скачать книгу бесплатно
Иванов, насколько мог, не привлекая внимания скорбных провожающих, скосил взгляд на соседние могилы – справа на кресте фотография неприятной старухи. Степанова Елена Александровна (1924—2025 гг.). Пожила, старая перечница! Слева тоже старуха, но шрифт мелковат и фото только недавно прилеплено к серому неказистому параллелепипеду прямо скотчем.
– Новопреставленная, – всплыло архаичное слово в памяти Иванова. – Не повезло с компанией!
Но вышло всё не по Достоевскому, а вроде как по Пушкину. Как и обещано было в анонсах книг серии «Жизнь после смерти», а дальше анонсов Иванов про это ничего не читал, его вдруг стало затягивать в белый туннель. Причём явственно чувствовалось, что его неважные сосуды, желудок-предатель, постоянно последнее время напоминавший о себе, и больные колени остаются здесь, на кладбище. А отфильтрованная смертью часть ЕГО САМОГО, то есть того, что в нём и было по-настоящему Семёном Ивановым, тащит необъяснимая сила чёрт или бог его знает куда. Но точно в такое место, где не спросят с него ни паспорта, ни членского билета Союза писателей, ни кредитной истории. Потому что и так о нём ВСЕ знают. И от этого полегчало на душе. Чего бояться? В принципе, неплохую, не подлую жизнь прожил Иванов. Может, не помогал сирым и убогим, не жертвовал литературные премии на дома престарелых, но и зла особенного не делал. Тоже ведь заслуга – не каждому удаётся.
Что-то в этом мире, новом для нашего героя, с расстояниями было не совсем так. Хлопнул глазами, а уже где-то далеко-далеко. Не во Владивостоке, куда девять часов лететь, и не на Кубе, куда ездили в прошлом году представлять современную российскую литературу и чуть живые из самолёта выползали. Нет, это «далеко» было вообще не во времени и даже не в пространстве. Просто БЫЛО. И в этом не-месте и не-времени перед Ивановым маячила знакомая фигура Ольги, немолодой женщины из-под Рязани, приходившей убирать его квартиру один раз в неделю. Ольга была человеком такой непредставимой для российских писателей востребованности, что случись в квартиру Иванова неожиданный визит коллег или родственников, приходилось неделю терпеть груду грязной посуды до её следующего визита и наблюдать, как непредсказуемо ведут себя на немытых тарелках остатки продуктов. Некоторые, казалось, вообще отказываются портиться, и эта подозрительная нетленность наталкивала на мысли о непростых и, возможно, полукриминальных путях попадания продуктов на прилавки супермаркетов.
Наверное, никому так, как спокойной, скрупулёзно честной, надёжной и абсолютно предсказуемой Ольге, не обрадовался бы больше наш недавно упокоившийся герой:
– Оленька, а вы-то как здесь? Тоже умерли?
– Что вы, что вы, Семён Николаевич – прозвучал приятный, но какой-то не совсем настоящий голос, – я не Ольга. Я – привратная сущность. То есть состоящая при вратах Нового, как вы говорите, «загробного», мира, в котором вам теперь предстоит пребывать. По нашей доброй традиции, для облегчения адаптации вновь прибывших, принимаю форму человека, которому переселенец в наш мир доверяет больше других. Впрочем, это дело вкуса. Хотите, могу предстать в образе вашего друга поэта-песенника Степановского или, например, Данте. Вы ведь литератор, вам это должно польстить?
– Нет-нет, большое спасибо. Мне вполне комфортно. А подскажите, пожалуйста, это рай, ад или чистилище?
– Бог с вами! Рай, ад – всё это выдумки и суеверия. Впрочем, ваш вопрос по рейтингу входит в десятку самых часто задаваемых вторых вопросов.
– ?
– Хотите про первый спросить? Первый – «…, а вы-то как здесь? Тоже умерли?». Но не смущайтесь. Здесь от вас никто оригинальности требовать не будет. Мы, знаете ли, за время существования жизни на земле, за последние четыре миллиарда лет, всякого насмотрелись и без оригинальностей или, как нынче модно говорить, без «креатива», вполне обойдёмся.
