скачать книгу бесплатно
Я иду тебя искать!
Мари Анса
«Раз-два-три-четыре-пять, я иду тебя искать!» – детская считалочка оборачивается для Марьяны и остальных жителей глухой заснеженной деревушки сущим кошмаром. В первый месяц зимы прямо из своих домов одна за другой начинают пропадать девушки. Их растерзанные тела находят в лесу за околицей. Судя по следам от когтей и зубов, в деревушке со звучным названием Чаща орудует волк. Но обычный ли это зверь? И зверь ли вообще?Марьяне, деревенской повитухе двадцати девяти лет от роду, приходится вместе с присланным на подмогу Охотником с головой окунуться в расследование. У девушки есть на то и личный мотив: неведомый убийца зачем-то оставляет для нее свои кошмарные послания.Но главный вопрос, на который Марьяне предстоит найти ответ: кому можно доверять, если под подозрением каждый?История о любви и доверии.
Мари Анса
Я иду тебя искать!
Глава 1. Не кричи «Волки!»
– Волк! Волк!
За окном раздавались истошные крики, пронзительный детский визг разрывал тишину раннего зимнего утра. И почему малышне вечно не спится? Заведут свои игры, напоят воздух шумом и гамом, перебудят честных людей.
Хорошо, что мне это нисколько не мешает – я уже давно встаю с рассветом. Вот и сейчас занята работой. Я прицелилась и сделала ровный надрез на плоти, что еще час назад была живой.
Детвора продолжала верещать, отвлекая меня от дела, и на губах сама собой расцвела снисходительная улыбка. Если я кого-то и привечала, то именно местную деревенскую малышню – большинство из них я приняла у их матерей вот этими самыми руками.
Машинально опустила взгляд. Руки как руки. И не скажешь, что ими я…
– Марьяна! – Агнешка ворвалась в дом без стука. Ей единственной было это дозволено.
Но пожурить все же пришлось:
– Опять ломишься к ведьме без стука? А если всех женихов отважу?
Шутка давно надоела, стала привычной. Мы обе знали, что никакая я не ведьма. Но боль, которая поселилась в груди давным-давно, каждый раз будто бы становилась чуточку меньше – от звонкого смеха Агнешки, от ее открытой улыбки. Она никогда не боялась меня.
Но в этот раз подруга даже не улыбнулась. Я наконец-то хорошенько ее разглядела, и острый нож выпал из рук, стукнулся глухо о доски пола. Вся растрепанная, расхристанная, на щеках горит лихорадочный румянец…
– Что случилось?
– Волк! – Агнешка хватала ртом воздух. Наверняка мчалась ко мне так, будто за ней черти гнались.
– Ну? – я нетерпеливо притопнула ногой.
– Волк задрал Ваську!
Я опустилась на колченогую табуретку. Зима – волчье время. Мы, деревенские, хорошо это знаем, и глубоко в лесную чащу не ходим. Лег на землю первый снег – за околицу не ходи. Так учила меня моя бабка Прасковья.
Но волки сейчас сытые, близко к людским поселениям не подходят. Зачем, если дичи в лесах и так полно благодаря княжескому запрету охотиться на оленей и косуль?
– Идем, – Агнешка потрясла меня за плечо, возвращая в реальность, – староста велел пошустрее тебя привести.
Ну, конечно! Кого, кроме меня, можно заставить осмотреть свежий труп? Я бросила тоскливый взгляд в сторону наполовину выпотрошенной курицы, что так и осталась лежать на столе.
Схватив старую шубейку из овчины, я шагнула за порог и на секунду зажмурилась. Ветер, воспользовавшись моей растерянностью, тут же швырнул в лицо горсть мелкого колючего снега. Ну и погода! Хороший хозяин в такую и пса за порог не выгонит.
– Кто нашел тело? – приходилось перекрикивать завывания ветра в крышах и печных трубах, но мне нужно было успеть узнать все, что знала Агнешка. Подруга со мной за околицу не пойдет, пугливая больно.
