banner banner banner
Чужие письма. Истории о любви, подслушанные на скамейке
Чужие письма. Истории о любви, подслушанные на скамейке
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Чужие письма. Истории о любви, подслушанные на скамейке

скачать книгу бесплатно


– Да хоть подушку с одеялом… Собирайтесь, молодой человек, собирайтесь…

Эдуард

Какая смешная девчонка, эта Татьяна… Неуклюжая… На лыжах катается, как маленький слоник, ноги разъезжаются в разные стороны, палки – в стороны, шапка с помпоном – в сторону. А сама сосредоточена, будто на ответственном совещании. И не улыбнется ни разу.

А как легко согласилась подняться к нему в номер… Ножка на ножку… Туфельки-лодочки… Необязательный разговор, и вдруг искорки в грустных, каких-то потухших глазах. Выпила шампанского… Улыбнулась… Улыбка хорошая. Открытая…

Она стояла под прохладными струями бодрящего душа, ничуть не смущаясь его присутствия. Хвоинки запутались в мокрых прядках рыжих, крашеных волос… Капельки воды блестели меж маленьких упругих грудей. И бледно-розовые соски…

– Еще шампанского?

– Нет, спасибо, немного сока.

Налил сок. Подошел к окну. Подергал фрамугу. Туда-сюда… Туда-сюда… Шнур зацепился за полированную ручку оконной рамы. Не распутать…

Закурил.

– Не курите, пожалуйста, – она запнулась, – не кури.

Утонула в кипенно-белом, мохнатом халате. Смешная…

Смял сигарету…

Татьяна не спеша одевалась.

– Я пойду, – то ли спросила, то ли поставила в известность.

– Погоди…

Воспоминания прошлой ночи не отпускали: Татьяна, милый, смешной ребенок, вернувший его к жизни…

Татьяна

Рядом с церковной калиткой резвилась стайка детей – трое прелестных маленьких галчат под присмотром пожилой, закутанной в темную шаль женщины. Она тихонько урезонивала расшалившихся малышей, пулявших снежками в стоявшего поодаль снеговика. Татьяна исподтишка наблюдала за ними.

«Совсем как мы с братьями», – улыбаясь, подумала она и вновь окунулась в воспоминания детства. Новый год с красиво упакованными подарками под нарядной елкой, ледяная горка возле дома и такой же смешной снеговик с красным морковным носом…

Удивительно, но за эти несколько дней она ни разу не вспомнила Алексея…

– Что, милая, призадумалась? – окликнула Татьяну пожилая женщина.

А потом, приоткрыв церковную калитку, тихо позвала: «Входи, не бойся!»

Эдуард

Он сидел в машине, положив руки и голову на руль, совсем как Ефремов в «Трех тополях на Плющихе». Мотор подержанной иномарки потихонечку урчал под капотом.

Что делать? Вернуться в пансионат, к этой девочке с грустными глазами или домой, в налаженный быт родного дома, к жене, сыну… Нет, невыносимо… Невыносимо постоянно слушать упреки и этот тихий, змеиный шепот. И ее отговорки о вечно больной голове…

А Гошка? Он в чем виноват? Совсем взрослый стал, все понимает и, бедный, мечется между матерью и отцом. Заглядывает в глаза. Переживает. В школу собирается в новом году. Жена уже и гимназию присмотрела, с математическим уклоном, в самом центре Москвы…

Мысли путались, цеплялись одна за другую: жена – Гошка – Татьяна – дедово наследство и финансовый кризис, враз изменивший такую размеренную, налаженную жизнь… И змеиный шепот некогда любимой жены…

Какая-то сила заставила его выйти из машины. Он шел к небольшой нарядной церквушке, которую еще вчера старательно обходил стороной, не решаясь или не желая туда войти.

