скачать книгу бесплатно
Глава 1
Светлолика проснулась рано утром, когда солнце только показало свой пламенеющий диск из-за горизонта, добавив небу сиятельного багрянца. Птички радостно пели, приветствуя новый погожий день, природа умылась прохладной росой и застыла в ожидании теплых ласковых лучей, что уже грели почти по-летнему, но пока не грозили палящим зноем или засухой.
Ведьма с чувством потянулась, удовлетворенно отметила, как кровь быстрее побежала по жилам, и пришла к выводу, что иногда проживание в лесу имеет свои плюсы. Вяз Дубрович (местный леший) обещал закрыть Безымянный от неожиданно нагрянувших в Хренодерки ведьмаков. С одной стороны, это нарушало планы по возведению хозпостроек, давно обещанных головой Хренодерок и уже даже начатых, а с другой – обещало ведьме некоторый отдых от чаяний неуемных селян. В последнее время хренодерчане чудили не по-детски. Сначала приняли Светлолику за умершую и похоронили заживо, хорошо хоть сбежавший из тюрьмы на острове Беримор вампир решил, что создал из местной ведьмы упырицу, и раскопал ее могилу, дабы милостиво принять Лику в услужение. Правда, вместо благодарности за спасение получил удар лопатой, но Светлолика ничуть не раскаивалась в содеянном. Нечего было кусаться. Ведь если бы проклятый кровосос не покусал ее, практически обескровив, селяне не приняли бы ее бездыханное, бледное тело за труп.
Затем хренодерчане чуть не сожгли ее избу, решив, что говорящий кот – это нечисть, поселившаяся в лесном доме после смерти хозяйки. Понятное дело, котов говорящих окрест Хренодерок отродясь не водилось, но это не повод жечь чужие дома в отсутствие их хозяев. Хотя, если хорошенько подумать, то и в присутствии хозяев жечь все же не стоит.
Домовой Евстах (недавно поселившийся у Светлолики с легкой руки местного вождя двуипостасных) уже давно был на ногах и успел многое. Коза была подоена, вычищена, напоена и отправлена на лужок поедать сочную весеннюю травку. Пол маленький бородатый мужичок с острыми ушками старательно вымел, вымыл и даже ножом выскоблил, отчего в избе поселился приятный древесный дух. Печь Евстах тоже растопил, напек сырников да сварил густого бульону для расхворавшегося жреца, беспокойно спящего на лавке в углу.
Черный пушистый кот Дорофей Тимофеевич с особой кошачьей негой развалился на подоконнике распахнутого настежь окна и попеременно любовался то на суету домового, то на лесной пейзаж. Со стороны могло показаться, будто кот всерьез собрался написать картину и теперь не знает, какую именно сцену следует запечатлеть. По всему выходило, что козу писать лучше. Она и солнцем хорошо освещена, и вообще… Симпатичная и молоко вкусное дает. Характер, правда, вредный, но кто без изъяна?
Приманенная аппетитным запахом горячих сырников, Светлолика быстро натянула домотканое платье поверх льняной сорочки, подпоясалась затейливо плетенным поясом из цветастых нитей, собрала волосы в две косы и покинула спальню.
– Здравствуй, государыня ведьма, – тепло поприветствовал ее Евстах и поклонился так, что чуть лбом об пол не приложился. – Как спалось-почивалось? А я вот тут… хозяйничаю.
«Вот обязательно ему нужно своей хозяйственностью в лицо ткнуть, – недовольно фыркнул про себя Дорофей, свысока окидывая домового презрительным взглядом голубых глаз. – Гляди как некоторые могут себя преподнести… Вроде бы ничего особенного не делал, а кругом молодец выходит. Аж противно!»
Кот нервно дернул хвостом, лениво спрыгнул с подоконника и потерся о ноги хозяйки с таким видом, будто просто шел мимо и заметил ее только что.
– А жрец всю ночь бредил, – наябедничал он.