– Торговец мехами, – Агнешка приложила руки ко рту, чтобы было лучше слышно, – слабый оказался мужик, в обморок упал. А как очухался, тотчас же к старосте поскакал.
Я кивнула, продолжая прокладывать себе путь сквозь наметенные за ночь сугробы. Хорошо, что детвора успела с утра вытоптать часть дороги, иначе пришлось бы потратить гораздо больше времени.
У околицы Агнешка, как я и думала, остановилась. Дернула меня за рукав, свела жалостливо темные брови:
– Дальше уж ты сама. Тебе во-о-н туда, за ельник, куда следы ведут. Там мужиков много, это безопасно.
Выпалила – и сбежала. Скачет по сугробам, торопится! Я проводила подругу долгим взглядом, усмехнулась и повернулась обратно к лесу. Следов на снегу и правда было много. Присвистнула: там что, вся деревня собралась? Вот уж сомнительное развлечение – глядеть на мертвое тело!
Передернув плечами то ли от отвращения, то ли от холода, я бодрым шагом пошагала к ельнику. Нет смысла откладывать дурное. Чему быть – того не миновать.
Место, на котором нашли Ваську, я увидела издалека. Там и правда столпилась добрая половина деревни! Мужики с вилами, бабы с косами, даже дети то и дело мелькают то тут, то там.
– Марьяна! – староста углядел меня первым. Зоркий мужик, внимательный, домовитый. А главное – справедливый. Такого старосту бы в каждую деревню!
Мужики расступались передо мной молча, будто колосья на поле, а бабы косились и шушукались. Не особо привечали меня в деревне, хоть и уважали. Скорее так, терпели в виду необходимости. Я поморщилась: вот она, людская благодарность! А ведь почти у каждой из этих женщин мне пришлось хотя бы раз принять роды.
Но как только я увидела распластанное на земле тело, все мысли улетучились из головы, а язык прилип к нёбу.
– Вот ведь как, – староста подошел сзади, положил мне на плечо крупную натруженную ладонь, – такая молодая, и такая страшная смерть! Волки что-то совсем распоясались…
Василиса, дочка многодетной вдовы, которую мы, деревенские, по-простому кликали Васькой, распласталась на снегу в неестественной позе: руки и ноги раскинуты широко в стороны, голова запрокинута.
Волосы, всегда убранные в косу, распущены. Обнаженное, бледное до синевы тело, на которое набросили чью-то исподнюю рубашку, уже успело покрыться инеем.
Я подошла ближе, скинула варежки и дотронулась до ледяного запястья. Смотреть в открытые глаза девушки не хотелось, и я провела рукой по векам.
– С ночи мертва, – подал голос один из охотников.
Кивнула: оно и так понятно. Холод приостановил разложение, но тело окоченело почти сразу.
Снег вокруг Василисы потемнел от крови, и я наконец-то смогла заставить себя перевести взгляд на разорванное горло девушки. Подавив тошноту, внимательно осмотрела рваные раны. Очень похоже на те, что обычно наносят волки: они любят с помощью резкого броска повалить жертву и перегрызть ей горло. Да и на тех клочках снега, что еще не затоптали зеваки, были хорошо видны отпечатки огромных волчьих лап.
Вот только обычно звери не просто убивают жертву, если напали из-за голода. Они сжирают самые вкусные кусочки, а именно – жир и внутренности. Я приподняла накрывавшую тело девушки рубашку. Живот цел.
Но главным было не это. Я подняла глаза на старосту:
– Если это был волк, где тогда ее одежда?
Глава 2. Ночь темна и полна ужасов
Секунда мертвой тишины – и мир взрывается гвалтом голосов, бабским гомоном.
Я тихо ухожу, не желая участвовать в обсуждении. Для меня все и так очевидно.
Бабка Прасковья, когда еще была жива, любила рассказывать мне страшные сказки про волколаков. Она считала их самыми кошмарными существами на свете – дьявольски хитрые, выносливые, живучие, жестокие и вечно алчущие крови, эти создания, по ее мнению, были хуже всех, даже упырей.
Поравнявшись с первым домом, я резко остановилась. Кто-то смотрел на меня! Я буквально кожей ощущала на себе чужой взгляд.
