Магазины «Березка»: парадоксы потребления в позднем СССР

скачать книгу бесплатно

Магазины «Березка»: парадоксы потребления в позднем СССР
Анна Иванова

Культура повседневности
Операции с иностранной валютой считались в СССР уголовным преступлением, культ западных товаров среди советских граждан был постоянным объектом критики в газетах, а существование привилегированного снабжения официально отрицалось. Тем не менее государственные магазины «Березка», в которых определенные группы советских граждан могли покупать дефицитные импортные товары за валюту и ее заменители (сертификаты и чеки), успешно функционировали по всему Советскому Союзу. Более того, они стали важной частью позднесоветской повседневности. Американские джинсы, японские магнитофоны и итальянские сапоги покупали в «Березках» не только дипломаты или артисты, выезжавшие на гастроли, но и советские рабочие, оказывавшие «техническую помощь» в странах третьего мира, диссиденты, получавшие валютные переводы из-за рубежа, а также обычные советские граждане, которые отваживались покупать валютные заменители на черном рынке за рубли. Магазины «Березка» воспринимались в советском обществе одновременно и как эталон потребления, и как пример социальной несправедливости. В книге Анны Ивановой розничная валютная торговля в позднем СССР впервые становится объектом исторического исследования. Автор рассматривает причины появления магазинов «Березка», описывает категории советских граждан, имевших доступ в «закрытые» валютные магазины, и образ валютной торговли в официальном дискурсе и среди потребителей. Книга основана на документах из центральных и республиканских архивов, материалах советской прессы, воспоминаниях и личных интервью как с работниками, так и с пользователями системы валютной торговли.

Анна Иванова

Магазины «Березка»: парадоксы потребления в позднем СССР

Фильке

Благодарности

Эта книга родилась из кандидатской диссертации, которую я защитила в 2012 году в Институте российской истории РАН. Поэтому прежде всего и больше всего я хочу поблагодарить своего научного руководителя, прекрасного ученого Елену Юрьевну Зубкову. Елена Юрьевна руководила мной еще в университетские годы, потом убедила меня писать диссертацию и самоотверженно читала и правила мои тексты до самой защиты. Почти всему, что я знаю о советской истории и о том, как вообще надо заниматься наукой, я научилась у нее, и мне очень повезло, что у меня был такой замечательный учитель. Но помимо этого я благодарна Елене Юрьевне за то, что она стала мне другом, верила в меня и поддерживала на всех этапах написания этой книги.

Я также хотела бы поблагодарить весь Институт российской истории и особенно Центр по изучению отечественной культуры, где я писала диссертацию, а затем работала после защиты. Я очень благодарна коллегам за многочисленные обсуждения моих текстов, за советы и критику, а также за уютную научную атмосферу.

Написание моей диссертации, а значит, и книги было бы невозможным без гранта фонда Герды Хенкель, который я получила в 2010 году. Эта стипендия дала мне возможность не только работать над исследованием, но и провести два месяца в замечательном центре восточноевропейской истории Тюбингенского университета в Германии. Я хотела бы поблагодарить Клауса Геству и его коллег за создание прекрасных творческих условий и проявленное ко мне внимание и гостеприимство.

На заре моей научной деятельности я стала участвовать в ежегодных аспирантских конференциях «Конструируя советское», организованных Европейским университетом в Санкт-Петербурге. Атмосфера серьезной научной дискуссии в сочетании с дружеской обстановкой в большой степени повлияли на мое решение дальше заниматься наукой и во многом сформировали меня как ученого. Я благодарна Борису Ивановичу Колоницкому и Люде Кузнецовой, которые стояли у истоков этой конференции.

Я также хотела бы поблагодарить сотрудников всех тех архивов, в которых я собирала материалы для этой книги, особенно Российского государственного архива экономики, где я работала больше всего, за неоценимую помощь и терпение.

Написание этой книги было бы невозможно без тех людей, которые делились со мной своими воспоминаниями о посещении магазинов «Березка» или работе в системе «Внешпосылторга». В книге они все обозначены инициалами для сохранения их анонимности, но я хотела бы поблагодарить каждого из них за то, что они тратили на меня свое время и проясняли для меня тонкости функционирования валютной торговли в СССР.

Я также хотела бы поблагодарить моих коллег из разных стран и институций, которые помогали мне на разных этапах написания этой книги. Я благодарна Наталье Чернышевой – не только за то, что она безотказно читала и обсуждала со мной рукопись в нескольких вариантах и высказывала ценные замечания, но и за то, что из этих обсуждений родилась наша дружба. Михаила Истомина я хотела бы поблагодарить за нашу многолетнюю переписку, в которой он терпеливо отвечал на все мои многочисленные вопросы. Я также благодарна Николаю Митрохину за то, что он всегда проявлял интерес к моему проекту и помог ему состояться.

Я благодарна всем коллегам, которые обсуждали мои доклады на конференциях и в летних школах, присылали мне найденные ими упоминания о «Березках» в книгах и архивах и помогали мне различными советами.

И конечно, я очень благодарна моей семье и друзьям не только за их внимательное чтение рукописи и ценные замечания, но и за их роль в моей жизни. Игорю Гулину – за все совместные попытки уловить суть советского, Тане Шишковой – за моральную поддержку всегда и везде, моим родителям, Маше Липман и Сергею Иванову, без которых меня бы не было ни как человека, ни как ученого, и моему мужу Фильке, без которого не было бы вообще ничего.

Введение

В 1969 году советский диссидент Андрей Амальрик опубликовал в Амстердаме свое знаменитое эссе «Просуществует ли Советский Союз до 1984 года?», в котором предсказывал скорую гибель СССР. К тому времени Амальрик уже несколько лет занимался «антисоветской деятельностью», успел побывать в ссылке в Сибири и рукопись своей статьи на Запад передал, конечно, тайно. Тем не менее за свой «подрывной» текст он смог не только получить в Москве гонорар от иностранного издательства, но даже обратить его в так называемые «сертификаты “Внешпосылторга”» – заменители иностранной валюты, выпускаемые государством. Эти сертификаты дали Амальрику доступ в закрытый валютный магазин «Березка», где продавались импортные товары высокого качества, недоступные в обычных советских магазинах.

Как же получилось, что за публикацию на Западе «антисоветских» произведений советская власть вознаграждала доступом к дефициту? Почему вообще в СССР существовали магазины, торгующие за валюту, и кто и за что мог получить в Советском Союзе иностранные деньги? Что продавалось в таких магазинах и насколько этот ассортимент отличался от того, что было в обычных советских магазинах? Как объясняли существование «Березок» официальные власти и что думали о них обычные советские граждане? Наконец, что история этих магазинов может сказать нам об особенностях развития позднего СССР? На эти вопросы я постараюсь ответить в этой книге.

Магазины «Березка», существовавшие во многих крупных городах СССР с начала 1960-х до конца 1980-х годов, представляли собой парадоксальное явление. Советское государство, которое ратовало за всеобщее равенство и противопоставляло себя Западу с его культом потребления, само организовало островки консюмеризма – магазины, в которых избранным гражданам продавали товары за иностранную валюту. «Березки» стали известны на весь СССР как источник самых модных и желанных товаров и как символ привилегированного снабжения, порождая идеологические противоречия как в сознании граждан, так и внутри государственного аппарата. Разобравшись в том, зачем «Березки» были созданы, как они функционировали, какие моральные дилеммы рождали и как менялись на протяжении 1960–1980-х годов, мы сможем лучше понять позднесоветское общество с его парадоксальным колебанием между аскетическим морализмом и нарождающимся обществом потребления, плановой экономикой и стихийно возникающими рыночными отношениями, утопией всеобщего равенства и жесткой социальной дифференциацией.

* * *

Для анализа советского общества 1960–1980-х годов «Березки» интересны прежде всего тем, что они высвечивают с разных сторон проблематичность соотношения экономики и морали в СССР. Моральную нагруженность экономических вопросов в Советском Союзе можно рассмотреть на примере трех взаимосвязанных идеологических проблем: отношения к Западу, потреблению и социальному расслоению.

