скачать книгу бесплатно
.
А. П. Вершинин справедливо указывает: «Применение… мер защиты вне юрисдикционных органов… упрощает и ускоряет процесс защиты субъективных прав»
.
Разумно ожидать от кредитора, что до обращения в суд он использует иные возможности, если они позволяют более быстро и дешево (как для самого лица, так и для государства) достичь необходимого результата – получения удовлетворения от должника.
Поскольку право должно стимулировать участников оборота к наиболее эффективным действиям, при конструировании правил о последствиях признания обязательства натуральным должна приниматься во внимание именно такая модель поведения кредитора. Таким образом, отказ в судебной защите (как последнего из имеющихся или единственного способа защиты) подразумевает, что иным образом интересы кредитора также не могут быть обеспечены.
Соответственно, можно говорить о том, что кредитор по натуральному обязательству лишен права на иск. Однако в данном случае право на иск (в материально-правовом значении) следует понимать в широком смысле: как правомочие осуществить субъективное право помимо или против воли другой стороны, т. е. в принудительном порядке
.
Таким образом, право из натурального обязательства не может быть осуществлено принудительно, причем независимо от формы (юрисдикционная или неюрисдикционная) и способа защиты, используемого управомоченным лицом.
Далее в работе, во многом чтобы избежать тавтологии, понятия неискового, непринудительного и натурального обязательства будут использоваться как равнозначные.
Завершая рассмотрение вопроса о понятии натурального обязательства, необходимо отметить, что Концепцией развития гражданского законодательства и разработанным на ее основе проектом изменений в Гражданский кодекс предполагается законодательное закрепление конструкции натурального обязательства, в связи с чем корректное словоупотребление термина «натуральное обязательство» может приобрести не только теоретическое, но и практическое значение.
При этом нужно принимать во внимание, что словосочетание «натуральное обязательство» нередко используется как в доктрине, так и в правоприменительной практике для обозначения обязанности предоставить кредитору определенное имущество либо совершить те или иные действия (т. е. обязательство, предусматривающее исполнение «в натуре»).
В этом смысле оно противопоставляется денежному (монетарному) обязательству, что может вызвать путаницу при использовании термина «натуральное обязательство». Именно такое значение придает словосочетанию «натуральное обязательство» любой практикующий юрист, прочно забывший о конструкциях римского права.
В литературе встречается мнение о том, что термин «натуральное обязательство» не может быть использован для определения обязательств, которые не снабжены иском. Категорически против его употребления (а тем более использования термина «естественное обязательство») высказывался И. Б. Новицкий, полагая, что в данном случае (учитывая противопоставление натуральных обязательств обязательствам исковым), с одной стороны, выхолащивается юридическая составляющая данного понятия, с другой – создается впечатление о «противоестественности» обязательств, снабженных судебной защитой
. Ученый писал, что следует говорить об обязательствах с неполной санкцией, обязательствах неисковых, но не натуральных
.
Соглашаясь отчасти с приведенными доводами, вместе с тем хотелось бы отметить, что они тем не менее не являются достаточными для полного отказа при определении обязательств, не способных к принудительному осуществлению, от использования словосочетания «натуральное обязательство», традиционного как для отечественной цивилистики, так и для зарубежного права
.
Однако, учитывая многозначность термина «натуральное обязательство», представляется необходимым при закреплении конструкции натуральных обязательств в законодательстве дать определение данному понятию непосредственно в тексте Гражданского кодекса
.
Стоит отметить, что подобного подхода придерживаются и разработчики проекта изменений, которые предполагается внести в ГК РФ. Пункт первый ст. 308.3 проекта в предлагаемой редакции («Натуральные обязательства») гласит: «Натуральным признается обязательство, по которому требование кредитора не подлежит судебной защите».
Однако с учетом вышеизложенного представляется, что данное понятие должно быть скорректировано и изложено в более общем виде: «Натуральным признается обязательство, по которому требование кредитора не подлежит защите (принудительному осуществлению)».
Краткие выводы
Анализ существующих точек зрения на природу натуральных обязательств позволяет сделать следующие выводы.
Натуральные обязательства – это гражданско-правовые обязательства. Натуральными обязательствами могут быть как регулятивные, так и охранительные правоотношения. Родовая принадлежность натуральных обязательств определяет их правовой режим: на obligationes naturales распространяются общие положения ГК РФ об обязательствах, если иное не вытекает из их существа. Специфика натуральных обязательств, их отличие от обязательств, подлежащих защите, проявляется, главным образом, в рамках охранительных правоотношений, возникающих в связи с их нарушением.
