скачать книгу бесплатно
Важнее сейчас было другое, куда более трудное, на взгляд Пелюши. Предстояло ему еще до начала схватки – да чего там, какой схватки, просто бойни, не ври себе, «герцог литовский»! – определить, где находится его первый обидчик, тот самый Вебра Клаусгайла, и самому, обязательно самому довести месть до разумного, с точки зрения Пелюши, исхода. Потому что если этого клятого Вебру прибьет кто-то из немцев или их оружных, так позором и страшным унижением до конца дней его станет этот поход на летний стан для Сквайбутиса! Пошел за шерстью, а вернулся без нее и еще и стриженым.
Конрад несколько ускорил коня, то же сделали и его рейтеры. До вольно раскинувшегося на вершине холма свадебного лагеря оставались считанные десятки метров, вот-вот начнется потеха! Недовыпивших среди гостей было мало, а пьяная удаль, вопреки бродящим по миру легендам, крайне редко подкрепляется столь же безусловной воинской, да и просто бойцовой выучкой.
Это только в смешных по своей бессмысленности пересказах какой-то изрядно приложившийся к пиву или к браге мужичок вряд разметывает толпы супротивников голыми руками. Скорее наоборот, после второго-третьего шага слепо спьяну споткнется, тут его и затопчут. Да и то, что выпивка якобы силушку в разы увеличивает – не знал доподлинно ни одного такого случая в жизни Пелюша.
Другое дело – русичи. Вот с кем даже хваленым орденским немцам придется изрядно повозиться! Мало того, что не пили, скорее, усы в пиве мочили из уважения к молодым, да и всей свадьбе в целом, так еще и оставались, несмотря на праздник, в полном доспехе, которому, как уверенно знал Сквайбутис, полной завистью завидовали даже далеко к западу от берегов Вислы и Одера. Мечтал о таком оружии, знал это Пелюша, и Орден, пытался сам такое выделывать, каких только кузнецов не пробовал, да только никак не выходило требуемого – то ли знали русичи на самом деле какое-то особенное Слово, то ли и впрямь их мастера были просто познатнее хваленых немецких.
Да и по воинской выучке один княжий дружинник стоил едва ли не троих рейтеров, которые хоть и кичились тем, что воевали якобы за веру, но продавали свое умение только и исключительно за деньги и часть вероятной добычи. У русичей воя начинали воспитывать лет с пяти, когда знающие старики определяли, на что тот или иной малец в будущей взрослой жизни пригоден станет. С девочками куда проще было старухам – тем всем практически замуж выходить, рожать детей, да хозяйство вести исправно.
Впереди и слева вдруг гулко и одновременно пронзительно прозвучала оружная сталь. То Конрад, как успел увидеть в стремительно темнеющем воздухе Пелюша, схватился с внезапно выросшим из густой травы рослым русичем. Что изумило князька, вопреки обычаю, был противник немца без щита, что нечастый случай, – «Позабыл вздеть, что ли?», – мелькнуло в голове у Сквайбутиса, – и держал в правой руке меч, а в левой какую-то странную, хитро изогнутую сулицу.
А уже через несколько секунд почти одновременно и впереди, и слева, и справа зареготало, завыло, завизжало, заголосило на всем протяжении летнего стана. Бойня началась…
ИНТЕРЛЮДИЯ РАЗ
Ничто колебалось, готовясь принять в себя Нечто. Оккопирмос величаво выплыл из Никуда, когда навстречу ему раздался вопрос Промжимаса:
– Как тебе развлекается, Брат?
Был бы Предвечный кем-то осязаемым не втуне в сущем смертными, могло бы показаться, что усмехнулся он и пожал при этом плечами. Но о теперешней его реакции судить можно было только по интонациям не совсем бесцветного голоса, в котором явно чувствовались нотки легкого удовлетворения:
– Знаешь, мне действительно становится немного интереснее находиться здесь, подпитываясь известиями из низшего тварного мира. А там, похоже, затевается какая-то, пусть и мелкая, но интрига. И, пожалуй, я даже в ней слегка поучаствую. Разумеется, с твоей помощью, Брат.
– Чего же хочешь ты от меня, Брат? – слегка громыхнуло где-то, кажется, слева. Впрочем, направления, как и расстояния в Нигде во все времена никакого осмысленного значения не имели. Хотя бы потому, что вмешивалось Никогда.