В отношении всех трех в советской идеологии с самого начала была заложена определенная двойственность. Первое в мире социалистическое государство должно было строиться на новых основаниях и демонстрировать преимущества социализма перед капитализмом. Однако страна не могла обеспечивать себя всем необходимым, оборудование и товары приходилось закупать за границей[1 - Вишневский А. Серп и рубль: консервативная модернизация в СССР. М., 2010; Davies R., Harrison M., and Wheatcroft S. The economic transformation of the Soviet Union, 1913–1945. Cambridge, 1994; Bailes K. The American Connection: Ideology and the Transfer of American Technology to the Soviet Union, 1917–1941 // Comparative Studies in Society and History. 1981. No. 23. Vol. 3. P. 421–448; Hanson P. Trade and technology in Soviet-Western relations. London, 1981.]. Мало того, власти во многом признавали отставание советской промышленности от европейской и американской, поэтому продукция западных фирм часто считалась в СССР более качественной, чем отечественная, – пусть это и трактовалось как временное положение дел. С точки зрения экономической целесообразности, закупая за границей качественное оборудование и продукцию, государство добивалось улучшения социалистического производства и обеспечивало граждан необходимыми товарами, однако с точки зрения идеологии это была «уступка врагу».

СССР, с одной стороны, противопоставлял себя капитализму, а с другой – зависел от западной промышленности. Это противоречие лежало в основе советских отношений с западным миром, и его интересной иллюстрацией было отношение в СССР к иностранной валюте. С моральной точки зрения валюта была как минимум сомнительным явлением: граждане не могли иметь ее на законных основаниях, валютные преступления находились в ведении КГБ и карались уголовным наказанием вплоть до смертной казни, обладание валютой ассоциировалось со шпионажем. Причиной такого отношения к валюте было то, что она была символом чуждого уклада, источник ее ценности находился во враждебном мире. Но при этом государство остро нуждалось в валюте для осуществления импортных закупок, высоко ценило ее, старалось ее экономить и изыскивало всевозможные способы ее приобретения. Тем самым в СССР иностранная валюта всегда воспринималась двойственно: она обнажала противоречие между экономикой и идеологией, представляя собой морально сомнительный инструмент для желанной модернизации.

Еще одно столкновение экономики и идеологии происходило в государственном дискурсе о потреблении материальных благ. Вопросы о том, насколько приемлемо индивидуальное богатство, где границы между удовлетворением базовых потребностей и излишней роскошью, чем нужно руководствоваться при обустройстве быта, всегда оставались в СССР до конца не проясненными. В раннюю постреволюционную эпоху в рамках борьбы с «буржуазными пережитками» важной идеологической задачей было преодоление «мещанства»[2 - Вихавайнен Т. Внутренний враг: Борьба с мещанством как моральная миссия русской интеллигенции. СПб., 2004; Kiaer C. Imagine no possessions: the socialist objects of Russian constructivism. Cambridge, Mass. MIT Press, 2005; Everyday Life in Early Soviet Russia / ed. by Christina Kiaer and Eric Naiman. Bloomington, 2006.]. В сталинские годы потребление было во многом реабилитировано, стремление к материальному благополучию снова стало трактоваться как естественная потребность человека, получило распространение даже производство предметов роскоши[3 - Gronow J. Caviar with Champagne: Common Luxury and the Ideals of the good life in Stalin's Russia. Oxford, 2003; Hessler J. A social history of Soviet trade: Trade policy, retail practices, a. consumption, 1917–1953. Princeton; Oxford, 2004.]. Хрущевская оттепель с ее возвращением к революционным идеалам реанимировала борьбу с «излишествами» и «стяжательством»; умеренность и рациональность были провозглашены главными критериями в отношениях человека с материальными миром[4 - Style and Socialism: Modernity and Material Culture in Post-War Eastern Europe. Oxford: Berg, 2000.].

В эпоху застоя двойственная природа потребления наконец вышла на первый план. В это время, по выражению социолога А. Береловича, советское общество «полностью решает проблему физиологического выживания и превращается если не в общество потребления, то, во всяком случае, в такое общество, которое стремится потреблять»[5 - Берелович А. Семидесятые годы XX века: реплика в дискуссии // Мониторинг общественного мнения. 2003. № 4 (66). С. 64.]. В СССР развивалось производство бытовой техники – холодильников, телевизоров, стиральных машин, появилась индустрия моды, в том числе молодежной, во многом копировавшей западную, все больше людей покупали автомобили. Мало того, удовлетворение материальных потребностей граждан было провозглашено важнейшей задачей государства и впервые получило приоритет над тяжелой промышленностью[6 - См., например: Zhuk S. Rock and Roll in the Rocket City: The West, Identity and Ideology in Soviet Dniepropetrovsk, 1960–1985. Washington, D. C., 2010. P. 9–13.]. Одновременно с этим растущее благосостояние все сильнее осознавалось как этическая проблема: когда потребление стало массовым, размышления о «мещанстве» как воплощении индивидуалистических бездуховных тенденций, противостоящих жизни «ради идеи», распространились в прессе, кино и книгах[7 - Chernyshova N. Soviet Consumer Culture in the Brezhnev Era. London, 2013. P. 43–79.]. Экономическая задача повышения уровня жизни и его реальный рост как никогда остро столкнулись с морально-идеологическим целеполаганием общества[8 - Об эволюции отношения к потреблению в СССР см. также: Гурова О. Идеология потребления в советском обществе // Социологический журнал. 2005. № 4. С. 117–131; об эволюции отношения к понятию моды: Бартлетт Д. FashionEast: призрак, бродивший по Восточной Европе. М., 2011.].

Наконец, еще одной точкой противоречия между экономикой и идеологией стал вопрос социальной дифференциации населения. Советский проект объявлял своей задачей борьбу с неравенством. Предполагалось, что советское общество будет состоять из рабочих, крестьян и служащих и все они будут обладать примерно одинаковым уровнем денежного достатка[9 - Lane D. The End of Social Inequality? Class, Status and Power under State Socialism. London, 1982.]. Однако если различия между классами и профессиями не должны были приводить к имущественному расслоению, то степень преданности режиму и вклад в «общее дело» могли служить основанием для определенного рода дифференциации. В сталинские годы рабочие-стахановцы, высокопоставленные чиновники и знаменитые ученые вознаграждались привилегиями и имели более высокий уровень жизни, чем обычные граждане[10 - Фицпатрик Ш. Повседневный сталинизм. Социальная история Советской России в 30-е годы: город. М., 2008. C. 110–140; Siegelbaum L. “Dear Comrade, You Ask What We Need”: Socialist Paternalism and Soviet Rural “Notables” in the Mid-1930s // Slavic Review. 1998. Vol. 57. No. 1. P. 107–132.]; в позднесталинский период в СССР даже возник своего рода преуспевающий средний класс[11 - Dunham V. In Stalin’s Time: Middleclass Values in Soviet Fiction. Cambridge, 1976.]. У этого «богатства», однако, была важная особенность: его санкционировало государство. Социальное расслоение определялось не только и не столько размером заработка, сколько санкцией властей, идеологической установкой. Благополучие строилось в первую очередь на привилегиях, то есть получении материальных благ сверху, а не на покупке их за самостоятельно заработанные деньги. Закон жестко ограничивал все возможности для независимого от государства обогащения, и у обладания большими суммами денег всегда был налет криминальности. Вопросы о том, может ли советский человек быть «богатым», правомерно ли существование в социалистическом обществе различий в уровне жизни, а также кто и за что может получать материальные привилегии, оставались актуальными на всем протяжении советской власти.

Все эти противоречия: отношение к Западу и его валюте, проблема потребления и социального расслоения – на начальном этапе существования СССР представляли собой, скорее, потенциальную угрозу. Необходимость строительства нового мира и вера в революционные идеалы «оправдывали» экономические компромиссы. Введение НЭПа с его возможностями легального обогащения «частников», закупки оборудования за рубежом и привлечение иностранных специалистов для нужд индустриализации, спецснабжение партработников считались временными мерами на пути к коммунизму. Они объяснялись масштабностью проекта переустройства общества и ожиданием большого будущего. Однако по мере иссякания революционного импульса и затвердевания политических форм противоречие между идеологическими постулатами и экономическими реалиями становилось все более острым.