Возникнув как конструкция, созданная для обоснования возможности участия в гражданском обороте неправосубъектных лиц, натуральные обязательства в настоящее время рассматриваются как все обязательства, которые не подлежат судебной защите. Вместе с тем, телеологический и сравнительно-правовой анализ конструкции натурального обязательства позволяет утверждать, что такое определение является неоправданно узким: кредитор по натуральному обязательству лишен возможности реализовать свое субъективное право не только путем обращения в судебные и иные органы, но и посредством применения к должнику иных мер правового принуждения.
РАЗДЕЛ 2
Обусловленность существования
натуральных обязательств
§ 1. Правовая природа натуральных обязательств:
обзор существующих концепций
Определение натуральных обязательств как обязательств, лишенных права на иск (в широком смысле слова), точно отражает их главный внешний признак. Однако содержательная характеристика в нем заменена формальной, критерии отнесения обязательств к числу натуральных не приводятся, а условия, в соответствии с которыми требование лишается принудительной силы, остаются неназванными.
В данном случае следствие заменяет собой причину, что некорректно ни с точки зрения формальной логики, ни с позиции юридической техники. Не стоит считать, что подобное положение дел – это редкость или исключение из правила, например в уголовном праве основанием для деления преступлений на виды в зависимости от степени тяжести (одна из важнейших классификаций) является не их общественная опасность, а размер наказания.
Однако указанная ситуация может повлечь необоснованное распространение конструкции натурального обязательства на отношения, имеющие иную правовую природу.
Сама по себе констатация факта невозможности защиты права недостаточна для установления места натуральных обязательств в системе гражданско-правовых отношений; для этого требуется критерий, объединяющий все случаи obligationes naturales, имманентное свойство, позволяющее говорить о них как об обязательствах sui generis.
В науке неоднократно предпринимались попытки определить данное свойство, однако чрезвычайно разнородные примеры натуральных обязательств зачастую приводили исследователей в лучшем случае к мысли, что все натуральные обязательства основываются на естественном праве, в худшем – к выводу о том, что признак объединения натуральных обязательств является произвольным, между ними отсутствует какая-либо связь, кроме той, что все они не снабжены иском. Так, по мнению Е. А. Суханова, натуральные обязательства не составляют особой подгруппы обязательств, а их обособление связано не с особым характером оснований их возникновения или их содержанием, а с отсутствием у них принудительной (исковой) защиты
.
Аналогичную точку зрения ранее высказывали Хек
, Машеляр, Беккер
, Виндшейд
. Встречается она и в отечественной романистической литературе. Д. Азаревич писал: «Случаи естественных обязательств… нельзя вывести из общего какого-либо начала, каждый из них имел свое собственное основание, по которому жизненное отношение получило признание со стороны положительного права»
.
Такую постановку вопроса нельзя признать правильной. Попытки объяснения существования неисковых обязательств причинами субъективного свойства, будь то воля законодателя
или историческая традиция, малопродуктивны, в первую очередь с точки зрения политики права. Вопрос же отнесения натуральных обязательств к обязательствам, основывающимся на естественном праве, заслуживает более пристального рассмотрения.
В литературе нередко указывается, что натуральные обязательства – это «обязательства совести»
, основанные на морали, «нравственных законах и чувстве приличия»
, «общественном долге и правилах общежития»
.
Л. В. Щенникова пишет: «Натуральные обязательства связывают гражданское право с моралью общества, поскольку возникают и исполняются они по долгу совести и вследствие стремления к справедливости»
. Упоминает о натуральных обязательствах как о «долге чести» М. П. Божко
, Н. П. Василевская
.
Следует отметить, что подобные выводы имеют мало общего с тем значением, которое вкладывалось в понятие obligationes naturales в римском праве. Действительно, некоторые из натуральных обязательств проистекали из нравственного долга, но было бы преждевременно отождествлять их ввиду того, что основаниями других случаев obligationes naturales моральные обязанности вовсе не были. Так, вполне возможно, что первоначально признанный законом долг раба и рассматривался по традиции как debitum naturale, однако со временем (учитывая, что обязательства подвластных были, по всей видимости, достаточно распространены) ссылка на моральные нормы стала ненужной, в силу чего изменился и термин, которым обозначалось данное правоотношение. Д. Франчози пишет: «Раннее представление об obligationes naturales, о котором можно уверенно сказать, что оно появилось уже в классический период, состояло в том, что натуральные обязательства возникали в отношении лиц неправоспособных, т. е. состоящих под властью третьего лица: дети, рабы… Постепенно в концепцию obligatio naturalis были включены разные обязанности нравственного и общественного свойства; именно отсюда римское право (очевидно, предклассического периода) позаимствовало свою казуистику»
.
При этом мораль и нравственность вряд ли могут быть признаны основаниями и современных натуральных обязательств (по крайней мере, по российскому праву).
Представление о натуральных обязательствах, как обязательствах juris naturale, появилось в процессе рецепции римского права европейскими государствами
и впервые встречается у постглоссаторов.
