скачать книгу бесплатно
А потом заметил, что и остальные поглядывают в угол двора. Чем темнее становилось, тем больше беспокойства возникало на их лицах. Охотники скрывали напряжение, но оно нарастало, как бы они того не отрицали. Вот только один из них смеется, что-то бурчит, а в следующее мгновение дрожь прокатывается по его телу, улыбка становится натянутой, но не исчезает, чтобы никто этого не заметил, а полные ужаса глаза косятся на оборотня. Затем все встает на свои места.
Я не осуждал их. Только сумасшедшие ничего не боятся.
Но было ли мне спокойнее от этих познаний?
Я считал, они понимают, на какой риск идут, но, похоже, до охотников только теперь стало доходить, на что именно они вызвались.
– Однажды был случай… – завел очередную «песню» Ипполит и принялся во всех красках описывать, как спас красну девицу из лап медведя, и как она его потом отблагодарила на сеновале. И как он в итоге подхватил от нее заразу и два месяца пил вонючие отвары да ходил в туалет со слезами на глазах…
Меня разморило. Должно быть, самогон подействовал только сейчас. Эти ощущения были в диковинку, поскольку крепких напитков я отродясь не пробовал. Бывало, что с соседскими ребятами сливали из родительских запасов немного браги, но по сравнению с варевом, которое мне «посчастливилось» испить сегодня, она казалась парным молоком.
В одном стало легче – страх постепенно отступал. Я все реже оборачивался на пленника; пару раз даже рассмеялся после очередной байки Ипполита, а затем подпер руками подбородок и едва не захрапел.
На улице холодало, но прохлада воспринималась мной как приятная свежесть. Где-то вдалеке ухала сова, чуть ближе, на болоте квакали лягушки и стрекотали насекомые. Ночь вступала в законные права, с каждой минутой приближая нас к неизбежному – к схватке с чудовищем.
В какой-то момент я чуть не отключился, но голос Митрофана, раздавшийся как гром среди ясного неба, едва не заставил меня вскочить с места.
– Пусть оборотень поест последний раз по-человечески!
Разговоры резко оборвались, и наступила гробовая тишина. Ипполит забегал глазами, прикидывая, как отнеслись к словам хозяина остальные.
Но все молчали. Лишь Григорий вынул из ножен длинный зазубренный клинок и положил на стол рядом со своей тарелкой. Ипполит последовал его примеру, тем самым показывая, что не возражает против затеи Митрофана.
– Пусть садится с нами, – в итоге произнес Григорий, – он все-таки еще человек.
Я не мог поверить своим ушам. Они либо уже напились, и у них отключился инстинкт самосохранения, либо решили сыграть в какую-то игру, о правилах которой я не имел ни малейшего представления. Чего они добивались? Пощекотать друг другу нервы? Посмотреть, кто первым выкажет страх, или что-то другое?
– Эй, оборотень, – окликнул Митрофан на правах хозяина, – иди к нам за стол. Голодный, поди?
Не моргая, я смотрел на пленника и молился, чтобы тот отказался от панибратства со своими палачами. Но вопреки моим желаниям и здравому смыслу, он поднялся и направился к столу. Мое тело непроизвольно сжалось. Я задрожал, но не сдвинулся с места, и лишь рука автоматически потянулась к ружью.
– Полено вон там возьми, – указал рукой Митрофан.
Я не хотел сидеть с ним за одним столом, но что мог поделать? Не вставать же. Остальные могли неправильно расценить подобный жест, а мне, кровь из носу, сегодня необходимо держаться на все сто.
Поставив чурбак рядом с хозяином, пленник сел и обвел всех взглядом. После взял предложенную вилку, достал из казана кусок мяса и принялся жадно его поглощать.
– Кто ты? – нарушил молчание Григорий.
– Оборотень, – ответил он.
– Это я знаю. Как тебя зовут?
– Игнатом.
Передо мной сидел обычный человек с обычным голосом и видом.
Любопытство и страх вступили в отчаянную схватку внутри меня. Я выискивал отклонения, которые бы указывали на его отличие от нас, но все попытки оставались тщетны.
– Как ты стал обо… – начал Всеволод, но был резко прерван Митрофаном.
– Хватит. Дайте ему поесть спокойно.
На некоторое время повисла пауза, а по ее окончанию охотники вновь принялись за выпивку. Отыскали кружку и налили оборотню самогон, от которого тот, к слову, даже не думал отказываться.
Я наблюдал, как мужики невольно косятся на пленника, как рука Ипполита дергается в сторону ножа, едва оборотень совершает резкое движение. Напряжение нарастало, и воздух за столом постепенно наэлектризовывался.
Что они задумали? Сыграть в русскую рулетку?
Я не хотел в ней участвовать, но и не мог придумать ни единой правдоподобной отговорки, чтобы покинуть игру.
А лицо Игната вдруг скривилось, и в тот момент меня как молнией поразило; пальцы судорожно заскребли по корпусу ружья. Оборотень резко поднялся и, отвернув голову от стола, громко чихнул.
Только потом я осознал, что вскочил вместе с ним, и с ошарашенным видом что-то бормотал, сжимая в руках оружие. Но кто мог знать, что тревога окажется ложной? Оценив масштаб позора, я раскраснелся, не смея поднять глаза на старших товарищей.
И тут они хором засмеялись. В их смехе не было ни капли издевки, я их действительно позабавил. Крошки хлеба полетели изо рта Ипполита, у Григория потек по бороде самогон, и только оборотень молча стоял, впившись в меня бесстрастным взглядом. Я не знал, как на него реагировать, и каких ожидать действий. Посмеется ли он вместе со всеми или бросится на меня через стол и вцепится в горло.
– Малец-то шустрый, – сквозь смех проговорил Митрофан, затем обратился к Игнату. – Ты и обернуться не успеешь, как он на тебя наскочит.
Я недоумевал: что их так забавляет? А если бы он, на самом деле, начал превращаться? Хотя, быть может, для оборота необходимо какое-то время, и мне об этом попросту неизвестно? Уж лучше спросить, чем еще раз выставить себя на посмешище.
– И как быстро это произойдет? – я обращался скорее к оборотню, поскольку глазами был прикован именно к нему.
И ответ последовал от Игната, тогда как остальные еще не успели перевести дух.
– Быстрее, чем ты успеешь поднять ружье, – спокойно ответил он, не сводя с меня взгляд, – к тому времени я дотянусь до двоих своими когтями.
Смех за столом прекратился. Сглотнув ком, подступивший к горлу, я сел и нехотя выпустил из рук ружье. Постепенно приходило понимание, с какой целью Митрофан позвал зверя за стол. На улице практически стемнело, а охотники все больше пьянели, хотели они того или нет. И только держа оборотня под рукой, мы заметим, когда начнется превращение.
Вдалеке послышался протяжный волчий вой. Не сговариваясь, все обернулись на Игната, который, словно под гипнозом, всматривался в сторону леса и, как мне показалось, прислушивался…
– Не хочется ответить? – поинтересовался Ипполит, махнув головой на источник звука.
– Не хочется, – ответил оборотень и сел на место.
Он превосходно держался, и его хладнокровию оставалось только позавидовать.
– А знаете, что?.. – заговорил Ипполит, и до моих ушей донесся звук вибрации.
Приглядевшись, я пришел в ужас – то дрожала его рука; до белых костяшек сжимая кружку, отдавалась тремором по столу.
«Он перепуган до смерти», – пронеслась мысль в моей голове, – «едва сдерживается, чтобы не свалиться в обморок».
– Ведь, скорее всего, мы умрем этой ночью, – продолжил охотник, понурив голову.
Всеволод поперхнулся хлебом и громко закашлялся.
– Что ты такое говоришь? – хозяин гневно воззрился на Ипполита. – Не пугай зазря людей.
– Я и не пугаю, а говорю то, что вижу… и чувствую, – ответил он и указал пальцем на Игната, – взгляни на него.
Взоры устремились на мирно жующего мясо пленника.
– Он ведет себя так, словно ему дела до нас нет. Ты бы смог так держаться, находясь под прицелом пяти вооруженных человек? Зная, что они в любой момент могут тебя пристрелить, как только одному из них покажется, что превращение началось?
– Мы больше напуганы, чем он, – добавил Григорий.
– Дело говорит, – закивал Всеволод, – мы, как глупцы, взялись за то, в чем несведущи.
– Да, – тихо произнес Митрофан, – ты прав.
Их слова острым кинжалом пронзили мое юное сердце. Охотники не просто боялись – они смирились с неизбежностью! Храбрятся друг перед другом, а на самом деле трясутся как ливер.
– Он совершенно не боится нас, а значит, чувствует превосходство. Так, оборотень?
Но Игнат продолжал грызть мясо, не удостоив Ипполита ответом.
– Но и убить его прямо сейчас мы не можем, – напомнил Митрофан, затем посмотрел на меня так, что слезы навернулись на глаза. – Прости, Малец, что так вышло.
Я лишь хлопал глазами, не в силах ничего ответить.
– Я могу открыть ворота, и ты уйдешь, – предложил он, – ты еще слишком молод для такого.
– Если я уйду, то уже никогда не стану мужчиной, – слова сорвались с моих уст прежде, чем я успел их остановить. Но сказанного не воротишь и, горько вздохнув, я добавил. – Я останусь с вами. Мы сможем это сделать!
По неловкому молчанию охотников я понял, что это не так. Они напивались, чтобы забыться; чтобы потерять чувство времени; чтобы умереть, не испытав ни боли, ни страха.
– Да, мы умрем, – подвел итог Ипполит, – и поскольку все, что произойдет сегодня, навсегда останется за этим забором – раз Малец никуда не собирается – я бы хотел кое-что вам рассказать. В частности – тебе, Митрофан. Очистить, так сказать, душу напоследок.
– Ты меня заинтриговал, товарищ, – хозяин уселся поудобнее, скрестил руки на груди, – я тебя слушаю.
– Помнишь, год назад у тебя подохла вся скотина на дворе? – Ипполит поднял кружку и сделал большой глоток.
– Помню, – Митрофан прищурился, не до конца понимая, к чему клонит собеседник.
– Так знай, это я ее потравил.
Густые брови Митрофана медленно поползли вверх. Он ожидал услышать очередную версию случившегося, в крайнем случае, имя злоумышленника, но то, что им окажется сам Ипполит, не мог и вообразить.
– У тебя же тоже скотину потравили? – он непонимающе уставился на товарища, пытаясь собрать в голове всю картину целиком.
– Я тоже так подумал, потому и решил отомстить тебе. Помнишь, мы поспорили, у кого боров больше?
– Помню.
– У меня он оказался больше. А через неделю он подох вместе с остальными свиньями. Я и решил, что это ты.
– Зачем бы мне так поступать из-за какого-то борова?
– Я был зол и не мог думать ни о чем ином. Но ты прав, вскоре я узнал, что это не твоих рук дело, но было поздно. Как оказалось, жена перепутала пищевые добавки и накормила скотину крысиным ядом. Представляешь? А я сгоряча уничтожил все твое поголовье…
– Да-а-а, – Митрофан до хруста сжал кулаки.
Я приготовился к худшему. Если Митрофан кинется на обидчика, то перевернет стол, и тот всей тяжестью обрушится на нас с Ипполитом. Мне не хотелось получить переломы и остаться беспомощным перед схваткой с чудовищем.
Даже в темноте я видел, как напряглись стальные мышцы Митрофана, как пульсировала вена на его лбу, как вздувались ноздри. Он пришел в бешенство и сгоряча мог «нарубить дров». Зачем Ипполит затеял этот разговор? На самом ли деле хотел исповедаться или преследовал иные, известные ему одному цели?
Григорий и Всеволод не спускали с хозяина глаз, ожидая начала действий. Они не сомневались, что Митрофан кинется в драку, если и не с ножом, то с кулаками, точно.
Я перевел взгляд на оборотня – тот чуть заметно ухмылялся. Видел ли это кто-то еще, я не знал, но нарушить тишину не решился.
И только сейчас услышал, что к волкам примкнули сельские псы. Они скулили, лаяли и протяжно выли, вторя своим диким сородичам. Ничего хорошего это не предвещало: животные словно чуяли приближение беды. Я представлял, как собаки рвутся из загонов, роют землю и вертятся волчком, приходя в неистовство.
Близился час, и внутри пленника пробуждался невыразимый ужас, готовый осквернить все, до чего дотронется взглядом. Чудовище уже рвется на волю, ведомое магнетизмом луны и необузданным голодом. По мере его приближения мы ощутим запах псины, исходящий от Игната; из его рта польется отвратительная смесь греха и непотребства…
– А, знаешь, что?.. – сказал Митрофан. И это было добрым знаком – он пошел на диалог, возможно, драки удастся избежать. – Мне тоже есть, о чем тебе рассказать…
Ипполит в мгновение обмяк, точно медуза, выброшенная на берег. Он ожидал чего угодно, но только не этого. Уж не хотел ли намеренно спровоцировать Митрофана? В таком случае, каковы его мотивы? Напустить в кровь адреналину и тем самым преуменьшить страх перед чудовищем, или… о, ужас, подобным способом выйти из игры?
– Выкладывай, – насупив брови, прохрипел Ипполит и чуть подался вперед.
– Помнишь, когда мы были детьми, у вас сгорел амбар? – медленно и с выражением проговорил Митрофан, смакуя каждое слово.
– Только не говори, что…
– Да. Я его поджег. Неумышленно, конечно, но признаться побоялся. Помню, как бежал, сломя голову, а в спину мне летел пепел от соломы. Ветром его разнесло на несколько километров, и небо потемнело, как при грозе. Запах жареной кукурузы бил в ноздри; ох, уж, поп-корном я вас снабдил как полагается. Я несся через поле, запинался и плакал, не помня себя от страха, и молился всем богам, чтобы меня никто не увидел.
– В ту зиму мы чуть не умерли с голода, – зло прошипел Ипполит, – нам пришлось побираться, как бродягам, чтобы выжить. Весь наш урожай сгорел подчистую. Родители сказали, что пожар произошел из-за засухи. А это был ты! Сдохли все собаки, и нам пришлось их съесть, чтобы мясо не пропадало. Моя сестра едва не умерла от кори, потому что мы не могли платить лекарю.
– Да, все так, – согласился Митрофан, – это мой крест, и мне его нести.
– Ты чуть не убил всех нас, – рука Ипполита легла на рукоять ножа, но в то же мгновение послышался щелчок взведенного курка.
Митрофан целил из ружья в сидящего напротив Ипполита. Под столом, так, что никто не мог этого видеть. Поняв, что не успевает вскинуть клинок, охотник скривил лицо в зловещей гримасе и демонстративно убрал руку в сторону.
– РИТА-А, – прокричал Митрофан так резко, что я вздрогнул.
Через некоторое время со скрипом отворилась дверь, и в проеме показалась женщина. Глядя на Митрофана, любой несведущий мог решить, что Рита его младшая сестра либо дочь. Она была моложе супруга лет на двадцать; и своей красотой потрясала мужчин и вызывала зависть у женщин. А небольшой рост только подчеркивал ее достоинства.
– Принеси керосинку, а то мы уже друг друга не видим.
Не проронив ни слова, Рита вернулась в дом.
Доев очередной кусок мяса, Игнат со звоном бросил вилку и протяжно отрыгнул. Казалось, о нем уже все позабыли в ходе последних событий. Я единственный, кто успевал отслеживать на два фронта.
Тяжелые тучи внезапно расступились, и нас озарил лик полной луны. Она нависла над нами, словно высматривая свое дитя, спрятанное под личиной человека. Темные пятна на ее идеально круглой поверхности напоминали очертания уродливого лица. А бледно-желтый свет с голубоватым отливом прокатился по двору, едва касаясь предметов и нас. Это был лишь обман зрения, но мне виделось, что на Игнате свет лежал ярче, чем на всем прочем. Оборотень не мог сопротивляться; подался вперед, выгнув шею, и закатил глаза к небу. Мне показалось, что он вот-вот завоет, но в последний момент небо сомкнулось, закрывая луну.
– Что ты чувствуешь? – поинтересовался Григорий.