Магазины «Березка», открытые государством в начале 1960-х годов в первую очередь для извлечения валютной прибыли, концентрировали в себе все три описанных противоречия. Для того чтобы привлечь иностранных и советских граждан, обладающих валютой, государство поставляло в «Березки» лучшие товары, которых было не найти в обычных советских магазинах. Наличие в стране закрытых магазинов, торгующих за валюту лучшим ассортиментом, противоречило и идее равенства, и необходимости борьбы с Западом, однако с точки зрения извлечения валютной выручки они были соблазнительны для государства. Похожие магазины уже существовали в СССР раньше: с 1931 по 1936 год «Торгсины» также были призваны заставить людей потратить валюту на дефицитные товары, прежде всего продукты питания[12 - Осокина Е. А. Золото для индустриализации: Торгсин. М., 2009.]. Однако в 1930-е годы создание «Торгсинов» объяснялось нуждами индустриализации: для осуществления технологического прорыва государству нужна была валюта для закупок иностранного оборудования. К моменту появления «Березок» о стремительном броске к коммунизму речь уже не шла, экономические задачи были гораздо более приземленными, и их конфликт с идеологическими и моральными установками выступал на первый план.

В «Березках» продавались импортные товары, а также отечественные товары «в экспортном варианте», то есть произведенные для продажи за границей. Иными словами, лучшими оказывались или «вражеские» товары, или те советские, которые не предназначались для обычных советских граждан. «Березки» тем самым не только укрепляли культ иностранных товаров в СССР, но и демонстрировали, что советские товары улучшенного качества можно получить только за иностранную валюту. Экспортные товары, поступавшие в «Березки», первоначально создавались для продажи за границу: они должны были быть лучше, чем обычные, не только для извлечения валютной прибыли, но и для создания положительного образа СССР за рубежом. Тут проявлялось еще одно противоречие в отношениях с Западом: для улучшения собственного имиджа в глазах иностранцев советское государство готово было жертвовать положением собственных граждан.

Между тем в восприятии советского человека формировался образ «заграницы» как источника благополучия, идеала в сфере потребления. Работа за рубежом, прежде всего в капиталистическом мире, предоставляла желанную возможность обогащения и повышения социального статуса: даже высокопоставленные чиновники стремились устроить своих детей на работу, связанную с пребыванием за границей. И государство прямо способствовало укреплению такого восприятия, создавая в стране валютные магазины.

«Березки» как средоточие лучших материальных благ (бытовой техники, одежды, автомобилей) также являются хорошей иллюстрацией противоречий, связанных с проблемой потребления в позднем СССР. В этих магазинах, с одной стороны, не было свойственного обычным советским магазинам дефицита и очередей, которые делали советскую торговую сеть непривлекательной для потребителей, а с другой стороны – атмосферы незаконности, свойственной барахолкам и фарцовщикам, которая выводила потребительство в сферу нелегального. «Березки» были оазисом потребления, созданного по решению государства. Но вместе с тем они воплощали в себе моральную проблему, связанную с потреблением; это превращало их в фигуру умолчания со стороны государства и помещало в своего рода слепую зону: даже во внутренних документах эти магазины эвфемистично назывались «специализированными», а в открытых источниках практически не упоминались до эпохи перестройки.

Популярность «Березок» среди граждан иллюстрирует еще одно важное свойство, отличавшее потребление в СССР: онтологическое невнимание советской экономики к мелким потребностям граждан. В валютные магазины отправлялись в первую очередь за модной одеждой, косметикой или аксессуарами вроде маникюрных ножниц. Такие товары не вписывались в советскую концепцию потребления: плановая экономика оперировала крупными категориями «удовлетворения базовых потребностей» и, в отличие от капиталистической системы, не стремилась угодить потребителю, привлекая его подобными мелочами. По мере того как запросы советских потребителей росли и становились более разнообразными, розничная торговля все в меньшей степени была способна их удовлетворить. Желание людей иметь джинсы или губную помаду плохо сочеталось с советской идеологией и экономическими масштабами. И только валютная торговля, ориентированная на прибыль, могла соответствовать спросу.

«Березки» с необычной стороны высвечивали и проблему социальной дифференциации. С точки зрения советской идеологии «лучше» был тот советский гражданин, у которого не было валюты, так как это означало, что у него нет никаких «связей с заграницей». Однако с точки зрения экономической эффективности «лучше», то есть полезнее, был тот, у кого валюта была. Но если некоторым категориям посетителей «Березки» – работавшим за рубежом дипломатам, журналистам или военным советникам – валюту выдавало само государство, то другие получали ее от иностранцев – в виде гонораров, как упомянутый ваше Амальрик, или просто подарков. Государству было выгодно предоставить этим людям доступ в «Березку», чтобы получить от них столь необходимую для экономики валюту. Однако в результате складывалась сомнительная ситуация, при которой люди, связанные с «врагом», получали преимущество по сравнению с лояльными советскими гражданами. Из-за трепетного отношения СССР к валюте власти оказались вынуждены вознаграждать улучшенным ассортиментом товаров любых обладателей валюты, даже тех, кто получал ее «в обход» государства. В результате «Березки» создавали социальное расслоение, основанное не на лояльности режиму, а на обладании «враждебной» советскому государству валютой.

Кроме того, функционирование «Березок» в СССР фактически вводило в обращение параллельную валюту – сертификаты (а затем чеки) «Внешпосылторга». Поскольку в «Березках» продавались дефицитные товары, то валютные суррогаты, за которые эти товары можно было купить, приобретали повышенную ценность. Бытование этих денег, в частности на черном рынке, в гораздо большей степени, чем бытование обычных рублей, отражало углубление социального неравенства.

Таким образом, «Березки», достигшие своего расцвета в конце 1970-х годов, высвечивают многие идеологические дилеммы советского общества, показывают, насколько острыми они стали в позднем СССР.

* * *

Мое исследование охватывает три периода советской истории, на которые пришлось существование «Березок»: хрущевскую «оттепель», брежневский «застой» и горбачевскую «перестройку»[13 -

]. На протяжении всех трех периодов «Березка» менялась, отражая веяния времени. В конце 1950-х – начале 1960-х годов возвращение к революционным идеалам всеобщего равенства выразилось, в частности, в ужесточении уголовного наказания за незаконные валютные операции. На этом фоне само создание «Березки» в этот период выглядит парадоксом. Однако из-за расширения связей СССР с окружающим миром количество советских граждан, имевших валюту, значительно увеличилось. Государство же, взявшееся удовлетворять потребность своих граждан в товарах повседневного спроса, остро нуждалось в этой валюте для закупок как самих товаров, так и оборудования для их производства. И ему приходилось вновь поступаться принципами.

На протяжении 1970-х годов в СССР развивалось своего рода общество потребления, население становилось все более урбанизированным; советские люди переезжали в отдельные квартиры из коммунальных, все больше интересовались модой и бытом. «Березка» стала в этот период важной приметой городской повседневности – средоточием наиболее желанных товаров и символом потребительской мечты. Даже те, кто не имел формальных оснований для приобретения товаров в «Березке», стремились попасть туда, купив сертификаты/чеки «Внешпосылторга» за рубли на черном рынке. Постепенно это становилось все менее опасным: государство закрывало глаза на нелегальные практики, поскольку они помогали компенсировать недостатки все хуже работавшей плановой экономики.

В конце 1980-х, в период перестройки, когда пороки системы стали объектом открытой критики, «Березка» виделась как воплощение идеи неравного снабжения, к тому же легитимирующее нелегальную экономику. Дискуссия о ней в прессе отражала многие важные тенденции того времени. В моей книге «Березка» служит своего рода призмой, сквозь которую можно разглядеть особенности каждой из описанных эпох.

