скачать книгу бесплатно
Перекати-поле
Анна Носкова
Он хотел любить и быть любимым. Она – ни в чем себе не отказывать и вращаться среди себе подобных. Насилие порождает насилие, и неравный брак деревенского мужика с городской богачкой становится адом для обоих. Тайны семьи жены толкают на месть и убийства. Дети – жертвы авантюр родителей, превращаются в чудовищ, способных на бесчеловечные поступки. Но машина предательств останавливается, когда появляется порядочный человек, способный справиться со всеми обстоятельствами и вернуть людям счастье.
Перекати-поле
Анна Носкова
© Анна Носкова, 2024
ISBN 978-5-0062-7781-6
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Часть 1
Глава 1
1942 год.
Березовая роща, легкий ветерок шелестел листвой. Дробь дятла разносилась по округе, куковала кукушка. По узенькой тропке шел человек. Он шел медленно, опираясь на самодельный костыль. От боли и усталости он, время от времени, приваливался к березовому стволу, чтобы отдохнуть. По запыленному лицу катились скупые мужские слезы. Он тихонько бормотал себе под нос: «Еще немножко… Вот закончится роща, а там мосток через малую речушку… А там дом…»
Тишина. Он не мог поверить, что нет взрывов, криков, лязга орудий и страшных, мерзких рож немцев. Страх, поселившийся в душе, с гулким стуком сердца все это время жил в нем. Дойти до дома, уткнуться в гриву Белявки. Она поймет, милая, поймет, выслушает и пожалеет. Дойти, главное дойти и вот мосток. Он оперся о хлипкие перила. Вода в речушке была прозрачна, как слеза: камешки на дне, резвится головастик. Еще немного огородом. На грядках что-то зеленело, казалось, что родимую сторону не затронула война – пели петухи, брехали собаки. С громких скрипом журавля из колодца кто-то тяну воду. И вот стоит старый абрикос еще с зеленцой, а когда поспеет – слаще меда. Мать налущит кураги, высушит косточки, зимой так упоительно стучать молотком и выталкивать сладкую сердцевину камушка.
Он доковылял до низкой скамьи у ствола абрикоса, закрыл глаза, и тихонько засвистел. Сейчас с фырканьем из сарая ему ответит Белявка. Было тихо. Он снова засвистел. Белявка молчала. Он открыл глаза и увидел перед собой в короткой белой рубашонке, облепившей худющее тельце, девку с тоненькими ручками-веточками, с ножками, вьющимися короткими волосами. Девка стояла, чуть приоткрыв рот, из которого виднелись мелкие острые зубы как у щучки. Сунь палец и откусит. На треугольном личике светились огромные черные глаза. Взглянув в них, он как в полынью ухнул. Девка развернулась и пошла во двор, крича:
– Тетушка!
Появилась мать, вытирая руки о цветастый фартук. Подлетела, упала на колени, приговаривая:
– Васенька, сынок родимый.
Девка стояла у штакетника.
Он гладил мать по голове и говорил:
– Ладно, хватит… Живой, живой… Покалеченный малость, но ничего.
Он не стал говорить, что услышал в госпитале свой приговор «не жилец». Бочину разорвало, и сколько ее ни штопали, толку не было, и над ним смилостивились – отпустили домой умирать.
Он мотнул головой в сторону девки:
– Это кто?
– Жиличка. Как город бомбить стали, они все побежали по деревням, городские, а эта хворая, тиф подхватила где-то. Наши никто не захотел заразную брать, а я взяла. Они мне целую горсть побрякушек золотых насыпали. Корова сдохла, жрать нечего было зимой, так я на перстенек в соседней деревне две козы выменяла. А эта живучая оказалась, выкарабкалась. Говорит: «Мыться мылом хочу», а где я его возьму, так она: «Я сама сделаю, достань то-то», и мне кусок дала. Представляешь Васенька – мыло сама делает, а цацки еще остались, так что деньги есть.
– Белявка на выгуле? – спросил Вася.