– Четыре миллиарда? Это что, трилобиты, динозавры и мамонты тоже здесь? – изумился Иванов.
– Конечно, а почему вы думаете, что человек – венец творения? Соображает он, возможно, и лучше, чем вышеупомянутый трилобит, но вреда от него природе, а особенно подлости в межвидовых отношениях неизмеримо больше. Более того, здесь у нас и неодушевлённые, так сказать, объекты располагаются. Вот, например, можете почитать манускрипты и рукописи, погибшие в пожарах. Или посмотреть на все марки автомобилей, которые когда-либо выпускались. Причём, хоть в конвейерном варианте сборки, хоть в ручном.
Иванов потрясённо молчал, пытаясь осознать новый концепт Вселенной, напоминавший ему более всего Аристотелевы «субстанции», как он запомнил это из курса философии. Кандидатскую написать он не собрался, а минимум по философии сдать успел, и после него образовался в голове писателя настоящий винегрет, а ещё впечатление, что маялись никому не нужной заумью люди не только в двадцать первом веке.
– А как со знаменитыми личностями?
– Ну, этой проблемы не существует. Все тут. Благо в нашем мире языкового барьера нет. Наш единый всеми понимаемый язык мешает, конечно, восприятию литературных достоинств произведений каждого отдельного автора на языке оригинала, но этими мелкими неудобствами приходится пренебречь.
– И Фёдор Достоевский?
– И Фёдор Достоевский.
– И Пушкин?
– Ну конечно же, и Пушкин.
– А чем же они у вас тут занимаются? Беседуют друг с другом?
– Уважаемый новоприбывший. Это австралопитеки могут рядом друг с другом находиться целую вечность, без вреда для их недоразвитых умственных процессов. Спать да есть. А люди, имеющие склонность к думанию и, особенно, к литературному труду, за пару сотен лет так друг другу надоедают, что всерьёз начинают искать, чем бы заняться.
– И чем же? Пишут?
– С этим сложно. Для вдохновения, как бы это помягче выразиться, нужно пополнение чувственного опыта, жизненные конфликты, кипение страстей… Так сказать, взлёты и падения духа. Любят ваши земные писатели, за исключением авторов дамских романов, конечно, чтобы всё было «между жизнью и смертью». А у нас с этим «между», сами понимаете… В общем, музы в нашем стерильном воздухе не летают.
Вот и находят себе необременительные занятия, каждый на свой вкус. Чужие писания читают и перечитывают, до чего при жизни руки не доходили. Ну и, конечно, те, которые после их перехода в лучший из миров были написаны. На музыкальных инструментах всех эпох и народов играть учатся – на двести-триста лет хватает. Им, истинным творцам, здесь непросто приходится – новая реальность не способствует интеллектуальному труду. Сытые все и бессмертные. Впрочем, вы не переживайте – вас лично эта проблема истинных творцов не коснётся.
– А можно с кем-нибудь из них лично познакомиться?
– Это уж, батенька, вы сами. Наши полномочия заканчиваются на обеспечении мероприятий по бесконечному жизнеобеспечению (простите за тавтологию) вверенной нам бесконечной территории. Впрочем, рекомендую начать с Пушкина. Он, видите ли, при жизни самый беспокойный был, да и тут его угомон не берёт. Вот придумал себе забаву. В 2024 году был его очередной юбилей. Ну, не то, чтобы настоящий. Не 100, не 250 и не 500 лет, а всего-то 225. Но там у вас на Земле, видимо, в этот год был дефицит настоящих юбилеев. Вот и наплодили столько пушкинских сувениров, что, если бы не наши безразмерные возможности хранения, ими бы просто всё было засыпано, буквально всё! Вот и взялся Александр Сергеевич каталоги мерча составлять. Немало развлекается, рассматривая свои изображения на значках и футболках, сумках-шоперах и магнитиках. Да ещё других писателей баламутит – на своеобразную дуэль вызывает – кого из них самым нелепым образом изобразили. Почти настоящая дуэль. Зачинщик, вызываемый да двое секундантов. Вот четыре бессмертные души и при деле. Год-другой не маются от тоски.