* * *

Торговля за иностранную валюту и ее заменители осуществлялась в СССР в 1960–1980-х годах в разных формах. Сеть валютных магазинов при министерствах торговли союзных республик обслуживала иностранных туристов за наличную валюту. Всесоюзное объединение «Внешпосылторг» Министерства внешней торговли СССР торговало за заменители валюты с определенными группами советских граждан – дипломатами, советскими специалистами, командированными в страны Азии и Африки, теми, кто имел родственников за рубежом. Наконец, торговое объединение «Торгмортранс» Министерства морского флота СССР обслуживало за валюту и ее заменители советских и иностранных моряков.

В центре внимания этой книги находится система валютной торговли именно с советскими гражданами. Исследование основано прежде всего на изучении системы «Внешпосылторг», получившей известность под названием «Березка». Материалы «Торгмортранса», а также документы, касающиеся торговли за наличную валюту с иностранцами, будут привлекаться для сравнительного анализа. Хотя не все магазины системы «Внешпосылторг» имели название «Березка» (например, в Белоруссии они назывались «Ивушка», а в каких-то городах и вовсе не имели специального названия), именно под этим названием система осталась в общественной памяти, поэтому для простоты я буду пользоваться в книге именно этим «ярлыком» для обозначения магазинов, торговавших за валютные суррогаты.

* * *

Эта книга основывается на нескольких категориях источников – архивных документах, мемуарах и авторских интервью, а также публикациях в прессе. Я использовала документы федеральных, республиканских и городских архивов Москвы, Санкт-Петербурга, Минска и Вильнюса. Привлечение материалов из архивов Белорусской и Литовской ССР позволило реконструировать функционирование валютной торговли на региональном уровне, сравнить «березочные» практики в центре и на местах.

Из документов меня интересовали постановления и распоряжения союзных и республиканских органов – советов министров, министерств торговли, – которые регулировали получение советскими гражданами иностранной валюты, организацию торговли за валюту и ее заменители, борьбу с «нежелательными» явлениями в сфере обращения валюты[14 - К сожалению, материалы комиссии Президиума Совета министров СССР по внешнеэкономическим вопросам, на заседаниях которой решались многие вопросы валютной торговли, а также некоторые постановления Совета министров СССР, касающиеся функционирования «Березок», по-прежнему остаются секретными и недоступны для исследователей.]. С их помощью я пыталась реконструировать нормативную базу валютной торговли в СССР, понять, чем руководствовались финансовые и торговые органы власти при принятии решений, как выстраивались приоритеты государства в области валютной политики. Инструкции и приказы финансовых и торговых ведомств – Министерства внешней торговли, Министерства финансов, Госбанка и Внешторгбанка, – отвечавших за выплату советским гражданам иностранной валюты и за ее последующее использование, а также отчеты, протоколы заседаний, переписка и материалы проверок и инспекций, например Комитета партийного контроля, позволили мне проследить, как сформулированные в законодательных и нормативных актах положения реализовывались на практике, какие проблемы и противоречия возникали в сфере обращения валюты и ее заменителей в СССР.

Восприятие феномена валютной торговли в СССР, его роль в повседневной жизни граждан я анализировала прежде всего на основании источников личного происхождения. Это мемуары, дневники и интервью советских граждан, как имевших официальный доступ к системе валютных магазинов, так и тех, кто попадал туда незаконно или вовсе не бывал в этих магазинах, но имел о них какое-то мнение, а также людей, работавших в системе валютной торговли. Я пользовалась опубликованными воспоминаниями и дневниками, брала интервью, а также использовала материалы из сети интернет. Конечно, подобные источники субъективны и могут быть не вполне достоверны в силу тенденциозности авторов или особенностей человеческой памяти. Однако именно они позволяют проанализировать, как функционировал институт торговли за валюту и ее заменители на уровне конкретного человека, как это явление воспринималось обществом и как влияло на него. Материалы личных свидетельств представляют для меня двоякую ценность: во-первых, как источник фактических данных о функционировании валютной торговли, которые могут дополнить картину, реконструируемую по архивным документам, а во-вторых, как свидетельство восприятия изучаемого феномена и его отпечаток в коллективной памяти.

Из-за недостатка информации о валютной торговле в опубликованных воспоминаниях важнейшим источником для моего исследования стали глубинные интервью. В ходе работы над монографией я провела тридцать интервью, а также около двадцати коротких опросов с респондентами 1927–1975 годов рождения из тринадцати крупных городов бывшего СССР (Москва, Санкт-Петербург, Самара, Екатеринбург, Набережные Челны, Ростов-на-Дону, Алма-Ата, Минск, Киев, Харьков, Одесса, Рига, Таллин) – прежде всего теми, кто приобретал товары в магазинах «Березка» или работал в этой системе. В целях сохранения тайны личной жизни при ссылке на источники приводятся только инициалы респондента и город проживания в советское время.

Наконец, третьей категорией источников, использованных в книге, являются материалы периодической печати. Анализ статей в массовой советской печати, в которых упоминается розничная торговля за валюту и ее заменители, позволяет выявить государственную риторику, которую власти использовали в редких высказываниях на эту тему, а также проследить изменения, происходившие в обществе. Работа с прессой имеет ключевое значение для анализа периода перестройки: в конце 1980-х годов в газетах развернулась бурная общественная дискуссия по вопросам социальной справедливости, которая, в частности, затронула и проблему чековых магазинов.

* * *

До сих пор феномен торговли за иностранную валюту в СССР подробно изучался лишь применительно к 1930-м годам. Деятельности «Торгсина» посвящена монография Е. Осокиной[15 - Там же.], в которой показано, что система «Торгсина» была способом эффективного «выкачивания» у граждан так называемых валютных ценностей на нужды индустриализации. Прежде всего речь шла о получении государством запасов золота – украшений и золотых монет, сохранившихся у людей с дореволюционных времен. В условиях голода начала 1930-х годов «Торгсин» позволял им получить в обмен на эти драгоценности дефицитные продукты питания. В своей книге я покажу, что созданные с теми же целями изыскания валюты «Березки» на деле отличались от «Торгсинов» и своим ассортиментом, и составом посетителей, но что еще важнее – ролью в экономике и социальной действительности.

Первая и единственная попытка систематически проанализировать институт торговли за валюту и ее заменители в СССР в 1960–1980-х была предпринята немецким юристом А. Лобером в 1978 году[16 - Loeber D. A. The Second Currency in the Soviet Union: On the Use of Checks in “Valuta-Rubles” by Soviet Citizens // Kennan Occasional Papers. 1978. No. 32.]. В статье, написанной на основании устных свидетельств и изучения открытых юридических документов, Лобер вполне точно воспроизвел принципы работы этих магазинов, однако недоступность архивных материалов не позволила ему полностью описать систему «Внешпосылторга». К тому же его интересовала лишь формальная организация этого вида торговли, а не его значение в контексте советского общества в целом. Институт розничной торговли за валюту также анализировался с точки зрения бонистики – истории денежных банкнот. М. Истомин провел полную каталогизацию различных категорий заменителей валюты, бытовавших в СССР в 1950–1980-х годах[17 - Истомин М. И., Трик Д. Заменители валюты в СССР. Харьков, 2005. См. также: Парамонов О. Березкины деньги // Родина. 1999. № 4. С. 74–75.]. Довольно подробно изучено функционирование этого вида торговли в других социалистических странах, прежде всего в ГДР[18 - Zatlin J. R. Consuming Ideology: Socialist Consumerism and the Intershops, 1970–1989 // Arbeiter in der SBZ-DDR. Essen, 1999. P. 555–572; Boeske K. Abwesend anwesend. Eine kleine Geschichte des Intershops // Wunderwirtschaft. DDR-Konsumkultur in den 60er Jahren. Koeln, 1996. S. 214–222. О торговле за валюту и ее заменители в Чехословакии см.: Bren P. Tuzex and the Hustler. Living It Up in Chechoslovakia // Communism unwrapped: consumption in Cold War Eastern Europe. N. Y.: Oxford University Press, 2012. P. 27–48. О польской системе торговли за валюту «Певекс» см.: Burrell K. The enchantment of western things: children’s material encounters in late socialist Poland // Transactions of the Institute of British Geographers. 2011. Vol. 36. No. 1. P. 143–156. О системе торговли за иностранную валюту в Болгарии («Кореком») см.: Вылчев В. С. Товарный обмен на иностранную валюту при социализме: дисс. на соискание степени канд. экон. наук. М., 1988; Guentcheva G. Mobile Objects: CORECOM and the Selling of Western Goods in Socialist Bulgaria // Еtudes Balcaniques. 2009. No. 45 (1). P. 3–28. Обзор валютных магазинов в социалистических странах (Болгарии, Чехословакии, Венгрии, Польше и Румынии) был также сделан «Радио Свободная Европа/Радио Свобода» в 1977 году: Kerr J. L. Hard-Currency Shops in Eastern Europe // Архив «Открытое общество» при Центрально-европейском университете в Будапеште. URL: http://osaarchivum.org/files/holdings/300/8/3/text/116-2-87.shtml (дата обращения: 20.10.2016).]. На материалы всех этих исследований я опираюсь в своей работе.