В церкви было тепло и сладко пахло отгоревшими свечами. Справа от амвона он увидел маленькую, какую-то сиротливую фигурку в вязаной шапочке со смешным помпоном. Татьяна стояла напротив иконы, держа в руках зажженную свечу, и что-то шептала, обращаясь то ли к себе, то ли к укоризненно глядевшей на нее Богоматери…

Жить не страшно

Мне хотелось бежать… От нескончаемого шума машин, от толкотни в метро, от навязчивых друзей и разговоров. От суеты и постоянного страха за детей, внуков, мужа… Бежать… Бежать… Бежать…

Город обступал со всех сторон, надвигался громадой новостроек, эстакад, развязок. Город-монстр. С улицами-щупальцами, языками переулков, вставными зубами заборов и незрячими глазами фонарей.

Многотысячная толпа надвигалась на меня, не давая возможности защититься, вздохнуть полной грудью. Обезумевшие люди с пустыми глазницами и искривленными ртами, изрыгающие проклятия и угрозы, навалились на меня всей своей уродливой массой, пытаясь раздавить, прижать к парапету моста, сбросить вниз, туда, в черную омерзительную жижу: реку, бывшую когда-то прозрачно-чистой, стремительной и прохладной.

Вонь и удушливый запах обволакивали. Многоголосая, многорукая людская масса приближалась все ближе и ближе, накатывала на меня, дразня и улюлюкая. Я задыхалась. Сквозь гул и шум уже явственно различались отдельные слова и звуки. Чужая речь, незнакомые запахи, смрад надвигающейся лавиной толпы. Она приближалась, просачивалась сквозь меня. Гул нарастал.

Вот уже совсем рядом чей-то искривленный в страшных ругательствах рот, рука, занесенная надо мной, истошный вой, вырвавшийся откуда-то из самой глубины толпы, глаза, горящие яростью и гневом. Все… Сейчас меня раздавят, расплющат, уничтожат.

Я кричу, мой голос летит над толпой, сливается с ней, и вот уже я – часть этой толпы; в руках камень. Несусь, ору вместе со всеми. Я – толпа. Гогочущая, смрадная, угрожающая, вонючая. Парапет моста отодвигается в сторону, я взмахиваю руками и… просыпаюсь.

Сердце бешено колотится, во рту пересохло, мокрая от пота ночнушка прилипла к телу – не отодрать… Что это? Что со мной? Откуда такой ужасный, удушающий сон… Давление? Температура? Страх?

Глоток воды из замысловатой чашки, поставленной с вечера заботливым мужем, лишь оттенил горечь и сухость во рту. Голова тяжелым колоколом свесилась на подушку. В висках стучит, ухает, пульсирует густая, тягучая кровь. Хочется открутить, отвинтить, снять эту пустую, тяжелую, никому не нужную голову и аккуратно уложить рядом, чтобы не мешала. Не мешала жить…

Распластанное тело не подчиняется, руки налились свинцом, ноги похолодели… И спина… О, эта спина… Боль во всем теле сковала, пришпилила меня к кровати. Встать не могу… И лежать уже невыносимо…

– Стас, – позвала я мужа, – Стас!

Взгляд его испуганных глаз полоснул по лицу, и я вновь провалилась в тяжелый, сумрачный, такой страшный сон…

…Врач на кухне о чем-то тихо разговаривала со Стасом. Потом долго названивала по телефону. Сквозь неплотно прикрытую дверь до меня доносился ее спокойный, сдержанный голос: «Да… Женщина… Сорок семь лет… Криз… Тяжелый… В какую? Далековато… А ближе? В коридор?!»

– Нет, не надо в больницу, – прокричала я в глубь квартиры, – не поеду!

– Больная наша очнулась, – вошедшая в спальню врач осторожно, будто ребенка, взяла меня за руку, нащупала пульс. Погладила по щеке. – Вот и порозовела уже. Молодец!

Постепенно ко мне возвращалось сознание. Страха не было. Лишь озноб колкими, противными мурашками расползался по всему телу, и зуб не попадал на зуб.

Робко, как-то боком, вслед за докторшей просочился муж. Потрогал лоб. Присел на краешек кровати. Улыбнулся:

– Ты как? Говорить можешь?

Я кивнула.

– Что со мной?