– Хочу – это слишком сильно для той мелочи, о которой я буду просить тебя, Брат, – будь Оккопирмос собакой, его собеседник наверняка услышал бы легкое постукивание хвоста по полу. – Мне нужен человек из другого времени, но почти из того же места, где затевается мое представление. Тот, кто смешает уже сданные карты и перетасует колоду вновь.
– А ты шулер, Брат! – в голосе Промжимаса чувствовалось легкое недоумение. – Я думал, ты будешь развлекаться честно…
– Не тебе говорить о честности, Брат. Как и мне не пристало бы, конечно, просить о такой мелочи. Хорошо, я все устрою сам, Брат.
– Не думал я, что в Ничто в тебе, Брат сохранится способность обижаться.
– Нет, это не обида, Брат. Это тоже развлечение в моей скуке. А к разговору о твоей честности, – последние два слова, как могло показаться, Предвечный все же выделил интонацией, – так вот, к этому разговору мы вернемся позже. Мне пора вернуться и совершить самому то, о чем я просил тебя, Брат.
Это не было даже предвестием ссоры – да и как таковая может возникнуть и развиться в Нигде, даже когда Никогда спало? Впрочем, откуда знать про то простым смертным! Их удел – куда ниже.
И считать ли легким последствием незначительной размолвки между братьями-богами то, что над полевым станом в ту памятную ночь пролился мелкий летний дождик?
* * *
«Москва, и град Петров, и Константинов град —
Вот царства русского заветные столицы…
Но где предел ему? и где его границы —
На север, на восток, на юг и на закат?
Грядущим временам их судьбы обличат…
Семь внутренних морей и семь великих рек…
От Нила до Невы, от Эльбы до Китая,
От Волги по Евфрат, от Ганга до Дуная…
Вот царство русское… и не прейдет вовек,
Как то провидел Дух и Даниил предрек».
Федор Тютчев, «Русская география»
ГЛАВА 6
Места, куда предстояла очередная боевая командировка, были майору из отдельного специального подразделения ГУ (теперь, ранее ГРУ) русского Генштаба Андрею Внукову неплохо знакомы не только в связи с актуальными интересами его нынешней конторы. Сувалкинский коридор в Литве, по сути, кратчайший сухопутный маршрут из Белоруссии в эксклавную Калининградскую область, некоторые сведения о котором необходимо было привести в надлежащий вид, располагался совсем рядом с Полоцком. А именно оттуда, да из Смоленска, как подсказывали не только летописи и рукописные своды, но и некоторые иноземные хроники, а главное – Бархатная книга и Государев родословец, – шла от пращуров Внукова его родовая линия.
Нет, ни майор, ни кто-то из его многочисленной родни не были из тех идиотиков, ушибленных на голову девизом, внезапно родившимся в 90-е годы прошлого уже тысячелетия, что дескать, надо до чуть ли осьмнадцатого колена знать наизусть свою родословную. Да, много действительно светлых голов реально поломалось тогда на этом поприще! Просто дед Внукова Ярослав Олегович преподавал в свое время историю русского государства в Московском государственном университете – в том числе и будущему легендарному декану журфака МГУ имени Ломоносова Якову Засурскому. И в полной мере попользовался своим служебным положением, в частности, допуском в спецхран.
Так что с детства Андрей знал, что Внуковы принадлежат к известному роду Нетшиных (из Рюриковичей, тех самых, между прочим!), как и Мамоновы, Дмитриевы, Даниловы, а основателем именно этой славной фамилии полагают известного воеводу Семена Григорьевича Внука. И не видел в этом знании ничего особенного – кто же удивляется тому, что человеку, к примеру, хорошо знакомы окрестности его дома? Так и тут, не было чего-то такого скрытого, потаенного, чем надо было бы непременно гордиться. А вот с ответственностью перед знаменитыми предками получалось сложнее – вроде как и жить надо так, что подвести их память нельзя.
Впрочем, со служебной карьерой тоже все складывалось достаточно прилично. Сразу после школы по примеру зацепившего не только Афганистан, но до этого еще и Анголу отца, Александра Яковлевича (любил батя приговаривать – «Не Невский я, но – Нетшин!»), Андрей поступил без особых проблем в офицерское сословие – в Новосибирское высшее военное училище на факультет разведки, с отличием окончил его, год оттрубил в паре дальних гарнизонов на двух разных границах в Красной армии (так тогда уже вновь начали называть войска те, кто суть Вооруженных сил действительно понимал).