Обернулась в сторону леса – никого. А вот в доме кузнеца качнулась на окне старая застиранная занавеска. Сквозняк? Нет, рамы с мутными слюдяными стеклами плотно закрыты. Да и кто ж открывает окна в такую метель?
Тимофей, наш кузнец, всегда был немного странным, но я никогда не считала его дурным человеком. Да, живет бобылем, разговаривает с людьми неохотно, через губу, на праздники деревенские ни разу не явился. Ну так и я не то чтобы очень разговорчивая и доброжелательная особа.
Особо вредный порыв ветра закинул мне за шиворот ворох снега, и я опомнилась, побежала к своему дому.
В деревне было тихо, очень тихо для такого часа. Только ребятня, вернувшаяся из леса чуть раньше меня, удовлетворив свое истинно детское, жестокое любопытство, вздумала играть в прятки.
Ведущий – волк, а остальные – его жертвы.
– Раз, два, три, четыре, пять, я иду тебя искать! – протараторил тонким голоском сын пастуха и пряхи, а потом закинул голову и протяжно завыл. Ему тотчас же ответили деревенские собаки. Довольный результатом, пацан сорвался с места, завертелся, закружился в поисках «добычи».
На голове мальчишки для пущего сходства с хищником была надета серая меховая шапка, которую – мне же не кажется? – я видала раньше на горьком пьянице, промышляющим милостыней около церкви.
Ах, дети! Никакого сострадания. Покачав укоризненно головой, я продолжила свой путь.
Мой дом хоть и не был крайним, но располагался на ближайшей к лесу улице, у самой околицы. Бабка Прасковья была повитухой, как и я, а нам полагалось жить если не на отшибе, то близко к тому. Повитуха – она же почти ведьма в глазах простого деревенского люда.
Открыла калитку, потопала валенками, оставляя за калиткой налипший снег, шагнула во двор – и остановилась, чувствуя, как немеют руки, деревенеет шея и прирастают к земле ноги. На припорошенном снегом крыльце моего старого домишки алела цифра «один». Ветер, то и дело норовивший швырнуть мне в лицо снег, в этот раз принес с собой характерный солоноватый запах. Кровь, свежая! Но чья?..
В голове мелькнула дурная мысль: зря я не завела собаку. Она бы не пустила во двор чужих!
Ноги сами понесли меня обратно, в центр деревни, где в четырех домах от церкви жила моя подруга Агнешка. Вопреки своим же собственным принципам, я скинула палкой крючок с закрытой калитки, птицей взлетела на крыльцо и забарабанила в дверь.
– Ты чего? – Агнешка протиснулась на крыльцо, кутаясь в шаль. – Так страшно было?
– Там, – теперь уже я задыхалась от бега, – на моем крыльце!
Подруга глянула назад, нахмурилась на секунду, а потом махнула рукой:
– Ладно, идем. Бабке моей лекарство давать пора, но несколько минут у меня есть. Только дай шубу накину!
Смотреть на сделанную кровью надпись вдвоем оказалось совсем не так страшно. Я даже почувствовала легкую досаду – и чего нюни распустила, как девчонка? Я ли в своей жизни крови не видала?
– Ох, – прикрыла рот рукой Агнешка, – страсти-то какие! Надо рассказать старосте и отцу Фотию. Чур, старосту беру на себя!
Подруга недолюбливала отца Фотия, как и он ее. Еще бы, где это видано: девка незамужняя в церковь носа не кажет! И не беспокоило нашего священника ничуть то, что батюшка Агнешки был иноверцем, а сама она веру отцовскую исповедовала.
Подруга подобрала юбки и помчалась на другой край деревни. Я приложила ладонь к глазам: да вон и сам староста ей навстречу идет. Наверное, успел дать все указания мужикам и сейчас торопится домой. У Добромира дел и так невпроворот, а тут еще растерзанный труп свалился на его голову.
Деревня у нас большая, и, можно сказать, зажиточная. И кузница своя есть, и церквушка, и мельница, и скорняцкая мастерская, и даже торговая лавка!
