скачать книгу бесплатно
Время в форме нуара – King of eternity heart by
Анна Атталь-Бушуева
Сборник философской, фантастической, миром поднятой картины, чтобы смотреть вослед символизму прошлого апокалипсиса как социальный нуар смотрит на своё отражение в человеческой руке символа власти.
Время в форме нуара – King of eternity heart by
Анна Атталь-Бушуева
© Анна Атталь-Бушуева, 2024
ISBN 978-5-0064-6091-1
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Сборник поэзии: «Время в форме нуара – King of eternity heart by»
Пролог
«Видимое в обществе – электоральное окно невзгод – не отпускает шанс произнести – структуры формы красоты, внемирной пользы воплощения ума. Ему сегодня больший труд – рождает таинство – на нас и подвигает силы суд, что выбирает отчее рождение по мере – формальной смыслам диалога бытия народа..»
Вновь бежит катарсис, как префект – Солнцу в гласности подобен смыслам мудро, чает человеческое чудо – воздухом наполненный фортуны монолог. За своё демократическое лоно – видит ужин человеческого склона, что за отношением пародии вот – вот – час на скалах отдалённой тьмы – эпос сингулярно порождает в слове «мы» – общее начало бытия, как роли сна. Чем запомнился тебе тот казус отношения ума, где префект на социальной нише пережитков – делает свой поступи отчёт, на бумажном смысле, что отныне – в вечность космологии ведёт – сил закономерный пафос чисел, важный диалог на склонах лет. На веках твоим опорам мысли – будут слышать письма в человеке, обращать внимание на полдень склочных черт подобия ума, на своём рациональном лобби жизни, что поставил истины – возможный монолог за тобой в искусство представления – видимого отношения от строк, мании волнительного часа пустоты, над которым повисаешь мерно в жизни – ты. Всё идёт и перед ролью странствий, человеческому виду одному – на формальный этнос поведения поставить – ты обратно хочешь свой префект, выжившим и числами на странах – усложняешь монолог движения пространства. Каждого по кажущейся тьме, социальной ниши – помнить в глубине, словно от порога сильных волей, ставших на своих ногах – опорой. Мании по космосу остыли на предмете – волевого ядерного света перед этим – жизненным укором на своих ногах надежды – ролью собирать отчаянное племя через стих. Словно «мы» отчалили и стали восходить, тем легче, чтобы странствие восполнило таинственный портрет – монолога жизни перед рамкой беспроглядной. Слова утоления могилы на себе, жизненного эго абсолютности программы – ждать за светом отдаления в космической тиши, воплощая чашу бытия народа – так, что под демократией свой слог упорно видит – волю отношения в фарс, в котором шаг – время остановит смысл реальности на судьбах. Ближней дали на таинственном лице, сколько пережили утолённые последним – видимым затвором расторопно сгладить всех, на своих ногах и в жизни беспробудного конца. Формы логики префекта под равниной – разницы субстанции, ходатайствуя к ним, властью образа за сложным днём пространства. Где космологически ты встретил память к ним – мысленного Солнца утоления под нужным – лирики устройства проявления души.
Дав своим терзаниям монументальный опыт близко, жажды над которым многих лет работы смотрят на себя, словно собирают на портрет магнитной рамки – социальный свод программы утоления вещей. Мысленного взора через память постоянства – вспомнить, за которой ты захочешь – слог за ней. Дум электоральных казус видимое Солнце – встретит на восполнившем устройстве бытия, ролью, о котором шанс останется на вечность, данному породы установленного сердца бытия, жизни человеческого часа – в параллелях. Экстатически он манит и волнительно с собой – формы дней оставит перед ясностью сознания, сколько ли им выжить над культурой в память дней. Как прошёл префект на постоянном свете праздника, снял своё лицо и исторически воспел – волю человеческого ужаса над паникой, многих диалектов за бесчисленной игрой, породы чопорных невзгод. Жизни не дано оставить их словесный фарс, за рациональным осмыслением стихов – миром, как обратной ролью статуса на взглядах форм – диалекты экстатически проводят быстрый шаг. Он лишь стал работой в полутьме господства нас – нет на свете больших черт, за манерой смысла бытия, чем основа ценности доверия над искусством современности любви. За своим окном электоральной тьмы, фарса или памяти на праве бытия – верить, что следы оставшегося в нас – исторически слагают стиль надежды в социальном праве гласности стиха. Быть как день и небыль останавливать над сном – яви слов офилософствованной пользы блага – мерной силы утолять невзгоды жизни над собой. За мной катарсис слабой темноты – ложится порознь мечты о фарсах для дородной славы Неба. Их столько в пасти оглашённых нервов, что мир космической звезды уже надолго затушил твои следы, желаний статься перед раной наяву. А свет электоральной маски сводов мира – развеет пафос образованного в тверди под равниной. За власть и нигилизм червлёных почв развоплощения глубинной сути морока и были, но мы забыли спесь о главной форме разницы культур.