А потом, когда Андрея Александровича, к тому времени юным старлеем (всего-то через год по выпуску!) пригласили поработать по специальности именно в сердце военной разведки, в ГРУ, вот там началась настоящая служба. Много воды с тех пор утекло, и майорские погоны к готовящемуся разменять тридцатник Внукову шли, по выражению одного из коллег, как козе баян. Матерым волком-диверсантом стал к моменту командировки в Сувалки Андрей, но в разведке свой порядок прохождения табели о рангах. Здесь за честь выйти на пенсию полковником. Если дослужишь до пенсии.
Внукова дважды представляли к высокому званию Героя России за операции, столь малозаметные в общем пространстве, что были именно в том какие-то особые шик и соль, поскольку результаты их чрезвычайно вдохновляли людей понимающих. Но оба раза документы возвращались с визами лиц, к военной разведке ровно никакого отношения не имевших, но, как принято говорить, «близких к кругам, где принимаются самые важные решения».
А так-то парадный китель Андрея украшали всего две медальки по имени «заебись» – ЗБЗ, «За боевые заслуги», которые в армии Советской откровенно презирали (вручали их, когда вроде как и положено наградить, а вот жаль на представленного употребить хоть что-то настоящее!), но истинную цену им в те времена, когда у России собственных военных наград практически еще не было, в ГРУ, теперь ГУ, знали более чем хорошо.
Да недавний орден Мужества, так сказать, «в компенсацию» пробитый руководством за те две так и не полученные Золотые Звезды. Неравный размен, да, но хоть что-то в признание того вклада, что внес Внуков, как было написано в сопроводительных документах, «в укрепление обороны и безопасности Российской Федерации».
В общем, получалось, совсем как в популярной еще во время первой чеченской кампании в армейских частях песни:
«Служил я не за звания и не за ордена —
Не по душе мне звездочки по блату,
Но звезды капитанские я выслужил сполна.
Аты-баты, аты-баты».
Впрочем, были в той знаменитой песне и такие строчки:
«Жена моя красавица оставила меня.
Она была ни в чем не виновата.
Ни дома, ни пристанища – какая тут семья»…
Так вот, случилась в жизни Андрея и мимолетная свадьба, ровно такой же мимолетной оказалась и короткая семейная история. С будущей супругой Галиной Внуков познакомился на третьем курсе НВВОКУ, как водится, на танцах в местном военном Доме культуры, которые все в городе называли «ярмаркой невест». Ибо ходили на них из особ женского пола только представительницы востребованных в дальних и удаленных гарнизонах профессий: будущие учительницы и медички.
Настоящей офицерской жены из Галины не вышло, не все озамужненные дамы осознают по молодости, что лейтенантш много, а вот генеральш – не очень. Но то, что генеральские супруги со своими мужьями, как правило, с первых двух маленьких звездочек, и во многом благодаря их пониманию и поддержке строится настоящая офицерская карьера, так это для преподавательницы английского языка Галины Внуковой (Шмыгаль в девичестве) осталось великой и так и не постигнутой тайной.
Разошлись мирно и быстро через четыре года. Андрей уже числился в Москве, потому оставил жене не только годовалую дочку Марию («Нетшины в неволе не размножаются! Потому и не наградил нас Господь наследником, того бы сам воспитал», – мог и так сказать в компаниях), но и не сильно разъеденную временем двухкомнатную квартиру в Черемушках, которую успел прикупить по случаю на очередные внезапные «боевые» во времена гайдаровской «шоковой терапии» и не менее шокового развития отечественных истории с географией. Сам переехал сначала в казарму к личному составу, потом в офицерское общежитие. Один черт постоянно в разъездах. В дом на Котельниковой набережной, где жили родители, возвращаться не стал, хоть и зазывали долго.
Дворянством, которое род Андрея получил в столь древние и пыльные времена, что в тех темных закоулках мало кто теперь ориентировался, сам Внуков не кичился и разговоров на эту тему подчеркнуто избегал. По его мнению, дворянин – кто, в первую очередь? Правильно, человек, службу государеву исполяющий достойно, ну так а чем иным Андрей всю жизнь занимался?
К православной церкви относился спокойно и без того отчасти намеренно показного фанатизма, что стал в последние годы свойственен высоким российским чинам, большей частию гражданским, хотя и носили некогда некоторые из них погоны. Да, был крещен еще в детстве, но до настоящего воцерковления так и не дошло, хоть и знал многие молитвы – правду говорят, что на войне не верующих нет…
Так вот, оказавшись в очередной раз в Литве – Андрей частенько бывал в этих краях еще мальцом во времена СССР, а детские воспоминания не только самые яркие, но и самые прочные, потому что слишком многое связано с действительно важными тогда, на взгляд ребенка, событиями, – Внуков уверенно двигался по привычной местности и почти добрался до высотки, обозначенной на карте в компактном армейском планшете индексом 124,7. Там майору предстояло определиться с одним из двух предполагаемых направлений дальнейшего маршрута. Оба были равно «вкусными», и Андрей предполагал, что поутру его ждет непростой выбор.
Потому с мыслью, что утро и впрямь вечера мудренее, разведчик начал устраиваться на ночлег. Дело привычное, да и летняя пора особых трудностей с организацией бивака не обещала. Внуков даже не стал отстегивать от камуфлированного в расцветку остальной одежды рюкзака почти невесомый спальный мешок, хотя сырость в этой рощице говорила не только о том, что где-то совсем рядом наличествовало скромное по сравнению со своими белорусскими сродственниками болотце, но и о весьма вероятном изменении барометра с «ведро» на «облачно, небольшой дождь». Костерка разводить тоже не стал, наскоро перекусил всухомятку галетами с сыром, запил съеденное набранной неподалеку во фляжку вкусной ключевой водицей и пристроился под разлапистым вековым дубом.
Ближе к утру небо и впрямь слегка заволокло облачками, начался мелкий скудный дождик из категории тех, что как-то издавна невзлюбил Внуков. Нет бы сразу весь намеченный объем вылился вниз, так – отставить! – мокни медленно, но весь день! Все-таки с большей частью врожденным, хотя кое-где и с благоприобретенным оптимизмом Андрей посмотрел вверх, огляделся по сторонам, потом скомандовал себе – подъем! И легким шагом двинулся к высотке 124,7, лавируя между деревьями.
Наверх Внуков смотрел не зря. Какое-то смутное беспокойство внушала ему вяло бредущая в его направлении с восточной стороны неожиданно темная тучка, резко выделявшаяся своей мрачной расцветкой среди окружающей небесной серости. А интуиции своей, многократно проявившей себя во всей красе за годы армейской жизни, Андрей привык доверять безусловно. Интуиция же подсказывала, что не бывает таких одиноких туч при именно такой погоде, было в этом нечто аномальное.
Аномальщины в целом Внуков не боялся, зная, что рано или поздно, но отыщется для любой небывальщины вполне сносное, основанное на давно известных человечеству законах мироздания объяснение, даже специально чуть ли не на спор ездил в свое время (и за свой счет, заметим, в отличие от своих визави!) в некоторые так называемые «паранормальные зоны», после чего количество легенд и мифов про в них якобы происходящее резко сократилось, а вот авторитет Андрея в среде сослуживцев заметно поднялся.
Хорошую фантастику разведчик тем не менее любил. И не понимал потому резкий перекос в последнее время произведений отечественных, в первую очередь, сочинителей в сторону так называемого «попаданчества». Окончательно добил Внукова буквально на днях прочитанный им рассказ известного русского фэнтезийщика про то, как «попаданец» в лице пионера Вити Солнышкина оказывается на приеме у товарища Сталина. Над некоторыми эпизодами Андрей даже поржал тихонько, но в голос – так хорошо излагал обстоятельства как бы происходившего Лукьяненко.
По своему армейскому опыту майор четко понимал, что в предлагаемых сочинителями условиях 99,9 процента этих «попаданцев» прожили бы от одной минуты до – максимум, кому повезет, – недели. Деятельность этих персонажей в значительной степени была схожа с работой зафронтовых разведчиков, а полный спецкурс по теме Андрей прослушал внимательно дважды. Первый раз еще в училище, а второй раз совсем недавно, как раз когда готовился к этой вот командировке – надо было кое-что из возможно актуального освежить в памяти, да и посмотреть, насколько изменилась за последние годы методика военного преподавания в сравнении с общегражданским.