Аппетит у Светлолики сразу пропал. Разумеется, Дорофей Тимофеевич рассчитывал на несколько иной эффект, но, как говорится, на что не пойдешь, лишь бы привлечь к себе внимание хозяйки. Ну или хотя бы отвлечь его от другого домочадца.
А у жреца действительно поднялся жар. Старческий лоб покраснел и покрылся испариной, мокрые седые волосы обвисли безжизненными прядями, из груди доносились подозрительные хрипы.
– Не вовремя-то как, – с досадой вздохнула молодая ведьма.
Болезнь – она всегда не вовремя. Просто сейчас, когда после двух магических ритуалов подряд Светлолика осталась практически без сил, лечить Гонория оставалось только народными средствами, которые у нее, разумеется, имелись. Только здесь было одно «но»… Жрец слишком стар, и внутренних сил на борьбу с болезнью ему не хватит. Этот печальный факт виден было даже невооруженным взглядом. Для успешного выздоровления нужно добавить нечто извне, и это нечто непременно должно иметь магическую составляющую, чтобы поддержать угасающий организм. Только где ж ее взять?
Как всегда в минуты сильного волнения, решение пришло к Светлолике внезапно, словно озарение свыше.
– Дорофей Тимофеевич, тут без твоей помощи не обойтись, – констатировала она, внимательно осмотрев пациента.
Кот хоть и обратил внимание хозяйки на плохое состояние Гонория, от своего предполагаемого участия в его излечении в восторг не пришел и от радости не запрыгал. В первую очередь от того, что испытывал к жрецу острую личную неприязнь. Пусть Гонорий в свое время изловил Дорофея в соседних Репицах и передал Светлолике, которая как раз пыталась заполучить на постоянное место жительства черного кота, это все равно ничего не меняло. Черных котов вообще редко кто жаловал. Жрецы же обычно считали их исчадием ада, ниспосланным на землю для того, чтобы своими пакостями губить несчастные людские души и вводить паству в грех сквернословия и суеверия. Сам Дорофей Тимофеевич никогда не понимал, отчего соседская Мурка может спокойно перейти улицу и ей это сходит с лап, а он должен нестись галопом, молясь, чтобы брошенный вслед предмет на этот раз пролетел мимо. И чем в него только не кидали, от камня до лаптя. Перечислять устанешь. При этом нецензурно поминали его мать, которая, к слову, обладала трехцветным окрасом. Это отец с цветом шерсти подсуропил.
«И отчего всегда такая реакция? – недоумевал кот. – Плохая примета? Что с того? Баба с пустыми ведрами – примета не лучше, но, если бы каждую селянку били за любой поход к колодцу, все вечно сидели бы без воды и еды (при варке щей да каши вода тоже предмет первой необходимости), женщины щеголяли бы синяками разной степени лиловости, а мужики каждую ночь проводили бы на сеновале».
Но мнения кота никто не спрашивал. Исправно ругались, костерили на чем свет стоит, бросали всем, что под руку подвернется, и троекратно плевали через левое плечо, получая кулаком прямо в глаз, если сзади как раз кто-то шел. В этом случае дурная примета сбывалась сразу на месте.
К тому же кот был по природе своей ленив, и перспектива принимать участие в исцелении больных его вовсе не радовала.
– Для тебя я готов на все, – высокопарно заявил Дорофей Тимофеевич и даже поднялся на задание лапы, чтобы изобразить элегантный поклон. Получилось плохо. Сказывалось отсутствие тренировок и светского воспитания. – Только я всего лишь кот. Что я могу? А вот наш домово-о-ой – на все руки мастер.
В отличие от кота, Евстах переводить стрелки не стал, вытянулся в струнку и замер, готовый на любые трудовые свершения. Глядя на трогательно застывшего Евстаха, Светлолика умилилась. Надо же, какой маленький, а готов работать двадцать четыре часа в сутки фактически за спасибо. Просто мечта большинства домохозяек. Мысленно ведьма поставила галочку «надо вырастить хрен». Евстах давно просил. Все рвется гнать хреновую самогонку. Говорят, уникальный по целебным свойствам продукт. Интересно, если на ней травки настаивать, лечебный эффект усилится?
