Ощущение близкого праздника

Андрей Сенов

Ощущение близкого праздника

© А. Сенов, 2025

* * *

Неизбежное

Военная осень

Осенью такое чувство,что катастрофой пропитан воздух.В нашем предполье пустоИ враг выходит на ближний подступ.Но морды ещё кирпичом,по утрам бравурные сводки.Днём кажется, всё нипочём,а вечером сядешь на кухне, накатишь водки…Потом ещё и, черпнув со днатам, где погуще снизу,вдруг обнаружишь внутри окналедяную линзу.А в ней отчётливо, как в очках,видно, что на каналетащут кого-то в свёртке на саночках.Не меня ли?

Прогулка

Лесная жуть в ночи беззвёздной.Иссяк запал.И повернуть обратно поздно.И ты пропал.Дороги нет за палкой-ёлкой,И наугадТы топчешь снег, хоть он нисколькоНе виноват.На каждый шаг все минус тридцатьВизжат во мглу.Тебе никак не возвратитьсяк тому столу.Где чашек две, где белый чайникВскипел как раз.Где ясен свет необычайнокрасивых глаз.И где теперь твой визг не слышен,Ведь ты как пар:Во тьму за дверь, вскипая, вышелИ там пропал.

Боголюбово

Булавкой купола пришпиленный ПокровНад самой НерльюВенчает благорастворенье воздухо́в.И параллельноМосту и небу пробежавшая строкаЖ. д. составаДвустопным ямбом грохотать ещё покаНе перестала.Но сладко дремлет синегрудый монастырьИ белый терем,Где был погибший Боголюбский князь простым,как я, Андреем.И если пристально глядеть на образа,Где всё заснято,Сползает в небо обронённая слезаАэростата.

Бирштонас

В ежевичных кустах над НеманомМы лежали с тобой вдвоём,Где с холма в повороте медленномОткрывается водоём.Берега выезжали чёлнамиПоперёк реки, и в одномПлыли мы от загара чёрныекак две ягоды под кустом.Невеликим делились опытом,Привирали порой слегка,Отдавались течению, что бы тамНи готовила нам река.А она нас кидала в стороны,Будто споря с собой сама.И мы тоже тогда поспорили,На закате идя с холма.А где Неман теперь, где я, где ты?Не собрать нас, увы и ах!Рядом с нами другие ягодыВ совершенно других кустах.Но, чем дальше, тем всё яснее нам,Что навечно остались двеЕжевики в кустах над НеманомВ невозможной теперь Литве.

Аритмия

Со мною соседствует множество девушек с ножкамиНа тоненьких шпильках, и в нашем колодце с утраИх цокот дроблёный взрывается ритмами сложными,Синкопою в сердце втыкая мне лишний удар.Мы все под ударом, никто не сбежит и не скроется.И даже в глубинах подземных неровно стучитМогучее сердце в широкой груди метростроевцаИ глохнет в туннеле, и клинит проходческий щит.

Оранжевый фонарик

Прорвало во дворе у нас трубу.Сварились в глубине кипящей ямыкусок забора, клумба, самокат,И дом наш двадцатипятиэтажныйНад пропастью беспомощно повис.А мы смотрели вниз на аварийку,Покуда не остался от неёВ тумане лишь оранжевый фонарик,Мигающий о бренности людской.Потом всё это спрятали в асфальт,И выросли поверх забор и клумба.Большими стали дети и живот.Но каждый Новый Год, когда грохочетСалют на двадцать пятом этаже,То видно сквозь расцвеченные окнаУже довольно близкий грузовик,Что медленно везёт неотвратимыйМигающий оранжевый фонарь.

Прощание

Свет зелёный загорелся,Ты сказала мне: «Прости!»И тогда я лёг на рельсы,Зачеркнув собой пути.Стали сразу рельсы слеваРельсам справа не равны.Ведь вагон, куда ты села,Едет с правой стороны.И уже подъехал близко,В днище виден каждый гвоздь.Вспыхнет жизнь трамвайной искройИ пробьёт меня насквозь.А ножи колёсной парыТам порежут, где ты мне«Рельсы-рельсы, шпалы-шпалы»Рисовала на спине.

Мышиный король

Деревенелый как ЩелкунчикВ сосновом ящике лежишь,Не можешь двинуть ножек-ручек.И тут к тебе приходит мышь.На голове её корона,Таких голов у мыши три.Она в гробу твоём как домаПовсюду шастает внутри.И лезет, нет, не целоваться,Пока ты ждешь, холодный весь,как все резцов её двенадцатьХотят лицо тебе отъесть.И писк ее загробный страшен,И взгляд её невидим злой.И что кричишь ты: «Маша, Маша!»,Никто не слышит под землёй.

Сорока-ворона кашу варила…

А мы всё ждали пищу нашу,Мы всё надеялись, а тутВ ладошке сваренную кашуКому попало раздают.Кто не носил воды с колодца,Кто дров ни разу не рубил,Тому вся каша достаётся.А нам уже не хватит силВ кулак собраться на ладониИ вспомнить, выстроившись в ряд,О тех сороке и вороне,Что в небе яростно парят.

Панкреатит

Под ложечкой больного мираВесна пылает нестерпимо,От ледяного аспиринаНикак зимой не становясь.Похоже, будет приступ долог.И мудрый гастроэнтерологПропишет нам лечебный голодИ обязательную грязь.Всё, как написано в рецепте:Картошки нет в боекомплекте.Плывёт мечтой о скором летеПо бруствер залитый окоп.А мы в него пускаем корни,И молодым побегом в горлеКрик, вопрошающий «Доколе?»,Торчит из нас как эндоскоп.

Мариуполь

Орёт сиреною тревогиНеумолкающий намаз.Сжимает дым головоногийГорящий в щупальцах алмаз —Так ярко наш завод чугунныйПылает каменным углём.А наступающие гунны,Трещат и вспыхивают в нём.И между выстрелов столь быстроЧто, можно думать, ускользнёт,Взмывает к небу словно искраИ гаснет в море вертолёт.

Солдат

Когда себе все листья в ноябреСуицидально оборвали клёны,Солдат ещё висел на фонаре,Как будто был фонарь вечнозелёным.Он вырос в одночасье на видуУ остальных, попрятавшихся дома.И скрип его верёвки на ветруРазмерен как удары метронома.Оставшихся навряд ли ждёт весна,У фонаря другие дух и буква.Вечнозелёным нам и смерть красна,Сладка как подмороженная клюква.

Клаустрофобия

В комнатке моей, вырубленной в толще гранитных плит,Нет ни двери, ни форточки, ни туалета с кухней.Пусто в ней, только лампочка на проводке горит.Значит, живой пока ещё. Если умру, потухнет.Тронешь её – качается лампочка между стен,Или же накреняется пол, и они в согласииКатят планету с комнаткой в будущее – затем,Чтобы узнать, как именно солнце для них погаснет.

Про кино

Под небом люди есть везде,Но мёртвые всё чаще.Бессмертны боги на звезде.И на звезду смотрящийЗа тонкий луч на звёздный гвоздьПодвешен к небу глазом.А значит, что бы не стряслось,Он к вечности привязан.Он от звезды бессмертья ждёт,Хотя в небесном телеУже последний водородПреобразован в гелий.