Как раз по возвращении Внуков и готовился изложить сослуживцам свои развернутые соображения по поводу способности «попаданцев» к реальному выживанию в предлагаемых авторами (по Станиславскому) обстоятельствах. Любопытная должна была получиться лекция, Андрея давно уже подбивали на то, чтобы записать на том же Ю-Тьюбе целый цикл бесед – хоть бы и денег дополнительных к окладу заработать. Но успешно сопротивлялся пока майор жаждущим продвинуть его в стяжатели, крепил пока оборону, рассчитывая использовать и так невеликое свободное от службы время совершенно другим образом.
Что-то настораживало тем временем и на земле. Почва под ногами начала ощутимо мягчеть – похоже, начиналось то самое болотце. Внуков вывернул из-за двух особо кряжистых берез и замер: буквально в пяти метрах от него лицом к лицу стоял невиданный им никогда и ни в каких местах (а попутешествовать довелось изрядно) истукан. Тяжелое даже на вид высокое тулово заканчивалось не по размеру огромной рогатой головой. Какие-то черты на этой – иначе не скажешь! – морде удавалось только угадать, что-то точно разглядеть было невозможно.
Тем не менее, что сразу заинтересовало Андрея, в открытой перед грудью ладони истукана било какое-то мерцание. «Ну что, поиграем в кладоискатели? В Индиану Джонса какого-нибудь? – успел подумать Внуков, сделал первый шаг в нужном направлении и… Тут же провалился по пояс! – Ничего страшного. Веревка рядом, зацеплюсь за березу и вылезу»…
…А за примерно восемьсот пятьдесят лет до происходящего в современной Литве, но ровно в тех же географических координатах к идолу Перкунаса в маленькой болотистой рощице осторожно и аккуратно, цепко вглядываясь, куда дальше шагнуть, пробирался жрец Валимантайтис. Те звуки, что слышал за своей спиной Лукоте, заставляли его непроизвольно ускорять шаги – злодеи, что напали на летний стан, никогда не должны были не то, чтобы получить, но хотя бы и увидеть негасимый огонь в Зиниче!
По случаю свадьбы швальгон, по жизни постоянной – вроде бы зинис, Лукоте вышел наконец на полянку, где должен был найти вырезанного из старого дерева многие времена назад Перкунаса, и замерши на мгновение, опрометью тотчас бросился назад под защиту леса. Бывшая еще вчера украшенной желтеющей под пробивающимися через негустую листву лучами солнца рутой полянка перед идолом превратилась за время отсутствия жреца в чавкающее жижей болото. И прямо посередине трясины ворочался и бултыхался кто-то совсем чужой…
ГЛАВА 7
План – не то, чтобы предстоящей битвы, но точно кровавой бойни – «герцог литовский» заранее никак не продумывал, так тем более не обсуждал даже с Конрадом Дьяволом. Собственно, какой отпор могли оказать перепившиеся поселяне – пусть и затесалось среди них несколько десятков таких же мелких, как сам Пелюша, князьков – полутора сотням обученных и изрядно оружных воев?
Это был по сути самый настоящий разбойничий набег, по крайней мере, по его предполагаемым результатам: убитых точно ограбят и снимут все сколько-нибудь ценное, а вот намечавшийся довольно жирный полон следовало как можно скорее сбыть с рук на располагавшихся заметно южнее невольничьих рынках, откуда точно не докатятся до Жемайтии жалкие вопли и стоны угоняемых в позорное рабство.
И хотя Сквайбутис наметил для себя вполне понятную и точно очерченную им самим долю в предполагаемой добыче, но поступаться даже лишним медяком из ожидаемого солидного барыша было выше его слабых сил. Пелюша знал, что двоих пленников из рук он точно не выпустит: Вайву, молва о красоте которой гуляла по всему Литовскому краю, и княжича – как его там, Федора? – пусть клятые русичи платят за них богатый выкуп, неча, как там у них говорится, варежку разевать!
Какой-либо особо долгой или утонченно-изощренной мести со стороны Подольского князя Пелюша почему-то не боялся совершенно. Ну, случилось напасть-несчастие, так вернутся вскоре потом молодые супруги домой целы-целехоньки, пусть и изрядно напуганы. А если что, так чья вина – все выжившие и уцелевшие согласно покажут, что били великую свадьбу немцы. Кто вспомнит в такой суматохе про мелькавшего где-то на периферии побоища заштатного князька?!
…Прозвучавший горн изрядно скостил течение времени. Секунды понеслись вскачь едва ли не резвее коней. И вот уже брызнула неправдоподобно алая быстрая кровь, чтобы вмиг разбежаться во все стороны ручьями. Что несколько удивило нападавших – так это практически полное отсутствие заполошных воплей. Впрочем, слишком много было поднято чар и кубков с пивом и вином на веселой свадьбе, оттого и чересчур изрядным случилось скорое жестокое похмелье!
Конрад Дьявол, вырвавшийся вперед на два корпуса коня, послал своего гнедого в длинный прыжок через некстати возникшую прямо на пути повозку – едва ли не ту, в которой ночью привезли невесту – и небрежным, как казалось, но в то же время изящным взмахом клинка отделил от тулова голову посаженного отца Вайвы Китундаса. И не останавливаясь, чуть склонился с широкого седла влево и свободной рукой легко вырвал из мочки уха посаженной матери невесты Юрате, только-только поднявшейся с травы, блеснувшую в закатном солнце серебром сережку. И захохотал, высоко поднимая вверх свою первую окровавленную добычу – головы соберут позже.
Следовавшие слева и справа за предводителем оружные тоже не замедлили пустить в ход мечи – злой посвист стали мало походил на ласковый шелест косы, которую так ждала высокая густая трава. Конрад обернулся, наскоро оценивая ровность строя, и остался вполне доволен выучкой своих бойцов. Словно широкими портновскими ножницами резал его отряд лоскутную материю толпы готовившихся отойти, а большей частью отошедших к праздному сну поселян. Где-то по правую руку бесчинствовали рейтеры и оружные под общим началом Мартина Голина, разглядеть их в наступавшей из низин полутьме Дьявол не мог, но хорошо слышал их продвижение.
Бросив вновь взгляд вперед, немец увидел стоящую прямо у него на пути высокую фигуру. Это был дружинник Игнат, в правой руке он сжимал длинный узкий меч, левая слегка поигрывала тяжелой даже на вид булавой. У ног смотрели в небо древки полудюжины сулиц. Русич смотрел прямо на Конрада, и этот взгляд Дьяволу очень не понравился. Коротко пролаяв приказ, Орденский убийца направил бег коня по правую сторону от противника.
Но Игнат молниеносно понял нехитрую уловку: отвлекшись на маневр немца, он пропустил бы стремительный и смертоносный выпад его подручных сбоку и с тыла. Дружинник чуть согнул ноги и – внезапный оглушительный свист пронесся над полевым станом, гнедой Конрада от неожиданности сбился с шага, испуганно присел и даже прянул в сторону. Наездник выругался по-немецки длинно, но без злобы на животное, и вдруг легко выскочил из седла прямо навстречу поджидавшему его русичу. Клинки сошлись.
Игнату уже приходилось сталкиваться в бою с Орденскими рейтерами, но школа боя Конрада была совершенно иной. После первой схватки русич отпрянул и быстрым движением метнул влево палицу – один из оружных упал с лошади и грузно заворочался в траве. Тут же левой рукой дружинник подхватил первую сулицу – и та отправилась прямиком в лицо упавшему, отбить столь резкую атаку подручный Дьявола не успел. Встретившись, мечи зазвенели вновь, казалось, с удвоенной силой.
В горячке поединка противники сошлись буквально лицо в лицо, впившись друг в друга горящими глазами. И тут же прянули врозь, пошли посолонь, осторожно приминая мягкими сапогами неподатливую мураву и осторожно выверяя каждый шаг, чтобы не наступить ненароком на чье-нибудь тело – не суть важно уже, пьяное или мертвое. Споткнешься или оскользнешься, и не будет враг красивым жестом предлагать вдругорядь встать и продолжить бой – не до великодушия ныне на полевом стане. Нет, много еще мрачных дел и грязных делишек осталось здесь переделать.
