скачать книгу бесплатно
Глеб Иванович, скрипя сердцем, развесил вождей правительства, а к барбосам так и не притронулся, – отвратно. Его напарник Вольтер, тощий «эзотерик», как он себя называл, развесил остальной зверинец.
– Мне пофиг, Иваныч! Смотри, чтоб ровно было. Рамы дорогие…
– Ты из другой земли. А я – прежний, внутри имею…
– И что? Смотреть не будут? Валом пойдут… Даже купят за 50 тысяч…
– То и оно… – мрачно сказал старый хранитель и ушел в зал местных художников. Там хотя бы речные пейзажи и городские дворы угадывались.
Здесь ему вызвался помогать молодой художник Веня, спортивного вида, с бородкой и приветливым взглядом. Он быстро освоил задачу и вязал петли быстрей, чем опытный Глеб Иванович.
Они разговорились. Оказалось, работы Вени тоже прошли отбор. Вот только место для них подобрали неважное, у двери туалета. На трех небольших акварелях художника боролись отчаяние суицидника и желание выстоять, жить. Серо-коричневая гамма, вороны на дереве без листьев, а выступающий острый сук приглашал к самоубийству. И заходящее солнце за горизонт пустыря…
– Твои картинки? – удивился Глеб Иванович. – Тоска! Похоже на психа. Ты ж – веселый…
– Это ранняя… депрессуха, – пояснил Веня. – Я тогда закончил колледж. Жил впроголодь. Работал в школе… А хотелось денег, квартиру, семью… И – творить. Словом, конфликт мечтаний и возможностей…
– Выходит, выкарабкался?
– Трудно не потерять веру… Справился. Помогли природа, спорт… Появились и другие пейзажи… светлые. Но хочу попрощаться с собой бывшим. Сейчас на трех работах. Пишу на дежурстве…
– Не обидно у туалета?
– Чего уж…. Тут старики выставляются впервые… Успею.
– Мужик! Держи кардан…
Во время развески молодой художник рассказывал о своих планах. Он хотел писать лица людей и смотрел на Глеба Ивановича, как на модель для портрета. Лик музейного слесаря привлекал его выражением народа в эпоху олигархов и торжества потребительства…
На открытие выставки Веня не пришел, отсыпался после смены. В малом зале теснились художники, скрывая на лицах свое счастье воодушевления. Они благодарили устроителей, досталось похвал и развесчикам картин. Как водится, появились выпившие. Но по совету Глеба Ивановича из зала заранее убрали стекло, а на окна мастер навесил деревянные решетки. От большого зала отгородились высокими шторами и посадили в проход кассиршу.
Внезапно в музей ворвались социальные активисты с самодельными надписями на фанерках. Они выступали против московского мусора на северной земле. Один из них воззвал: – «Российская Федерация – незаконна! Вот документы, доказывающие обман!» Но художники, будучи подшофе, вели себя мирно и обещали прочесть листовки. Пошумев еще немного, активисты ушли.
Затем, в зале заметили потного Деда Мороза. Видимо, кто-то спутал Рождество с новогодним празднеством. Но гостю были рады и спрашивали про Снегурку. Торжество продолжалось…
Через неделю в город приехал и модный портретист. Деловой, в иностранной одежде с богатым воротником. Шарфом прикрывал шейные морщины. Походил он, скорей, на плешивого ловеласа. Было морозно, и художник успел согреться конъячком…
К тому времени веревки, удерживающие рамы, растянулись, и строй картин нарушился. Живописца сопровождало начальство музея. Вызвали из подвальной слесарки Глеба Ивановича.
– Ты вешал? – сказал, не глядя на хранителя, художник. – Поправь линию. И смени местами две картины, – он небрежно прочертил зигзаг в воздухе двумя вытянутыми пальцами.
Делегация уже отвернулась, когда Глеб Иванович выдавил ей в спину: – Нет! Не сменю.
– Что? – повернулся к нему художник. – Почему?
– Переставлять не буду. Порядок установил ваш агент. И работу приняли все комиссии. Дело закончено…
– Верно. Но я автор выставки. Вижу несовершенства… В чем проблема?
– Проблем нет, – Глеб Иванович, волнуясь, старался говорить медленно, твердым голосом. – Выставка не только ваша, мы все трудились, – художники, рабочие… А что вы придумали – так стремянка в коридоре, под лестницей. Сами поправьте…
– Глеб Иванович! – краснея, сказала директор. – Переставьте картины, как нужно художнику. И зайдите ко мне…
– Отчего не зайти? А трогать картины не стану…
– Уважаемый,… – сказал, глядя на него с интересом художник. – Я не приказываю, прошу. Общее видение меняется… – от света, от высоты зала…
– А в чем смысл? Что изменится при перестановке этих… собак?
– То есть? – начал заводиться художник. – Ты понимаешь смысл в искусстве? Больше меня? Займись своим делом!
– А где оно, искусство? Думаешь, мы болваны? Съедим? Ну, облизал олигархов, – понятно. А зачем людям морды ящеров? Прославиться?
– Не тебе судить! Рассуждаешь… Ты кто, вообще? Узлы вяжи!
– Я не сужу. Выражаю мнение. Как зритель в книге отзывов, – сорвался хранитель. – А руки не испачкаю… Павлин!
– Прекратить! – закричала директор. – Позовите Володю!
– Болен! – съязвил бунтовщик. – Заразился… От этих картин всем дурно…
– Глеб Иванович! – вмешалась зам директора. – Вы опытный работник, мы вас ценим. Зачем конфликты? Принесите стремянку, вместе поправим…
– Под лестницей! – предательски дрогнул голос музейщика. – Пусть принесет! Зачем вы гнетесь? Кто он? Художник? Пустой! Вместо совести – деньги. Мы – культура, а показываем это… – Грех!
Наступила пауза. Все нервно дышали, соображая как поступить. Слесарь – хранитель стоял непривычно упрямо, как молодой бык перед боем.
– Хватит! Вы – уволены! – выдохнула директор. – Завтра придет Володя, и мы поправим картины. Простите за инцидент…
– Кадры у вас…
И тут к Глебу Ивановичу впервые в жизни спустился ангел красноречия. Тихий голос его зазвенел силой правды интеллигента – трудящегося.
– Вы, госпожа, меня уволите. Двадцать лет я работал на музей, чистил вам унитазы, менял прокладки, строил выставки… Я получал копейки и грамоты, и даже принял кактус на юбилей. И вот за этот пустяк вы меня выбрасываете. Перед пенсией… Не я тут должен бороться. Вы сами. Вы!
Кажется, Глебу Ивановичу попала в глаз соринка. Он прослезился и резко вытер его рабочей рукой. На мгновение показалось, будто солнечный свет, падающий из-за спины хранителя, окружил его голову светлым ободком. И будто от фигуры старика отделился эфемерный двойник, поднимаясь к окну. Там, на сплетении оконного переплета, призрак трагически распластался, поражая присутствующих.
И лишь когда Глеб Иванович, не выдержав, вышел прочь, – светлая тень сошла с креста и растаяла к солнцу, что едва просвечивало сквозь прохладное январское небо.
Плотник и вампиры
Мы познакомились когда, после грызни у кормушки, к власти пришли «серые», беспринципные торговцы и шулеры. Они сменили «красных» (руководящих идеологов) и запретили их партию. Было указано, что прежние шли не туда и не умеют торговать. Теперь будем успешными. Так нам сказали.
Затем сочинили Указ об изъятии имущества бывших вождей. Все эти санатории, курорты, дачи и гаражи, все здания обкомов и горкомов перешли к власти новых управленцев. Стали изымать богатство и у «красных» Усть-Сыровска.
Мне, подвальному плотнику, и еще двоим грузчикам приказали освободить от мебели Дворец прежней партии. Мы загружали в машины полированные столы, кожаные стулья, всякие ковры и дорожки, а также радиоприемники, вентиляторы, обогреватели, телефоны, помеченные инвентарными номерами. Куда все это потом свезли, нам не сказали.
Мы обходили кабинеты, заполняя картонные коробки. Непривычно смеялись, шутили. Оказывается, красные не такие вечные, как мы думали. Шли по коридору, волоча шнуры приборов…
Тогда и вышел к нам навстречу один из «кровососов». Видно, прощался с кабинетом. Невысокого роста, толстяк, с властным взглядом хозяина жизни. Его возмутил наш смех. Он остановился и принялся отчитывать за шум.
– Вы… это… здесь…
Мы смотрели на него насмешливо. Никак, забылся? Потом он вспомнил ситуацию, смешался и пошел восвояси. Теперь он не был главным ни здесь, ни там, за окном. Его это так поразило, что он не находил нужных слов…
С той встречи минуло пять лет. Я работал в организации, где платили мало и с задержками. Иногда выдавали зарплату досками или мелким яйцом. С обменом на суповые наборы. Наши шахтеры ездили в Москву стучать касками перед зданием новых боссов. Оплачивать добычу угля им не хотели, считая, что дешевле купить за границей. И вообще, эти черные люди для них – нерентабельны. Я брал столярные работы со стороны. Обшивал старые балконы, делал шкафчики, прочий ремонт. Новая власть призывала терпеть, хотя почему – то сама жила в роскоши. И первым делом укрепляли полицию и суды. Против бунтов, надо полагать…
В тот день меня пригласили ремонтировать старую бухгалтерию в двухэтажном деревянном доме. Вокруг, как грибы, вырастали кооперативы и общества, начинающие фирмы. Видно, этот барак приспособили для себя бизнесмены. Я чувствовал переутомление. Вечерами хотелось читать, играть на гитаре… Но ныли мышцы, и я злился, обещая быть более расчетливым, точно мой молоток, вгоняющий гвозди в смолистую доску.
…Едва вошел в коридор барака – все понял. Такое случается – мелькнет «картинка», быстрая, как луч – и уже знаешь, что будет. Что опять придется работать даром. Правда, пользы от этой способности мало. Все равно идешь, как сейчас, по скрипучим половицам, вдыхая запах плесени. Идешь, хоть и знаешь – дело того не стоит.
В маленькой комнате с надписью «бухгалтерия» тесно. Стол с калькулятором, шкаф для одежды, мрачный сейф. К невысокому потолку серой дымкой налипло чье-то отчаяние. Подхожу к окну, чувствуя, как прогибаются доски под ногами.
За окном шелестит осень. Мне по душе ее дыхание. Пожалуй, день – другой и повеет холодом, начнут раздеваться, темнеть ветви деревьев. Отсюда, из затемненной комнаты деревянного дома, этот свежий осенний день кажется другим, таинственным. В комнате прохладно и отдает запахом старых, изъеденных временем бревен.
Заказчица, сутулая, с поблекшим лицом, не смотрит в глаза.
– Вы не первый, кого приглашали…
– Да – говорю. – И все отказывались.
Мне понятно, почему она предлагает так мало за работу. Виноват начальник. Грубый, жадный… Он поедает ее, как гусеница. А она не в силах уйти.
Наконец, она поднимает глаза. Цвет их неясный, тусклый, а взгляд – израсходованный. Так смотрит на молодого парня зрелая женщина, с которой тот решил поиграть в любовь. А у нее трое детей и больной муж – алкоголик.
И тогда я посмотрел на нее по-другому. Чуть собрался, расфокусировал взгляд и «поплыл». Я увидел то, что есть у каждого из нас. «Это» ее – было серым, тусклым, как и глаза. Пепельно-серый уставший кокон с поникшими нитями. Едва заметные световые паутинки повисли вокруг головы. Словно лепестки растения, которое перестали поливать.
Итак… Отделить плинтус, перебрать, уплотнить пол, заменить гнилье. И убрать, наконец, этот наглый сейф. Очередной раз я брался за почти бесплатную работу. Сколько мне еще быть таким? Как объяснить семье, что я могу зарабатывать больше? Но что делать, если таких, как она, – много?
За стеной, в соседней комнате послышался голос. Тембр его – властный, скрипучий.
– Я должен гвозди искать? Я? Или плотник?
Дверь приоткрылась и вошла, точно побитая, заказчица. За ней – мужчина средних лет, полноватый, с немигающим взглядом. Я сразу узнал его и едва удержался, чтобы не встать в его присутствии. Женщина молчала, и на минуту в комнате зависла гнетущая тень.
Я все еще был в «состоянии». И отчетливо видел, как из груди начальника, на уровне сердца, открылось темное отверстие величиной с кулак. По краям отверстия скользнули и зазмеились ленты. Словно щупальца они дотянулись до груди женщины. И затем, будто насытившись, втянулись в свою дыру…
– Раз! Два! – командую я себе и наваливаюсь на лом, подсунутый под днище сейфа. Тяжелый ящик отделяется от пола, и я успеваю подсунуть ногой круглую болванку. Осторожно, стараясь не проломить пол, сдвигаю махину. Затем выношу мебель.
Иногда кажется, я работаю один на всю страну. Ощущение это нескромное. Но оно приходит. Я все реже встречаю человека с молотком. Куда подевались эти люди? И все больше – руководителей, командиров, планировщиков. Они уверены – главное, толково выстроить план, нарисовать на бумаге… Или хотят лучше устроиться?
Вот и этот господин. Забыл он меня. В новое время перестроился, чтобы вновь не работать, а указывать. Не он ли говорил кому-то в кабинете:
– Послушай, как тебя… Не стучи тут. Я вопрос порешаю…
Осень. Из окна комнатушки видна освещенная мягким солнцем улица. Деревянный барак отбрасывает тень на уже пожелтевшую траву. В воздухе – тонкий запах приближающихся холодов.
Поодаль, за деревьями, видна крыша недавно построенного банка. Быстро поднялся этот монстр, украшенный мраморной крошкой. Мы и не видели строителей за забором. Кто они? Откуда? Говорят, банк обокрал вкладчиков…
Порой мне кажется, – я пытаюсь что-то доказать. Себе, другим, этому начальнику. Устоять духовно… Когда чувствую это особенно ясно, думаю – нужен людям. Но иногда кажусь себе щепкой, досадной помехой, путающейся под ногами тех, кто знает, что почем.
Минуло два десятка лет. Я вышел на пенсию, подрабатываю ремонтом на огородах. Кому теплицу поправлю, кому забор. Пенсии хватает только на еду. Путешествуют по островам другие.
Последний раз видел «вампира» по зомбоящику. Теперь уже заседающего в Главном собрании. Там принимают нужные себе законы. В этот раз рассматривали закон о своей зарплате. Его установили в сотню раз больше моей пенсии. Другой проект запрещал показывать их заседания по телевизору.
Вокруг старого толстого клопа отдыхали в креслах народные управленцы. Бывшие проворовавшиеся директора; бывшие артисты, теперь морщинистые, некрасивые; бывшие гимнастки и боксеры, теперь лысые и пузатые; бывшие «красные», ставшие «серыми» и много других новых хозяев жизни…
Я смотрел на это собрание и мысленно выстругивал из осины кол. Что я еще мог? Хотелось применить его по назначению. И только одно спасало меня от пыток верных режиму гвардейцев. Кстати, тоже ставших успешными. Я же сказал, мысленно выстругивал, мысленно…
Бродяга и правитель
Он доехал на свой участок к вечеру и успел до темноты нарубить дров. Ему хотелось посидеть у костра, послушать потрескивание сучьев, спечь картошки, как в детстве. Здесь он проведет зиму, а весной, с теплом, переберется опять в гараж. Несмотря на городскую прописку, сейчас он, все-таки, бомж. Хотя и бывший журналист. Так получилось…
По правде говоря, журналистика в регионах сдулась. Газеты, журналы скупили богачи, а они лояльны режиму. И пишут там девчонки о поп-идолах и дорожных авариях. Старики – журналисты отринуты, хотя и стучат по клаве в интернете. Но толку от них мало, все связано системой…
Позитив в том, что он бросил пить, похудел. Раньше и думать не мог, как живут люди без денег. Но сам – не рваный, на баню хватает. Выручают умелые руки, – дачницы платят немного. Да еще дворником чистит от снега проходы к дачам… Тут ведь вопрос психологии. Если чувствуешь себя швалью на обочине – это одно. Остаешься человеком – другое…
– А кто хвалил Ельцина? Он все развалил! – не уступала жена. – А Правитель навел порядок, укрепил государство… С нами – считаются!
Верно, голосовал. Тогда многие пьянели запахом перемен. Интеллигенция надрывала глотки, съезд кинематографистов – что кипящий вулкан. Романтики жаждали свободы… Ну, и что они создали в кино за 30 лет? Мыльные сериалы, секс, убийства, – попсовый шлак! Культуру прогнули под бабло, под массового потребителя. А кто рискнет что создать, – не находит зрителя. Страшней, что и в воздухе этот липкий туман… Многие сдаются. Раньше человека тянули к свету, хоть он и сопротивлялся. Теперь все – для низкого в душе…
Бродяга пошевелил веткой угли костра. Стояли последние дни сухой морозной осени. Земля под ногами потрескивала, нужно было думать о теплой одежде.
Когда – то он рассматривал бомжей, ковыряющих мусорные баки. Оказывается, мусор не всегда – дрянь. Выбрасывают и годное. Теперь сам гулял по дворам с мусорными площадками. Замечал, что оставляют люди у контейнеров. За мэрией, к примеру, нашел сносную мебель. У магазина – спортивную шапочку, выстирал, носит.
– Ты в экономике профан! – кричала жена. Она – чиновник в госслужбе, им платят по особой сетке. – Пиши на рынок, зарабатывай!
Пробовал, потом погано внутри… Словно изнасиловали…
Так что обещали людям? Удачность хозяйствования! Кричали – прежняя система сгнила, плановый метод плох. Уберем дармоедов, станем собственниками… И – учитесь продавать! Вот и поднялись торгаши. Они тоже нужны, но не у руля страны! Так и вышло, – ушли идейные вампиры, пришли упыри от выгоды… Без принципов, без чести. Только – прибыль и удовольствия… А Правитель, – что? Он строит государство: трон, армия, полиция, суды и рабочие у скважин. Остальной народец ему не нужен, лишние…
Внезапно, к жилищу бродяги подъехала, не включая свет, легковая машина. Хлопнула дверца, вышел плечистый парень в форме служивого. Луч его фонаря ударил в лицо сидящего.
– Руки вверх! Вы задержаны… Вы – размышляли!
Мужчины обменялись рукопожатием.
Они познакомились в гаражном массиве, где парень служил охранником. Спросил бродягу, кто такой, зачем обитает… Позже, заехал еще раз. Оказалось, парень уволился из Нацгвардии. Как-то поведал свою историю.
…Сказали – митинг незаконный, – взять активистов… Студентики, старики, старушки… Требовали повышения пенсии. Скрутили мы десяток щеглов. Довезли, стали описывать. Пацан один храбрится. У меня, говорит, бабушка сорок лет вела литературу. Учила про совесть. А теперь не может на море съездить, мою стипендию делим. За что меня взяли? Ему слегка дали по лбу. Вопит: «Палачи»!
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Для бесплатного чтения открыта только часть текста.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:
