banner banner banner
Пленница пророчества
Пленница пророчества
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Пленница пророчества

скачать книгу бесплатно

– Вот и буду! А когда меня зверье сожрет, ты будешь приходить, смотреть на мои косточки и…

Стремительным движением Фэрфакс подхватил меня сначала на руки, а потом перекинул через плечо. Встряхнул, чтобы не кричала, и зашагал прочь. Надо признать, путешествовать, будучи перекинутой через плечо головой вниз, весьма неудобно. Косы рассыпались окончательно, запутались, поэтому в зарослях малины за нами оставался рыжий след из вырванных волос.

Шли мы в полном молчании. Я злобно сопела, колдун невозмутимо похлопывал меня по ногам, когда слишком громко ворчала. Нам обоим хотелось быстрее добраться до избушки: темнело, а ночью дремучего леса опасался даже колдун.

– А, кстати, на кой черт ты туда пошла? – опуская меня возле калитки, поинтересовался колдун.

– Грибы собирала, – ответила я, прыгая на одной ноге до крыльца.

– И где они?

– А леший их знает. – Я пожала плечами. В хижине было тепло, сухо, даже уютно, хотя и не так, как у меня дома – не было здесь ни ковров, ни картин, ни зеркал с безделушками. На кухне – старая печь, несколько полок с домашней утварью, стол и пара табуретов; в другой комнате – кровать колдуна, комод, каждый ящик которого был заперт, шкаф с книгами да пара полок. Жили мы, в общем-то, более чем скромно.

Фэрфакс за моей спиной глубоко вздохнул, и я инстинктивно вжала голову в плечи, но он сдержался. А вот первое время не сдерживался. Ух сколько раз мне от него перепадало: то подзатыльник, то щипок. Но хуже всего были слова. Колдун был мастером ехидных и презрительных речей, а искусством унижения овладел, по всей видимости, в совершенстве. Даже не верилось, что столько яда и ненависти может уместиться в одном человеке. Но ничего, как-то свыклись друг с другом, по пустякам силы больше не растрачиваем.

– И много там было? – вполне миролюбиво спросил мужчина, облокотившись на перила крыльца.

– Много, – немного подумав, соврала я, – и все белые, не червивые. Отличный был бы ужин.

Колдун скрипнул зубами, сжал кулаки и молча пошел в лес. Я позволила себе усмехнуться, глядя ему в спину. Грибы он обожал. Еще любил ежевику – наберу целую корзину, не успею поставить, а колдун уже таскает горстями. Иногда мне кажется, что за время плена я его всего изучила. Знаю, что вспыльчив, жесток, но справедлив, читать любит – днями сидит за книгами, пока я без дела по двору шатаюсь. Со мной пробовал что-то обсуждать, только сильно я на него злюсь, чтобы спокойно разговаривать. Так и тянет сказать какую-нибудь гадость.

В окно комнаты постучались. Сердце забилось сильнее, когда я увидела почтовую голубку. Она прилетала два раза в неделю, но колдун всегда под благовидным предлогом отправлял меня вон. Отвязав от лапки небольшую, свернутую в трубочку бумажку, я прогнала птицу. Подскочив к лампе, развернула ее и разочарованно простонала – подписанные столбы цифр и пара строк на неизвестном языке. Колдуну, несомненно, он знаком, а вот мне – нет.

От досады хотелось плакать. Знала бы, что языки пригодятся – училась бы усердней, а не считала ворон. Но если быть совсем честной, учителя у меня были под стать: скучающие, необязательные и рассеянные. В классной комнате мы тратили впустую время друг друга, делая вид, что география, история, политика и древние языки мне когда-нибудь понадобятся.

Остаток вечера, как примерная пленница, я просидела на табурете в углу, посматривая в окно. Колдун объявился ближе к полуночи. Злой, измотанный и без грибов. Пришлось довольствоваться простой картошкой.

– Фэрфакс. – Я отложила ложку и отодвинула тарелку, положив подбородок на сложенные ладони.

– Мм? – Колдун без всякого аппетита пережевывал рассыпчатые клубни.

– Ты про древний язык с утра говорил, помнишь?

– Помню, – насторожился мужчина.

– Так и не сказал, что означает твое имя.

– А тебе зачем?

– Чтоб гадостей больше говорить, – разозлилась я, – ты же меня не отпустишь?

– Не отпущу.

– Так, может, пришло время узнать друг друга лучше?

– Я и так про тебя все знаю, – со вздохом ответил колдун.

– А вот я про тебя – ничего.

– Так ведь ты пленник, а не я, – искренне удивился Фэрфакс.