– Не шевелись, сейчас фельдшер поднимется, отнесем тебя в машину.

– В больницу не поеду! – твердо произнесла я.

– Ого, бунт на корабле, – доктор привычным движением оголила мне руку, перетянула жгутом и ловко вколола в вену какую-то гадость.

– Еще один укольчик… Это поможет… Обязательно…

Посидела рядом, померила давление и, внимательно изучив мои расширенные от испуга и боли глаза, изрекла:

– Угораздило же вас под Новый год с кризом свалиться! Сейчас в больнице только дежурные врачи остались, персонала никакого, а вам постоянный уход нужен, покой…

И тихо добавила что-то важное, сокровенное, предназначенное только мне одной.

А потом, обратясь уже к Стасу, строго произнесла:

– Пишите отказ и от жены не отходите, я на завтра актив в поликлинику передам, уколы начнут, а лучше – капельницы… Но это дорого… Сможете заплатить?

Стас кивнул, а я закрыла глаза и вновь провалилась в сон…

…Муж сказал, что проспала я почти сутки. Иногда, просыпаясь, звала его, просила пить. Он подходил, аккуратно проводил своей теплой рукой по моему бескровному лицу, поил через соломинку, вздыхал. Успокоенный, возвращался к своему компьютеру.

Я оставалась одна, наедине со своими мыслями и так неожиданно свалившейся на меня болезнью. Перебирала в памяти наши даты, события, непростые, неровные отношения. Пыталась понять, откуда, из какой глубины сознания взялся этот страшный, тревожный, придавивший меня сон. Такой осязаемо-реалистичный, жуткий…

Вдруг вспомнила: мне и раньше снились парапеты, мосты, орущие, обезумевшие люди, незнакомый, чужой город и река – извилистая, мутная, с топкими берегами, заросшими осокой, тальником, ежевикой. И страх – липкий, леденящий…

Распутать, разгадать эти странные повторяющиеся сны мне не удавалось никогда… Сны-загадки, рождающие тревожные, сумасшедшие мысли. Сны-предупреждения…

Может, это река жизни, думала я, прозрачная, чистая и стремительная в юности, а потом такая путаная, извилистая, мутная. Вот и она скоро закончится, иссякнет, а счастья все нет. И никогда не было, и никогда я не чувствовала себя счастливой. Никогда… Вечная тоска и неудовлетворенность… И отсутствие всяческого доверия, даже к самым близким. И вечный страх за них…

– Мам, это усталость, депрессия, – успокаивала меня дочь, – полежишь, отдохнешь… В Карловы Вары летом отправимся… На воды… Ты только выздоравливай… Все будет хорошо…

…Выздоравливала я долго. Дважды в день приходила медсестра: ставила капельницы, мерила давление, делала уколы. Муж и дети нянчились со мной, как с маленьким ребенком. Ублажали… Баловали… И жизнь потихоньку, маленькими шажочками возвращалась ко мне. Я сама уже пыталась вставать и медленно, будто на ощупь, бродила по квартире.

– Вот и умница, – говорил Стас, радуясь моим успехам, – поправишься, поедем на Волгу. Шеф обещал пансионат арендовать… Для высшего звена… На все лето…

– Ленка говорила, в Карловы Вары.

– Можно и в Карловы Вары… Куда захочешь, туда и поедем…

***

…Машина чихнула и заглохла. Я вышла из салона в звенящую весеннюю тишину и глотнула чистый, свежий, прозрачный воздух, настоянный на майских цветах и травах. Его можно было черпать в ладони и пить… пить… пить…

Трудяга-шмель весело жужжал рядом со мной и, опускаясь с цветка на цветок, мирно и сосредоточенно выполнял свою будничную, привычную работу. Какие-то мошки вились над головой и, переливаясь всеми цветами радуги в лучах яркого утреннего солнца, напоминали маленькие фейерверки.


Вы ознакомились с фрагментом книги.
Для бесплатного чтения открыта только часть текста.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:
Полная версия книги
(всего 1 форматов)