– Белявку забрали в шахту, кобыла хилая, сдохла.
– Белявка сдохла? – прошипел Вася. – Мать ты же обещала сберечь ее!
– Васенька, тут бы самому сберечься, не говоря о какой-то кобыле.
– Ты же обещала!
– Васенька, ну пришли и забрали. Что я могла? Кормить не чем.
Василий взялся за голову.
– Ты обещала и Белявку сберечь, и что меня Бог сбережет. Сберег меня Бог? – кричал Вася. – Подыхать домой пришел, слышишь, подыхать. А там на войне, где твой Бог?
– Ты что мелешь, окаянный?
– Да ты знаешь, как там? Месиво кровавое, жуть. Куда смотрит твой Бог?
Он рванул, как мог в избу, сорвал со стены иконы. Мать бежала следом и кричала:
– Ты что делаешь? Опомнись! Побойся Бога!
– Бога? Я никого не боюсь, ни черта, ни бога. Нет твоего Бога.
Когда от икон полетели щепки, мать заорала:
– Что ты делаешь, ирод! Ты же всю жизнь себе перековеркаешь, всю жизнь будешь перекати-поле.
– Жизнь? Какая у меня жизнь? Нет у меня никакой жизни, калекой жить или от пуль подохнуть.
Открылась рана и Василий рухнул в беспамятство. В горячке он прометался неделю. Мать ухаживала, прикладывала травяные примочки, отпаивала отварами. Открыв глаза, Василий увидел неподалеку сидела девка, читала книгу. Первая мысль в голове: ученая, буквы знает.
Девка подняла голову, увидела, что он смотрит на нее, выглянула из дверей и крикнула:
– Тетушка!
В комнату зашла мать, приложила ладонь ко лбу:
– Отпустила лихоманка. Тетка Марья сказала, что если через семь дней не очухается, тогда все.
Еще через неделю Василий вышел на лавочку к абрикосу. Жиличка вышла с заднего двора, мимо сараев скрылась из вида. Вася все это время провожал ее взглядом. Мать окликнула его:
– Ты чего там узрел? Че ты на нее все пялишься? Ни кожи, ни рожи… Взяться не за что!
– Просто любопытство съело, – ответил Вася. – Кто такая, где жила, с кем от бомбежки бежала? Да и вообще, сколько лет девке? На тело глянешь – ну дите дитем – лет 15, а в глазищах вся жизнь.
Мать хлопнула его тряпкой:
– Жизнь в глазах… Она жизни не знает, и горести жизни не знает! Мне цацок насыпали, а у нее знаешь сколько? Узел целый! Она в следующий раз уйдет, а я возьму чуть-чуть.
Василий вскочил, забыв про боль в боку:
– Ты чего сбрендила, старая?
– Я не старая, я еще молодая, – вытерла фартуком выступившие слезы мать. – Ты посчитай, сколько мне лет, в моем возрасте еще детей водят.
– Дитя можешь привести, а чужое не тронь, – ответил Вася.
Опираясь на костыль, Вася медленно шел по своей широкой длинной улице. Через дом на деревьях висели черные ленты, оповещая, что в доме траур. Дойдя до двора, где жил друг Мишка, поколебавшись, вошел в калитку. Мария, жена его, поженились перед самой войной, в корыте мыла малыша. Обернувшись, увидела Васю:
– Живой, а от моего ни весточки.
Завела в избу, поставила картошку, отрезала маленький ломтик хлеба:
– Чем богаты, зима лютая была. Денег не видим, пай урезали, все на войну идет. А ты не видел моего, может где встречались?
Вася ответил:
– Нет, не видел, да и сам думал, что в сырую землю уйду. А здесь что, немцы не квартировали в поселке?
– Квартировали, всю живность, у кого какая была, пожрали. А у матери квартировал кто-нибудь? – Мария закрыла рот ладонью.
– Ясно, да я не спрашивал у нее были здесь немцы или нет, я по хате понял. Ты меня картошкой угощаешь, а она меня мясом с банки кормила, да в болезни не понял откуда.
