скачать книгу бесплатно
От винта
Геннадий Евгеньевич Ангелов
От винта
Главный герой романа Михаил Дёмин по воле случая оказывается на оккупированной территории, и понимает, что прошлое нельзя изменить, перекроить под себя, остаться в живых, и спокойно вернутся обратно.
Можно найти союзников, убедить их в правоте своих действий, встретить новую любовь, и начать новую жизнь. Доказывая тем самым, что каждый человек рождается для выполнения определённой миссии, основная цель которой помочь людям, используя знания и навыки, и выживая в сложных условиях, повести за собой, в светлое будущее. Только светлое оно или нет, каждый решает для себя самостоятельно.
Геннадий Ангелов
От винта
«Бомбы останавливают время».
Трижды Герой Советского Союза Маршал Авиации А.И. Покрышкин
Не будите солдат спящих, тише,
Им нужна в этот час тишина,
Может кто-то из и не слышит,
Что давно отгремела война…
Нет землянок, глубоких окопов,
Угрожающих минных полей,
И воздушных ночных налётов,
От бомбёжек развалин, смертей!
Нет приказа идти в наступленье,
Невозможен расстрел или плен,
Не грозит им теперь окруженье,
И не видно в боях перемен.
Не будите солдат спящих, тише,
Пусть спокойно лежат в тишине,
Лишь Огонь Вечный в каменной нише,
Им напомнит о прошлой войне.
Он теплом души павших согреет,
Чтоб не мёрзли они под землёй,
Наша память жива, не стареет,
Хоть от горя и слёз – с сединой…
От винта
К 72 годовщине окончания Второй мировой войны и победы над нацизмом.
Книга является художественным произведением. Места действия, имена, характеры вымышлены. Все совпадения с реальными персонажами или событиями абсолютно случайны.
Глава 1
Украина. Наши дни
С чего начался первый рабочий день? Понедельник, уныние и тоска. Ничего не предвещало чего-нибудь сверхъестественного и необычного. Выходные проскочили незаметно и, с утра было лень просыпаться и топать на работу. Закончилась осень, и первые дни зимы стояли морозными. Прогноз ничего хорошего не обещал, и синоптики все как один твердили, что зима будет мокрой и промозглой. Собираясь на работу, я по привычке проверил, всё ли выключил на кухне и, осматривая себя в зеркало, с лёгкой иронией пришёл к выводу, что годы никого не щадят. И седина на висках, и мешки под глазами, и взгляд не такой задорный, без огонька, как в двадцать, когда молодецкая энергия искала выход на танцплощадках и гульках с друзьями, свидетельствовали о том, что скоро соседи будут в спину шептаться и говорить – старый дед, бобыль. Ну и ладно, плевать, живу, как сам считаю нужным. Ни к кому не лезу, не мешаю, тихо и мирно. Долгов нет, своя квартира, приличная работа, машина. В наше время это что-то да значило. На работе я числился на хорошем счету у начальства, получал премии, и всегда мог взять выходной, без лишних вопросов, и кислой мины на лице начальника отдела. Мы с ним были закадычными друзьями, и не реже чем два раза в месяц устраивали лёгкие попойки. Это сближало и настраивало на оптимистический лад. Я всегда был в курсе всего, что твориться в нашей конторе, и если возникала над головой тёмная туча, в виде внеочередной проверки, меня всегда предупреждали заранее. Работая бухгалтером не один год, и имея весомый личный опыт в работе, я всегда руководствовался простыми правилами и старался свою работу выполнять честно. Не скрою, иногда руки сами тянулись к офшорным счетам компании, с длинными нулями в американской валюте, но я себя сдерживал, понимая, что не в деньгах счастье. И даже не в их количестве. Перебирая на столе бумаги, я уныло посмотрел в окно. Пролетали первые снежинки и ветер за окном, завывая, безжалостно раскачивал и ломал хрупкие ветки деревьев. В офисе было тепло, но на всякий случай, я включил дополнительный обогреватель и углубился в отчёты. Конец месяца, в первых числах народ с нетерпением ждёт зарплату. Валера как всегда появился не вовремя.
– Привет друг, что хмурый такой?
– Чему радоваться? – Смотри сколько бумаг.
И я пролистал толстую папку перед большим, грузинским носом Валерки.
– Миша, проще смотри на жизнь. «Работа не волк, в лес не убежит».
– Тебе хорошо умничать, ты начальник и можешь не приходить на работу. Увы, но я себе такого позволить не могу.
Валера скривил лицо и рассмеялся.
– Тебе бы мои проблемы. Жена уже достала.
И по горлу провёл рукой.
– Вот где стоит. То её не устраивает, что я рано прихожу с работы. Начал позже приходить, и что ты думаешь?
Я в задумчивости уставился на друга.
– Почему поздно приходишь… Представь только. И где мои глаза были, когда женился. Одна тёща чего стоит. Сделал ей летом ремонт, так она до сих пор недовольна. Хочет, чтобы я поменял деревянные окна на пластиковые. Это в четырёхкомнатной квартире.
– Брось, у вас прекрасная дочь, вы женаты более двадцати лет. Всё пройдёт. Не накручивай себя, не порть нервы. Как насчёт выходных? Хотя нет, не получится.
– Почему?
Валерка в одно мгновение загрустил, представляя, что выходные будет сидеть с женой перед телевизором.
– На кладбище нужно поехать. Могилку деда поправить. Давно не был.
– Геройский у тебя был дед, Мишка. Лётчик. Когда он погиб?
– В сорок втором, не погиб, пропал без вести. Самолёт разбился, и что произошло дальше неизвестно. Он упал на вражескую территорию, и мог оказаться в плену. Я пытался искать в архивах, но ничего не нашёл. Не один год занимался, перевернул кучу литературы, делал запросы, всё тщетно.
– Мишка, сегодня только понедельник, до конца недели – вечность. Ну, ты меня знаешь, если появится свободное время, я двумя руками «за».
В дверь постучали, и мы почти в один голос с Валеркой ответили: – Открыто!
На пороге показалась Эльвира, секретарь-референт директора, и деловито поправляя очки на миловидном личике, уставилась с недоумением на нас. Выглядела она как всегда – безупречно, и я, задерживая дыхание, смотрел на аппетитные формы красотки. Деловой костюм Эльвиры, серого цвета, подчёркивал потрясающую фигуру, и округлые формы. Туфельки на тоненьких шпильках выгодно подчёркивали стройные ножки. Запах духов Эльвиры напоминал – Эдемский сад. С появлением женщины в кабинете стало более уютно, теплее. Я уже представил, как целую её в алые губки, у неё кружится голова, и я тут же успеваю подхватить на руки и несу в спальню. Наваждение так же быстро исчезло, как и появилось. В руках она держала папку и ждала, когда двоих мужиков отпустит.
– Дёмин, вас ждёт в обед шеф. И не забудьте взять бумаги по прошлому месяцу.
Она хотела уйти, но Валерка схватил её за руку и не отпускал.
– Эльвирочка, солнышко, приходи к нам с Мишкой на выходные. Отдохнём по полной программе. Как добрые коллеги и закадычные друзья. Обещаю, как пионер, торжественно клянусь, приставать не буду.
У Валерки на лбу было написано, красными чернилами, чего он хочет от Эльвиры. Но она глазом не моргнула. Знала себе цену, и не собиралась размениваться на женатика, и старого бобыля.
– Знаю я вас, товарищ Сергеев, вам бы только от жены и детей сбежать, на большее не способны.
– Для тебя на всё, что угодно.
Валерка театрально встал на одно колено и склонил голову.
– Для начала развод с благоверной супругой, не на словах. Потом приходите, но я ничего не обещаю. Впрочем, знаю вас давно, и не верю, что бросите семью. Поэтому мальчики, адью, выходные без меня. Будет скучно, звоните в массажные салоны. И приятный отдых вам гарантирован.
Я хотел было возразить, но Эльвира скрылась за дверью.
– Вот мегера, никому не даёт, – пробубнил с досадой Валера. – А какие буфера, попка. Высший класс!
– Могу помочь охмурить Эльвиру.
– Брось, её танком не прошибёшь. Броня Т-80.
– Сделай фиктивную бумажку о разводе и сунь ей под нос. Только сделай это быстро, чтобы она не опомнилась. Пригласи вечером в ресторан и покажи.
– А что, неплохая идея. У меня знакомая в загсе работает, за деньги, она мне не только сделает бумагу о разводе, а и выпишет новое свидетельство о рождении. И в нём напишет, что я сын Юрия Гагарина.
Друг от души рассмеялся и заметно повеселел. Отряхивая пылинки с брюк сказал: с меня выпивка и закуска. Выставляюсь за твою идею. Пойду, подумаю, как это лучше состряпать.
Я посмотрел на часы, они показывали десять тридцать. До обеда оставалось полтора часа, я схватил мышку и принялся на мониторе открывать папки с отчётами. Цифры мелькали одна за другой перед глазами. Находя ошибки, я тут же исправлял и, включая принтер, распечатывал. Когда половина работы была закончена, уселся в кресло и задумался. Что-то тревожило и, пытаясь сосредоточиться на суматошных мыслях искал ответ. Внезапно перехватило дыхание и закололо сердце. На лбу появилась испарина, и неведомый страх сковал суставы. Откидывая голову на спинку кресла, хотел позвать на помощь. Слова застряли как кость в горле. Встать самостоятельно не мог, и как сноп свалился со стула на пол. Боль была невыносимой и, закрывая глаза, я успел увидеть перед глазами мигающий монитор и жадно глотая воздух, потерял сознание.
Пробуждение было резким и стремительным. Я стоял во весь рост, и в лицо дул тёплый весенний ветер. Где-то вдалеке слышалось пение птиц. Запах отличался от городского тем, что в нём не чувствовалось неприятного смога и горькой терпкости. Боясь открыть глаза – попытался себя ощупать. Ноги, руки целы, сердце не болит. Странно. Я отчётливо помнил, как свалился в офисе под стол и на тебе. Чертовщина какая-то. С боязнью открывая один глаз, увидел солнце и облака. Глаз стал слезиться, и я машинально потёр его рукой. Где я? Местность была совершенно незнакомой. Оглядываясь по сторонам, был удивлён ещё больше, когда увидел, как и во что одет и обут. На ногах красовались кирзовые сапоги, а вместо куртки или плаща – солдатская шинель.
«Цирк, не меньше», – подумал я, и тщательно проверил карманы. Ничего. Шинель источала запах сырости и махорки. Неровная, хорошо укатанная колея вела к лесу и, прихрамывая, из-за того, что ногу натирал правый сапог, заковылял по пыльной дороге. Бред. Людей по близости не наблюдалось, и от этого на душе было тревожно.
– Эй, кто это придумал? Хватит! Нельзя так шутить с человеком, у которого больное сердце.
На мой крик никто не отозвался, и не вышел из-за кустов с микрофоном, камерой, весёлым выражением лица, и словами: вас снимает скрытая камера! И дальше толпа друзей с цветами и подарками набросилась бы на меня. Увы, этого не случилось, и мне пришлось усесться на пень и снять один сапог. Пятка уже кровоточила, и я сорвал подорожник, и приложил к ране. Дорога вела в лес, но идти туда мне не хотелось. Оглядываясь, я любовался природой, тишиной, и думал, успокаивая себя, что это всего лишь сон, и скоро всё закончится. Раньше мне снились цветные сны, в детстве. Тогда я летал, купался в океане, и лазил по горам. Сны были настолько реальными, что родители меня часто ругали за то, что я долго валялся по утрам в кровати. Где-то за лесом, что-то загромыхало, и я невольно втянул голову в плечи. Страх. Он был настолько сильным, что меня прошиб мелкий озноб.
За деревьями послышались голоса. Кто-то разговаривал, причём на повышенных тонах. Голоса чужаков были до боли знакомыми. Странный русский язык, вперемешку с украинским. Суржик, не иначе. Хотя почему чужаков? Они здесь живут, и чужак, скорее всего я, чем они. Становилось страшно, хотя трусом себя никогда не считал, но здесь и сейчас… Уже чётко различая обрывки фраз, и идиотский смех незнакомцев, не на шутку испугался.
– Так ты б ту Галю, не видпускав. Баба в самом соку, Петро. Небось струхнул, шо чоловик вернётся до дому, и к стенке тебя поставит?
– Який там чоловик, Сидор? Я цих комуняк, як стреляв и вишав, так и буду це робити.
– Не бреши, я помню як ти ховався от председателя.
– Кто это?
Я с ужасом смотрел на двоих мужчин. Они странно выглядели, и казалось, что меня не замечают. Одеты в старую австрийскую форму, с сине-желтыми повязками на рукавах. На головах «петлюровки», фуражки которые во время войны носили украинские националисты. У одного на плече висела винтовка, у второго болтался немецкий шмайсер. Тот, что был с винтовкой явно младше по званию, заглядывал в глаза напарнику, приплясывая, словно уличная шавка вокруг хозяина. На вид ему было не больше двадцати пяти лет. Белобрысый юнец, с красным, прыщавым лицом и пышным, рыжим чубом, торчавшим из-под фуражки. Второй, с усами и бородой, был выше товарища и гораздо шире в плечах. Эдакий великан, дядя Стёпа, под два метра ростом. Я отвернулся, надеясь, что это всего лишь сон и скоро всё закончится. Не хотелось наяву с ними познакомиться.
– Ты дивись Петро, це хто сидить? И думает, шо ми его не бачимо.
Щёлкнули затворы, и незнакомцы направились в мою сторону.
– Руки в гору, и не дёргайся, собака. Ты кто такой? И как здесь оказался?
– Ты шо язык проглотил? – спросил второй, и ткнул меня винтовкой в живот.
– С какой части? Комиссар?
В горле пересохло, от напряжения лоб стал мокрым и по спине побежал тоненький ручеёк пота.
– Не знаю, – едва выдавил два слова.
– Контуженный?
Я закивал головой и попробовал улыбнуться.
– Ты зубы не скаль, встал и шагай прямо. Надумаешь тикаты, тут и похаваем, под дубом.
Хромая, и всё ещё не веря в происходящее, я медленно ковылял по тропинке. Мои конвоиры не на шутку развеселились столь лёгкой добыче, и уже строили различные планы. Не выдержав, я остановился и резко повернулся к ним.
– Послушайте, это какое-то недоразумение. Я здесь не должен быть. И вообще, прекратите этот маскарад. Хватит, уже сыт по горло вашим балаганом. Отбой ребята, я полностью поверил в прекрасно поставленный спектакль и хочу узнать только одно; кому из своих друзей обязан за сие чудо?
– Эй, комиссар, ты дурак или прикидываешься? О чём ты базаришь?
Со мной разговаривал Сидор и с идиотской улыбкой на лице не думал отступать. Весомый аргумент в виде шмайсера в крепких руках, был направлен в грудь. И с этим фактом спорить бесполезно. Он оттянул рукоять затвора и вытянул автомат вперёд. От страха зажмуривая глаза, я понимал, что рука у него не дрогнет, и сейчас всё для меня закончится.
– Дурень, – продолжил Сидор, – будешь рассказывать в деревне, кто ты такой и всё остальное. Кругом, и шагай молча, не то пуля поставит всё на свои места. Понял?
Мне ничего не оставалось, как развернуться и идти дальше, проклиная всё и всех, и думая, чья же всё-таки это затея? Тропа заканчивалась и моему взгляду открылась широкая лесная дорога. Повсюду были вырублены кусты, сломаны деревья. Можно было предположить, что совсем недавно здесь прошёл ураган, превративший лес в унылое, заброшенное кладбище. Запах дыма и гари разъедал глаза. Я машинально потёр их руками, и едва не провалился в глубокий ров. Он был присыпан ветками и листьями, и незаметен. Заглядывая и внимательно осматривая, что находится внизу, едва от испуга не прикусил язык. Такого раньше видеть не доводилось, даже в пресловутых фильмах ужасов. Вдоль всей ямы лежали убитые красноармейцы. Жуткая картина заставила меня опустить глаза. Горы мяса и костей, лежали под открытым небом, издавая характерную вонь. От солнечных лучей трупы гнили, и миллионы мух кружили над брошенными останками. Чёрные лица людей, с простреленными глазницами смотрели в небо. Кое-где валялись оторванные снарядами руки и ноги. Чуть дальше я заметил блиндаж, точнее, то, что от него осталось. Доски, камни, посуда, банки консервные, валялись на земле. По всей видимости, прямое попадание разнесло его в щепки. Телега с парой убитых лошадей лежала на боку, и везде кружил невообразимый хаос. «Здесь поселилась смерть», – подумал я, и непроизвольно сжал кулаки.
– Своих шукаешь? Не узнаешь? Смотри, что осталось от твоей доблестной Красной Армии. Такая участь ждёт и других, кто не захочет принять немецкую власть.
Мне захотелось броситься на своих конвоиров и разорвать их на куски голыми руками. Эти ублюдки считали себя победителями и даже не представляли, чем всё для них в ближайшем будущем закончится.
– Молчишь, комиссар? То-то и оно, никто не сможет осилить немцев. Это сила, порядок! Фюрер ненавидит комуняк и евреев, поэтому всех будем стрелять и вешать.
– Всех не перевешаете, – ответил я осипшим голосом.
– Що? – Що ты там бухтишь? В канаву захотел? Покойничков проведать? Так это мы быстро организуем.
– Стреляй сука, чего медлишь?
Я повернулся к ним лицом и готов был принять смерть. Мне уже всё осточертело, и если умирать и лечь в сырую землю, то почему бы не среди своих солдат, на поле боя? Перекрестившись, я двинулся прямо на своих конвоиров. Те замешкались, явно не ожидая такого поворота. Где-то вдалеке заревел мотор, и гул приближался с каждой секундой. Ствол автомата упёрся мне в грудь, но трусливые гады не решались спустить курок.
– Стой! Что здесь происходит?
Оглядываясь, увидел двоих немцев на мотоцикле. Один из них снял очки, заглушил мотор и, спрыгивая, направился к нам. Второй немец остался сидеть в коляске, держа руки на пулемёте, и развернул его в нашу сторону. На груди у немца болталась большая бляха и, судя по нашивкам на форме – это был офицер. Среднего роста, с волевым подбородком, и чуть продолговатым лицом, он смотрел без страха, и совершенно спокойно разговаривал на русском.
– Комиссара схватили в лесу, господин офицер. Контуженный, видать выжил после боя и не знал куда идти. Мы так его тёпленьким и взяли.
Сидор вытянулся и ожидал, что его похвалит офицер. Но тот странно смотрел на меня и молчал. Изучал. И не спешил с выводами.
– Расстрелять всегда успеем. Отведите его в деревню, и сдайте в комендатуру. Выполняйте!
Офицер ещё раз смерил меня суровым взглядом с головы до ног и ушёл. Мне оставалось только благодарить судьбу за то, что не остался лежать с простреленной головой в канаве. Хотя, что будет дальше? Немцы уехали, поднимая столбы пыли на дороге.
– Повезло тебе комиссар, в рубашке родился.
