История Вона. Песня красной планеты

Антон Суслов

История Вона. Песня красной планеты

Пролог

Колесо Сансары, этот исполинский механизм вселенной, совершило оборот, но на сей раз его движение сопровождалось сбоем – не скрежетом, а тихим, гармоничным диссонансом. Душа Вона, отягощенная грузом бесчисленных жизней, более не была просто карточкой в архивном индексе. Она стала чем-то большим: сложной, многогранной сущностью, которую система не могла ни обработать, ни стереть.

Вместо того чтобы устремиться в забвение для очищения, она, подобно зрелому семени, подхваченному межзвездным ветром, отправилась в свободный полет. Ее манила не пустота, а тихая, настойчивая мелодия, звучащая за пределами привычной симфонии мироздания. Это была песня иного рода – не о жизни, кипящей в буйстве красок и форм, а о жизни стойкой, почти незаметной, затаившейся в ожидании своего часа. Песня мира, замерзшего в великом одиночестве, мира, чье сердце все еще билось под слоями ржавой пыли и льда.

Это была песня Красной Планеты. И Вон, последний странник, откликнулся на ее зов.

Глава 1. Пробуждение в камне

«Протокол 7.4: Обнаружена аномалия.

Объект демонстрирует признаки сознания.

Рекомендация: наблюдать.

Примечание: научиться слушать».

– *Лог-файл «Искателя-7»*

Новое тело

Сознание Вона возвращалось не вспышкой, а медленным, неотвратимым рассветом. Первым пришло ощущение холода. Но не того пронизывающего холода океанских глубин, что обжигал плоть кита, а иного – древнего, сухого, космического. Холода камня, впитывавшего ледяное дыхание вселенной на протяжении миллиардов лет. Он был не вокруг; он был повсюду, он был внутри.

Затем пришло осознание тяжести. Невесомость кита, парящего в толще воды, сменилась гнетущей, абсолютной неподвижностью. Он попытался пошевелить конечностями, которых у него не было. Попытался сделать вдох, но легкие оказались ненужными. Его тело было плоским, растянутым на несколько метров пятном желеобразной субстанции, приникшим к шершавой поверхности скалы. Он был лишайником.

Интересно, – подумал он, и мысль его плыла медленно, как движение континентов. Вечность в движении – и вот финал в абсолютной статике. Что ж, новый урок начинается. Когда-то я учился летать. Теперь научусь быть камнем.

Его чувства были иными, но не исчезли. Зрение и слух слились в одно – обширное, «кожное» восприятие. Он чувствовал малейшие перепады температуры, когда бледное марсианское солнце скользило по склону каньона, оставляя за собой длинные, холодные тени. Он чувствовал редкие, драгоценные вибрации – следы влаги, просачивающейся из недр. Его физическая форма была ничтожна, но сознание, вмещавшее память пчелы, кошки и кита, оставалось безграничным.

И тогда он уловил нечто новое. Помимо холода и тяжести, существовал тихий, непрерывный фон – подобие шепота. Это не были слова. Это были обрывки ощущений: давящая жажда, призрачное тепло давно угасшего солнца, смутная память о давлении. Он сфокусировался, и шепот обрел источник – чахлую колонию лишайника в нескольких метрах от него. Ее «голос» был слабым, прерывистым; она умирала. И с каждым мгновением ее тихий шум жизни угасал, готовый исчезнуть навсегда.

Внезапный порыв отчаяния, острого и знакомого, охватил Вона. Он не мог позволить этому случиться. Не мог допустить, чтобы еще один голос умолк в безмолвной вселенной. Он инстинктивно потянулся к угасающему сознанию – не физически, а силой воли, пытаясь «удержать» его, сохранить эхо его существования. Это было похоже на попытку поймать дым руками. Но к его изумлению, что-то получилось. Смутный образ – ощущение сухости и тихого покоя – остался с ним, отпечатавшись в его собственном существе. Миг жизни был спасен от небытия.

Ну что ж, – подумал он с горьковатой иронией. Теперь я не только лишайник. Я еще и библиотекарь призраков. Карьера, ничего не скажешь, развивается в странном направлении.

В его новом, странном существовании родилась новая, не менее странная цель. Он будет собирать эти угасающие голоса. Он станет архивом для тех, у кого нет будущего.

Первый знакомый

Прошли марсианские сутки, измеряемые не сменой дня и ночи, а медленным смещением тени по скале. Вон привыкал к своей новой роли. Он практиковался, пытаясь уловить «сны» других соседей. Некоторые были слишком слабы, другие – просто смутным гулом, похожим на храп спящего камня.

Одно сознание, однако, выделялось. Оно было не просто старым; оно было глубоким и спокойным, как само плато. Решившись, Вон послал импульс – простейшее чувство приветствия.

Спустя несколько часов пришел ответ – волна безмятежного признания. Ты новый, – прозвучало в его сознании, не словами, а словно легким сдвигом земли.

Я Вон, – попытался он представиться.

Имя? Зачем? – последовал вопрос, окрашенный легким недоумением. Ты есть. Я есть. Солнце встает. Камень хранит тепло. Все остальное – суета.

Я был другим, – настойчиво послал Вон. Я плавал в океане. В мире, полном воды.

Океан? – пауза затянулась. Очень мокро. Непрактично. Здесь сухо. Предсказуемо. Стабильно.

Вон мысленно вздохнул. Философия его собеседника была столь же непоколебимой, как скала, частью которой он был.

Я слышу голоса других, – объяснил он. Тех, кто слабеет. Я пытаюсь их сохранить.

А… Ты собиратель эха, – в «голосе» мудрого лишайника впервые появился оттенок интереса. Редкое умение. Опасное. Можно утонуть в чужом сне. Или разбудить то, что должно спать.

Научи меня, – попросил Вон.

Надо слушать не ушами, а краем сознания. Как солнечный свет краем камня, – стал объяснять мудрец. Вон мысленно окрестил его Камнем за невозмутимость.