– А женщины? Пушкин очень женщинами интересовался.
– Ну, уважаемый, вы переходите грань. Наше существование бестелесное и почти бесконфликтное, извините, никому не до дам. Даже самим дамам. В одночасье перестают беспокоиться о морщинах и целлюлитах. Только похваляются друг перед другом, сколько раньше в месяц оставляли у косметологов да в спа-салонах.
Ну, собственно, заговорился я с вами. Будем считать, что первоначальный вводный инструктаж мы осилили. Распишитесь здесь в журнальчике. Вот вам карта-путеводитель – и вперёд.
Иванов вздохнул, огляделся и пошёл искать Пушкина. Кажется, как и на земле в своём времени, Пушкин и здесь оставался самым живым, а значит, самой-самой лучшей для него компанией.
Толпа родственников и коллег с облегчением покидала кладбище. Что печалиться? Хорошо пожил Иванов, да и помер легко. Нам бы так. Никому из них и в голову не приходило, что новая, настоящая и теперь уже не омрачённая простатитом и прогрессирующей близорукостью, вечным поиском модных тем и болезненными амбициями жизнь Иванова, в компании не только известных литераторов, но и вообще ВСЕХ когда-либо живших людей и животных, и ВСЕХ когда-либо существовавших на Земле вещей только сегодня началась по-настоящему.
Сон Пушкина
Инна Баскакова
Вот уже которую ночь ему снился один и тот же сон.
Стояла поздняя осень. На промёрзлую землю, сбитую в комья, выпал первый тонкий слой снега. Вечерело. Кибитка, влекомая ладной тройкой лошадей, на хорошем ходу приближалась к Арзамасу. Позади три месяца Болдинского затворничества, а впереди – любимая Натали… Вдруг кони резко остановились. Кибитку наклонило по инерции и сильно толкнуло. Александр Сергеевич, задремавший было под монотонное покачивание, резко завалился вперёд, и на него посыпались приготовленные заботливыми руками дворовых узелки с дорожной снедью, которые едва успел поймать дядька Никита, примостившийся рядом с барином.
Раздался недовольный густой бас ямщика: «Тпру! Стой, не балуй! А ну, пошла отсюда!» В ответ послышался странный смех.
– Что там ещё? – пробормотал не совсем проснувшийся Александр Сергеевич. – Никита, поди разберись, отчего стоим?
Вернувшийся через минуту дядька развёл руками:
– Барин Ляксандр Сергеич, не взыщите, Вас требуют! Пытались сами справиться – нет мощи никакой.
Да что же такое?! Выбравшись из-под полога кибитки, Пушкин увидел такую картину: кони в упряжке стояли как вкопанные. Они перебирали копытами, роняли розовую пену изо рта, вздували на могучих шеях жилы, выворачивали глаза – и… не двигались с места! Поэт обошёл упряжь и узрел причину остановки. Прямо посреди дороги расположилась пожилая цыганка. Живописно завернутая в цветные тряпки и платки, припахнутая сверху ветхим зипуном, она, посмеиваясь, держала перед собой маленькую смуглую руку ладонью вперёд. На ладони красовалась татуировка в виде глаза. Цыганка лукаво щурилась, скалила прокуренные зубы и тараторила скороговоркой:
– Ай, барин, позолоти ручку, всю правду расскажу, яхонтовый мой! Всё вижу, всё знаю, всё ведаю! Вижу, под венец идёшь ты, соколик мой, идёшь и сам не ведаешь, что творишь! – Цыганка многозначительно замолчала.
– Никита, – позвал поэт, – дай гадалке рубль и поехали!
– Рубль! – ахнул дядька. – Да за какие же это заслуги? Целый рубль серебряный!
– Делай, что велено, не рассуждай!
Сокрушаясь, дядька Никита достал рубль и засеменил к гадалке, но та отказалась принять деньги из рук слуги.