– К сожалению, Евстах мне тут не подмога, – тяжело вздохнула она. – Здесь кот надобен. Вы, коты, хорошо болезни ощущаете и исцелению помогаете. Да ты, наверное, и сам об этом знаешь. Поэтому вот тебе наказ – поддерживай его святейшество, пока я до лешего сбегаю за грибами.
– За какими грибами? – тут же заинтересовался домовой, мысленно нарисовавший огромный пирог с грибной начинкой.
Он уже практически ощущал, как руками мнет тесто и как пахнет хорошо подрумяненная корочка.
– Лечебными. Их нужно свежими собирать. В них тогда вся сила сохраняется.
– Какие грибы могут быть в эту пору? – скептически фыркнул Дорофей, осматривая старика уже другими глазами.
Раньше он смотрел на Гонория и видел просто больного человека. Теперь же перед кошачьим взором вставали цветные тонкие поля человеческой ауры. Удивительно нежный, голубой, искрящийся цвет энергетического поля жреца поразил пушистого зверя до глубины души. Невольно захотелось дотронутся, поводить когтистой лапой в надежде, что хотя бы часть этого великолепия притянется и побудет пусть временным, но украшением. Голубой цвет энергетики пожирали красновато-черные пятна болезни. Энергия болезни медленно, но верно отвоевывала позиции, накрывая старика в беспокойном забытье чем-то вроде грязного савана. Дорофей тяжело вздохнул. Одному ему такое явно не исправить.
– Леший знает где, – уверенно изрекла Светлолика и отправилась искать корзину в кладовку, где ее ждал сюрприз.
Евстах разобрал-таки в кладовой, расположил по стенам полки, рассортировал все, разложил вещи, травы в пучках развесил стройными рядами на веревках, натянутых под потолком. Такого порядка в кладовке отродясь не бывало.
Рассчитывавшая нырнуть в гору разнообразных вещей, с чувством покопаться в них, беспорядочно затолкать все обратно и подпереть дверь комодом, если она, как бывало не раз, не закроется, ведьма растерялась. В наведенном порядке глаза разбегались, обнаруживая кучу давно потерянных вещей. Нарушать наведенную домовым эстетику казалось чем-то сродни святотатству.
– И как же я тут чего-нибудь найду? – с тоской во взоре вздохнула она.
– Во-о-от, – злорадно фыркнул кот. – Видишь, какой от него вред.
Евстах смущенно шмыгнул носом. Вовсе не на такой эффект он рассчитывал.
– А чего потеряла-то? Может, я помочь чем смогу? – осторожно, чтобы не усугублять и без того пошатнувшееся положение, уточнил домовой и с надеждой заглянул снизу в глаза затосковавшей хозяйки.
– А ты уже помог, – саркастически заметил Дорофей. – Вон в родной кладовке ничего не найти теперь.
– Как будто в этом бардаке чего-нибудь найти было можно?! Да в подобной свалке ни одна ищейка не разберется! – не выдержал незаслуженных подначек кота Евстах и даже попытался подбочениться, но тут же неловко осекся и сбавил тон: – В смысле госпожа ведьма, конечно, нашла бы, что захочет, но ведь теперь я подсказать могу.
– Найди-ка мне, друг мой, большую корзину. Раз уж ты так до подсказок охоч, – попросила Светлолика, перестав изображать памятник собственному потрясению. – А ты, Дорофей Тимофеевич, чем других критиковать, лучше бы сам делом занялся.
Кот надулся и стал похож на лохматый шар с глазами.
– Ну и пойду, – раздраженно фыркнул он. – Разведут дармоедов, а я вечно крайним оказываюсь, – недовольно зашипел Дорофей под нос так «тихо», что глухой расслышит, не прислушиваясь.