Систематизирующая тенденция европейской юриспруденции сказывалась в том, что в любом правовом институте исследователи искали locus – фрагмент Дигест, который принимался за исходный пункт учения. Разработанная система знания позволяла принять за отправную точку более общую посылку, и в качестве таковой в конечном итоге была взята идея о том, что натуральные обязательства основаны на естественном праве, – праве справедливом, нравственном; праве, которое установил естественный разум для всех людей и народов, «законе, лежащем в самой человеческой природе»
. «Сведение юридических норм к общим принципам сопровождалось у юристов этой эпохи представлением об универсальном, абсолютном значении этих общих принципов, и таким образом в их учениях возрождалась вера в естественное право»
.
Возникшая у постглоссаторов идея естественного права была воспринята юристами эпохи Ренессанса, что было во многом обусловлено реанимацией гуманистических идей древнегреческих философов, оказавших в свое время значительное влияние на развитие римского права. Понимая право исключительно как «постановление, предписывающее справедливое и запрещающее несправедливое», отрицая какое-либо значение юридической практики, искаженной «людской бессовестностью», юристы эпохи Возрождения искали основания права в началах нравственности, в «человеческом праве», о котором говорили древние философы
. Дуарень указывал: «Для того чтобы определить, в каком случае и с какими именно цивильными последствиями возникает obligatio naturalis, мы должны обратиться… главным образом к философии»
.
Затем данная идея стала основой естественно-правовой теории, широко распространившейся в Европе в XVII–XVIII вв. Естественная философия права выступила антиподом прежним обоснованиям несправедливости, как своеобразный критерий по отношению к авторитету церкви (в связи с этим учение о натуральных обязательствах лишилось привнесенного средневековыми схоластами богословского элемента)
и закона
. Законодательство, которое оказалось не способно решить поставленные новым временем задачи, оценивалось крайне негативно, поэтому неудивительно изменение отношения к юридической силе натуральных обязательств. Они понимались представителями естественной школы как обязанности, «которые покоятся на праве здравого разума»
. Позитивное законодательство должно меняться, стремясь к идеалу – естественному праву, а obligationes naturales, как имеющие силу по праву натуральному, должны быть приняты во внимание судом при разрешении конкретного спора. Таким образом, натуральные обязательства имели полную юридическую силу и «исковой эффект», даже не будучи санкционированы положительным законодательством
.
Акценты в понимании натуральных обязательств были смещены под влиянием естественной философии. Данным термином теперь определялось явление совершенно иного порядка, нежели ранее, а натуральные обязательства, имеющие в силу предписания положительного закона ограниченный эффект, признавались obligationes naturales «в техническом смысле этого слова»
.
Более того, «распространение теории естественного права привело к смешению натуральных обязательств в римском значении этого слова с обязательствами нравственности, приличия и любви к ближнему…»
.
Впоследствии концепция натуральных обязательств, предложенная последователями естественно-правовой теории, была подвергнута развернутой критике со стороны представителей исторической школы права. Главным ее недостатком они полагали то, что историческое по сути явление было рассмотрено при помощи современных представлений о естественном праве (при этом представители исторической школы также полагали, что jus gentium основывается на naturalis rationis – присущем человеческой природе общем правосознании). Однако несмотря на это, она стала основой для крупнейших европейских кодификаций – Прусского гражданского уложения 1794 г. и Французского гражданского кодекса. М. М. Агарков писал: «Натуральное обязательство… особенно большую судебную практику и литературу имело во французском праве»
.
В середине XVIII в. Потье определил натуральное обязательство так: «Естественным обязательством является обязательство, которое пред судом чести и совести (курсив мой. – А. М.) обязывает заключившего его исполнить то, что оно содержит»
. Данное определение было воспринято французской цивилистикой и до настоящего времени не потеряло своего значения. Указанной точки зрения (в трактовке трибуна Жобера) придерживались, вслед за Потье, такие авторитетные французские ученые, как Планиоль, Колэн, Капитан, Рипер
. По всей видимости, к данной точке зрения склонялся и Е. Годэмэ
. Р. Саватье также указывал, что натуральные обязательства – это моральные обязательства, к исполнению которых право не принуждает должника
.
Не будучи закрепленным в законодательстве, данное толкование тем не менее на многие годы определило отношение к натуральным обязательствам со стороны правоприменителя. Гуманистические идеи Просвещения стали своеобразным ориентиром для французской судебной практики. Конструкция натуральных обязательств широко использовалась судами при рассмотрении споров, вытекающих из нравственных обязательств, основанных на родстве (алименты, издержки на погребение), а также дел о взыскании долга из благодарности за оказанные услуги и пр.
