скачать книгу бесплатно
Письмо к моей дочери
Майя Анджелу
Поэтому птица в неволе поет
Майя Анджелу – одна из главных американских писательниц и поэтесс XX века. Ее книга «Письмо к моей дочери» (Letter to My Daughter) выходит за рамки жанров и представляет собой обращение к миллионам женщин, которых она считает своими дочерьми. Полная мудрых завораживающих очерков, эта книга рассказывает о пути, который привел Анджелу на пьедестал американской литературы: об усвоенных жизненных уроках и силе духа; о воспитании бабушкой на юге США; о пережитом насилии; о религии; об опыте секса без любви, парадоксальным образом оставившего ей величайший дар – сына.
Майя Анджелу
Письмо к моей дочери
LETTER TO MY DAUGHTER
Maya Angelou
Copyright © 1987 by Maya Angelou
Copyright renewed © 1997 by Maya Angelou
All rights reserved.
Cover art © 2021 by Lily Jones
Cover photos © by Hannah Cauhepe and Glen Carrie
© А. Глебовская, перевод на русский язык, 2021
© Издание, оформление. Popcorn Books, 2022
* * *
Энни Хендерсон
Вивиан Бакстер
Фрэнсис Уильямс
Бердис Болдуин
Эмишер Гленн
Благодарю единственную женщину, которая даже сейчас позволяет мне быть ей дочерью: доктора Дороти Хайт
Благодарю тех, кого не рожала, но кто позволяет мне быть им матерью:
Опру Уинфри
Розу Джонсон Батлер
Лидию Стаки
Гейл Кинг
Валери Симпсон
Стефани Флойд Джонсон
Динки Уэбер
Бренду Крисп
Бетти Клей
Арабу Бернаско
Фрэнсис Берри
Патрисию Кейси
Письмо к моей дочери
Милая доченька,
письмо это складывалось у меня невероятно долго. Но я всегда знала, что хочу рассказать тебе о том, какие жизнь преподала мне уроки и при каких обстоятельствах это произошло.
Жизнь моя была долгой, а поскольку я убеждена, что жизнь любит живущего, я рискнула перепробовать очень многое: мне случалось пугаться, и все же я пробовала. В письмо я включила только три события и урока, которые мне представляются важными. Я не стану говорить тебе о том, как воспользовалась найденными ответами, зная, что ты человек мудрый, творческий и предприимчивый – ты воспользуешься ими так, как сочтешь нужным.
В этой книге будут рассказы о взрослении, о непредвиденных трудностях, несколько стихотворений, несколько незамысловатых историй, читая которые ты посмеешься; будут и такие истории, которые заставят призадуматься.
В моей жизни было много людей, которые желали мне добра, преподавали мне ценные уроки; были и такие, которые желали мне зла и старательно напоминали о том, что никто не обещал мне сплошного счастья.
Я наделала много ошибок и наверняка успею наделать еще, прежде чем умру. Если случалось мне видеть боль, если становилось ясно, что неловкость моя вызвала у кого-то неудовольствие, я, приучив себя к этому, брала на себя всю ответственность, потом сперва прощала себя, а затем шла извиняться перед теми, кому мое недомыслие нанесло ущерб. Поскольку сделанного не воротишь, а все, что я могу предложить Богу, – это раскаяние, я надеюсь на то, что мои искренние извинения были приняты.
Не бывает такого, чтобы человек мог управлять всеми событиями, которые с ним происходят, однако в его силах не дать им себя умалить. Попытайся стать радугой среди туч другого человека. Не жалуйся. Всеми силами старайся менять то, что тебе не нравится. Если изменить невозможно, измени образ мыслей. Вдруг тогда ты найдешь иное решение.
Никогда не ной. Нытье – это способ подать мерзавцу знак, что поблизости появилась жертва.
Обязательно постарайся прожить свою жизнь так, чтобы не умереть с мыслью, что не сделала для человечества ничего замечательного.
Я родила одного ребенка, сына, но дочерей у меня тысячи. Среди них есть чернокожие и белые, еврейки и мусульманки, азиатки, латиноамериканки, индианки и алеутки. Есть толстые и худые, красивые и невзрачные, лесбиянки и гетеросексуалки, образованные и неграмотные – я сейчас обращаюсь ко всем. Вот вам мой дар.
1. Дом
Я родилась в городе Сент-Луис в штате Миссури, а с трех лет жила в Стэмпсе в штате Арканзас у бабушки со стороны отца, Энни Хендерсон, и у дяди со стороны отца, дяди Вилли, вместе с единственным братом Бейли.
В тринадцать я переехала к маме в Сан-Франциско. Потом училась в Нью-Йорке. Впоследствии мне довелось жить в Париже, Каире, Западной Африке и по всем Соединенным Штатам.
Таковы факты, но для ребенка факты – это всего лишь слова, которые надо запомнить. «Меня зовут Джонни Томас, я живу на улице Центральной, дом 220». Факты, которые почти не имеют отношения к известной ребенку истине.
В подлинном мире, в котором я росла, в Стэмпсе, шла постоянная борьба за то, чтобы не сдаться. За то, чтобы не сдаться взрослым человеческим существам, которых я видела каждый день, – все они были чернокожими и очень, очень большими. А потом – не покориться мысли, что черные[1 - Здесь и далее архаизмы negro, colored и в отдельных случаях слово black переведены архаизмами «негр», «цветной» и «черный» и используются как историзмы. Прим. ред.] хуже белых (этих последних я видела очень редко).
Не зная в точности почему, я, в принципе, не верила, что я хуже кого-то, кроме разве что своего брата. Я знала, что умна, но знала и то, что Бейли умнее – наверное потому, что он часто напоминал мне об этом и даже давал понять, что умнее всех на свете. К этому выводу он пришел в девятилетнем возрасте.
На американском Юге в целом и в Стэмпсе, штат Арканзас, в частности накопился многовековой опыт низведения даже крупнотелых взрослых чернокожих до психологического состояния карликов. У детей белой бедноты было право обращаться к почтенным и пожилым чернокожим просто по имени и даже придумывать им всевозможные прозвища.
В названии одного из великих американских романов Томас Вулф предупреждает: «Домой возврата нет». Книга мне понравилась, а вот заглавие всегда вызывало возражения. По моим представлениям, из дома невозможно уйти. По моим представлениям, домашние тени, сны, страхи и драконы остаются под кожей, в дальних уголках глаз и, возможно, в складках на ушной раковине.
Дом – это тот полный юного задора край, где ребенок является единственным реальным обитателем. Родители, братья, сестры, соседи – это таинственные призраки, которые приходят, уходят, совершают вокруг ребенка – единственного полноправного жителя этого края – странные непредставимые вещи.
География как таковая почти не имеет значения для маленького наблюдателя. Для того, кто растет на Юго-Западе, привычная картина состоит из пустыни и простора небес. Нью-Йорк с его лифтами, и рокотом метро, и миллионными толпами или юго-восточная Флорида с ее пальмами, солнцем и пляжами для детей из этих краев и представляют собой то, каков есть, был и будет внешний мир. Поскольку власти над окружающей средой маленькой девочке не дано, ей приходится отыскивать собственное место, край, где живет лишь она одна, куда другим вход заказан.
Я твердо убеждена: большинство людей никогда не становятся взрослыми. Мы отыскиваем места для парковки и лелеем свои кредитные карточки. Мы выходим замуж, решаемся на рождение детей и называем это взрослением. На самом деле в большинстве своем мы просто постепенно стареем. Годы накапливаются в наших телах и на наших лицах, но, как правило, истинная наша сущность – ребенок у нас внутри – остается столь же невинным и застенчивым, как магнолия.
Мы можем прикидываться искушенными и светскими, но я твердо верю: наибольшую безопасность мы ощущаем тогда, когда уходим внутрь себя и отыскиваем там дом – одно из тех мест, где все родное и свое, а возможно, даже и единственное такое место.
2. Филантропия
Писать о том, что с ближним положено делиться, когда ты обращаешься к человеку, щедрому по самой своей природе, – все равно что читать проповедь и без того уже чрезвычайно старательному церковному хору. Однако я все-таки решила написать, потому что помню: хор время от времени необходимо приободрять и благодарить за старательность. Нужно подвигать его участников на то, чтобы они пели и дальше, причем с еще бо?льшим воодушевлением.
Именно благодаря частным жертвователям-американцам продолжают существовать Американское общество по борьбе с раком, Красный Крест, Армия спасения, «Гудвил», Фонд борьбы с серповидноклеточной анемией, Американское еврейское общество, Национальная ассоциация содействию прогресса цветного населения и Городская лига. Далее в списке жертвователей – церковные фонды, программы синагог, члены «Мусульманских храмов», буддистские святилища, группы, чиновники, муниципальные и досуговые клубы. И все же самые крупные пожертвования поступают от филантропов.
Слово «филантропия» составлено из двух греческих корней: «фило» – любитель чего-то и «антро» – человечество. То есть филантропы – это те, кто любит человечество. Они возводят просторные здания, чтобы людям было где работать и играть. Они выделяют огромные суммы на поддержку организаций, которые улучшают состояние здоровья и образования общества. Они – основные покровители искусств.
Упоминание о филантропии вызывает улыбку, а вслед за этим возникает картина получения нежданных денег из щедрого, но безликого источника.
Существуют люди, которые хотят, чтобы их называли филантропами. Представителями филантропов зачастую становятся комитеты или делегации. Сами филантропы полностью оторваны от тех, кто получает их помощь. Я не из таких. Мне больше нравится думать, что я благотворитель. Благотворители, по сути, говорят следующее: «Мне кажется, что у меня скопилось больше, чем мне нужно, а у тебя, похоже, меньше, чем тебе нужно. Я хотел бы поделиться с тобой своими излишками». Прекрасно, если излишки эти материальны (деньги или вещи); прекрасно и в противном случае, ибо я уяснила, что благотворительность в форме поступков или слов может доставлять огромное удовольствие и способствовать исцелению души.
Моя бабушка по отцовской линии – она меня вырастила – оказала огромное влияние на мой взгляд на мир и на мои представления о моем в нем месте. Она была воплощением человеческого достоинства. Говорила тихо, двигалась медленно, заложив руки за спину и переплетя пальцы. Я так успешно ей подражала, что соседи называли меня ее тенью.
– Гляжу, сестра Хендерсон, ваша тень нынче опять с вами.
Бабушка смотрела на меня и улыбалась.
– Ваша правда. Я остановилась – и она тоже. Я пошла – она за мной.
Когда мне исполнилось тринадцать лет, бабушка отвезла меня назад в Калифорнию, к маме, а сама сразу же вернулась в Арканзас. Наш дом в Калифорнии разительно отличался от домика в Арканзасе, в котором я выросла. Мама, с ее прямыми волосами, всегда носила строгий и стильный боб. Бабушка не понимала, зачем женщины выпрямляют волосы горячим утюжком, поэтому я все детство заплетала свои кудряшки в косы. Бабушка включала радио, чтобы послушать новости, христианскую музыку, «Гэнгбастер» или «Одинокого рейнджера». Мама в Калифорнии носила помаду и румяна и слушала пластинки с блюзами и джазом, вывернув громкость на максимум. Дом ее всегда был полон людей, которые много смеялись и шумно разговаривали. Я там выглядела откровенной чужачкой. Я перемещалась в этой светской атмосфере, заложив руки за спину, заплетя волосы в тугую косу и напевая церковную мелодию.
Мама наблюдала за мной недели две. А потом устроила то, что позднее стало называться «Присядем поговорим».
Она сказала:
– Майя, ты меня осуждаешь, потому что я не похожа на твою бабушку. И это правда. Не похожа. Но я твоя мать, и я пашу как лошадь, чтобы покупать тебе качественную одежду, кормить тебя вкусной едой и обеспечивать тебе вот эту крышу над головой. Когда ты пойдешь в школу, учительница тебе улыбнется, а ты улыбнешься в ответ. Другие ученики, с которыми ты пока еще даже не знакома, тоже улыбнутся, улыбнешься и ты. Я же, в отличие от них, твоя мама. И я имею право говорить, чего от тебя хочу. Если ты в состоянии выдавить улыбку ради незнакомого человека, не пожалей ее и для меня. Обещаю, я это оценю.
Она положила ладонь мне на щеку и улыбнулась.
– Давай, малыш, улыбнись своей мамочке. Давай.
Мама скорчила смешную рожу, и я против воли улыбнулась. Она поцеловала меня в губы и заплакала.
– Я впервые увидела твою улыбку. Она очень красивая. Мамочкина дочка-красавица умеет улыбаться.
Меня никогда еще не называли красавицей, а еще никто на моей памяти ни разу не называл меня дочкой.
В тот день я поняла, что могу одаривать других, просто послав им улыбку. Последующие годы научили меня тому, что доброе слово, своевременная поддержка – это благие дары. Можно подвинуться и освободить место для другого. Можно сделать музыку погромче, если она ему нравится, или потише, если раздражает.
Возможно, я никогда не заслужу звания филантропа, но я люблю человечество и щедро делюсь своими богатствами.
Я довольна, что могу считать себя благотворительницей.
3. Откровения
То были, по всей видимости, дни Откровений. Дни, когда святой Иоанн произносил свои пророчества. Земля содрогалась от грохота поездов, мечущихся в ее черном чреве. Автомобили, такси, автобусы, электрички, грузовики, фургоны, бетономешалки, тележки, велосипеды и коньки наполняли воздух гудками, звонками, ревом, стуком, воплями и свистками, пока воздух не сделался густым и комковатым, как плохо перемешанный соус.
Люди отовсюду, говорившие на всех мыслимых языках, явились в город, дабы посмотреть на гибель и рождение мира.
Мне не хотелось думать про значимость этого дня, поэтому я отправилась в дешевый магазинчик на Филлмор-стрит. Там, на площади в целый акр, на пластмассовых вешалках были развешаны мечты. Я раз тысячу прошлась по рядам. Мне ведома была соблазнительная магия этого места. От нейлоновых маечек на картонных бюстах до прилавка с косметикой, где помада и лак для ногтей казались розовыми, красными, зелеными и синими плодами, упавшими с дерева-радуги.
Таким был город, когда мне исполнилось шестнадцать, и я была новехонькой, точно рассвет.
День был настолько значимым, что едва получалось дышать.
Мальчик, живший неподалеку, несколько раз просил меня об интимной близости. Много месяцев я отвечала отказом. Он не был моим любимым. Мы даже не встречались.
Как раз в тот период тело мое начало мне изменять. Голос сделался низким и хриплым, а обнаженное отражение в зеркале ничем не давало понять, что когда-то я стану женственной, с плавными изгибами.
Я уже доросла до метра восьмидесяти, но грудей – ни на грош. И вот я подумала: может быть, после секса мое неподатливое тело повзрослеет и начнет вести себя так, как ему положено.
В то утро мальчик позвонил, и я сказала: да. Он продиктовал адрес и добавил, что мы там встретимся в восемь вечера. Я сказала: да.
Кто-то из его друзей пустил нас в свою квартиру. Едва увидев его у порога, я поняла, что поступила неправильно. Не было ни ласковых слов, ни укромных ласк.
Он показал мне, где спальня, там мы оба разделись. Толчки и тычки продолжались пятнадцать минут, а потом я оделась и подошла к двери.
Не помню, попрощались мы или нет.
Но помню, как я шла по улице, гадая, неужели к этому все и сводится, и мечтая поваляться в ванне. В ванне я повалялась, однако на том дело не кончилось.
Через девять месяцев у меня родился дивный мальчик. Рождение сына придало мне смелости выстроить собственную жизнь.
Я научилась любить сына, но не стремиться сделать его своей собственностью; я поняла, как учить его учиться самостоятельно.
Сегодня, сорок с лишним лет спустя, когда я смотрю на него и вижу, каким он стал прекрасным человеком – любящим мужем и отцом, отличным поэтом и прекрасным романистом, ответственным гражданином и самым лучшим сыном этого мира, – я благодарю Создателя за то, что Он мне его даровал. Тот день Откровений, такой давний, стал главным днем моей жизни – аллилуйя!
4. Роды
Мой брат Бейли велел мне не говорить маме про беременность. Пугнул – мама заберет меня из школы. А мне до выпуска было всего ничего. Бейли считал: я должна обязательно получить аттестат о среднем образовании еще до того, как мама вернется в Сан-Франциско из Ноума на Аляске, где у них с мужем был свой ночной клуб.
Аттестат я получила в День победы над Японией – он же был днем рождения моего отчима. Он в то утро похлопал меня по плечу и сказал: «Ты растешь и скоро превратишься в замечательную молодую женщину». Я про себя подумала: еще бы, я ведь на девятом месяце беременности.
После торжественного ужина в честь его дня рождения, моего окончания школы и победы нашей страны я оставила у него на подушке записку: «Дорогой папа, мне очень жаль, что я опозорила семью, но я вынуждена тебе сказать, что беременна». В ту ночь я не спала.