Светлолика, впрочем, внимания на недовольство кота не обратила. Пришлось ему, неоцененному и непонятому, приниматься за лечение жреца. Кот глубоко, с надрывом вздохнул, осознавая всю тяжесть кошачьего бытия и постоянное угнетение более сильными окружающими, и осторожно, плавно перетек на старческое тело Гонория. Улегся прямо поверх одеяла, распластался, растекся, как некая бескостная меховая полость с подогревом, завибрировал, мурлыча. Когти Дорофея Тимофеевича принялись мерно царапать одеяло, осторожно, по капельке выманивая болезнь из измученного стариковского организма. Жрец затих. Перестал метаться и как будто посветлел ликом. То ли тепло ему стало под своеобразной грелкой, то ли кошачьи манипуляции и впрямь помогали.
Евстах быстро отыскал корзину. Да не одну, а целых три штуки на выбор и с гордостью, словно сплел каждую собственноручно, предъявил их ведьме. Светлолика бегло осмотрела предложенный ассортимент и забраковала пару как ненужные. Одну – потому что слишком уж большая, грибы в такую неделю собирать будешь. Другую местами погрызла мышка. Третья же оказалась в самый раз. Достаточно вместительная и при этом вполне легкая, с удобной ручкой и при ходьбе не мешает.
– Ну, я пошла, – известила Светлолика домашних и сделала было шаг за порог, как Евстах намертво вцепился в юбку домотканого платья.
– Куда же ты?! – заголосил он, словно не в лес она к лешему собралась, а на войну с сопредельным государством, причем воевать собирается своими силами и в гордом одиночестве. – Не позавтракав, чаю не попив, и душегрею не надела. Простудишься ведь.
Здравое зерно в панике домового было. Простудиться на по-весеннему коварном ветерке можно было запросто.
– Душегрею давай. А завтракать некогда – время дорого, – строго оповестила ведьма Евстаха, чтобы не зарывался.
Забота всегда приятна. Оно, конечно, и кошка заурчит, когда ее погладят ласково и о ее будущем побеспокоятся, только о субординации тоже забывать не следует, а то, не ровен час, на голову сядут, ножки свесят и помыкать начнут.
Домовой вовсе не обиделся. Характер у него вообще был легкий, услужливый. Такие качества в домовых с младенчества пестуются, чтобы с людьми хорошо уживались. Он заметался как перепуганная белка и за несколько секунд отыскал красивую стеганую душегрею, которую, к слову, Светлолика тщетно искала пару лет, собрал в узелок сырники, налил в старую походную фляжку компота из сушеных груш, яблок и шиповника. Провиант и одежду торжественно вручил девушке, заслужив с кровати от Дорофея презрительное сквозь зубы: «Подхалим!»
– И лапти надень, – посоветовал Евстах.
– Зачем? – удивленно уставилась на собственные ботинки Светлолика, искренне не понимая, чем ее обувь так плоха, что домовому не угодила.
– А в лаптях по лесу ходить удобнее. Сейчас в лесу сухо, давешний дождь уже в землю впитался, а лапоть с корнями, из земли выпирающими, сцепление хорошее имеет и ногу бережет, – со знанием дела заявил домовой.
Ведьма поняла, что, если начнет спорить, дольше провозится, и переобулась. В лес она вышла в лаптях, в душегрее и с корзиной наперевес, готовая к любым опасностям. К лешему путь был не близкий, но хорошо знакомый, и Светлолика решительно шагала, не особо оглядываясь по сторонам. Ноги сами несли ее по привычной дороге.
За старой заброшенной мельницей, в омуте под развалившимся колесом проживало некое неизвестное чудище, о котором многие слышали, но никто в глаза не видел, по крайней мере полностью. Иногда откуда-то из темно-зеленых, мутных глубин выныривали розовые, словно пятка младенца, щупальца и долго шарили по берегу. Светлолика часто оставляла многоногому несколько сухарей. Чудище осторожно ощупывало подношение и утаскивало его под воду, откуда вскоре доносился смачный хруст. На сей раз ведьма оставила на берегу сырник, хотя и не была уверена, что еда обитателю омута понравится, а переводить пищу зря она не была приучена, но тихий всплеск и последовавшее за ним довольное чавканье развеяли ее сомнения.