Российским дореволюционным цивилистам, воспитанным на трудах немецких пандектистов, была чужда идея нравственного основания натуральных обязательств. Расцвет естественной философии пришелся на время, когда российская юридическая мысль находилась еще в зачаточном состоянии: немногочисленные работы, посвященные вопросам гражданского права, выполненные под влиянием естественно-правовых идей, не оставили заметного следа в истории
. Проблема натуральных обязательств была вовсе оставлена без внимания. Заслуживает упоминания, пожалуй, лишь указание Терлаичем в качестве одного из оснований прекращения личных (обязательственных) прав долговременное их неупотребление (просрочка или давность)
.
С сочувствием к идее нравственного основания натуральных обязательств относился, пожалуй, лишь Н. Л. Дювернуа, соглашаясь в целом с Г. Дернбургом в том, что натуральные обязательства – это отношения, с которыми гражданское общество считается по соображениям «доброй славы и меркантильного кредита», по чувству приличия и по требованиям нравов, но которым государство не решается дать полного признания исковых правоотношений по политическим основаниям
.
Любопытно, что из советских ученых наиболее близок к позиции французских цивилистов был М. М. Агарков, считающийся «одним из противников признания натуральных обязательств»
. Его концепция «достаточного основания» исходила именно из того, что «…честное отношение к общественному долгу и уважение к правилам социалистического общежития могут требовать, чтобы имущество, переданное одним лицом другому, не могло быть истребовано обратно, хотя бы имущество и не перешло в качестве исполнения по существующему между этими лицами обязательству»
. Таким образом, М. М. Агарков, придерживаясь мнения о неюридическом свойстве натуральных обязательств, в качестве оснований для их исполнения называл правила приличия и моральный долг (хотя и именовал их сообразно времени и политической ситуации).
Среди современных авторов, придерживающихся естественно-правовой концепции натуральных обязательств, следует назвать Л. В. Щенникову
и А. В. Матина
. Возвращение в отечественной литературе к такому пониманию натуральных обязательств вполне понятно: использование в качестве методологического основания юридического исследования естественно-правовой теории в настоящее время закономерно, учитывая общую демократизацию правовой системы, закрепление принципа непосредственного действия прав и свобод человека в международных правовых актах и в Конституции России.
Вместе с тем принятие принципов нравственности и справедливости за основание натуральных обязательств ставит под сомнение их юридическую сущность. Если общественное отношение регламентировано правом, то оно является правоотношением, и его нормативным основанием (предпосылкой) будет норма права, а не моральная норма. Если же о нормативном основании речи не идет, то отношение не может быть определено как обязательство.
Для полисистемного римского права или учений эпохи Просвещения, когда действующее законодательство вступало в противоречие с началами справедливости, разграничение соответственно цивильного и положительного права с правом естественным было обоснованным, но в настоящее время данное деление утратило свою актуальность.
Лишенные римского формализма современные правопорядки признают существование и действительность обязательств, основывающихся на началах справедливости, поскольку на указанных принципах базируется и само позитивное законодательство. Если обязательство не противоречит закону, хотя и не предусмотрено им, оно имеет полную силу. Таким образом, закрепление принципов естественного права в нормативных актах либо делает деление обязательств на естественные (основанные на справедливости) и гражданские (основанные на законе) не вполне корректным, поскольку парадигмальные основы современного права не допускают мысли о самой возможности существования «неправового» закона, либо приводит к выводу о том, что все обязательства, поскольку они a priori основаны на справедливости, являются натуральными. Подтверждением этому следует считать и появление в ГК РФ ст. 169, согласно которой несоответствие сделки требованиям морали (если быть точнее, основам нравственности) влечет ее недействительность
.
Obligationes naturales основаны на морали, нравственности, справедливости, доброй совести, как и обязательства, не являющиеся натуральными. Принцип добросовестности является одним из основных принципов гражданского права, и то обстоятельство, что натуральные обязательства – это обязательства «доброй совести», не позволяет обособить их от других частноправовых отношений.
Признание того, что обязательство, как правовое отношение, не может быть несправедливым и безнравственным (иначе как может оно называться правовым?) не позволяет в конечном итоге определить, на основании какого критерия разграничены исковые и неисковые обязательства, а значит, и не решает проблемы «отрицательного» (т. е. основанного на противопоставлении исковым обязательствам) определения obligationes naturales
.
Нельзя не отметить также и то обстоятельство, что относимые к натуральным обязательства из игр и пари никак не могут быть моральными, нравственными обязательствами
.
Отдельно следует отметить точку зрения К. Христиансена на правовую и социальную обусловленность натуральных обязательств. Он находил сходство всех obligationes naturales, «внутренний» критерий, отличающий их от иных обязательств, в том, что они имеют место при действиях, совершенных ошибочно, в состоянии заблуждения, то есть при действиях с пороком воли. Данная позиция нашла поддержку и в современной цивилистике.
