ПОРОК И РОК

АННА РОММ

ПОРОК И РОК

ГЛАВА 1.

В знойный июньский день 1931 года, в одной маленькой деревушке два жителя небольшого деревянного дома горько обсуждали потерю.

– Дурак ты Федя, вот кто ты! – выразилась старушка о своем супруге. Тот в пьяном угаре проиграл вчера своему новому соседу их Моню – так они ласково называли свою корову.

– Как ты мог, любимую нашу Монечку?!– плакала старушенция.

– Дурак я Лизочка, дурак, – согласился с ней Федя, – прости меня, ничуть не соображал спьяну. Выкуплю я ее, вот увидишь, выкуплю, я тебе обещаю. Только денег накоплю – и тут же выкуплю. Ты не переживай только сильно, давление ведь поднимется, не дай бог сердце схватит.

– Захворает ведь она, у чужака-то. Ты же знаешь, совсем она не терпит, когда мы её оставляем надолго. И я ведь захвораю без неё. Зачем же ты так с нами? – причитала старушка.

«Эх Фёдор, Фёдор… – с горькой досадой подумал старик. – «Ну и натворил же ты дел».

Урожай в этом году выдался так себе, денег без того в обрез, а тут еще и корову, кормильщицу, в карты спустил. Остались они и без гроша и без парного молока.

«И вправду дурак, последний», – снова мысленно выругал он себя.

– Ты, Лизочка, не плачь, я все исправлю, даю тебе слово, – поклялся старик. Поцеловал супругу в макушку и вышел из дому. Направился он к своему другу, в долг просить. Долго он думал, что сказать ему, ведь спросит он на что деньги-то, а говорить правду стыдно, дураком перед ним становиться не хочется.

Всю дорогу он размышлял, и понял, утаить все равно не выйдет. Скоро вся деревня будет судачить, что Федя корову продул, а у друга денег занимал. Ясное дело, для выкупа.

Делать нечего, корову надо забрать, да поскорее, не даст он страдать больше ни ей, ни старушке своей. Слово он дал – надо бы сдержать.

И слово он свое сдержал. Моню в этот же вечер домой приволок, а другу своему пообещал вернуть деньги с процентами – за то что выручил в трудную минуту и поклялся никому не разбалтывать про долг.

А супруге соврал, будто уговорил соседа, и тот, по доброте душевной, корову вернул. Нечего ее лишний раз тревожить.

На другой день встали муж с женой с восходом солнца, она – завтрак готовить, он – на работу собираться. Предстояло ему сено заготавливать на тракторе. Дело это ему накануне сосед и предложил, и весьма кстати. Правда, лицензия у него уже год как просрочена, но тот сказал об этом не беспокоиться, работник ему нужен срочно, потому все риски он берет на себя.

Что ж, подработка как раз в пору, но на права все-таки сдать нужно будет. Жалеет теперь, что затянул с этим, совсем обленился на старости лет. Но этим он позже займется. Первым делом – долг отдать, да побыстрее, проценты–то набегают.

Позавтракал старик блинами с мёдом, запил их парным молоком, поцеловал супругу в макушку и поехал на тракторе к Василию, что жил на самом краю деревни.

Подкатив к дому товарища, заглушил мотор и вышел поздороваться. Закурив по сигаре они перебросились парой слов о своем, и докурив, снова сели за баранки.

Пока Федя в след другу ехал по пыльной просёлочной дороге, на него вновь накатили стыд и отчаяние. Картина вчерашнего дня стояла перед глазами, и только сейчас до него дошла вся тяжесть содеянного. Кровь прилила к шее и лицу, и стало совсем дурно. Руки задрожали, а из глаз от напора крови потекли слезы.

«Как же так? Как же так я снова сплоховал?» – корил он себя, не в силах остановиться.

«Старый дурак! Опять за старое взялся? Обещал ведь не играть больше!» – беззвучно шептал он, сжимая руль. Дышать становилось всё тяжелее, в висках стучало, а в груди будто жгло раскалённым железом. Дрожащей рукой он потянулся за бутылкой воды на соседнем сиденье, достал из нагрудного кармана таблетницу, вытряхнул нужную пилюлю и принялся запивать ее тепловатой водой, не отставая от впереди идущего трактора. Он всё ещё надеялся, что сейчас полегчает, и потому не решался окликнуть соседа. Но легче не становилось, и он чувствовал как теряет сознание. В тот момент ему показалось, что он больше не очнется, и что не увидит любимую Лизу, и тогда память, как милость, подала образ их первой встречи.

ГЛАВА 2.

В тот весенний день в Третьяковской галерее он увидел её. Она стояла рядом с картиной Алексея Венецианова «На пашне. Весна», заворожённо разглядывала эту картину вот уже минут десять, а он в свою очередь не мог оторвать от неё взгляда. Девушка то улыбалась, то задумчиво хмурилась, то отдалялась, то вновь приближалась к холсту.

И вдруг она взглянула на него. Тогда ему подумалось что он впервые за долгое время ощутил как по телу разливается уютное тепло, а на душе стало спокойнее только от одного ее взгляда глубоких черных глаз.

– Долго же вы будете смотреть на меня?

– О, любовался не вами, а картиной, что позади вас.

– А в ней, право, есть нечто сакральное и прекрасное, не находите?

– Безусловно. Художник вложил в неё глубокий смысл о вечном возрождении жизни. Взгляните, в центре – статная крестьянка в ярком сарафане, будто парит над землей, ведя под узды двух лошадей. Она не просто пашет – словно совершает таинственный обряд пробуждения природы. Её взгляд обращен к младенцу-амуру, что резвится на невспаханной полоске травы с синими васильками, а сама поступь её так легка и величава, что сомнений не остается – перед нами не земная женщина, а сама богиня Флора, олицетворяющая Весну.

Девушка тихо ахнула от изумления.

– А вот, присмотритесь, – продолжил он, – едва заметная «зеркально» удаляющаяся вторая женская фигура с лошадью на заднем плане. Возникает ощущение, будто это та же крестьянка-весна, завершившая свой круг, и уходящая в грядущее. Замыкает же композицию третья фигура на линии горизонта. Этим приёмом автор подчеркивает извечную цикличность всего сущего.