Целых три улицы, двести домов! Почти в каждом доме – за исключением всего двух, моего и кузнецова, – не менее двух душ. А чаще – все пять! Тут с обычными деревенскими делами бы справиться…
Остаток дня прошел спокойно. К отцу Фотию я не пошла: ничем он помочь не сможет, только еще пуще станет ко мне приглядываться. Ясно же, что нормальной женщине, не ведьме, кровью на крыльце послания писать не будут!
Содрогаясь от отвращения, я оттерла с крыльца кровь – даже думать не хочу, чью, – и сварила наконец суп из многострадальной курицы. Хорошо, что утром я так и не успела затопить печь, иначе мясо бы протухло.
Бульон вышел хороший: жирный, наваристый, золотистый. Похлебав его из глубокой чашки, я сполоснула посуду в кадке, забралась на полати, прислонилась спиной к теплой печке и начала медленно проваливаться в сон. Веки тяжелели, тело расслаблялось, мысли текли все медленнее, и наконец богиня Дрёма взяла свое.
Обычно мне не снились сны. Никакие – ни цветные, ни черно-белые. Но в этот раз все было по-другому.
Я шла по лесу, нашему лесу, без труда узнавая места, по которым иду. Вот только под ногами вместо белого снега был темно-алый, кровавый снег. На шее дыбом поднялись волоски, и я почувствовала: за мной по следу кто-то идет. Хотела обернуться – не смогла. Попыталась бежать – и застряла в вязком, будто кисель, воздухе.
За спиной раздалось рычание огромного зверя, и я… проснулась от громкого стука в дверь. Сердце заполошно колотилось в груди, лоб покрывала холодная испарина.
– Кого там принесло на ночь глядя? – огрызнулась, не вставая с полатей.
– Агафья занемогла! – раздалось из-за двери.
Я подскочила, будто ужаленная. Агафья, мать убитой девушки! Ее муж погиб пять месяцев назад, в липне месяце – утонул в реке, когда она уже была тяжелой.
Неужели рожает? Но ведь срок еще не подошел!
Я накинула на себя шубу, натянула шапку, схватила сумку со всем необходимым и громыхнула засовом, отпирая дверь.
Глава 3. Первая встреча с волколаком
Всю дорогу я надеялась, что слово «занемогла», брошенное хмурым неразговорчивым мужиком, означает все, что угодно, только не преждевременные роды. Дать мне пояснения посланник не смог, сколько бы я ни расспрашивала. «Как сказали, так и передал», – упрямо твердил он.
Шагая по сугробам, я увещевала себя, что рано думать о плохом. Могла ли Агафья поймать обыкновенную горячку? Могла, конечно! Материнское горе не знает границ, а ее дочь была убита не больше суток назад.
Но все мои домыслы разбились вдребезги, когда провожатый открыл дверь в полутемную избу. Эти стоны ни с чем не спутать.
Раскладывая на столе чистую, тщательно выглаженную тряпицу, уточнила:
– Воды уже отошли?
Агафья, бледная и испуганная, разом постаревшая лет на десять, утвердительно кивнула. В углу кто-то жалобно всхлипнул.
Повернув голову, я сумела разглядеть в сумраке троих жмущихся друг к другу детей, мал мала меньше. Жестом подозвала Веську – девчушку лет тринадцати, ставшую внезапно самой старшей.
– Знаешь, где я живу?
Девчонка испуганно кивнула.
– Одевай младших и топайте туда с… – я замялась, поняв, что понятия не имею, как зовут переминающегося в сенях мужика.
– Это дядька наш, Яков, – подсказала Веська, мигом становясь серьезной, – а ключ дадите?
– Спрятан над притолокой. Младших уложишь на полати, там места хватит, а остальные – по лавкам. Я к вам утром сама приду, сюда не суйтесь.
Дав указания и дождавшись, когда Яков уведет своих племянников, я повернулась к Агафье.
– Когда ты затяжелела?
Ко мне женщина ни разу не приходила, и примерный срок я знала только с чьих-то слов.
– В конце травня, – подтвердила мои опасения роженица.