– Знаю-знаю, – я раздраженно отмахнулась, – но чего тебе стоит просто поддержать разговор? Как-никак, мне здесь до старости с тобой сидеть – не все же время нам ругаться…

– Глупость какая тебе в голову взбрела, – отрезал Фэрфакс. – Как только можно будет, я от тебя избавлюсь.

– А когда можно будет? – Я закатила глаза. Разговор повторялся уже в десятый раз.

– Когда время придет.

– То есть не скоро, – подытожила я.

– Скоро, не скоро – не мне решать, – припечатал колдун, поднимаясь из-за стола.

– А кому? – Я тоже встала, метнув на мужчину тяжелый взгляд.

– Тебе какая разница? Он – там, ты – тут. Вы никогда не встретитесь. – Фэрфакс ушел в комнату.

– Тебе самому не скучно сидеть в этой глуши? – вдогонку крикнула я. Некоторое время подождала ответа, но колдун, видимо, пропустил вопрос мимо ушей. А уже ближе к самой ночи все-таки соизволил ответить, всучив в руки потрепанный томик с желтыми листами и напутствием «очень интересная история».

– Приятных снов, Рирариланна.

– И тебе не проснуться, – привычно откликнулась я, устраиваясь на лавке возле печи. Некоторые традиции менять все же не стоит. Колдун покачал головой, затушил свечу, и началась новая ночь моего заточения.

* * *

– Опять каша? – Колдун скривился, поднося ложку ко рту. – И опять пересолила. В кого ты только смогла влюбиться в этом лесу?

Я поджала губы, молча снося ворчания. Где это видано, чтобы принцесс учили готовить? В королевском дворце всегда была армия поварят и кулинаров, от меня всего-то и требовалось сказать, что хочу. Хорошо еще, что большую часть жизни я провела в летнем поместье, где глазеть на работу добродушной поварихи часто было единственным развлечением за весь день, так что худо-бедно кашеварить я умела. И ладно бы стряпать приходилось для отца или брата, так нет же – для колдуна мерзкого, чтоб ему провалиться после этой ложки. Ну ничего, он у меня еще и не такое откушает.

– Неужто картошки совсем не осталось? – Фэрфакс выразительно отодвинул тарелку, так и не съев вторую ложку.

– Четвертый день как доели. – Я брезгливо помешала кашу. Выглядела она и вправду мерзко: сероватая, с комочками, украшенная чахлой петрушкой. Вдобавок ко всему на зубах сие лакомство хрустело не хуже песка, да и на вкус оказалось не лучше.

– А крупы еще сколько?

– Полмешка, – скрывая усмешку, ответила я. Колдун прям в лице переменился.

– А соли?

– Мешок.

Соли было много, как бы я ни старалась целыми черпаками приправлять ею и завтрак, и обед, и ужин. Вкуснее от этого стряпня не становилась, да и кислое настроение колдуна успело приесться. Но расчет был прост: одной кашей взрослый мужик, колдун к тому же, сыт не будет. Продуктов у нас, как назло, был полный погреб – в основном картошка, крупы да овощи. Но благодаря моему небывалому усердию запас стремительно сократился. Сомнительному, конечно, усердию. Рано или поздно колдун должен был откуда-то достать новую провизию. Вот тут-то я… Ладно, буду действовать по обстоятельствам.

– Совсем необязательно целый ковш соли изводить на один горшок. – Колдун оперся подбородком на ладони, разглядывая меня.

– Да вот беда: все пробую-пробую, и кажется несоленым. – Я опрокинула солонку над тарелкой. – А тебе вот как?

– Отвратно, – честно признался мужчина.

– Тогда и готовь сам. Я посмотрю, что у тебя получится из крупы червивой, – обиделась я.

Фэрфакс захохотал, не сводя с меня пристального взгляда. Любит он на меня так смотреть – долго, пристально, как будто в душу. Напугать хочет, наверное.

– Будь на твоем месте кто-нибудь другой, я бы рискнул предположить, что он влюбился по самые уши.

– А сейчас?

– А сейчас… даже не знаю, – продолжал веселиться колдун.

– По-твоему, принцессы влюбляться не могут? – возмутилась я.

– Могут-могут, – шутливо замахал руками Фэрфакс, – да только в кого ты в этой глуши влюбиться-то смогла? В медведя?

– А может быть, в тебя? – Я прищурилась, оценивая его реакцию. Колдун захохотал как ненормальный, едва не опрокинув кашу на колени. – Чего смешного-то? Сижу в лесу, домой вернуться не могу, вокруг медведи, волки, змеи. А тут колдун рядышком. И собой хорош, и при деньгах. Характер только скверный, но ничего, это поправимо.

