скачать книгу бесплатно
– До ночи-то спустимся?
– Как пойдется. Но можно на озере заночевать. Правда, там дров нет… – Ион оживился, надеясь утешить Серегу. – Зато уж завтра с утра быстренько перемахнем, и все.
– Холодная ночевка? – с обреченностью старого солдата усмехнулась Оля. – Мокрые спальники, ужин на горелках?
– Какая еще холодная ночевка! У нас по плану две холодные ночевки на седьмой и десятый день, и газ четко расписан. Не получится холодной, – отрезал Серега.
– Ну, тогда давайте теплую. Я согласен. Идем через перевал, – ухмыльнулся Мишаня.
«Там – каменистая осыпь, здесь – ледопад, тут – холодная ночевка. Чего-то везде одна хрень. Может, лучше вообще на этот Каменный не ходить? Обойдем по притоку – и сразу в другую долину», – пронеслось в голове у Сереги. Но вслух он этого не сказал.
– Ладно, полезли, – выдавил он упавшим голосом. «А может, все и ничего будет. Чего там – двести, да триста, да еще сто. И до леса полкилометра, не больше. Больше здесь не бывает. Нам что, километр не пройти, хоть и с набором высоты? На озере перекусим».
Группа медленно выстраивалась на подъеме. Штатный штурман Игорек сосредоточился на своих лыжах, стараясь не смотреть на Серегу – все равно альтернативных идей у него не было. Ион снова заспешил вперед, пробивая снег то «лесенкой», то короткими галсами. С виду он проваливался довольно глубоко, почти по колено, но на его скорость это совершенно не влияло: подобно сильному длинноногому животному, для которого снег – родная стихия, он легко выбирался из каждого шага и тут же проваливался в новый. Выбирался – и снова проваливался, и так без конца, не чувствуя усталости, глядя только вверх. Вниз он старался не поворачиваться, стесняясь, видимо, своей возмутительной легкости на фоне пыхтенья, сопенья и кряхтенья остальной группы. За ним, стиснув зубы, полз Игорек; не отстать для него было делом чести. Третьим тяжело ступал Мишаня. Шапка его сбилась на затылок, обнажив лысину, очки сползли на лоб, и держались только на заблаговременно привязанном шнурке. Глаза были выпучены, пот катил градом. Несмотря на двух тропильщиков впереди, Мишаня из-за своего веса проваливался так, как будто шел по целине первым. Он сразу стал отставать, отрезав группу от лидеров. За ним Серега сначала пустил было девушек, но, заметив, что колонна растягивается, решил их обогнать и проконтролировать, что да как. В конце оказались флегматичный, плосколицый Данила и Петя, самый молодой из всех, еще студент. В середине бултыхались девушки – Оля, Ксеня и Танюша. Им пришлось тяжелей, чем парням: после трех пар лыж снег в колее перемешался до гомогенного состояния, и держал еще хуже, чем целина. Данила постоял, посмотрел и со вздохом полез делать новую колею, параллельную первой. Петя пошел за ним. Теперь девушки замыкали шествие (походившее, скорее, на царапанье насекомых по стенкам стеклянной банки). Последней оказалась Танюша. Ложбина перед ней была распахана, как поле перед севом. Куда бы она не ступала, как бы высоко не задирала ногу, лыжа неумолимо сползала по склону вниз, и набранная высота измерялась в смешных процентах от каждого шага. Вверху покачивались огромные рюкзаки товарищей, скрывая некрасиво напряженные лица, и снизу казалось, что им все нипочем. Расстояние между ними и Танюшей постепенно увеличивалось, а с ним увеличивался и страх, что она не осилит его сократить. Страх порождал уныние, уныние забирало последние силы, и разрыв рос еще быстрее. Качающиеся рюкзаки уже скрылись за ближайшими елями. Теперь Танюша уже не стеснялась, и стонала и плакала почти в голос. Она снова ненавидела Серегу, чье идиотское тщеславие затащило их сюда, ненавидела Иона, который совершенно не делает скидок на чужие возможности, ненавидела Олю и Ксеню, которым, как всегда в жизни, и здесь повезло больше, ненавидела всех остальных. Но еще больше, чем ненавидела, она боялась, что ее отставание заметят. И все, и все, она будет навек опозорена! Все наконец узнают тайну, которую ей столько лет удавалось успешно скрывать (так она думала) – то, что она слабее других. И отныне ее больше никогда не возьмут в поход. Последний смысл ее жизни исчезнет, и серая пустота окончательно поглотит ее.