Эта книга строится как диалог и полемика с корпусом исторической литературы, посвященной нескольким темам. Во-первых, это работы о потреблении при социализме и особенностях восприятия материального благополучия в позднем Советском Союзе[19 - Осокина Е. А. За фасадом «сталинского изобилия»: распределение и рынок в снабжении населения в годы индустриализации, 1927–1941. М., 2008; Pleasures in Socialism: Leisure and Luxury in the Eastern Bloc / ed. by D. Crowley, S. Reid. Evanston, 2010; Communism Unwrapped: Consumption in Cold War Eastern Europe / ed. by Paulina Bren and Mary Neuburger. N. Y.: Oxford University Press, 2012; Chernyshova N. Soviet Consumer Culture in the Brezhnev Era.]. Во-вторых, литература, анализирующая социальный состав СССР, проблему привилегий и имущественной дифференциации в социалистическом контексте[20 - Matthews M. Privilege in the Soviet Union. London, 1978; Lane D. The End of Social Inequality? Class, Status and Power under State Socialism. London, 1982; Режимные люди в СССР / Под ред. Т. С. Кондратьевой, А. К. Соколова. М., 2009.]. В-третьих, исследования, посвященные «второй экономике»: бытованию плановой экономики, нелегальных практик и соотношению официального и неофициального рынков в СССР[21 - Grossman G. The “second economy” of the USSR // Problems of communism. 1977. Sept. – Oct. P. 25–40; O’Hearn D. The Consumer Second Economy: Size and Effects // Soviet Studies. 1980. Vol. 32. No. 2. P. 218–234; Favarel-Garrigues G. Policing Economic Crime in Russia: from Soviet Planned Economy to Privatization. London, 2011.]. В-четвертых, книги о восприятии Запада, об образе США и Западной Европы в советском обществе и в официальной риторике[22 - Pеteri G. Imagining the West in Eastern Europe and the Soviet Union. Pittsburgh, 2010; Zhuk S. Op. cit.]. И наконец, последнее: литература об особенностях советской идеологии в позднем СССР, о нарастании кризисных явлений и формах упадка позднесоветской системы[23 - Юрчак А. Это было навсегда, пока не кончилось: последнее советское поколение. М., 2016; Gestwa K. Von der Stagnation zur Perestrojka: der Wandel der Bedrohungskommunikation und das Ende der Sowjetunion // Goldenes Zeitalter der Stagnation?: Perspektiven auf die sowjetische Ordnung der Breznev-?ra. T?bingen, 2014. S. 253–311.].

* * *

Книга состоит из пяти глав. В первой главе я анализирую валютную торговлю в СССР в 1960–1980-е годы с формальной точки зрения: почему «Березки» возникли, зачем были введены и как использовались сертификаты и чеки; какие законы и правила регулировали деятельность чековых магазинов; как и почему они были закрыты в конце 1980-х годов. Во второй главе я рассказываю о составе потребителей «Березок» – советских дипломатах и журналистах, специалистах, работавших в странах Азии и Африки, артистах и спортсменах, выезжавших за границу для выступлений, а также тех советских гражданах, которые получали валютные переводы от друзей или родственников. Здесь показаны парадоксальность той иерархии потребления, которую порождали «Березки», и те идеологические проблемы, которые возникали при решении о допуске к чековым магазинам тех или иных граждан. Третья глава посвящена ассортименту этих магазинов: чем они отличались от обычной рублевой торговой системы, кто и как отбирал товары для «Березок» и насколько символически значимыми были такие ключевые «березочные» товары, как автомобиль, бытовая техника, импортные одежда или парфюмерия. В четвертой главе я описываю нелегальные практики, возникавшие вокруг «Березок»: как они способствовали расширению круга людей, попадавших в эти магазины, как сотрудники «Березок» и «Внешпосылторга» злоупотребляли своим служебным положением и как товары из «закрытой» системы торговли попадали на «открытый рынок». Наконец, пятая глава посвящена роли валютной торговли в повседневной жизни граждан. Здесь я анализирую моральные оценки этого вида торговли, прослеживаю формирование образа «Березок» в официальной прессе и в общественном восприятии, публичное обсуждение этих магазинов, происходившее в эпоху перестройки.

Глава 1. Функционирование «Березок»: Причины появления и развитие с конца 1950-х до конца 1980-х

Предпосылки возникновения розничной торговли за валюту в конце 1950-х

С приходом хрущевской оттепели Советский Союз стал гораздо более открыто и интенсивно общаться с внешним миром. Увеличился поток туристов – как в СССР, так и из него; советские артисты стали выезжать на гастроли, а ученые – на конференции; в Советском Союзе стали даже устраиваться иностранные показы мод[24 - Подробнее см., например: Пыжиков А. В. Хрущевская «оттепель». 1953–1964 гг. М., 2002.]. В частности, получили более широкое распространение закупки за рубежом оборудования и товаров повседневного спроса. Для этих закупок СССР требовалась иностранная валюта, поэтому валюта стала в это время объектом повышенного внимания государства.

В рамках новой валютной политики был значительно усилен существовавший с 1924 года Банк для Внешней торговли СССР (Внешторгбанк): к нему перешли все валютные функции Госбанка[25 - Поляков М. Банк для внешней торговли СССР // Экономическая газета. 29 февраля 1964. С. 26–27.]. Изыскивались всевозможные способы получения валюты: от работы над улучшением качества экспортной продукции до предложения новых услуг иностранным туристам[26 - Подробнее об этом см.: Salmon S. Marketing socialism: Inturist in the late 1950s and early 1960s // Turizm. The Russian and East European tourist under capitalism and socialism. Ithaca, 2006. P. 186–204.].

Действительно, в этот период стремительно расширялся поток иностранцев, посещающих СССР. Особенно резко выросло число граждан западных стран. Если до 1957 года культурный и научный обмен с Западной Европой и США носил, по оценке ЦК КПСС, «эпизодический характер», то к 1961 году СССР заключил соглашения о взаимном туризме уже с восемью капиталистическими странами[27 - Справка ЦК КПСС «О двусторонних соглашениях СССР с капиталистическими странами Западной Европы и Америки в области культурного и научного обмена». 28 ноября 1961 г. // РГАНИ. Ф. 5. Оп. 30. Д. 370. Л. 74.]. Приезжавшие иностранные туристы не только оплачивали валютой свои туры, но и привозили с собой иностранную наличность. Однако с ней возникала проблема. В силу того что в СССР действовала государственная валютная монополия, иностранцы могли обменять валюту во Внешторгбанке на рубли для повседневных трат, но только по очень невыгодному курсу[28 - Курс рубля к мировым валютам всегда считался идеологическим вопросом и не соответствовал экономической реальности. Согласно денежной реформе 1947 года, 1 грамм золота, равнявшийся тогда 1 доллару, был приравнен к 4 рублям. При этом покупательная способность 4 рублей была существенно ниже покупательной способности доллара. Мало того, в официальной советской продаже золотых изделий грамм золота стоил около 75 рублей. Поэтому тот рубль, который соответствовал четверти грамма золота и назывался золотым или инвалютным, существовал только в международных расчетах и был значительно дороже настоящего рубля. Для иностранцев подобный курс обмена, в частности при покупке советских товаров, был неадекватен. Таким образом, в угоду политическим соображениям (высокому статусу советских денег) власти лишали себя валютного дохода: иностранцы предпочитали менять валюту незаконно с рук или просто старались менять как можно меньшие суммы. См.: Медведев Ж. А. Международное сотрудничество ученых и национальные границы. Тайна переписки охраняется законом. Лондон, 1972. С. 275–302; также см.: Bornstein M. The Reform and Revaluation of the Ruble // The American Economic Review. 1961. Mar. Vol. 51. No. 1. P. 117–123.]. Это способствовало развитию черного рынка: туристы предпочитали обменивать валюту на рубли с рук по более выгодному курсу, а иногда просто продавали за рубли личные вещи, пользовавшиеся в СССР высоким спросом[29 - См., например: Salmon S. To the Land of the Future: a History of Intourist and Travel to the Soviet Union, 1929–1991. Ph. D. Dissertation. Berkeley, 2008. P. 199.].