Мария тронула его за рукав:
– Вася, ты не сердись на нее. Это война, выживал каждый как мог. Анфиса – баба видная, да еще молодая, вдовой рано осталась
Василий хмурился:
– Так вышла б замуж, я что против? Зачем же к себе немчуру приглашать?
– А никто не приглашал, они сами выбирали хату какую хотели. Ничего, Вася, выкарабкаемся, были б живы.
Он устал, бок еще сильно болел, силы возвращались медленно. Сел на поваленное бревно около бабки Фроси. Небо голубело, листва шелестела. Сухонькая, в беленьком платочке, она грелась на солнышке. В траве копошились куры с цыплятами. Вася спросил про жизнь, про здоровье, рассказал о себе и тут жиличка Розка прошла мимо с тремя ребятишками, в руках лоскутное одеяло.
– У цаца какая, гордая, нелюдимая, – фыркнула бабка Фрося. – Ни с кем не здоровается, но добрая – пошла детишек буквицам учить, а они ее Розой Леонидовной называют. Сама пигалица, а поглянь цену себе какую имеет. Пришла тут ко мне на днях и говорит, мол, Ефросинья Матвеевна, не дадите вы мне меду и свежих яиц?. Я – Ефросинья, да еще и по отчеству, да меня в жизни никто так не называл! А я ей, дескать, что, яишенки захотелось да чайку с медом? А она говорит, нет, яйца в волосы втираю, чтобы после болезни росли, а мед на лицо, чтобы кожа не сохла.
Бабка Фрося захихикала.
– Невидаль какая – мед на морду класть, а взамен, – бабка Фрося повела плечами, – шальку придарила.
Василий попрощался, встал и пошел по дороге, куда удалилась жиличка. На полянке под деревьями на расстеленном одеяле сидели дети, а девушки с ними не было.
– А где ваша училка? – спросил Вася, подойдя.
Он увидел, что дети рисуют мелком на дощечках. Самый меньший указал в сторону:
– Травки собирает.
Вдалеке, даже не разглядеть, виднелся силуэт.
– Ну и как, строгая училка? – спросил Вася.
– Да, – хором ответили дети.
– И чему она вас учит?
– Буквам, цифрам, где какие звери живут и сказала, что найдет какой-то глобас и покажет место, где люди живут цветом, как ночь.
Вася пошел домой. Мать готовила в летнике обед. Стояла открытая банка с мясом. Вася сказал:
– Я есть не буду.
– Чего так?
– Сказал не буду и все.
– А… донесли добрые люди, – прищурилась она. – Ну жил со мной, и что дальше?
– С тобой, не у тебя?
– Ты там воевал – плохо тебе, а я здесь шиковала, да горя не знала – ты так думаешь? Если бы не Фридрих, с голоду и холоду подохла. Все колхозу, все на войну, а Фридрих тушенку оставил, сгущенку, дров, перину принес.
Вася махнул рукой, клокотало все внутри. Он спустился к речушке, оперся о перила и смотрел на воду:
– Эх, еще не дойти туда, где можно поплавать, понырять. Была бы Белявка – сел и она б довезла. Мы бы с ней поплавали.
Так мечталось дойти, уткнутся в гриву и поплакать, рассказать свой страх, свою ненависть выплеснуть. Василий окинул взглядом бережки. Невдалеке росла ива, у которой стояла Розка и резала ветки. Он поднапрягшись, крикнул:
– Розка!
Она обернулась и увидела Васю.
– Кого стегать собралась? – спросил он.
С пучком она быстро добралась до мостка.
– Прокипячу, волосы полоскать буду.
– А что яиц мало?
Со времени первой встречи Васе показалось, волосы стали длиннее и кудрявее.
– Мало.
– А зачем ты детишек учишь? Они еще маленькие.
– Если в голове есть мозг, учеба ни в каком возрасте в тягость не будет. Вот у этих троих ребят есть способности к учебе.
– А как же мозг разглядеть, если он скрыт от людского глаза?