«Ну же, поднажми, ты же можешь! – в отчаянии молила себя Танюша. – Ты же еще и близко не выложилась. Это просто паника, ты же знаешь! Вспомни Маресьева, вспомни Че Гевару, кого хочешь вспомни. Они на твоем месте даже не заметили бы усталости, просто шли бы и шли, как эти мерзкие девицы впереди. Надо просто не думать о страхе, вот и весь секрет… Серега, ты просто сволочь, ты настоящая тварь, сдохни, сдохни же наконец от рака легких… А вы, две идиотки, у вас никогда не будет детей, слышите?! Думаете, если жить по поганым американским стандартам, по десять лет встречаться с парнем, не обременяя себя детьми, то потом они хо-па и появятся? Нет, за свой эгоизм нужно платить. Вы останетесь навсегда одинокими и несчастными… Ну пожалуйста, умоляю тебя, ну постарайся! Они же увидят… Они же прогонят…».
Но ни мольбы, ни проклятия не помогали. Отставание все нарастало. Словно пропасть разверзалась между Танюшей и нормальными людьми, которые, в отличие от нее, все могут. Группа уже скрылась в ельнике, и лишь изредка то там, то здесь мелькали разноцветные пятна рюкзаков среди заснеженных лап. «Все кончено. Я неудачница. Это конец всему!» – взвыла Танюша. Она уже хотела по-настоящему зареветь – все равно никто не услышит, как вдруг услышала позади себя шорох снега. Она не последняя?! Боги, ее могли услышать… Но кто же?… Она стыдливо обернулась и застыла на месте. Вверх по взбитому снегу за ней бежал Ион. Именно бежал, едва касаясь лыжами поверхности, и почти не нагружая палки, словно это была не густая снежная каша на крутом склоне, а прогулочная лыжня в лесопарке. Он улыбался, и солнце спешило проникнуть сквозь кроны елей, чтобы блеснуть в его глазах.
– Как дела? – крикнул он издалека. Подойдя поближе и убедившись, что дела неважно, он поспешил сместить акценты. – Уфф, ну я и замучился. Нет, курить надо точно бросать. Да еще и подлип проклятый…
Подлипа, слава Богу, никакого не было, и Танюша догадалась, что своим деланным унижением он пытается ее подбодрить.
– Да н-ничего, нормально… А почему ты сзади? Ты же вроде был впереди всех?
– Да соскучился я там один. Дай, думаю, спущусь, посмотрю, не забыли ли кого, а заодно и языком почешу.
Только сейчас Танюша поняла, что он без рюкзака.
– А как же ты так спустился, что я тебя не заметила?
– Наверное, была очень увлечена своими мыслями, – Ион хитро прищурился. – Да я по верхнему краю оврага скатился, вот там. – Он показал палкой. – Хорошо приземлился пару раз, хе-хе. Один раз прямо в березу. Прямо между лыж – ты-дынс!
Он ждал, что Танюша рассмеется его выдуманной неловкости, но она так пала духом, что смогла самое большее сдержать слезы. Тогда он прибег к последнему средству.
– Слушай, снимай-ка рюкзак. – И, не дожидаясь ответа, подошел сзади и ухватил танюшин рюкзак за боковые стяжки. – Расстегни поясник.
Танюша, которая машинально уже потянулась было к пряжке, остановилась – следовало все-таки из приличия запротестовать.