Чуть дальше, когда уже близко было болото, по которому, не зная переменчивой тропы, через коварную трясину пройти могли только пьяные и то не всегда, через раз тонули (несчастных пьянчуг из крепких объятий болота извлекал Вяз Дубрович собственноручно и выдворял за границы топи, чтобы не портили экологию своими проспиртованными телами), показалась небольшая поляна с кряжистым деревом. Место довольно приметное, но до дома Вяза Дубровича было еще далеко. Сам леший проживал в чаще леса, на краю болота, вырастив большой раскидистый дуб под свое жилье. Тот дуб (не чета увиденному сейчас Светлоликой) возвышался лесным великаном, имел ствол толщиной с хорошую, просторную избу и несколько полостей-комнат. Окнами служили круглые дупла, закрывавшиеся ставнями из плетеной травы, утепленной мхом. Дверью был просвет между могучими корнями, загороженный толстой корой. Внутри было прохладно летом и тепло зимой. Живой ковер из короткой травы дарил отдохновение ногам и глазу. Плющ с резными листами всех оттенков зеленого спускался по стенам и свисал с дверных проемов между комнатами как своеобразный занавес.
К этому же дереву устало, словно всю ночь провел в трудах праведных, привалился спиной высокий русоволосый мужчина в куртке с серебряными шипами, тяжелых сапогах, отделанных шипами же по голенищу. В другое время Светлолика глянула бы мельком да мимо прошла. Мужчина явно не местный (такой дорогой одежды здесь никто не носил), значит, здороваться не обязательно. А что стоит здесь и глаза закрыл – так отдыхает человек. Чего ж ему мешать и в его мысли со своими надоедливыми вопросами влезать? Стоит себе, и пусть стоит. Стороной обойти – и все.
Ведьма так и поступила бы. Она уже сделала шаг, чтобы тихонько миновать поляну по самому ее краю и остаться незамеченной, но стоило Светлолике лишь раз взглянуть на усталый профиль, как она его узнала. Нет, раньше она этого мужчину никогда не видела, по крайней мере наяву. Они никогда не встречались, и тем не менее чувство узнавания пронзило как молния, до какого-то болезненного озарения, до крови на губах. Она знала, что, если мужчина откроет глаза, они окажутся светло-карими, и что когда он не собирает волосы в хвост, то стягивает их налобной повязкой из кожи с нашитыми на нее амулетами.
С того знаменательного момента, когда Светлолика познакомилась с волчьим тотемом, ей стала часто сниться ее мама, рыжая Льесса, которая вернулась в свою родную деревню, где проживал их клан меняющих облик. И сейчас перед ее внутренним взором встал один из снов.
Мать Медведица (шаманка клана меняющих облик), у которых больше всех обликов в клане, и потому ее душа считается самой совершенной, часто рассказывала молодняку страшилки о том, как опасны для народов, обладающих особенной магией, ведьмаки. Меняющие облик были одним из таких народов, потому предпочитали селиться в самых дальних уголках Рансильвании в надежде, что о них либо забудут, либо поленятся забираться в подобную глушь. Рыжая Льесса, будучи еще маленькой девочкой с одним-единственным обликом, слушала рассказы шаманки, буквально раскрыв рот, и неизменно старалась залезть на колени к старой женщине. Но все рассказы, все страшилки не стали значить ровным счетом ничего, когда обретшая новый облик лисички Льесса возвращалась в село с тушкой убитой ею утки, и с неба упал сокол, прошептав потрясенной, перепуганной лисичке: «Беги!»
