скачать книгу бесплатно
Но я подошла к этому опыту по-христиански. Подставить другую щеку – это не способ благополучно решит проблему. Это способ ее усугубить и тем самым внести ясность. Исключить случайность и ошибку. Расставить все точки над и. С полной очевидностью для обоих участников проекта).
Я молодого человека этого не любила. Я и никого тогда еще не любила – так, чтобы романтически. Но встречаться с кем-то – полагалось. Для порядка. Я все надеялась: а вдруг? Придет чувство? Вдруг это – мой рыцарь?
Во-первых, мне по возрасту просто необходим был предмет мечтаний. Во-вторых, большего позора, чем звание неприступной старой девы или сильно порядочной в нашем журналистском кругу и придумать было бы нельзя.
Ну и толчком послужил мой первй опыт женской стервозности. Потом я раскаялась и зареклась, поскольку ничего хорошего из этого не вышло. До сих пор отплеваться не могу..
Я работала в газете секретарем отдела. Писала заметки. Дружила с нашими отдельскими корреспондентами. Училась на вечернем на факультете журналистики.
И вдруг за мной принялся бегать приходящий сын моего начальника, причем, с формулировкой «Имею право ухаживать за секретаршей моего папы». Во-первых, он меня оскорбил, во-вторых, был глуп, как пробка, о чем сама формулировка свидетельствует, какая я ему на фиг «секретарша»? Мечтай давай.
И поскольку он был липучий, как лента для мух, я решила наконец переспать с его лучшим другом. Чтобы он понял, какое я говно и отцепился. Ну, начальству пожаловаться я же не могла? Чтобы его в редакцию не пускали?
Это, конечно, диковатый был расчет. И выводы все из этого сделали какие-то свои. Но я не знала, что делать. А он лезет на меня, как идиот. Хотя, конечно, как манипулятор. «Отвали, я тебя не люблю! И не полюблю! – Да ладно тебе, все в порядке».
Что? Было в порядке? То, что его все это не заботило? Не говоря уже о том, что он мне заодно загубил карьеру и подставил под свет прожекторов редакционных сплетниц. А то они все расстраивались, что мне предъявить нечего.
А я эту первую творческую должность, стажера, между прочим, четыре года верой и правдой зарабатывала. На двух работах. Но из-за него все бы сочли, что меня повысят по блату. Из семейственности. Хотя – куда там. Где я, а где кавалер этот?
Короче, напакостил, где только мог. А у меня кроме любимой работы в газете и связанных с нею надежд больше ничего и не было…
Хотя, теперь-то я думаю, что и зависти в этой «любви» было более, чем достаточно. Все эти мальчики были в нашей газете приходящими. Так, болтались в коридоре, иногда заметку написать выпросят. Можно сколько угодно папой хвастаться, и что?
Курьерами, начинать сначала, с черной работы, они бы не пошли, а по таланту, да и не по таланту их просто никогда в жизни бы на работу в нашу лучшую в стране газету не взяли. В отличие от меня, которая была не приходящая, а своя. И все знали, как я умею работать. Думаю, ему было просто приятно перспективы мне заодно обломать.
Почему-то людям хочется непременно надо мной торжествовать – и чтобы я их боялась. То ли мое неудачное детство каким-то образом закрепилось в моем облике, что дает им такую как бы – надежду, то ли противоречия в моем поведении, этого я не знаю.
Самое главное, что я не трусливая. Я и в детстве, в качестве сироты, была, скорее уж, отважной. Хотя пугали меня сильно и по-настоящему действительно страшным. Сумасшедшей мамочкой, злой и беспощадной бабкой, еще и не родной. Ну, я жила в чужих людях.
И вот это ужас, когда человек рядом с тобой является по сути – не человеком. А каким-то сборищем пороков. Но при этом еще и утверждает, что он добрый и хороший и едва ли не святой. В самом деле ночной кошмар.
Наряд ли я могла бы по сути дела возражать, в пять лет, я не боялась, но мне было слишком стыдно. Высказать ту правду, которая совершенно без труда укладывалась в моей голове. Осознавалась. Просто моей обязанностью было всегда молчать.