Для получения всей возможной валюты в казну власти пытались бороться с черным рынком иностранных денег и товаров и административными, и экономическими мерами. В 1956 году было принято постановление, призывающее усилить борьбу со спекуляцией одеждой, приобретенной у иностранцев, запретить комиссионным магазинам принимать от иностранцев вещи на продажу, а у советских граждан, сдающих туда товар, требовать паспорт[30 - Постановление Совета министров СССР от 7 июня 1956 года № 783-432с «О мерах борьбы со спекуляцией товарами иностранного происхождения в СССР и советской валютой за границей» // ГАРФ. Ф. 5446. Оп. 106. Д. 1070. Л. 92.]. Одновременно с этим в 1957 году было решено сделать курс обмена более выгодным – так появился «туристический» курс: официальный курс сохранялся на уровне 4 рублей за доллар, а иностранным туристам теперь предлагали за доллар 10 рублей через ВАО «Интурист».

Однако международный молодежный фестиваль, проходивший в 1957 году в Москве, снова стимулировал нелегальную торговлю импортом[31 - Захарова Л. Советская мода 1950–60-х годов: политика, экономика, повседневность // Теория моды: одежда, тело, культура. 2007. № 3. С. 71–72.]. По мере увеличения числа иностранцев, посещавших СССР, количество незаконных экономических операций только росло. КГБ в 1963 году сообщал в ЦК КПСС, что, по его оценкам, черный рынок валюты и вещей «достиг наибольших размеров в 1959–1960 гг., так как возрос приток иностранцев в нашу страну»[32 - Записка КГБ при Совете министров СССР в ЦК ЦПСС. 10 апреля 1963 г. // РГАНИ. Ф. 5. Оп. 30. Д. 429. Л. 24.].

Ответом властей стало принятое в 1960 году постановление ЦК КПСС об усилении борьбы с контрабандной деятельностью иностранцев[33 - Там же. Л. 24–30.], а в 1961 году в рамках разделения полномочий МВД и КГБ в ведение последнего среди особо опасных преступлений, таких как измена родине или антисоветская агитация, перешли также контрабанда и нарушение правил о валютных операциях[34 - Указ Президиума Верховного совета СССР от 21 июня 1961 года «О дополнении статьи 28 Основ уголовного судопроизводства СССР и союзных республик» // Ведомости Верховного совета СССР. 1961. № 26. Cт. 270.].

В 1960 году был также принят новый Уголовный кодекс. По сравнению с предыдущим УК 1926 года максимальный срок лишения свободы за нарушение правил о валютных операциях увеличился до 8 лет. Под незаконными валютными операциями подразумевалось любое обращение валюты вне Госбанка и Внешторгбанка. Но кульминацией борьбы властей с черным рынком стал показательный процесс против «валютчиков», известный как дело Рокотова – Файбишенко – Яковлева. В ходе этого судебного процесса трое обвиняемых по новой валютной 88-й статье УК РСФСР были осуждены за скупку у иностранных туристов крупных сумм валюты и получили по 8 лет лишения свободы. Затем законодательство было оперативно пересмотрено и применено к обвиняемым задним числом: дело отправили на новое рассмотрение и наказание им увеличили до 15 лет. Наконец, еще через два месяца законодательство снова было пересмотрено: теперь за валютные преступления можно было получить высшую меру наказания – расстрел. Дело Рокотова – Файбишенко – Яковлева было пересмотрено еще раз, и к ним снова была применена незаконная обратная сила закона: в июле 1961 года они были расстреляны[35 - Schwartz C. A. Economic Crime in the U. S. S. R.: A Comparison of the Khrushchev and Brezhnev Eras // The International and Comparative Law Quarterly. 1981. Vol. 30. No. 2. P. 293–294.].

Однако в том же 1961 году, когда за валютные преступления людей показательно расстреливали, в СССР вводились и более гуманные, экономические меры противодействия черному рынку. В январе началась денежная реформа, имевшая форму деноминации: старые 100 рублей превратились в новые 10, 10 – в 1 рубль и т. д. При этом официальный курс рубля к доллару был изменен. Если рубль подешевел в 10 раз, то доллар (и грамм золота) по официальному курсу подешевел лишь в 4,5 раза и стал стоить 90 копеек, то есть курс стал чуть более адекватным (при этом введенный в 1957 году «туристический» курс был отменен). Еще одной, более кардинальной, экономической мерой стало решение разрешить иностранцам официально покупать некоторые дефицитные товары на территории СССР за наличную валюту (подробнее об этом чуть ниже).

Вводя и отменяя «туристический» курс, расстреливая «валютчиков», передавая дела, связанные с контрабандой, в ведение КГБ, ужесточая Уголовный кодекс и правила приема импортных товаров в комиссионные магазины, советское государство боролось за повышение своих валютных доходов. Между тем в СССР со второй половины 1950-х начали заметно расти и валютные расходы, а именно расходы на зарплаты советских загранработников.

В хрущевский период СССР активно открывал за рубежом новые посольства и торговые представительства, организовывал корреспондентские пункты в новых странах, а также стал активно оказывать «техническую помощь» странам Азии и Африки. Если в 1955 году СССР посылал своих специалистов только в две «слаборазвитые в экономическом отношении страны», то в 1961-м таких стран было уже двадцать; объем помощи за этот же период вырос с трех миллионов рублей до двух с половиной миллиардов[36 - Записка Государственного комитета при Совете министров СССР по внешнеэкономическим связям (ГКЭС) в ЦК КПСС «О развитии экономических связей СССР со слаборазвитыми в экономическом отношении странами». 3 июня 1961 г. // РГАНИ. Ф. 5. Оп. 30. Д. 371. Л. 40.]. Все это влекло за собой выезд большого числа советских граждан для работы за границей, а значит, и получение ими заработной платы в иностранной валюте.

Загранработники тратили валюту в стране пребывания на повседневные нужды, а также на закупку товаров, считавшихся в СССР дефицитными, – для себя или для последующей перепродажи на родине. Вот что вспоминает И. Латышев, направленный в 1957 году в Токио для работы специальным корреспондентом газеты «Правда»: «Иностранцы (работавшие в Японии. – А. И.) могли накапливать свои сбережения, переводя их на свои счета в США и Западную Европу, а у нас такой возможности тогда не было: свои валютные сбережения мы не могли помещать ни в японские, ни в советские банки. Да и привозить заработанную нами иностранную валюту на родину в конце 50-х еще не разрешалось. ‹…› Поэтому логика нашего поведения в Японии была иной, чем у иностранцев из капиталистических стран: получаемые в качестве зарплаты иены мы могли либо превращать в какие-то ценные товары, которые затем после их провоза на родину в качестве личных вещей можно было продать соотечественникам, либо целиком растрачивать все свои доходы в самой Японии, не отказывая себе ни в чем»[37 - Латышев И. А. Япония, японцы, японоведы. М., 2001. С. 99–100.].