– Нет, только сам, сам, соколик мой, подай мне монету! Или останетесь здесь, кони дальше не пойдут!
Не споря с полусумасшедшей старухой, Пушкин протянул ей рубль. Она жадно вцепилась в деньги и подняла на него свои странные, казавшиеся прозрачными, глаза с тонким чёрным хищным зрачком. Нос у неё вытянулся, морщины проступили явственнее, и каким-то очень знакомым, скрипучим голосом она произнесла: «Смерть свою ты примешь от белого человека, белой лошади, на белом снегу. И невеста твоя в белом совсем не та, к которой ты так рвёшься сегодня!»
Поэт вспомнил, как давным-давно, весёлым беззаботным юношей он со своими лицейскими друзьями отправился в Петербурге к прорицательнице госпоже Кирхгоф узнать будущее, подразнить судьбу. После гадания на кофейной гуще именно таким скрипучим голосом она предрекла поэту, кроме всего прочего, принять смерть «от белой головы»… И вот здесь, вдали от блистательного Петербурга, в забытом богом медвежьем углу – в Арзамасе, через столько лет – опять, почти те же слова! И тот же голос!
– Но горю твоему можно помочь, – доверительно заскрипела старуха. – Вот кольцо заговорённое, в древних водах омытое, у восточных магов взятое – оно развеет злые чары, как только ты наденешь его на безымянный палец левой руки своей возлюбленной!
И цыганка ловко натянула поэту на мизинец чёрное, матово поблёскивавшее агатовое кольцо.
Пушкин открыл глаза. Приснится же такое!
Опочивальня была залита светом. Сквозь белоснежную кисею занавесок солнце чертило квадраты на наборном паркетном полу. Он повернул голову. Рядом на кружевных взбитых подушках Пушкин увидел прелестный профиль прекрасной, нежной, обожаемой Натали. Нагнувшись, он поцеловал тёплый завиток на щеке любимой, она улыбнулась во сне. Пушкин вспомнил – его свадьба была вчера, он был счастлив!
Поэт протянул руку к хрустальному стакану с водой, стоявшему на прикроватном столике, и что-то звякнуло о стекло. Он поднёс руку к глазам – на мизинце чернело кольцо из агата. Так это был не сон?! Пушкин брезгливо сорвал подарок цыганки и швырнул его на пол. Ударившись об пол, кольцо рассыпалось на мириады чёрных осколков в пыль… Жизнь продолжалась…
О пользе нежити и сказках Пушкина
Марина Вострикова
Мельчает народишко. Никакого уважения к нам, жителям потустороннего мира, не стало. Раньше у нас дел было невпроворот. Чуть что у кого не заладилось – к нечистому за помощью обращались: чёрт, возьми. Если кто-то что-то не понял, возмущались: чёрт знает что, чёрт ногу сломит, чёрт разберёт… Коли с собеседником поссорился, его же, болезного, на исправление посылали по известному адресу – к дьяволу. А сегодня подорожную только «на» или «в» детородные органы выписывают. И всё мимо нас.
Скучно
Раньше-то у людей был целый свод правил общения с нами. Пока зеваешь сладко – открытый рот перекрести, вход шишу крестом перекрой. Чихнёт кто или сам чихнёшь – здоровья пожелай. Чтобы гости непрошеные не сглазили, над дверью пучок чертополоха повесь, под порогом семена льна рассыпь. Если придётся мимо болота, чащобы или заброшенной церкви пробираться, так в кармане кукиш держи – так и быть, тебя уж не тронем. А пуще всего жители Нави матерной брани терпеть не могли, потому как она нами к молитве святой приравнивалась и полное презрение к нам выказывала.
Обидно
А ведь всего лет двести назад, я тогда ещё бесёнком был, переживала наша братия золотые времена. Полное уважение к колдунам, чародеям, чертям, ведьмам, домовым, оборотням, русалкам, мертвецам сам Александр Сергеевич Пушкин выказывал! Сколько он стихов, поэм, повестей, романов и драм о нас написал!