И она помчалась прочь от гари, страшных запахов пожара, потускневших мертвых глаз окровавленного сокола. Забежала так далеко, насколько смогла. Некоторое время Льесса пряталась, не рискуя высунуть из убежища даже кончик собственного носа, пока голод и жажда не поставили ее перед отчаянным выбором: умри либо выходи на свой страх и риск. Ослабевшая, на трясущихся лапах она выползла на свет божий и отправилась на поиски воды и еды…
И все-таки, несмотря на ужас, который охватывал ее каждый раз при воспоминании о том, как с неба упал сокол, Льесса не могла не думать об оставленном селении. Вся ее душа, теплящаяся в лисьем теле, рвалась туда, чтобы хоть одним глазком посмотреть, что же там все-таки произошло. Может, еще и выжил кто-то, может, давно вернулись односельчане на остывшее пепелище и матушка плачет, представляя ее безвременно покинувшей этот мир.
Она решилась. Осторожно, заросшими тропами, где не всякая мышь сумеет пробраться, прокралась до окраины родного села и остановилась. Замерла, как статуя маленькому зверенышу, почуяв, какой жутью повеяло со стороны когда-то уютного жилья. Только теперь Льесса заметила, что ни одна птица не пролетела рядом, ни одним животным не пахнет в округе, тянет смертью, страшной магией и гарью. Даже падальщик не соблазнился поживой, не копался в руинах в поисках останков. И тут какой-то посторонний звук привлек внимание растерянной лисички. Она резко обернулась и судорожно втянула тошнотворный воздух открытой пастью. Ведьмак.
Это был именно он. Сомнений не было. Высокий, в кожаной куртке с серебряными шипами, которые служили не только украшением, но и, судя по окружавшей их ауре магии, защитой. Сапоги тяжелые, тоже отделанные по голенищу шипами. В таких далеко идти сложно, зато удар ноги в подобной обуви способен сломать челюсть если не медведю, то волку точно. Русые волосы мужчины спускались ниже плеч и были стянуты кожаным шнурком с нашитыми магическими амулетами. Светло-карие глаза смотрели спокойно, даже с некоторой долей усталости, будто их обладателю было, в сущности, все равно, что сделать с застигнутой на открытой местности маленькой меняющей облик. Он прекрасно знал – сбежать лисичка не сможет и не успеет. Мощный жеребец вороной масти методично звякал железом удил, словно всерьез думал, что конские зубы способны перегрызть внушительной толщины трензель. Такая зверюга в несколько прыжков догонит беглянку и даже не вспотеет, а всадник рубанет острой сталью меча прямо с седла, жестоко прерывая короткую жизнь Льессы.
«Ну и пусть! – упрямо толкнулась в голове мысль. – Пусть догоняет, пусть рубит сплеча. Пусть… Я встречусь с родными не в этом пропахшем страхом и жутью месте, а на вечнозеленых небесных лугах, где всех меняющих облик давно поджидают предки. Там отменная охота, прекрасный урожай и вообще все хорошо».
Звук металла о ножны прозвучал для нее неотвратимо, как злой рок. Если еще была надежда, что меняющую облик примут за обычную лису, то теперь она развеялась. Оставалось только завороженно и обреченно смотреть расширенными от ужаса глазами, как к ней с неумолимостью раннего заката приближается сверкающая полоска стали. И нет сил выдержать зрелище до конца, как нет сил собрать волю в кулак и попытаться сделать последний, вытягивающий жилы рывок к спасительному лесу в надежде, что родные деревья скроют от преследователя. Хотя какая тут может быть надежда? Деревню же не скрыли. Не защитили от страшных чужаков, не охранили от пламени пожара, не разверзлась земля под мерными ударами бубна шаманки, чтобы принять в свои объятия и раздавить жестоких убийц. Льесса крепко зажмурилась в ожидании удара, но он все не следовал. Маленькое сердечко испуганной птичкой билось в грудной клетке, словно мечтало выскочить и улететь на волю. Она все ждала… ждала… не надеясь на чудесное спасение. И в самом деле, почему ее должны помиловать, если вся деревня не просто погибла, а уничтожена под самый корень, выжжена, стерта с лица земли, да так, что на этом месте веками трава расти не будет. Станет когда-то теплая земля раной на теле леса: и не зарастет никак, и не закроется. Со временем облюбует место нежить, и поползут новые слухи о рассаднике.