Лишь эхо бытия народа славит свой коронный туз, и к Королю подводит экстатические проводы былин. Нам жаль их спесь от преисподней малых длин, что теснотой префекта могут равенство унять, но разве может благо их понять? На социальный двор по полуночной тьме исследования раны мира – ведут пространственный надел и столь обыденный восторг, как нигилизму призвано красиво – соединить всё содержимое над ролью подле звёзд. И жить по членству пафоса и мифа, по воле отношения к любви – считать свой рост от привилегии мечты – всего лишь гласностью и большим нищим. Его ты величаешь как отличный – оценки приговор для судей лет. Но веком оправдание содержит свой портрет и Королю как злобной нише – своё притворство тьмы – несут пажи вокруг обид и ставят оглашённый крик над эталонами кристальной полноты – дородных идеалов философии утопии. Что видит свет и право аллегории – занять своё зеркальное окно надежд, над смыслами электорально прежних лет и социально встать под свод манеры бытия одних – значением у полноценности иллюзий для других. Основы для желания держа в своей руке – могущество и прозы Короля, на тёмной стороне – проглядывают в твердь за слепком мифа от других невзгод. Ходатайствуя признакам, что мог бы жить народ и мирный смысл руководить понятием души, как только Солнце мыслей слышит их – дородный крик и утверждает бытие фатально в памяти рождения идей морали.
Зачем литератору смерть?
– На звере не легче ли – призраку жить
– Под сон литератора, снова умея
– Искать в одиночестве сложную жизнь,
– От буквы тоску и фамильное – темя.
– Для возраста возле черты – не отнять
– Ту область нуара и крепкий – засов
– На нём ты оставил лицо – литератора,
– Что так же внутри одиночеству – днём
– Не верит внутри, что и смерть обошла
– Твою различимую ясности – руку,
– Только зачем ей искать – от тебя на пути
– Избыточный вес на кону из – испуга?
– То тронулся в бой твой упрямый – бегун
– Он рыщет за властью тлетворного – звука
– То общество буквы и след – пополам,
– Где сможешь ты смерть на лице – объяснить.
– Над тучностью лет из прямого восторга,
– Над далью вещей, утомляясь в судьбе,
– Где жил ты тогда, открывая им роком
– Свой дух литератора, словно свобода
– Не ждёт и не верит о тучности – лет,
– Всё ищет внутри неприметный – ответ,
– Где смерти печальность устала уже
– И в призраках жизни всё гладит – печать.
– Ты ищешь ей день, ты стал отвечать,
– Что новому сердце – крутая причина,
– Но как мотылёк ты не можешь – молчать
– И в дух улетаешь под личной тоской.
– Зачем тебе смерть из причала – искать,
– Зачем объяснение медленной – муки,
– От звука которой ты хочешь – кричать,
– А тысячи смыслов торгуют её
– Оценкой фортуны, где сам ты ещё
– Не умер, но ждёт одичавшая рана
– Твой след, словно слепок украдки души,
– Зачем тебе словом внутри – умирать.
Отпустил глаза на сердцах
– Отпустил глаза и стала – умирать
– Словно мотыльком – твоя лишь сила,
– Отпустил её и в сложности – понять
– Ты не веришь каждому лицу,
– Что глаза в потребности – искать,
– Только вьют немую половину,
– По которой слажены мы – в день
– Ночи – в предсказании летать.
– Кто не спит – всё ищет по сердцам,
– Там раскладывая общества – харизмы,
– Кто не учит, словно были – сами
– Познаны те дни фортуны – нам
– Стал уже в глазах – одной минутой,
– Стал и между прошлым – не обдумал,
– Что внутри сердцами ты придумал
– Жизни только – маленький оскал.
– Он и ночью жжёт в противоречии,
– Он внутри – творящий жала камень,
– Что одной минутой отпустил
– Собранное в каждом слове – завтра,
– Ты им стал и личностью – остыло
– Небо в предсказании быть – точно
– Формой отпущения за нами
– На глазах искусства, между прочим.
Испугавшись чайной тоски
– Заигрался и спит от тоски
– Разобщённый над миром – прононс
– Заносился и дышит под рознь,
– Как нечаянный неба – Король
– В этом призраке, чтобы не стать
– Утомлённым гордыней под смерть,
– Только держит прелюдии – в нас,
– Открывая той форме – портрет.
– Он не белый, но жизни одна
– Неприкаянна сложность внутри,
– Испугавшись той формы летать
– Под одной из проклятья – строки,
– По несчастью быть созданной – здесь,
– Как внутри из обломков – своих,
– Запрягая коней между дней
– Образующей формы тоски.
– Этим ты не спешишь – отнимать,
– Словно чайный поэт – новый день
– Сложный мир и свой потуг – опять
– По конечному свету – смотря
– На пределе от странного лет
– Над таящимся врозь бытия,
– Опредмеченным формой в портрете
– Этим днём, где такой же как я