Ну так вот, к фильму. Это мой кавалер был на самом деле – дневной красавицей. Жил двойной жизнью. Я только сплетен не хотела. А вот его возбуждало сочетание одновременно романтической как бы тайны и полной безнаказанности. Он, пожалуй что, всем этим наслаждался.
Вот не сексом. Для чего, на мой взгляд, нужно было быть одновременно пошляком – и извращенцем. Впрочем, про извращенца там и более конкретно можно было бы сформулировать. И совершенно не оригинально.
И я в общем-то знаю,, кого он всю жизнь самозабвенно любил, только выдавалось это за крепкую дружбу и наставничество. Правда, я не вижу в этом такого уж повода. Чтобы гордиться. Ну и неприятная есть у них еще черта – они ненавидят и презирают женщин. Завидуют их в жизни положению.
Пожалуй что я чересчур много знаю чужих «мрачных тайн». И да, в людях гораздо больше ненависти и злобы, а также и стремления других использовать, чем они в эпоху гуманизма в состоянии за собой признать.
Вот все такие отношения – они не настоящие. Они всегда – ради кого-то другого. Любой человек достоин на самом деле большего. Чем чтобы об него ноги вытирали, даже если и высококультурно оформлено. Независимо от.
И никто из этих "мальчиков" не имел вообще никакой ответсвенности. Что ты, как минимум боком, участвуешь в жизни другого человека. Живого человека. Рискуешь в ней наворотить. Иногда мне кажется, что против меня внезапно настроился целый ад. Причем, я меньше всего хотела с ним сражаться. Нисколько к этому не стремилась.
Для этого моего кавалера не секс на самом деле был аттракционом, для секса он умом был – детсадовец. Не годился. Для близости. Для него аттракционом была я. Конечно, ему хотелось бы больше неприличий, чтобы возбуждало и захватывало дух. Но приходилось довольствоваться сочетанием свободной сексуальности и общей сдержанности. Он верил, правда, что у меня непременно должен быть некий порочный секрет.
Всю эту мою сложную (несложную) схему он и по сей день обясняет в меру своей испорченности.
Короче, он очень хотел бы Дневную красавицу. Ему было надо чего-то запретного, распущенности, чего-то на грани. Сам при этом ничего, кроме миссионерской позы, и не умел.
Я была бы скучной, если бы не была сама по себе настолько интересной. И какие бы чувства я ни скрывала, о них все равно можно было догадаться. Тоже в своем роде – аттракцион. Соблюдая протокол, я по характеру куда больше походила на Пьера, мужа Дневной красавицы, тот был глуп и честен. Ну и все выходило – чересчур чисто. Вызывало азартное желание все-таки меня запачкать. Страсть, которая растянулась на долгие годы.
Вся витальность психопатов окружает собою внутри пустое место. Эти люди – только желания и цели. Осуществляемые бездумно. Но есть люди, которые не только внутренне, но даже и внешне представляют собой пустое место. Надеешься, что если на выходе такая бедность, то наверное же внутри зато что-то есть. И вот окончательное просто удивление и разочарования. Ни там ничего ни здесь. И тем не менее. они даже как бы и живут…
Ему очень хотелось разоблачить мою деланую, по его мнению, чистоту, отказать мне, получить особое нарциссическое удовольствие от отказа. Любовь всегда была не гарантирована и всегда на грани. Ты пришла книжки читать, а н а самом деле хочешь заниматься грязным делом и он как благородный и нравственный человек, не от мира сего, тебя вот-вот отвергнет. Такова была атмосфера.
Физически он действовал независимо от этого и как бы даже в противоречии с собой. Он мне уступал. Я для него была соблазнительницей. Он хотел так думать. На другое фантазии не хватало. Вот эта привлекательная возможность – подвергнуть другого человека, женщину даже еще более изысканному мучению. Пригласить к любви – и не захотеть.
Все это – неправда и все – театр. Думаю, его больше всего соблазняла мысль о собственничестве. Он ошибался, но и по сей день думает, что я в каком-то смысле ему принадлежу. Вот тебе и свободная любовь.
«У меня тоже есть принципы. Я не такой, как вы»
Но в конечном итоге все всегда себя выдают.
Один может быть в самом деле – подлый. Такое бывает. А другой моет быть и чистый человек. Но ограниченный и глупый. А у кого-то романтические идеи в голове. И все же это – не преступление.
А кто станет утверждать, что он – чересчур умен? Впрочем, я одного такого знаю. Главное, что этот его «ум» не причиняет ему никакого горя. Кроме выгоды. А так с действительно умным , человеком просто-напросто не бывает. Умный человек в первую очередь про себя должен понимать. И быть истинно печален, а не так, чтобы вид один.
Как же я была разочарована. Впрочем, мне никогда так и не нашлось пары. Мне никогда так и не нашлось ровни, ни в каком смысле. Ни плане честности, ни в плане бедности.
Кавалер этот ко мне периодически по жизни потом в гости таскался. Не всегда, главное, понятно, зачем. Думаю, за ресурсом. Будучи убежден, что я его, как прежде, люблю.
До такой степени, что примчался ко мне в Первую градскую после моего полета с третьего этажа – с горящей в глазах надеждой, что случилось это из-за него. Чтобы я таким образом поддержала его самооценку. Во-первых, откуда узнал, вот не от меня, а во-вторых, апельсины принести забыл))
Это у него и вообще всегда было такое свойство.
То вернется с Камчатки, где работал по распределению. 91-й год, 92-й. Жалуется: привез две трехлитровых банки красной икры, залезаю в одну банку с утра ложкой – а аппетита-то и нет! У нас с маленькой дочкой при этом дома нет даже и хлеба, не то что икры. И аппетит, кстати, есть…
То принес нам один раз из гуманитарной помощи коробку шоколада "Милка". Им на работе выдали. Сам же все и съел. Причем, так – принципиально. Чтобы я не вздумала рассчитывать. Буквально давился, в глаза мне глядя. Видимо, опять не было аппетита…
То звонит мне из бани, где с мужиками парится. Мы полгода при этом не виделись, год, и по телефону не говорили. Ни к чему и не о чем. Я, говорит торжествующе, к тебе сегодня не приду! – Знаешь говорю, я тебя сегодня и не приглашала…
Или вдруг у него новая идея. Я, говорит, когда твоя дочка подрастет, я лучше тогда на ней женюсь. Меня чуть не стошнило. Дочке при этом едва ли больше года. Как вообще в голову могло прийти? Говорю же, извращенец.
А кончилось все смешно. Хотя так никогда и не кончилось. Поскольку человек и по сей день считает возможным объявиться на моем горизонте в плане героя-любовника. Относится ко мне как к сюжету какого-то литературного произведения.
Я уже и полюбила другого, тридцать лет тому назад, и дочку от него родила. И замуж вышла, и развелась. Мне уже самй сто лет в обед. Я на пенсии. Но как какая-нибудь дрянь, так он тут как тут.
То – один-единственный раз – пригласил меня зачем-то куда-то, в какую-то чужую квартиру и даже захватил с собой и открыл бутылку вина. Я потом это дело хорошо изучила, на телевидении у себя. Там вообще работали затейники.
Стоит мне с кем-нибудь вообще вина выпить, причем, красного, как у меня через сутки начинается кровотечение. И меня благополучно кладут в гинекологию. И вот на пятый-шестой раз уже начинаешь о чем-то догадываться.
При том, что у меня по этой части – никаких проблем. Никогда и не было. И никакие врачи причину определить не могут. И да, я практически вообще не пью. Поэтому причину и следствие нетрудно было наконец связать.
И вот теперь уже, когда я стояла насмерть, после развода, а в жизни моей начали происходить самые фантастические вещи, этот герой-любовник опять и сразу объявился. Видимо, про дочек в Германии хочет пообщаться. У него тоже там есть. Одна.
Я как-то, не выдержав, написала в фб, что ежели тут со мной чего случится, я надеюсь, что мои друзья-журналисты постараются в этом разобраться. Тут же мне пишет, мы лет 20 не виделись. Кого ты обвиняешь? В преследовании? Своего мужа? Своего брата?
Любопытно ему стало. Я уж там не знаю, конечно, кого и как он из моей семьи настолько полюбил. Чтобы в их пользу шпионить. Или он шпионит в пользу кого-то, кто знает еще кого-то – такая многоходовка. Но других объяснений нет.
Ну, во-первых, к тебе этот пост и вообще не относился. Ты – и не мой друг и, по правде сказать, не журналист. Как минимум, в моем понимании. Всю жизнь нудно современные картины описывать. И картины никому не нужны, и его эти тексты. Я пыталась читать – не запомнила вообще ни одного предложения.
И потом еще переезд, реновация. И как только извещение о новой квартире оказалось у меня в почтовом ящике, так у меня и случился жуткий сердечный приступ. При том, что у меня совершенно здоровое сердце. Но тут у меня с утра в глазах темно, пульс 150, ноги подгибаются.
Мои родственники тем временем в комиссии по реновации свидетельствуют, что я тяжело больная старая старушка, с постели не встаю, видите, не пришла даже, так что войдите в положение, мы тут будем за нее. Я потом месяц со всеми документами доказывала, что я это я и хата моя. И фамилия моя тоже. А родственники мои – мошенники.
И вот в тот день, делать нечего, я занялась реанимационными мероприятиями. Себя самой. И единственный, кто мне где-то в полдень позвонил, был этот мой кавалер.
Без какой-либо договоренности, причем, позвонил в фейсбуке, мы там все – друзья. В первый при этом и в последний раз. Я так понимаю, ему поручили выяснить, жива ли я еще. Я ему только на следующий день уже написала, дескать, чего хотел? Оказывается, хотел срочно отдать мне книжку про Эйзенштейна, которую он благополучно читает уже лет пять. (Мы всегда встречались якобы для того, чтобы книжками обменяться. Вот прямо сказать, зачем, было нельзя)) Оставляй, пишу, себе. Считай, что я ее тебе подарила.
Вот же на самом деле: хороший мальчик. И так сильно меня любит. Столько лет. А, главное, про фильм ничего не понял)))
Александр Сергеевич Пушкин
Вот я всегда была какая-то наглая. Вернее, я как раз была скромная. Но регулярно умудрялась…
Вплоть до того, что с Пушкиным на дружеской ноге. В газете "Комсомольская правда. В 80-е славные годы. Честно сказать, это была совсем другая газета. Мы там все были фрондеры.
Ну а с Пушкиным, это случайно даже получилось.
Хотя я и работала в отделе литературы и искусства.
Но программных текстов мне все же по молодости моей не доверяли. (Правильно делали, а то бы я там понаписала))
Потому что я сразу у себя в газете, да и потом много лет была – поэт малых форм. В смысле, автор. Мало кто и вообще до этого опускался))
Зато я – с дорогой душой. Тем более, что я дружила и с нашим главным художником, и с нашими ретушерами, и с нашими фотокорреспондентами (ну, у меня там в отделе иллюстрации была подружка). И понятное дело, когда нужно текстовку к фотографии написать, то вот тут кстати и я. Потому что я вечно у них в отделе чай пила.
А текстовка (такая расширенная подпись к фотографии) – это единственный случай в газетной практике, когда текст, собственно, занимает почетное второе место. Зато можно смысл и достоинство картинки таким образом подчеркнуть. Мне потом все это на телевидении очень пригодилось. Когда надо уложиться в 40 секунд видео.
А началось все с Юры Феклистова. У него публикация в номер горит. Он снял фотографии ко дню лицея, вот просто очень хорошие, даже и не совсем газетные, такие очень изящные и наполненные, а текста к ним нет. А завтра – 19 октября.