Боковым зрением Игнат увидел, как рванули к нему слева сразу два конных – ни о каком честном поединке не могло быть и речи. Русич рванулся вперед и – вниз, прямо под лошадиные копыта. Та животина, что была, видимо, моложе и неопытней, взвилась на дыбы, сидевший на ней оружный не удержался и грянул оземь. Тут бы дружиннику и уравнять количество противников, так и метнулся он было к упавшему, но сзади черной ночной тенью материализовался из сумерек Конрад.
– Вот дьявол… – успел прошептать русич, когда кровавая пена выступила у него на губах.
– Да, это я, – очень серьезно произнес немец, выдернул из спины Игната меч и окровавленным лезвием плашмя больно приложил оскоромившегося оружного, одновременно направляя его в сторону, где начинало намечаться нечто похожее на организованное сопротивление. Сам склонился над дружинником, разжал живые еще пальцы и, невысоко подбросив русский клинок, тут же попробовал его себе под руку парой коротких махов, свой же меч вбросил в ножны и приладил за спину.
Степан с Ильей то ли сумели растормошить нескольких князьков, то ли так и не были те настолько пьяны до изумления, как им казалось должным в глазах хозяев великой свадьбы. Но правду, видимо, не зря говорят про пир и похмелье – мрачной предсмертной тоской налились их взгляды, пусть и поделились с ними русичи тем оружием, что смогли отдать невозбранно. И – встали в круг, спиной к спинам, готовясь подороже продать свои жизни.
Как оказалось, расчетливый Мартин Голин предусмотрел и такой поворот событий. Слитно загудели тетивы трех или четырех тугих татарских луков – не брезговали Орденские слуги перенимать что-то полезное и у бесноватых кочевников, сорвались с них и полетели в кучку обороняющихся белооперенные стрелы с коваными наконечниками. Степан увидел, как вздрогнул Илья и попытался переломить у самого тулова торчащее из него древко, да неведомый мастер заблаговременно обвил его полоской тонкого литого железа.
Пелюша тем временем уже успел позабавиться со своим обидчиком и даже был несколько раздосадован чрезмерной скоростью мести и той легкостью, с которой она свершилась. У вьюков его коня, притороченная за продетый сквозь уши длинный кожаный ремешок, билась о конский круп криво отрезанная голова Вебры Клаусгайлы – криво, потому что и тут поспешил Сквайбутис. Князек стремился теперь к дому, в который, как он видел, накануне препроводили жениха с невестой к их первому в совместной жизни брачному ложу.
Еще издали Пелюша разглядел две фигурки, вокруг которых сгрудилась дюжина Орденских оружных и пара рейтеров. Судя по доносившимся звукам, то ли шли переговоры, то ли у дома просто негромко меж собой бранились. «Герцог литовский» спрыгнул с седла, похлопал коня по шее и ровным шагом направился к сборищу. Подвинув рукой оказавшегося у него на пути немца, Сквайбутис оказался лицом к лицу с княжичем. Тот увидел еще одного незнакомца и недобро усмехнулся:
– О, какая честь! Так гляди, Вайва, – не рискнул при посторонних Федор использовать одно из тех домашних, заветных имен, что дал он своей нареченной. – Похоже набольший над этой разбойничьей шайкой на разговор пришел!
Князек сморщился, словно крепко глотнул прокисшего пива, – ну зачем здесь, в такой откровенно безнадежной ситуации, так глупо и так высокомерно себя вести. Нет, совсем не хотел Пелюша, чтобы русич ползал у него в коленях и униженно вымаливал себе и жене прощение и откуп, но все имеет пределы и такие беспардонность и непоказное бесстрашие Федора начали понемногу выводить Сквайбутиса из себя.
– Исполать тебе, Федор Константинович! – тем не менее поясно поклонился княжичу, разогнулся и – вот тут уже подпустил в голос издевки. – Что гостей дорогих в дом не приглашаешь? Сели бы рядком, как у вас говорится, да потолковали бы ладком. Заодно и за здоровье и счастье молодых, – вот уж тут Пелюша добавил в голос ехидцы изрядно при словах «здоровье и счастье»! – по чаше вина бы подняли.