– Ой, ну что ты, зачем… Я ничего, я так дойду. Просто снег очень рыхлый.
– Конечно-конечно, дойдешь, кто бы спорил! Просто медленно, и устанешь. И будешь грустная. А это – неправильно. А без рюкзака ты дойдешь быстро и будешь веселая. Так ведь оно лучше, верно?
Отеческий тон подействовал, и Танюша покорно опустила руки. Рука Ионы незаметно скользнула по ее поясу, и пряжка ремня, которая всегда была довольно тугой, вдруг сама собой раскрылась. Тяжесть рюкзака вдруг исчезла, а в следующую минуту он уже оказался у Иона на спине, словно вообще ничего не весил.
– Давай, ступай точно за мной. Где я – там не проваливается, хе-хе. Ты Кастаньеду не читала? Нет? Что? Глупость и пошлость? А, ну да. Вобщем-то, согласен. Но там было про такие невидимые щупальца, которые ты выпускаешь и прикрепляешься к впереди идущему. И все – ты на нем как бы едешь. Он тебя везет. Ну что, прикрепилась ко мне? Хорошо идется? Чего, и раньше так делала? Ну вот, а говоришь – пошлость. А, ты сама придумала? Ну поня-ятно. А еще, знаешь…
Он говорил без остановки, поминутно оглядываясь. Танюша напрягла все свое внимание, чтобы уследить за его словами, и сама не заметила, как забыла об усталости. Странно, и снег действительно как будто стал меньше проваливаться. Ну да, ведь без рюкзака она стала легче. Но было еще что-то. Будто бы это не она вцепилась невидимыми щупальцами в лыжи Иона (она и вправду всегда так интуитивно делала, да и другие, наверное, тоже), а Ион выпустил свои щупальца назад, обхватил Танюшу и тащил вверх по склону. Ей вдруг стало легко, и она изумилась, отчего прежде было тяжело?
Началось выполаживание, и деревья стали заметно редеть. Между елями теснилось все больше костлявых берез, свидетельствуя о смене высотной зоны. Галсы лыжни, по которой они шли, постепенно спрямлялись, пока не превратились в ровную линию. Но при этом появился встречный ветер. Танюша все гадала, заметят или нет ее отставание. Но, увидев качающиеся впереди рюкзаки девчонок, успокоилась: значит, ждать будут не только ее, и ответственность удастся поделить. Вскоре и ели закончились, окончательно сменившись березняком, который становился все ниже и тоньше и, наконец, рассыпался по склону тонкими прутиками, похожими на чью-то редеющую шевелюру. На самом верху видимой перспективы сгрудилась кучка разноцветных пятен: группа ждала отстающих, не снимая рюкзаков. Холодный ветер не способствовал длительному отдыху.
Ион с Танюшей почти догнали Олю и Ксеню, и Танюша почти успокоилась, что ее страшный проступок – слабость – потеряется в общей статистике. Правда, Серега заметит, что Ион помог ей нести рюкзак. Но ведь это можно объяснить джентельменской любезностью. Может, она вовсе и не хотела рюкзак отдавать… В этот момент Танюша посмотрела направо и… тотчас забыла о страхах. Вид, который открылся перед ней, был тем самым, ради чего нормальные люди ходят в походы, и ради чего, хотя бы отчасти, ходила и она. Почти на половину окоема расстилалось бескрайнее лесное море. Она и не заметила, как лыжня поднялась на плато. В самом низу угадывалась узкая щель – тот самый каньон, из которого они выбрались. А вдали, за лесом, подобно лысинам в венчиках волос из березняка, начали выступать белые увалы соседнего хребта. Над этой долиной еще светило солнце, в то время как другая половина небосвода, слева, уже была скрыта огромной белой тучей. Резкий ветер в лицо был ее предвестником.
