Приоткрытая дверь

Антон Суслов

Приоткрытая дверь

Возможно, Бог и не играет на скрипке, но Он точно слышит, когда душа начинает петь.

Пролог. Поэт и его Муза

Молодой поэт Виктор уже год безнадёжно и тайно любил Алису, дочь маститого критика Аркадия Петровича. Он писал ей стихи, полные огня и тоски, но никогда не решался их отдать. Его трагедия была в том, что он воспевал любовь к девушке, которая смотрела на мир через призму сухих критериев своего отца и не замечала его.

Однажды, набравшись смелости, Виктор пришёл в их дом под предлогом интервью для студенческой газеты о новом эссе Аркадия Петровича.

– Молодой человек, – проревел критик, рассматривая Виктора через лупу, как редкий вид жука. – Прежде чем говорить об искусстве, ответьте: можете ли вы отличить возвышенный пафос от банальной графомании?

– Пафос, как дорогой коньяк, выдыхается, если бутылка пуста, – парировал Виктор, нервно поправляя очки. – А графомания… она как лук: многослойна и заставляет плакать.

Аркадий Петрович фыркнул, но в уголке его глаза дрогнула искорка интереса.

– Недурно! Хотя и чушь собачья. Алиска! Принеси-ка нам чаю, этому юноше явно нужно что-то более крепкое, но пусть будет чай.

Алиса вошла, невозмутимая и прекрасная, как ледяная скульптура. Она едва взглянула на Виктора. Его сердце упало в ботинок и застряло там. Весь его словесный блеск испарился. Он провалил интервью, зато получил тему для нового цикла стихов о «любви-невидимке».

История Лео

В пустом репетиционном зале пахло пылью и отчаянием. Лео сидел на стуле, сжимая в руках обломки своей скрипки. Сломанный гриф, порванные струны – всё это было зеркалом его души. Всего полгода назад он был восходящей звездой консерватории, но его друг и соперник, ослеплённый завистью, устроил драку накануне важнейшего конкурса. Лео провалил прослушивание, сломал руку и веру в себя. Теперь он скитался по чужим залам, пытаясь извлечь хоть какой-то звук из своего искалеченного инструмента и своей искалеченной жизни.

В том самом зале, где он сидел, погружённый в уныние, его и нашёл Маэстро – знаменитый создатель скрипок и дирижёр. Незнакомец с глазами, полными бездонного понимания, взял обломки и через час вернулся с новым инструментом – совершенным, сотканным из света и тени. Лео, снедаемый гордыней, хотел отказаться от «милостыни», но Маэстро сказал: «Это не милостыня. Это доверие». С огромным трудом, преодолевая себя, Лео принял дар.

Но это было только началом пути. Маэстро принёс ноты своей музыки – сложной, требующей не техники, а полной отдачи сердца. Лео боролся. Однажды, услышав в соседнем зале блестящую игру своего обидчика, он попытался заглушить её громкой, яростной музыкой. Но скрипка в его руках издавала лишь уродливые, диссонирующие звуки. В ярости он швырнул смычок. В дверях стоял Маэстро. «Она не будет звучать, если в сердце играющего живёт дракон», – сказал он мягко. Лео осознал, что его главная борьба – не с соперником, а с демонами внутри: гордыней, завистью, гневом. Он научился оставлять их у порога зала. Он трудился, стирая пальцы в кровь, чтобы музыка, доверенная ему, зазвучала.

Пересечение судеб

В тот день, когда Лео боролся со своей яростью, за дверью зала на мгновение замерла Алиса. Дочь известного критика, она когда-то сама мечтала стать художницей, но её отец высмеивал её работы, называя их «бесполезной блажью, лишённой техники». После провала Лео на том самом конкурсе, который она наблюдала, Алиса с горьким облегчением заперла краски в чулан. Крушение «звезды» стало для неё оправданием: если даже гении падают, значит, нечего и стараться. Она пошла по стопам отца, став искусствоведом – сухим, безопасным, бескровным. Она искала тихий зал для подготовки к семинару и случайно подслушала гневную, уродливую музыку Лео. Увидев его искажённое злобой лицо, она с горьким удовлетворением подумала: «И он тоже полон злобы, как и все», – и ушла.

Судьба свела их вновь. Отец Алисы, известный критик, получил приглашение на концерт таинственного Маэстро, но заболел и отдал приглашение дочери. Алиса пришла в зал с блокнотом и циничной ухмылкой, готовая критиковать.

Концерт

И вот Лео вышел на сцену. Его лицо было спокойно, в глазах – не гордость, а сосредоточенная готовность. Он посмотрел в ложу на Маэстро и поднял смычок.

Зазвучала музык а. Это была не безупречная техника – это была истина. Алиса замерла, забыв о блокноте. В музыке она узнала ту самую ярость, что слышала из-за двери, но теперь она была переплавлена, укрощена и превращена в силу. Она услышала боль предательства, мрак уныния, борьбу с собственным эго. И сквозь это прорывалась тема дара – чистая, светлая, как милость. Лео играл не для аплодисментов. Он возвращал. Возвращал Маэстро всю свою историю, преображённую в музыку.