– Да кто ты таков, тать, чтоб я с тобой хлеб преломил, да чару выпил? – вопросил Федор негромко, но для «герцога литовского» словно гром небесный прогремел. – На мирной веселой свадьбе вон что учинили! – левой рукой княжич прятал за спину жену, поэтому обводящий полевой стан жест пришлось сделать правой, в которой был зажат меч. – И откуда меня знаешь? Что, на пир честной не только добрые люди, но и воронье черное пожаловало?!
Федор на несколько секунд обернулся к Варваре-Вайве и горячечно зашептал ей:
– Любая, только ни слова, молчи, не перебивай! Сейчас я свяжу их боем – хотя какой тут бой против полутора десятков, собачья свадьба, – княжич едва не сплюнул с досады, но сдержался и быстро продолжил. – А ты беги вон к тому лесочку, беги как можешь быстро и не оборачиваясь, туда, я видел, ваш жрец недавно утек, там с ним и укроешься. Если поняла, ничего не отвечай вслух, кивни только.
Вайва молча резко кивнула, на мгновение прильнула к мужу и тут же отпрянула, одновременно отталкивая его и разворачивая лицом к противникам. Федор мечом очертил широкий полукруг и чуть присел в боевой стойке, не заметив, следя боковым зрением за легкой поступью устремившейся прочь жены, что и Пелюша опрометью метнулся к своему коню.
«Эх, надо было на левую руку хоть полотенце намотать!» – запоздало подумал Константинович. По лицам оружных мелькнули гнусные усмешки. Княжич чуть подбросил клинок, поймал его обратным хватом левой рукой, – обоерук в бою был Федор, да мало кто о том ведал, – и вовремя: один из одетых в черное попытался подкатиться к нему сбоку ловким перекатом. Прием этот был давно и хорошо знаком русичам по многочисленным коротким схваткам с татарами. Лезвие и здесь окрасилось первой кровью.
Вайва бежала к перелеску, казавшемуся сейчас одновременно и совсем близким, и таким далеким! Летела, словно впотьмах, мало что разбирая на своем пути, закусив до боли губу и жалея, что не успела толком прибрать волосы – так и неслись они за ней пушистым светлым облаком. Даже услышав сзади слева приближающийся топот копыт, не позволила себе обернуться, как не сделала этого в самом начале бега, когда у нее за спиной противно и по-болотному склизко скрежетнуло и заныло столкнутое боем железо…
Лукоте и его новообретенный спутник находились от спешащей в лесок Вайвы буквально в нескольких шагах, когда ее ударил чем-то тяжелым, но по виду мягким по голове и подхватил поперек седла налетевший сзади всадник, заметно отличавшийся от остальных налетчиков: те все, как один, были одеты в черное. Внуков – а вместе с зинисом в подлеске прятался именно он – рванулся было наружу, чтобы оборонить, спасти… Да куда там – сил на борьбу с внезапно обнаружившей себя трясиной ушло чересчур много, рухнул Андрей обратно в листья папоротника и почувствовал, как утаскивает его назад в лесок за за перепачканные болотной жижей ноги Лукоте.
– Да как так-то? – взвился было майор, – Да неужто мы? Что, так вот и будем лежать? – и вдруг почувствовал, как рот ему плотно зажимает мягкая, но в то же время очень крепкая ладонь, хватка у зиниса, несмотря на его кажущуюся тщедушность, была железной. Да и как тащил он неведомого гостя из трясины, любой силач позавидовал бы!
– Подожди, не горячись. Это только молодой и глупый лезет поутру на самую высокую ломкую ветку за самым румяным плодом. А с возрастом, мудрея, начинаешь больше понимать вкус в падалице, когда яблоки сами к твоим ногам прикатываются…
ГЛАВА 8
…Они лежали рядом спинами на траве и пытались отдышаться – пока это получалось не очень. После некоторого раздумья зинис все же пришел на помощь невесть взявшемуся в болотце рядом с идолом Перкунаса незнакомцу, подхватил от того конец брошенной тонкой и почти невесомой веревки с непонятно как закрепленным на нем замысловатого вида грузиком, потянул на себя, выбрал слабину и затянул вокруг комля крепкой на вид среднего роста березы, закрепив сложным по исполнению особого рода узлом. Медленно подтягиваясь по шелковому с изрядной добавкой синтетики тросу, Андрей – а это был именно он, – через несколько минут оказался на безопасном отдалении от трясины. Зинис со своей стороны тоже изо всех сил тянул веревку.