Доковыляв до группы, Танюша поняла, что горизонт, как всегда, жестоко ее обманул: подъем здесь не заканчивался. Хребет был выше; правда, в середине его спина как будто раздваивалась, образуя черную каменную щель, уводившую неведомо куда. Серега и Игорек озабоченно ее рассматривали, сверяясь с ненужной, вобщем-то, картой.
– Это оно? Типа висячая долина?
– Угу, она самая. – Ион прислонил Танюшин рюкзак к своему и присоединился к суровому мужскому совещанию.
Щель была близко, и оттуда доносился гул ветра.
– Не хрена себе, да там аэротруба целая.
– Девчонки, берегите уши. Отмерзнут-отвалятся…
– Ребята, это конец – смотрите, наш Сусанин утепляется! Нас ждет что-то страшное!
Действительно, Ион извлек из клапана рюкзака тощенькую флисовую кофточку и, быстро сбросив ветровку, натягивал ее под низ.
– Ну да… Там немножко дует.
– Как думаешь, прорвемся? – Серега обреченно посмотрел на Иона.
– Да выбора-то вобщем нет. Только если назад пойти. А по склону если – так больно круто, мне лично страшно. – Он ухмыльнулся, поглядев на Танюшу. – Да вобщем-то там проходимо, в ущелье-то. Мы там вчера шли. Так же дуло, только еще с метелью.
– Метель, похоже, тоже скоро будет, – ответствовал Серега, взглянув на хмурый горизонт слева. – Проскочить бы раньше.
– Так чего тогда ждем? Пошли! – сказал Игорек и первый зашагал наверх.
Подъем к щели хоть и был крутым, но снег тут имел совсем другую плотность. Лыжи в нем не проваливались, а лишь выдавливали аккуратную ступеньку для устойчивости. Но ветер все больнее бил в лицо, словно пытаясь сбросить группу вниз. Танюша, конечно, предпочла бы, чтобы бездушный Серега выбрал из предложенных вариантов самый маловероятный – пойти назад. Но так как выбран был вариант наиболее вероятный, то она послушно затопала вверх лесенкой, пообещав себе, что теперь уж точно ни за что не позволит себе отстать. Ей и вправду стало намного легче, как будто вес рюкзака уменьшился. Ион опять шел впереди, сразу за Игорьком, но по-прежнему как будто тащил ее за собой. Наконец, они влезли наверх. Но ожидаемого катарсиса от вида таинственного ущелья не последовало: его заглушил небывалый удар ветра, выскочивший им навстречу, как рассерженный хозяин, желающий прогнать непрошенных гостей. Девушки в первый момент чуть не упали. С трудом, прикрывая лицо рукавицами, можно было рассмотреть перспективу. Вперед уходил ровный прямой овраг со скалистыми стенами и толстым снежным надувом на дне, над которым кружила поземка. Солнце не проникало сюда, и посреди ясного дня здесь царил серый полумрак. Ветер, не встречая препятствия и не рассеиваясь, набирал такую скорость, что ущелье пело на разные голоса – то гудело, как огромная труба, то свистело, как стая птиц. Но надо было двигаться. Лыжники не шагали, но плелись плотно-плотно друг к другу. Каждый пытался спастись от ревущего, хлещущего по лицу и телу ледяного потока за спиной у товарища. Игорька сбило с ног очередным порывом; пока он, чертыхаясь, поднимался, Ион ловко прошмыгнул вперед.
– Ничего, оно короткое! – прохрипел он, обернувшись, и ветер мгновенно унес его слова, так что их не успели расслышать.
«Вот так хрен. Забрались!», – злобно подумал Серега и что есть силы надавил плечами на ветровой поток, пытаясь подвинуть его вперед, а за ним – и свое тело.
У него было свойство: чем хуже была ситуация, тем проще становились его мысли и тем меньше оставалось места для сомнений. Товарищи знали: если он не свернул сейчас, то вероятность того, что свернет потом, когда наступит полная ж…па, еще меньше. Это качество было спорным, но, по счастью, они еще ни разу не оказывались в обстоятельствах, когда оно сильно им повредило. Смотреть вперед было невозможно, поэтому Серега видел только порывы снега под ногами. Вдруг сквозь них он увидел задники лыж и понял, что почти уперся в рюкзак Игорьку. Тот, судя по всему, в свою очередь прижался к Иону; а Серега задниками своих лыж ощутил легкий толчок лыж Мишани.