Ну и поскольку мы там все, молодые, были друзья, то Юра тут же меня и припахал. И как-то вот очень удачно.
Потому что я ухитрилась буквально что переписать в газетной прозе стихотворение Ахматовой «Смуглый отрок бродил по аллеям…». Хотя это не намеренно получилось. Я просто на картинку смотрела. Такая вышла импровизация. На заданную тему.
Там и текста-то было – на пол странички.
И с тех пор так и пошло. Как только в «Комсомольской правде» – пушкинская тема, все на планёрке даже и не заморачиваются. Пушкин? Ну, это Оля Крутилина напишет…
Честное слово, до сих пор не знаю, за что мне выпала такая честь.
Не Пушкин, а Кибиров
День рождения
Тимура Кибирова
Я с Пушкиным на дружеской ноге
Хотя, без панибратства, конечно
Свой первый диплом на Высших режиссёрских курсах, про передовую полосу в газете «Комсомольская правда» – «Алый парус» – я не защитила. Была послана. С худсовета. С формулировкой: «Эти журналисты развалили страну, а она тут про них будет фильмы снимать». Это 2014 год был, на минуточку, кто вспомнит, тот поймет.
И тогда я позвонила Тимуру.
Только на том основании, что мы с ним шесть проклятых лет сидели за соседними столами, в дирекции промо НТВ. Вот мы оба были – редакторы. Промо-копирайтеры.
Причём, мы по природной вежливости и общей такой замкнутости за все шесть лет, кроме «здрасьте-здрасьте» слова друг другу не сказали. Даже когда на лестнице вместе курили. Ну вот спокойно курим – и спокойно себе молчим.
Да и не до того как-то все было: то кассеты отсматривать, то тексты писать… То, пока куришь, их в уме сочинять.
Только пару раз я к Тимуру все же пристала. От тоски. И уже сразу с дикими вопросами.
– Вот, к примеру, Тимур Юрьевич, – вопрошала внезапно я. Оторвавшись от компьютера. Когда мы от пятичасового ожидания кассет для сегодняшнего просмотра уже все офигевали. А это означало, что до 12 ночи мы отсюда не выйдем. – Как Вы полагаете, кто лучше поэт: Анненский – или Венцлова?
Тимур несколько терялся. От такой моей уже окончательной дикости. Но очень вежливо и осторожно мне отвечал (а то мало ли что, какая-то психованная))
– Оля, если брать значение для русской поэзии, то все же Анненский. Венцлова – это все-таки переводы…
И вот я, отчаявшись уже, позвонила, наконец, Тимуру.
(А телефон я знала. Они наши все списком в отделе на стеночке висели. На случай ядерной войны. Чтобы нас сразу на работу вызвать, практически кому попало. Кто первый до списка добежит))
Тимур Юрьевич, – взмолилась я, – спасите. Помогите. Давайте я про вас фильм сниму, а то меня уже хотят выгонять без справки, как неблагонадежную».
– Оля, я вам не отказываю, но вообще-то в смысле благонадежности я тоже – не очень-то… ну, подхожу. Как бы вам опять…
– Тимур Юрьевич, я не отступлюсь. Я их буду брать измором. Снимать свое кино до посинения. В конце концов им надоест, и они мне выдадут – как минимум, «волчий билет».
И Тимур пошел на эту авантюру.
И мы выиграли, и через год я защитила диплом.
Это, конечно, была победа моих мастеров – Герасимова и Добровольского. А также всего прогрессивного человечества)
На защите члены худсовета вдрызг переругались, даже про мой фильм забыли, и только кричали друг на друга:
Меньшов: «Ну, все-таки, он не Пушкин!»
Фенченко: «Он – не Пушкин, он – Кибиров!!!»
И от нервов убегал курить на балкон. Опасаясь, я думаю, дать кому-нибудь по морде))
Но наша ректор, Вера Игоревна, которая, посмотрев мой диплом, побежала и купила все книжки Тимура Кибирова, атаки изящно отбивала. Я бы так не смогла.
– Кибиров – прекрасный русский поэт…
