенно нигде, нет ни капли воды. Проснулся с сушняком, но зато голова не болела и на душе стало спокойнее.
На работе ничего не изменилось, и это сильно удивило Андрея, по его внутренним ощущениям словно несколько лет прошло. За пару дней он подзабыл, как общаться с подчиненными – перенервничал. Очень болезненно отнесся к сводке происшествий: там фигурировали дети.
Дотянуть на одном месте до обеда было тяжело, и он, под предлогом срочных дел, сбежал в «Детский мир». Там бродил среди конструкторов, о которых не мог даже мечтать в детстве, каких-то невероятных самолетов, катеров с пультами управления и всевозможными примочками. Вспоминал, как прыгал по гаражам, когда был маленьким, собирал красивые, гладкие камни на стройке, лазил по деревьям, делал лук и стрелы из веток – и был счастлив.
Современные магазины радовали, пугали и вызывали отчаяние, когда он представлял себя десятилетним. Наверное, он бы просто сошел с ума, а его сыну все это было не нужно. Открыв заметки в телефоне, Андрей искал, что же он просил на праздники в подарок.
Сын не был на него похож, ему нравились устройства, которые начинались со слова «микро» – микроскопы, микросхемы, всевозможные гаджеты. Он не знал, как вести себя на улице и чем там заняться. Казалось, кинь кто в него мяч – отскочит, как от стенки. С другими детьми сын общался через мобильные приложения: он бы просто не понял, для чего нужен лук со стрелами.
Смущаясь, Андрей подошел к продавцу и перечислил, наверняка путая и коверкая слова, названия игрушек, ничего ему не говорившие. Слава богу, тот понимал, о чем идет речь, и принес несколько небольших коробочек, содержимое которых невозможно было определить, не заглянув внутрь. Когда Андрей узнал цену этих невзрачных вещей, то замолчал, обматерил себя беззвучно, но все купил – не позориться же перед продавцом.
Сын был счастлив. Сгреб все коробочки, отнес в свою комнату. Весь оставшийся вечер Андрей сквозь стену слушал, как он советуется с другом по скайпу, как собирать из непонятных деталей. Андрей понял: он тут не авторитет, вмешиваться не стоит, и оставил ребенка по-своему радоваться подаркам.
На следующее утро он был особенно весел, отборно материл подчиненных, больше двух часов разговаривал с другом из следственного, обсуждая знакомых, сделал пару комплиментов сотрудницам из отдела рекламы.
Звонила жена: он не поленился взять трубку и послушать ее бесконечные упреки и стенания о том, какой он кретин, и даже вызвался купить хлеб после работы. Главное – она с самого начала сказала, – с сыном все в порядке. Это означало, по крайней мере, сегодня он точно неуязвим, а что будет завтра – уже не важно.
Совпадение