«Дай Бог, паровозиком пройдем». – Он обернулся, но увидел только склоненную, как у быка, тяжелую мишанину голову и темный горб рюкзака. Ничего позади разглядеть было невозможно: метель заглатывала предметы на расстоянии трех шагов.
– Начни перекличку! – крикнул он, но получился сдавленный хрип, как в вате.
Мишаня понял. Осторожно, чтобы не потерять равновесие и не упасть, он повернулся назад и передал эстафету дальше. Группа прошла еще метров пятьдесят; эстафета вернулась. Против ветра Серега не услышал, что именно Мишаня ему кричит, но судя по интонациям, все было в порядке – поголовье на месте.
«Только бы никто не упал», – взмолился Серега.
Ветер уже не менял песни, а непрерывно выл в ухо на одной ноте. Наверное, они вошли в центр «аэротрубы». Тут нельзя было ни о чем думать, ни в чем сомневаться, ничего бояться – надо было просто медленно и тупо передвигать ноги. Должно быть, эта мысль передалась всем, потому что люди сжались, как пауки, вцепившиеся в паутину. Ни одного лишнего движения, ни одной лишней поверхности, выставленной против ветра. Всю его ярость принимал на себя один Ион. Но и его усиливала крепость тех, кто шел сзади. Как таран, группа ползла вперед, пробивая собой ветер.
Сначала Сереге показалось, что перед ним что-то блеснуло: он опасливо приподнял глаза и увидел в конце ущелья солнце. Оно тоже боролось с метелью, чтобы помочь людям. Чем ближе паучий таран подвигался к выходу, тем слабее становился ветер. Наконец, стиснувшие проход камни начали расступаться, а стены – оползать вниз. Ущелье заканчивалось. Впереди, немного книзу завиднелось снежное поле, окруженное округлыми белыми глыбами – должно быть, это были большие камни, некогда упавшие с перевала, а сейчас обледеневшие и занесенные снегом. Но откуда они упали, видно не было – горизонт застилала белая мгла. Метель хоть и поутихла, но не исчезла. Теперь они были внутри той самой тучи, что видели полчаса назад.
«Не успели прорваться», – молча зафиксировал Серега.
– Это что, озеро? – крикнул он Иону.
Тот кивнул. Группа тем временем собралась в плотную кучку. Участники пытались спрятаться от ветра друг за другом, и судорожно натягивали на лица балаклавы и капюшоны.
«Похоже, ночевка на озере отменяется. И перекус – тоже. Хорошо бы знать, куда идти».
Ион махнул палкой в сторону самого большого камня, что-то беззвучно прокричав. Видимо, это был ориентир на начало подъема.
«А ведь наверху, наверное, будет еще хуже, – без эмоций подумал Серега. – И если кто-то улетит, то далеко».
Вдруг прямо над головами в туче мелькнул просвет. Он стал расширяться, и на несколько мгновений мглы выступило очертание склона. Он заканчивался маленькой v-образной выемкой – перевальным седлом. Справа от нее в невидимую бездну уходил крутой каменистый кулуар, а над ним высилась круглая белая гора со скальными зубчиками у вершины. Слева от перевала шел длинный обрывистый гребень с еще одним маленьким понижением в середине. Видимо, это и был Ложный Каменный, про который говорил Ион. Глядя на его гладкий, без единого деревца взлет, становилось понятно, почему не стоит лезть на него ни с той, ни с другой стороны.
– А направо, наверное, тот каменистый подъем, про который Ионыч говорил, – ткнул палкой Игорек, хотя Сереге и так было ясно. – Хорошо, что мы туда не пошли…
Перевал был совсем близко. За ним – спуск, безветрие (можно надеяться!) и лес, лес, лес. А там и шатер, костер, печка…
– Сейчас снова накроет! Пошли быстрей!
И правда, разметенное ветром небесное окно уже стягивалось. Сначала исчез Ложный перевал, потом – каменистый подъем на Истинный. Лишь галочка седловины еще какое-то время висела в метельном тумане. Как путеводная звезда, она освещала путь восьмерым маленьким лыжникам, издали похожим на длинных жуков на тонких ножках. Боясь, что белая тьма поглотит их, они спешили к своей звезде плотной прямой цепочкой, почти не тратя время на галсы. Танюша больше не думала об усталости – она думала только об одуряющем, убийственном холоде. Пока они стояли на ветру у озера, хотя это было совсем недолго, мороз успел прорвать хлипкую оборону ее тела, и теперь, как оккупант, постепенно продвигался все глубже. Сырые ноги первыми оказались в его власти. Замерзание сначала ощущалось как острая боль вперемешку со страхом, но то была лишь первая стадия: пальцы уже начали терять чувствительность. И привычное лекарство – движение – не помогало. Танюша волокла ноги наверх, как чужие замерзшие колоды, и только боль напоминала, что они пока еще остаются частью ее тела. Следом стали отмерзать пальцы рук. Остановиться, чтобы сжать их в кулак внутри варежки и потереть, она не могла – нужно было непрерывно работать палками, чтобы не отстать. Лицо, которое она закрыла снизу шарфом, а сверху и с боков – плотно стянула капюшоном, оставив только глаза, отчаянно сигнализировало о себе той же болью, переходящей в онемение. Только эта боль была не ползучей, как в ногах, а хлестала наотмашь вместе с порывами ветра. Сигнал означал, что спустя сутки на щеках появятся белые волдыри, потом они лопнут, корочка покраснеет, высохнет и отвалится, оставив после себя розовые пятна. И сделать опять-таки ничего было нельзя. Оставалось только проклинать поход, перевал, подъем. Иона, которых их сюда затащил, Серегу, у которого кожа, наверное, луженая и ничего не чувствует, и себя саму, за то что в очередной раз не хватило воли отказаться от похода и от неизбежных мучений. Потому что, не будь их, она задохнулась бы в пустоте. Наклонив голову как можно ниже, она видела только свои лыжи, поэтому не сразу заметила, что вокруг посреди снега появились оголенные камни. Заметила лишь тогда, когда стало тяжело перелезать через них. Значит, они добрались до седловины. Было бы логично пройти ее без лыж, но остановиться и перестегнуться на таком ветру было невозможно, поэтому группа продолжала безнадежно шкрябать полозьями по камням. К счастью, перевал был широким, и тут не образовалось ветровой трубы, как в ущелье. Но Танюша успела так измучиться, что ей и этого было довольно. Ей хотелось плакать; она не давала волю слезам лишь потому, что соленая вода из глаз усилила бы их обмерзание. Изредка поворачивая голову, она видела черные пятна камней, лежащие на склонах слева и справа; они казались бесплотными точками, висящими в белой мгле. Мгла была повсюду – впереди, позади, сверху, снизу. Танюша была готова поверить, что она бесконечна и уже поглотила весь мир. Города, родственники, прошлое, будущее – все это было лишь иллюзией, которая мгновенно промелькнула в случайном разрыве белого тумана, и тут же туда канула обратно. Реальностью были только удары ветровой плети и морозный ужас, мало-помалу заполнявший тело Танюши. Она с удивлением вспомнила, что еще несколько часов назад мечтала о любви. Сейчас она рассмеялась бы над этой мечтой, если бы могла смеяться. Потому что в мире на самом деле не было никаких мужчин и женщин, да и самого мира никогда не было. Не было и Танюши, и ее жалких желаний. Всегда были только снег, холод и ветер.
Вдруг сквозь порывы метели танюшины уши различили новый звук. Не успела она подумать, что он похож на крик, как он стал осязаемым. Крик тряс ее, колотил, бил ладонями по лицу, тер щеки. Он становился все громче и все больнее. Она даже попыталась поднять руки, чтобы защититься от него. Крик прорвал стену мглы, и стал словом «Танюша». Танюша сделала усилие, чтобы посмотреть на него, но не смогла: ресницы смерзлись, веки не открывались. Но тот, кто знал ее имя, настойчиво стучался снаружи. Наконец, глаза открылись, и Танюша увидела такое же лицо, как и у нее – с заиндевевшими бровями и ресницами. Над губами тоже была изморозь – значит, там должны быть усы, почему-то подумала она. Она попыталась что-то сказать, но вышло лишь жалобное мычание. А Ион тем временем тер и тер ее лицо, обнимал за плечи, тянул за руки.
– Ну вставай, вставай же… Таня, Танюшечка, надо идти, – приговаривал он. – Вставай, вот так.
Танюше очень не хотелось выбираться. Она уже почти привыкла к белой мгле. Руки и ноги не слушались. Она пыталась объяснить, что побудет тут немножко, посидит, а потом пойдет… догонит. Однако то ли Ион ее не слышал, то ли он был такой жестокий, но он упрямо тянул ее за руку, заставляя подняться. Каким-то чудом на ней оказалась огромная пуховая куртка. Ион, стоя на коленях, застегивал замерзшую молнию. Потом он нагнулся, повозился у ее ног, и Танюша вдруг почувствовала свободу от лыж. На руках ее оказались чужие рукавицы поверх собственных. На них руки Иона навязывали темляки палок.
– Ну все, теперь иди. Аккуратненько, здесь камни. Я сзади.
Танюша послушно сделала шаг, потом другой, третий. Она шла, как механическая кукла из детства, которую завели и пустили по прямой. Если кукла встречала препятствия, она останавливалась, либо падала. Тогда Ион заботливо поднимал ее и заводил механизм снова. Вокруг по-прежнему была мгла, но кое-что изменилось: цепочка черных камней, висящая в пространстве, теперь уводила вниз. Ветер немного утих. «Перевал… Мы перевалили», – пронеслось в голове у Танюши. И сразу в ноги резанула острая боль – не тупая, как при замерзании, а другая. Эта боль означала, что кровь от движения снова проникла в онемевшие ткани. Танюша застонала, но не остановилась. Боль скакнула в руки, а потом палящими волнами побежала по коже.
– Ой, не могу… Больно.
– Это хорошо-хорошо, что больно. Это значит, кожа оттаивает. Ты иди, иди, дружочек. Иди, малышка.
Ион осторожно подтолкнул ее в плечо чем-то твердым, и она сообразила, что это лыжи. Танюша вспомнила, что идет без лыж и без рюкзака. Стало быть, то и другое тащит сзади Ион.
– Спаси… – Она попыталась повернуться, чтобы сказать «спасибо», но Ион мягко и решительно развернул ее обратно.
– Давай-давай. Чуток ведь осталось. Народ внизу ждет. Уже там околели, наверное.
Танюша прошла еще немного, подумала и заплакала.
– Они меня больше не возьму-ут, – всхлипнула она. – Они узна-ают, что я отста-ала… Скажут, что я слабая…
Отпустившая ее смерть осталась совсем неподалеку, и здесь, на этой тонкой границе с жизнью, душа Танюши еще не успела одеться в прежнюю скорлупу. Она уже вспомнила свой страх унизиться перед товарищами, но пока не боялась унизиться перед Ионом. Она плакала так, будто была маленькой девочкой, и будто сзади шла ее мама, готовая любить ее, несмотря ни на что и за все прощать.
– Ничего они не узнают… Ну и что, если и прогонят? Да плевать на них. Лично я тебя не прогоню. Будем с тобой вместе ходить. Пойдешь со мной в поход?
Он говорил ласково, как с ребенком, и Танюша верила, что все так и есть – он возьмет ее в поход, он ее прощает, он ее любит.
– Но я же слабая… – слегка повернулась она.
Ион довольно усмехнулся. Раз вернулось кокетство, ищущее похвалы – значит, вернулась жизнь.
– Ну какая же ты слабая, а? Ты очень сильная. Ты смотри сколько уже прошла. На такой перевал забралась. А то… ну, это с каждым бывает. Знаешь, вот я однажды чуть не помер… знаешь где? Умбозеро переходил. На Кольском полуострове. Вы вроде там были. А ветрюга, знаешь – вот как сейчас, только хуже. Дай, думаю, присяду-отдохну. Так бы до сих пор на кладбище и отдыхал, если бы меня друг не нашел и не отмудохал, хе-хе.
– Не может быть.
– Честное слово!
Танюша повернулась.
– Ионушка… пожалуйста, не рассказывай им всем, что тут со мной было. Мне правда стыдно. Не расскажешь? – жалобно попросила она.
– Да что ты! Все между нами. А чего было-то? Ну, отстала Танюша маленько, я и поторопил. – Он засмеялся. – Вот и все!
– Спасибо. За все спасибо. Ты, пожалуйста, прости меня, что я все эти глупости сейчас говорю. Просто у меня все болит…
– За что спасибо-то? Это я должен тебе спасибо говорить. Мне, можно сказать, приятно поговорить с красивой девушкой. Я, можно сказать, только ради этого в походы хожу!
«С красивой? Девушкой? Разве это я – красивая девушка? Я же старше его лет на десять. Какой он добрый!»
– Стоп, раз-два. Смотри, ты уже проваливаешься. Снег начался глубокий, пора лыжи надевать.
Танюша остановилась, по-прежнему плохо соображая. Ион быстро обогнул ее с лыжами наперевес, присел и принялся вставлять ее ноги в крепления.
– Держись за меня. Вот так. Рюкзак твой пока сам понесу. Не волнуйся, потом отдам, хе-хе. Народ уже где-то здесь, в березах. Проклинают нас, небось.
Метель почти улеглась, и в воздухе кружили крупные хлопья снега, похожие на огромных мух. Впереди показались первые деревца – те же низенькие каменные березки с растопыренными в ужасе ветвями, которые провожали их по ту сторону перевала. Танюша попробовала встать лицом к склону и едва успела затормозить – лыжи сразу заскользили вниз.
– Ох-ох…
– Спокойно, спокойно, куда это ты разогналась? А говоришь – слабая. Да тебя только держи! Поедем серпантином. Давай-ка я первый.
Ион сделал несколько шагов и сразу набрел на лыжню, оставленную группой. На его спине покачивался танюшин рюкзак.
– Осторожненько. Четко по моим следам. Тут не круто, бояться нечего. Ну да все-таки, на всякий случай. Ты э-э… ты у нас сейчас маленько в неадеквате. – Он, улыбаясь, повернулся, чтобы проверить, не огорчилась ли Танюша этому определению. – Но это пройдет, не бойся. Поставим шатер, отогреешься-наешься, отоспишься – будешь как новая!
Они медленно поехали широкими галсами вниз. Боль потихоньку отпустила. Танюша смотрела на худые ионины ноги, ловко переставлявшие лыжи на поворотах, и подумала, что сейчас самое время задать ему какой-нибудь личный вопрос. Она только что спаслась от смерти, поэтому ей легко и свободно. Потом они встретят ребят, и все станет как раньше: вернется стеснительность, неуверенность, стыд за свое ничтожество. Нет, надо успеть сейчас!
– Ионушка… А можно тебя спросить?
– Конечно.
– А ты… что ты здесь делаешь? Ну, в России? Чем занимаешься? Ты обещал рассказать.
На самом деле она хотела спросить «женат ли ты?» и «есть ли у тебя девушка?», но на это смелости уже не хватило. Ион это понял.