В этой ситуации одной из обсуждавшихся мер валютной экономии было снижение зарплаты загранработникам, что позволило бы и увеличить валютные фонды государства, и ограничить нежелательный ввоз импортных товаров[38 - См., например: Обсуждение проекта постановления Совета министров СССР «Об упорядочении размера гонорара в иностранной валюте» в валютном управлении Министерства финансов СССР. Апрель – август 1964 г. // РГАЭ. Ф. 7733. Оп. 55. Д. 547. Л. 1–25. Подробнее о сокращении зарплаты загранработникам см.: Иванова А. «Солнце село ниже ели»: потребительские пристрастия советских работников за границей (1960–1970-е гг.) // Родина. 2011. № 3. С. 116–117.]. Однако в качестве другой меры валютной экономии было выдвинуто предложение дать людям, работающим за границей, возможность тратить свои валютные заработки на родине, чтобы они тем самым возвращались в госбюджет.

Новые возможности для советских загранработников: создание «Внешпосылторга»

Чтобы советские загранработники не тратили всю валюту, причитавшуюся им в качестве зарплаты, в стране пребывания, а также не способствовали спекуляции в СССР товарами, привезенными из-за границы, в 1958 году им было разрешено переводить часть своего валютного жалованья в СССР в уплату за дефицитные товары. На основании секретного постановления Совета министров СССР в декабре 1958-го была издана «Инструкция о порядке продажи товаров в СССР за иностранную валюту советским гражданам, работающим за границей»[39 - Инструкция Министерства внешней торговли СССР «О порядке продажи товаров в СССР за иностранную валюту советским гражданам, работающим за границей». 27 декабря 1958 г. // РГАЭ. Ф. 7733. Оп. 49. Д. 806. Л. 106–112. Постановление Совета министров СССР № 1110-536 от 4 октября 1958 года «О порядке продажи товаров в СССР за иностранную валюту советским гражданам, работающим за границей» до сих пор остается секретным.]. Согласно этой инструкции, советские загранработники могли оплачивать в валюте страны пребывания покупку на родине легковых автомобилей, мотоциклов, холодильников, телевизоров, стиральных машин, магнитофонов, фотоаппаратов, радиоприемников и пылесосов. Первоначально за валюту советским гражданам предлагались только товары отечественного производства, но наиболее востребованные и дефицитные.

В конце 1950-х годов бытовая техника в Советском Союзе начала пользоваться большим спросом. СССР активно производил ее и пропагандировал ее использование в рамках политики «рационализации быта» и конкуренции с Западом[40 - Подробнее об этом см.: Reid S. The Khrushchev Kitchen: Domesticating the Scientific-Technological Revolution // Journal of Contemporary History. 2005. No. 40. P. 289–316; Reid S. Cold War in the Kitchen: Gender and the De-Stalinization of Consumer Taste in the Soviet Union under Khrushchev // Slavic Review. Summer 2002. Vol. 61. No. 2. P. 211–252; Chernyshova N. Consuming technology in a closed society: household appliances in Soviet urban homes of the Brezhnev era // Ab Imperio, Studies of New Imperial History and Nationalism in the Post Soviet Space. July 2011. Issue 2. P. 188–220.]. Тем не менее техника оставалась в дефиците. Когда в 1960 году к списку товаров, предлагаемых через «Внешпосылторг», добавились мотороллеры, велосипеды, швейные машины, часы, пианино и мебель, он полностью совпал с тем набором, который советская статистика использовала для замера «обеспеченности населения предметами культурно-бытового и хозяйственного назначения длительного пользования»[41 - См., например: Народное хозяйство СССР за 70 лет: юбилейный статистический сборник. М., 1987. С. 472.].

Инструкция о торговле с советскими гражданами за валюту. 1958. РГАЭ. Ф. 7733. Оп. 49. Д. 806. Л. 106

Граждане, работавшие за границей, заказывали товары по каталогам советских внешнеторговых объединений (то есть выбирали из советской продукции, предназначавшейся на экспорт) и переводили необходимую сумму в валюте на счет соответствующего объединения во Внешторгбанке. После этого они или их родственники могли получить заказанное в советских магазинах. Выдача товаров производилась на тот момент в 19 городах. В Москве товары, купленные за валюту (кроме автомобилей), выдавались в ГУМе[42 - Инструкция Министерства внешней торговли СССР «О порядке продажи товаров в СССР за иностранную валюту советским гражданам, работающим за границей». 27 декабря 1958 г. // РГАЭ. Ф. 7733. Оп. 49. Д. 806. Л. 110.]. Если работник не мог выплатить всю стоимость сразу, можно было попросить об открытии валютного счета во Внешторгбанке и накапливать на нем необходимую сумму[43 -

]. Для государства такие счета были очень выгодными, так как являлись формой привлечения крупных валютных сумм[44 - Подобное обоснование существования валютных счетов советских граждан обсуждалось на заседании правления Внешторгбанка СССР 9 августа 1965 года (РГАЭ. Ф. 7590. Оп. 17. Д. 188. Л. 19).]. Цены для разных загранработников были разными: для тех, кто работал в капиталистических странах, товары продавались по экспортным ценам с надбавкой от 5 до 30 %, а для тех, кто расплачивался валютами социалистических стран, торговля велась по внутренним розничным ценам СССР в переводе на иностранную валюту по официальному курсу Госбанка с надбавками для неторговых платежей[45 - Постановление Совета министров СССР № 1110-536 от 4 октября 1958 года «О порядке продажи товаров в СССР за иностранную валюту советским гражданам, работающим за границей» (секретное), цит. по: Постановление комитета партийно-государственного контроля от 10 мая 1963 г. // ГАРФ. Ф. 9527. Оп. 1. Д. 233. Л. 29.].

Система торговли за инвалюту с советскими гражданами быстро расширялась. Во-первых, увеличивался ассортимент: в 1960 году граждане получили право покупать за валюту путевки в санатории[46 - Постановление Совета министров СССР № 302-120 от 18 января 1960 года «О расширении номенклатуры товаров, подлежащих продаже в СССР за иностранную валюту советским гражданам, работающим за границей» // ГАРФ. Ф. 5446. Оп. 106. Д. 1182. Л. 156–157.], а с 1962 года – одежду и обувь, в частности импортного производства, а также ковры и посуду[47 - Постановление Совета министров СССР № 1260-536 от 18 декабря 1962 года «О расширении продажи товаров за иностранную валюту советским гражданам, работающим за границей» (до сих пор остается секретным); Письмо в/о «Внешпосылторг» послам СССР, торговым представителям СССР, советникам по экономическим вопросам посольств СССР (для служебного пользования) // ГАРФ. Ф. 9527. Оп. 1. Д. 233. Л. 21–22.]. Во-вторых, к магазинам получали доступ новые группы лиц. Теперь помимо людей, постоянно работающих за границей, за валюту могли покупать товары временно командированные работники, а также реэмигранты и репатрианты, возвращавшиеся в СССР. Еще одной группой, допущенной к этому виду торговли, стали советские граждане, получавшие валюту из-за рубежа по наследству, то есть люди, которые могли вообще никогда не бывать за границей (подробнее об этом см. главу 2)[48 - Инструкция Министерства финансов СССР № 351 «О порядке продажи товаров в СССР советским гражданам, работающим за границей, и другим лицам за иностранную валюту, а также о порядке расчетов и учета этих операций». 8 октября 1960 г. // РГАЭ. Ф. 7733. Оп. 49. Д. 806. Л. 5а.]. Количество магазинов, выдававших оплаченные валютой товары, к 1960 году выросло по Союзу почти в четыре раза. В Москве таких магазинов было уже 6, а всего по стране – 73[49 - Там же. Л. 11–13.].

Формально эти магазины были частью обычной торговой сети и подчинялись минторгам союзных республик, однако на деле их снабжением занималось Министерство внешней торговли СССР. В 1961 году в составе этого ведомства было создано специальное подразделение, которое должно было отвечать за розничную торговлю за иностранную валюту на территории страны: всесоюзная контора «Внешпосылторг»[50 - Приказ Министерства внешней торговли СССР № 148 «Об образовании всесоюзной конторы “Внешпосылторг”». 19 мая 1961 г. // РГАЭ. Ф. 413. Оп. 13. Д. 8893. Л. 223–230.]. В апреле 1963 года «в связи со значительным ростом операций по продаже промышленных товаров советским гражданам за иностранную валюту с отпуском в СССР» контора «Внешпосылторг» была преобразована во всесоюзное объединение[51 - Приказ Министерства внешней торговли СССР № 108 «О преобразовании конторы “Внешпосылторг”». 3 апреля 1963 г. // РГАЭ. Ф. 413. Оп. 13. Д. 9643. Л. 12.]. Если в первоначальном уставе «Внешпосылторга» был прописан уставный капитал 10 тысяч рублей, а штатное расписание насчитывало 21 сотрудника, то в 1963 году уставный капитал составлял уже 50 тысяч рублей, а сотрудников во «Внешпосылторге» было 66, включая аппараты уполномоченных в Ленинграде и Одессе[52 - Приказ Министерства внешней торговли СССР № 212 «Об утверждении устава в/о “Внешпосылторг”». 27 июня 1963 г. // РГАЭ. Ф. 413. Оп. 13. Д. 9644. Л. 91–94.].

Торговля через «Внешпосылторг» сразу стала пользоваться большой популярностью среди загранработников, особенно в странах Азии и Африки. В отличие от тех советских граждан, которые работали в развитых странах и могли привозить «товары длительного пользования» оттуда, для людей, работавших в странах третьего мира, где такие товары практически не продавались, новая система торговли была очень кстати. Например, руководитель группы советских специалистов по линии «Тяжпромэкспорта» в Монголии открыл в 1959 году счет во Внешторгбанке СССР для накопления иностранной валюты и за два года работы оплатил с него холодильник «Ока», холодильник «Саратов» и автомобиль «Волга»[53 - Протокол № 9 заседания правления Внешторгбанка СССР (ВТБ). 20 марта 1963 г. // РГАЭ. Ф. 7590. Оп. 17. Д. 154. Л. 228–231.].

Оклад в инвалюте таким служащим обычно рассчитывался исходя из так называемого бюджетного набора: специалисты Минфина СССР должны были составить список товаров, необходимых советскому работнику, оценить, сколько эти товары стоят в стране пребывания, и назначить соответствующее жалованье[54 - См., например, Обсуждение бюджетных наборов советских работников за границей в валютном управлении Министерства финансов СССР. Январь 1967 г. // РГАЭ. Ф. 7733. Оп. 58. Д. 500. Л. 18–33.]. Однако для развивающихся стран с неустойчивыми экономиками оценка часто производилась неадекватно. Из-за этого советские работники, например, в Гвинее, Конго и Алжире в начале 1960-х стали получать очень большую зарплату. Все они немедленно обратили эти деньги во внешпосылторговские товары: врач советского посольства в Гвинее приобрела себе за полгода работы (с ноября 1962 по июль 1963) холодильник, телевизор, часы, машину «Волга» и две путевки в дом отдыха «Алушта», а переводчица в Алжире – машину «Москвич», четыре шины, радиоприемник, ковер-гобелен, мужское и женское пальто и ботинки на меху[55 - Письмо Министерства финансов СССР в Совет министров СССР «О завышенных окладах советских работников за границей». 7 февраля 1964 г. // РГАЭ. Ф. 7733. Оп. 55. Д. 44. Л. 20, 27.].

Впрочем, и в других странах в тот период советские загранработники получали достаточно для того, чтобы после относительно недолгой командировки приобрести в СССР дефицитные товары. Так, инженер советского торгпредства в Мексике, проработав там полтора года, смог затем купить автомобиль «Москвич», холодильник, гарнитур чехословацкой мебели, радиолу «Эстония», радиоприемник «Фестиваль», после чего на его текущем счете во Внешторгбанке осталось достаточное количество валютных рублей, чтобы купить еще один «Москвич»[56 - Беседа представителей Комитета партийно-государственного контроля ЦК КПСС и Совета министров СССР с работниками внешнеторговых организаций. 16 апреля 1963 г. // ГАРФ. Ф. 9527. Оп. 1. Д. 233. Л. 26–28.]. Работникам Комитета партийно-государственного контроля, которые заинтересовались этой ситуацией, он пояснил, что каждый советский работник в Мексике может купить себе через «Внешпосылторг» автомобиль «Москвич» после пяти месяцев командировки, а автомобиль «Волга» – после семи месяцев. Человек, работавший на Кубе, в той же «объяснительной беседе» с представителями комитета рассказывал, что граждане, работающие на Кубе, имеют возможность купить «Москвич» уже через три месяца работы[57 - Там же.].

Учитывая успех нового вида торговли, различные ведомства постоянно предлагали ввести еще какие-нибудь услуги за валюту. Например, в сентябре 1961 года Госкомитет по внешнеэкономическим связям, заведовавший отправкой за границу советских специалистов для оказания технической помощи развивающимся странам, предлагал разрешить совзагранработникам покупать за валюту кооперативные квартиры «в целях дальнейшей экономии валюты»[58 - Предложение ГКЭС Совету министров СССР. 30 сентября 1961 г. // РГАЭ. Ф. 7733. Оп. 52. Д. 4. Л. 111.][59 -

] (это действительно было разрешено, но только в 1965 году, подробнее см. главу 3).

Проявляли инициативу и сами граждане. Например, в августе 1960 года гражданка Штейнберг обратилась во внешнеторговое объединение «Автоэкспорт» с вопросом: нельзя ли, чтобы ее двоюродный брат в Париже выплатил стоимость автомобиля «Волга» в валюте, а она бы получила машину в Москве[60 - Переписка в/о «Автоэкспорт» и валютного управления Министерства финансов СССР о запросе гражданки Штейнберг. Август 1960 г. // РГАЭ. Ф. 7733. Оп. 49. Д. 806. Л. 16–19.]. «Автоэкспорт» направил этот вопрос в Минфин СССР, со следующей припиской: «учитывая заинтересованность нашей страны в иностранной валюте, в/о “Автоэкспорт” считало бы возможным выдать автомобиль»[61 - Там же. Л. 17.]. Начальник валютного управления Министерства финансов ответил, что подобная форма торговли не предусмотрена, однако уже через год она также была разрешена.

В ноябре 1960 года американская компания Cosmos Development Corporation обратилась с аналогичным вопросом к первому заместителю председателя Совета министров СССР А. Микояну, незадолго до того посетившему США: «Мы имеем запросы от американских родственников по поводу подарков различных советских продуктов, которые бы оплачивались в США и доставлялись бы в Советском Союзе. Эти товары состоят главным образом из телевизоров, радиоприемников и других товаров ширпотреба. Как вы понимаете, это представляет в известном смысле тот советский экспорт, который Советский Союз собирается развивать в настоящее время и в успехе которого он заинтересован. Этот род дел теперь возможен с Чехословакией, Польшей и другими странами»[62 - Письмо американской компании Cosmos Development Corporation первому заместителю председателя Совета министров СССР А. И. Микояну. 15 ноября 1960 г. // РГАЭ. Ф. 7733. Оп. 52. Д. 705. Л. 141–142.].

В 1961 году иностранцам действительно было разрешено оплачивать из-за границы валютой с доставкой на дом их родственникам в СССР не только промышленные товары, но и корейку, грудинку, колбасы и прочие продовольственные товары экспортного качества, упакованные в невиданные тогда в СССР целлофановые и полиэтиленовые пакеты[63 - Инструкция Государственного комитета Совета министров СССР по торговле «О порядке комплектования, пересылки и выдачи подарочных посылок по заказам». 12 июня 1964 г. // РГАЭ. Ф. 195. Оп. 1. Д. 73. Л. 11–22.]. Американский журнал Human Events в 1965 году сообщал, что только с августа 1962 по декабрь 1964 года американские организации в Нью-Йорке, Чикаго и Филадельфии, принимающие заказы от американских граждан по отправке подарочных посылок их друзьям и родственникам в СССР, перевели на счет «Внешпосылторга» около 6,8 млн долларов[64 - Robinson H. W. Gift Packages to Soviet Bloc: How Unsuspecting Americans Support Communism // Human Events. May 22, 1965. P. 11.]