Уж не знаю, какая муха меня укусила, когда я решила так открыто над колдуном шутить, но Фэрфакса укусило что-то дикое и бешеное. Он не стал отмахиваться от меня, отшучиваться, только сложил руки под подбородком и нахмурился. От нехорошего предчувствия скрутило живот.

– Ну, предположим, – спокойно проговорил он, – толика разумности в твоих словах есть. А чем докажешь?

– С каких таких пор любовь доказывать надо? – парировала я. – Хочешь, стихи прочитаю или спою?

– Нет-нет, – поспешно ответил Фэрфакс. И не зря: не давалась мне поэзия, а с пением было и того хуже – учитель мой просил его казнить, ибо большего бездаря, чем я, в королевском роду еще не встречалось. – Слова в любовном деле – ненадежная опора. Лишь действия могут свидетельствовать… – мужчина не договорил, пытаясь скрыть ухмылку. Его все это немало веселило.

– Ну, значит, действия, – задумчиво повторила я.

– Именно.

И продолжил ухмыляться. Знает же, что понятия я не имею, чего он от меня хочет. При дворе действия заканчивались поцелуем ладошки да очередным сонетом. Зря я все это затеяла. Его повеселила, а себе настроение испортила.

Колдун тем временем встал, обошел вокруг стола и оказался позади. Меня затрясло от злости.

– Действия-то какие? – буркнула я, теребя на коленях грязное полотенце.

– Принцесса из тебя никудышная, да и я не знатен, так что опустим все эти излияния о вечной любви. – Фэрфакс тяжело опустил руки мне на плечи и наклонился к уху. – Один маленький поцелуй.

– Подставляй щеку, – процедила я тоном, который меньше всего подходил для такого волнительного события.

– Нет-нет, – колдун легонько подцепил ошейник, и я быстро встала, зная, что кожа на шее от сильного нажима снова начнет зудеть. Мужчина ухватил меня за руку и развернул к себе, – настоящий поцелуй. Крепкий, страстный, наполненный желанием и влечением, которые свойственны только влюбленным.

У меня даже дыхание перехватило – то ли от такой наглости, то ли от страха. А колдун только и улыбался, да так, будто это все не шутка. Ох, и кто тянул меня за язык? Страшно-то как!..

– Вот так и разоблачают ложь. – Фэрфакс вздохнул, устало прикрывая глаза. – Не в словах истина, принцесса, а в действиях. Твоим же словам я бы не доверил и своего осла, если бы он у меня был.

Тут он заблуждался: от своих слов и идей я никогда не отказывалась и шла упорно до самого конца, каким бы он ни был. В королевском дворце быстро пришли к мнению, что я была, пожалуй, самой упрямой принцессой за последние триста лет. Подначивать лишний раз не осмеливался даже брат: он хорошо знал, что своего я добьюсь если не упорством, то слезами.

Я гордо расправила плечи, откинула за спину лохматую, кое-как заплетенную рыжую косу, и вскинула подбородок.

– Давай, – произнесла так, что сама испугалась своего голоса, – целуй.

– Что? – Колдун опешил: такого поворота он не ожидал.

– Принцесса, что ли, первой должна все делать? – не на шутку разозлилась я. – Третий раз повторять не буду: целуй давай.

Колдун смерил меня долгим, уничтожающим взглядом, который я с честью выдержала – помогали ярость и злость. Да и новое, удивленное выражение лица мужчины вселяло некое подобие уверенности. Он замешкался, отвел глаза, видимо, пытаясь гадость какую-нибудь придумать.

– И долго мне так стоять? – Я на всякий случай выпятила нижнюю губу.

– Вот скажи мне: как у короля Уильяма, умнейшего правителя Катергейма, мог родиться такой, – Фэрфакс закатил глаза, – недалекий и невежественный отпрыск?

– Сдается мне, не так принято целоваться. – Я грозно нахмурилась, складывая руки на груди. – Может, не умеешь?

– Уймись уже, шутка не удалась. – Колдун отступил, с тоской поглядывая на тарелку.

– А может быть, принцесса для тебя недостаточно хороша? – распалялась я, сжимая в руках полотенце.

– Тоже верно. У иных похитителей принцессы настоящие: стройные, прелестные, воспитанные. А мне бастард достался.

Умел же колдун подобрать слова, чтобы ранить поглубже.

Правду мне открыли за несколько дней до кончины королевы. Помню себя одиннадцатилетней девчонкой, сжавшейся на роскошном стуле и испуганно следившей за расхаживающим из угла в угол отцом. Он покусывал костяшки пальцев, подолгу смотрел в окно, что-то бормотал себе под нос. Настроение в те дни в замке царило гнетущее – Витория угасала долго, и предстоящий траур витал в воздухе.

– Да и плевать! – в какой-то момент отец оборвал собственные рассуждения, подошел ко мне и присел на соседний стул. – Я исполню ее желание, даже если это будет последним, что сделаю.

Я тогда перепугалась не на шутку: Витория меня не любила и ее последним желанием вполне могла оказаться моя жизнь. Взяв меня за руку, отец просто произнес то, о чем изредка судачили на кухне: королева не была моей матерью. Помню, восприняла эту новость с истинно придворной внешней невозмутимостью – наверное, потому, что где-то в глубине души об этом давно догадывалась. А потом с детской непосредственностью спросила, кто же все-таки моя родительница.

Отец будто бы на десяток лет постарел: помрачнел, сгорбился, безвольно опустив руки.

– Я не помню ее имени, – его слова пригвоздили меня к месту. – И тебе не стоит об этом больше спрашивать, иначе это погубит всех, и тебя в первую очередь. Это секрет, который ты должна хранить.

Я и хранила, да только сплетни все множились и множились: что это за дочь такая, ни слезинки не пролила, да и не похожа она ни на мать, ни на брата. На дне памяти впервые заговорили об этом громким шепотом. Повезло, что прабабка тогда еще жива была. Древняя старуха, уже слепая на один глаз, она поднялась со своего места и гаркнула, приказав всем заткнуться и не позорить память покойной. Поддерживаемая под локоть звездочетом Бафшаном, она проскрипела, что раз ее внучка – покойная королева Витория – признала дочь, то и всем остальным стоит с этим считаться. Ее еще видящий, но по-старчески выцветший желтоватый глаз при этом недобро блеснул, задержавшись на притихших придворных. Следом, конечно, полился поток сладких речей-извинений, но единственные стоящие хоть чего-то слова в тот вечер были произнесены без придворного этикета – грубо, резко и честно.

Умерла старуха через год. А еще через два слухи расплодились с удвоенной силой. В конце концов роковое обвинение прозвучало громко и в самый неподходящий момент – за три недели до помолвки. Я иногда думаю: а какой была бы моя жизнь, не распусти советник свой язык после пятой бутылки вина? Его-то уж точно была бы лучше – не казнили бы.

Жених был знатный, красивый и молодой рыцарь. Сразу мне приглянулся на турнире. Ему король мешок с деньгами, а он только на меня смотрит, улыбается. Глаза у него были добрые, темные, как ночь. И отцу он нравился, и брату. Словом, мечта любой принцессы – выйти замуж по любви – почти сбылась. Почти.

От воспоминаний на глаза навернулись слезы. Я поспешно опустила голову – колдуну их видеть не нужно, чтобы не принял на свой счет. А он все стоит и смотрит, выжидает, что я отвечу. Мне и сказать-то нечего. Ударить бы его, влепить такую оплеуху, чтоб в глазах потемнело. Что с того, что мать моя была не королевой?..

– Что это с тобой? – Фэрфакс нахмурился.

– Ничего. – Я отошла к печи и принялась переставлять горшки. Уши горели, глаза застилали слезы, но рыдания я сдерживала. Не дождется их колдун.

– На правду не обижаются.

– Я не обижаюсь.

– А почему тогда уши красные? Ну-ка, посмотри на меня. – Мерзкий колдун ухватил меня за плечи, развернул к себе и взял за подбородок. – Ты – внебрачный ребенок, которого пожалели, позволили называться принцессой, позволили чувствовать себя ею. Знаешь, как в других королевствах поступают с подобными тебе? Их убивают, топят в младенчестве, скармливают бродячим псам или относят в лес на радость волкам. Но тебя пожалели, да только не стоила ты всех усилий. Училась неприлежно, характером и повадками пошла в необразованную мать, красотой – в нее же. Да любая крестьянская девчонка на твоем месте сидела бы ниже травы, штудировала грамоту и слушалась старших, понимая, что сегодня или завтра ее из дворца выставят. Но ты… ты – нет. – Фэрфакс глубоко вздохнул, переводя дух. Мне даже на секунду показалось, что он мысленно сверяется с заранее заготовленным текстом. – Ты считаешь, что тебе все обязаны. Что ты любимица, ровня кровной знати. Но наконец-то справедливость восторжествовала, и ты сидишь в дремучей глуши, где тебе и место.

– Кровная знать? – Я отступила назад, спиной упершись в каменную кладку.