Что значит: «я вру»?! А вот «Бесы»! Читай:
Бесконечны, безобразны,
В мутной месяца игре
Закружились бесы разны,
Будто листья в ноябре…
Сколько их! куда их гонят?
Что так жалобно поют?
Домового ли хоронят,
Ведьму ль замуж выдают?
Ну точно, как на наших свадьбах: жёлтый свет, запах серы, метель, визги…
Весело
А вот это. Что за прелесть! «Утопленника» узнаёте?
Из-за туч луна катится —
Что же? голый перед ним:
С бороды вода струится,
Взор открыт и недвижим,
Все в нем страшно онемело,
Опустились руки вниз,
И в распухнувшее тело
Раки черные впились…
«Русалка», конечно, выглядит поприятнее:
…легка, как тень ночная,
Бела, как ранний снег холмов,
Выходит женщина нагая
И молча села у брегов.
Забавно
А сколько нашего брата «живёт» в «Руслане и Людмиле»! Волшебник Черномор, кудесник Финн, колдунья Наина, ко всему прочему, говорящая голова витязя, живая и мёртвая вода… Не обходится без чертовщинки и в «Сказке о золотом петушке». Кто же может устоять против чар Шамаханской царицы? Мудрый звездочёт-скопец – и тот попал в её магические сети.
Занятно
Но «в своей тарелке» я себя чувствую только в «Сказке о попе и работнике его Балде». С удовольствием вспоминаю дни своего детства. Ах, каким же я был наивным сто девяносто лет назад! Где и когда могла родиться эта история? Только в Большом Болдине, в дни эпидемии холеры, 13 сентября 1830 года. После ссоры с будущей тёщей прошло чуть больше двух недель. Кто знает, может, Александр Сергеевич отчасти наделил попадью повадками Натальи Ивановны Гончаровой (Загряжской). Дед мой, Чёрт старый, тоже хорош! Бросил меня, как в топку, в сраженье с хитроумным Балдой. Я и море вокруг обеги, и лошадь на плечах снеси, и камень за тучку забрось. Понял я тогда, насколько коварны бывают русские мужики. А деду за мою немощь пришлось-таки расплатиться – отдал оброк попу. Впрочем, тот по жадности и воспользоваться им не успел, потому как с чертями связался.
Поучительно
Нет, зря людишки не берут нас в расчёт. Мы, как гвоздь в ботинке, как хлебные крошки на простыне, как комар в палатке, как кофейное пятно на белой блузке, не даём расслабиться и учим предвидеть последствия любых деяний на три шага вперёд. Так что не торопитесь, граждане, списывать нежить с баланса жизни.
Еда давно минувших дней, застолья старины глубокой, а также хитин, лигнин и целлюлоза в произведениях А. С. Пушкина
Еда давно минувших дней, застолья старины глубокой, а также хитин, лигнин и целлюлоза в произведениях А. С. Пушкина
Виктория Травкина
Саранча летела, летела
И села.
Сидела, сидела – всё съела
И вновь улетела.
Коллежский секретарь А. С. Пушкин
(из отчёта М. С. Воронцову)
В моём литературно-гастрономическом эссе речь пойдёт о еде, приготовленной на «литературной кухне» величайшего мастера слова – Александра Сергеевича Пушкина. Да простит мне читающий мир вольное переложение известной фразы из поэмы «Руслан и Людмила», написанной, как известно, юношей двадцати лет отроду, но это как ни крути – хит, а судьба хитов – ремейки.
Касаемо настолько лаконично описанных, а на деле совсем не лаконичных движений саранчи, вызвавшей в 1824—1825 годах голод в Малороссии, Крыму и Херсонской области, так, по всей видимости, двадцатипятилетнего Александра сия ситуация не особо волновала, хоть и был он государственным чиновником. Либо он, по некоторым сведениям, там вообще не был, либо был настолько прозорлив в понимании того, что любая людская борьба с «летающими челюстями» будет проиграна. Но уж точно вряд ли он мог представить, что по истечении двухсот лет насекомые будут возведены в ранг супер-фуда или еды будущего. Хотя, если мы посмотрим в библейские тексты, то увидим, что употреблять саранчу и кузнечиков в пищу Библия разрешает, но, по всей видимости, голодающим российским крестьянам начала XIX века такое в голову не приходило. Времена, однако, меняются.