– Уходи. – Голос ведьмака прозвучал хрипло и как-то устало, будто одно-единственное слово стоило ему неимоверных усилий.
Льесса, не веря своим ушам, распахнула глаза и удивленно уставилась на злобное порождение экспериментов магов, что существовало на просторах Рансильвании только благодаря неизвестной, непонятной маленькой меняющей облик трансформации. Ведьмак, которым пугала Мать Медведица детей у костра, ее отпускает?
– Уходи, – повторил он, и на его лице отразилась твердая решимость.
Меч с тихим шорохом скользнул в ножны. Лисичка проводила закаленную сталь потрясенным взглядом, не веря в свою удачу.
– Ну! – прикрикнул на ошалевшую от щедрого предложения меняющую облик ведьмак. – Мне передумать или гнать тебя пинками прочь? Не заставляй меня жалеть о своем решении.
Все еще лежа на пузе, Льесса попятилась. Обдирая пушистый живот о мелкие камни, она медленно, опасаясь получить удар меча, поползла в сторону спасительного леса и вздрогнула, когда чей-то голос крикнул:
– Алишер! Алишер! Ну, что там?!
– Ничего! Показалось! – ответил ведьмак, и дробный топот копыт возвестил о его отъезде.
Светлолика моргнула. Картины прошлого из сна пронеслись перед глазами как живые, потому она просто не могла пройти мимо, не спросив, не нуждается ли ведьмак в помощи.
– Эй! – осторожно позвала она светловолосого, не решаясь дотронуться рукой. Даже простой человек от неожиданности может по уху съездить, а уж ведьмак вообще неизвестно что отчебучит. – Эй, ты чего? Тебе плохо, да?
– Нет, – потрясенно выдохнул он. – Мне просто очень паршиво.
Светлолика удивленно моргнула.
– А то, что ты стоишь на муравейнике, имеет отношение к плохому самочувствию? – прежде чем начинать диагностику предполагаемого пациента, уточнила она.
– Что?! – вытаращился Алишер, только сейчас внезапно осознавший, что мурашки по его коже бегут отнюдь не в фигуральном, а в буквальном смысле.
Усталость сразу как рукой сняло. Ведьмак выдал зажигательную смесь танца самца трясогузки в брачный период и пляски жреца дикого племени людоедов, от вида которой любой шаман бросит бубен и возрыдает, осознав полную профнепригодность. А еще Алишер при всем разнообразии физических упражнений умудрился выразить свое глубокое недовольство насекомыми Безымянного леса вообще и каждого его обитателя в частности с такими заковыристыми оборотами речи, что тролли (а они большие охальники) с удовольствием записали бы многие в свой словарь особо крепких выражений.
Светлолика задумчиво выслушала вдохновенный монолог и почти не поняла, о чем велась речь. Некоторые фразы ее сильно заинтриговали, так как даже с очень богатым воображением осуществить иные действия и позы было нереально.
Когда ведьмак закончил свою невольную просветительскую работу среди рядов местных ведьм в лице единственного представителя, с дуба свесился вампир, который как во время всего прочувствованного монолога, так и до этого спокойно дремал себе на ветвях старого дерева, внутренне надеясь, что рассеянные лучи весеннего солнца если не заменят практически полное отсутствие еды, то хотя бы согреют.
– Разве можно употреблять подобные выражения в приличном обществе и тем более при дамах? – упрекнул Валсидал, ничуть не смущаясь, что сам при вышеупомянутых дамах щеголяет совершенно обнаженным костлявым торсом. – Это не просто вопиющее нарушение этикета и полное отсутствие светских манер, но и банальное хамство. Вы, ведьмаки, народ, конечно, дикий и в своих походах чего только не нахватаетесь, но все-таки следует держать себя в руках. Если не можете, то чаще мойте рот щеткой и не жалейте при этом мыла. Дезинфекция называется.
В ответ пребывавший в состоянии, близком к ярости берсеркера, Алишер смерил наглого худосочного учителя этикета многозначительным взглядом светло-карих глаз, какой обычно бывает у мясника, когда он, разглядывая приведенную на убой буренку, прикидывает нарубку мяса на порционные куски.
– Где это нежить узрела приличное общество? – с нажимом поинтересовался он, раздумывая, успеет ли вынуть клинок и проучить наглеца, заодно исполнив порученное главой совета магов задание, или вампир исчезнет раньше, чем ведьмак моргнет.
То, что перед ним именно искомый вампир, Алишер догадался без особого труда не только по характерно выпирающим из утончившихся в результате хронического недоедания губ клыкам, но и с помощью некоторого особого чутья, которое ведьмак развивал годами. Искать потом объект охоты в совершенно незнакомом, да еще и негостеприимном лесу не хотелось.
– Допустим, на собравшееся общество взгляд может быть различный. Но дама здесь определенно имеется, и хотя бы поэтому стоило попридержать язык, – наставительно изрек Валсидал.
– Какая же это дама? Обычная деревенская девка, – парировал ведьмак, которого ирония не покинула, несмотря на общую усталость.
– Как будто селянка не может быть дамой хотя бы в глубине души. К тому же она не просто «девка», как господин ведьмак изволил выразиться, а еще и местная ведьма по совместительству, – фыркнул Валсидал. – В свое время знавал я таких дам, для которых «ведьма» или «карга» – единственно верное определение, а между тем все сплошь щеголяли отменными родословными да титулами. Приходилось каждой улыбаться, ручку целовать… Тьфу! Даже вспомнить противно.
Алишер попытался воспользоваться ситуацией и накинуть на разглагольствующую о тонкостях этикета нежить мелкоячеистую сеть с изрядным добавлением серебра в нитях, но Валсидал оказался не лыком шит и ловко увернулся. В сеть угодил только какой-то обломанный сук. Сам же вампир укоризненно погрозил охотнику пальцем из густой кроны:
– Но-но. Попрошу без излишней фамильярности. Если я нежить, это вовсе не означает, что в меня можно метать всякой гадостью. Вот поэтому вас, ведьмаков, никто не любит. С вами даже поговорить нельзя без того, чтобы вы не прикинули, как половчее собеседника на декокты расчленить. Маньяки.
Алишер на критику совсем не обиделся, а расстроился, потому что промазал. Ведь как хорошо могло закончиться задание! Доставил бы вампира главе совета магов, и можно искать спутников (ну или мстить за них, если не найдет). Упустить вампира, тем более так глупо, было очень досадно. Удрученный ведьмак перевел свой взор на задумчивую ведьму.
Светлолика в «милой» беседе мужчин участия не принимала и уже вполне созрела, чтобы покинуть поляну не прощаясь, но в глубине души ведьму маленькой мышкой грызла совесть: оставить спасшего когда-то ее мать ведьмака, даже не попытавшись как-нибудь отблагодарить, было как-то неловко, что ли. «Может, угостить его сырниками и компотом? – думала она. – А что? Перекусит в обед. Да и мне тащить до лешего лишнее смысла нет». Пока она размышляла подобным образом, Алишер пришел к выводу, что местный проводник ему все еще нужен, и приступил к активным действиям по его добыче. То есть нагло сгреб опешившую от неожиданного поворота событий девушку в объятия и заявил:
– Будешь помогать мне в поисках команды.
Светлолика открыла было рот, чтобы возмущенно заявить: «А вот шиш тебе, наглец! Даже не подумаю!» – как с дерева рассерженным котом фыркнул вампир:
– Это произвол и наглое наплевательство на права человека!
– При чем здесь права человека? – несколько опешил от заявления нежити Алишер.
– При всем, – авторитетно заявил вампир.
Ведьма же сначала запаниковала, но почувствовала приближение Лютого в компании вервольфиц и расслабилась. В последнее время странная связь между ней и дикими оборотнями только крепла. Иногда ей казалось: стоит закрыть глаза – и она увидит их тени, скользящие в лесу.
– Ты же нежить, тебе на права людей наплевать, – напомнил ведьмак вампиру общеизвестное положение дел.