Но самое интересное, что с тех самых пор насекомые всегда присутствуют в сочинениях писателя и, можно сказать, идут рука об руку с его творчеством и личностью. Не так давно, а именно в 2020 году, нашествие саранчи вызвало на родине чернокожего предка Александра Сергеевича – Абрама Петровича Ганнибала, в Эфиопии, ужасающий голод миллионов людей. Что же касается России, то с появлением у граждан обилия экзотических питомцев появилась потребность в натуральном корме. Любые рекламные газеты пестрят объявлениями о продаже живой, мороженой, сушёной и вакуумированной перелётной саранчи. Однако налёт этого крупного кузнечика не перестаёт считаться стихийным бедствием и в нашем XXI веке.
Во времена Александра Сергеевича, конечно, никто о таком использовании саранчи и не подозревал, и даже не помышлял, по крайней мере, в пределах России-матушки. А если уважаемый читатель сего опуса подзабыл, в чем сходство саранчи и, к примеру, маринованных опяточек или масляток, так любимых нами «на закусочку, да под водочку», так это не беда, нужно просто открыть учебник биологии для пятого класса. Именно там мы и найдём, что оболочки клеток грибов состоят из хитина, прямо как крылья и панцирь саранчи. А деревья и всякая растительность состоят из лигнина и целлюлозы и успешно потребляются в пищу этими самыми грибами и насекомыми. Биологический ликбез на этом позволю себе закончить и перейду к результатам исследования творчества Александра Сергеевича.
Стоит отметить, что, например, в той же сказке А. С. Пушкина «О царе Салтане…» насекомые, панцирь которых состоит из хитина, упоминаются несколько раз. Аналогично этому в сказке столько же отсылок к застольям или пирам. Начиная практически с первых строк, автор отсылает нас к мечтам о пире «на весь крещёный мир», что впоследствии свяжет мечтательницу с профессией поварихи. Что же касается остальных застольных упоминаний, то гостей (то есть купцов определённой гильдии) кормят, поят и развлекают рассказами. Причём эти застолья происходят регулярно по прибытии на места торговли. Что же касается упоминаний хитинсодержащих насекомых, то их три: это комар, впившийся в правый глаз мечтательницы-поварихи; муха, севшая на левый глаз мечтательницы-ткачихи и шмель, ужаливший в нос Бабариху (тут видны познания автора в биологии, потому что шмель после укуса не теряет жало, поэтому насекомое не умирает, как если бы это была пчела или оса).
И все изрядно поевшие и выпившие гости, конечно, не в состоянии поймать летающих насекомых, что говорит об обильности застолий и возлияний.
Прямой отсылки к меню сказочных пиров автор не даёт, поэтому сказочный «пир на весь крещёный мир» каждый может себе представлять по-разному, но необходимо понимать, что практически каждый второй день крещёного мира являлся постным. Мяса и птицы на столе быть не могло, а вот рыбы, икры, грибов, пирогов, различных каш, квасов, солений, мочений и всякой другой всячины было в изобилии. Кстати, если мы посмотрим мультфильмы советского периода, созданные по сказкам А. С. Пушкина, то увидим простые на вид яства, но в красивой праздничной посуде. Например, по сказке «О царе Салтане…» снято два мультфильма: первый 1943 года – черно-белый, а второй 1983 года – цветной. Причём один и тот же авторский текст в мультфильмах подаётся совершенно по-разному, что просто замечательно, и нужно обязательно посмотреть оба мультфильма, чтобы почувствовать разницу в сорок лет. При просмотре мультфильмов желательно запастись сушёными кузнечиками, чтобы и ваш организм мог насладиться новой супер-едой.
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Для бесплатного чтения открыта только часть текста.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера: