скачать книгу бесплатно
Задрожный, немного обескураженный ранним приходом следователя в сопровождении жандарма, был словоохотлив. Но если опустить ничего не значащие «расшаркивания» перед властями предержащими, суть была понятна: решил перед новогодним праздником и Рождеством «закинуть удочку» по торговле.
– Направил меня сюда Комитет торговли и мануфактур Иваново-Вознесенска. Ищем с тамошними промышленниками возможность обеспечения фабрик сырьём и топливом. Хочудоговоры обсудить с местными о сбыте продукции внутри страны, а если повезёт, то и за рубежом.
И тут же полез в дорожный сундук – показывать зачем-то ранним гостям образцы продукции ткачей с его родины.
Пятровский из вежливости пощупал несколько отрезов, любезно подставленных торговцем.
– А как умудрились так дорого квартиру прикупить? Ведь цена ей от силы пятнадцать!
Коммерсант опустил виновато голову и еле слышно проговорил:
– Так и есть, ваше высокородие… Пятнадцать… Но деньги-то Комитета… Квитанции получил на двадцать, две с половиной отдал прежним хозяевам сверх пятнадцати, две с половиной… Всё же столица, много соблазнов… А квартиру собирался перепродать позже, если не заладится с торговлей и обеспечением, – было такое решение Комитета! Не судите строго…
Игнат Тимофеевич и не собирался. Он понял: этот тип его не интересует. Попрощался и ушёл. Первый блин был комом. Да и можно ли было ожидать удачи в его миссии? Направляясь по очередному адресу, он размышлял об этом.
Проверка второго адреса, на Невском, также не принесла никаких результатов – торговцы, не вызывающие подозрений.
А вот на Манежной площади произошла накладка: квартиру в доме № 29 уже обыскивали в ночь с 3 на 4 марта под руководством самого прокурора окружного суда Николая Николаевича Сабурова, ставшего на следующий день товарищем обер-прокурора 1-го Департамента Правительствующего Сената.
– На сегодня всё, господин Гекк. Ступайте отдыхать. Завтра встречаемся по третьему адресу в десять часов.
Простившись с помощником, Пятровский направился в 1-й Департамент Правительствующего Сената и запросил встречу с Сабуровым. К великому удивлению, приняли его быстро.
– Одно дело делаем, Игнат Тимофеевич! – Сабуров одобрительно кивнул головой в знак согласия после представленного доклада. Он вкратце изложил результаты обыска на Манежной и, убедившись, что ничем больше не сможет помочь Пятровскому, попрощался с ним.
На следующий день статский советник и штаб-ротмистр начали проверку с третьего адреса, на Малой Садовой. Но и он, увы, не принёс результата. Оставалась одна комната в полуподвале, которая находилась по адресу: Большая Итальянская, 21, в доме Ратькова-Рожнова.
– Ваше высокородие! Кишка к кишке прилипает! – Гекк совершенно не по уставу обратился к Пятровскому.
Тому тоже очень хотелось перекусить, поэтому он, не обратив внимания на неуставное обращение, согласился:
– Извозчик! К «Доминике» на Невский. Знаешь?
– Как не знать, ваше высокородие! К лютеранам. Домчу мигом!
Кафе-ресторан «Доминик» в доме лютеранской церкви Петра и Павла порадовал служивых посетителей водкой (совсем по маленькой, дабы согреться) и закусками – кулебяками, бутербродами и пирожками. В течение часа они закончили обед и направились по последнему адресу.
Стукнув несколько раз в дверь и не получив ответа, Пятровский с жандармом поднялись на свежий воздух и направились к дворницкой. Им открыл суровый мужик с окладистой бородой и в треухе.
Назвавшись, Игнат Тимофеевич поинтересовался проживающими по искомому адресу. К этому моменту он знал, что комнату сняли муж с женой по фамилии Вайхомовы, прибывшие из Иркутской губернии. Но с какой целью они прибыли, пока оставалось загадкой.
– Тёмная эта губерния, Иркутская… – сказал Гекк, когда статский советник поделился с ним своими соображениями. – Завсегда туда всякое отребье революционное и бандитское отправляли…
У Пятровского тоже были смутные сомнения по этим поселенцам, но виду он не подал:
– Нужно будет – спрошу. Делай своё дело, братец! – добродушно осёк он слегка захмелевшего жандарма, чтобы и на место поставить, и не обидеть.
– Виноват, ваше высокородие!
– Так-то лучше.
Дворник запустил нежданных гостей к себе согреться с дороги и просушить обувь.
– Что об них сказать, ваше высокородие? Мужик лет тридцати пяти – сорока, высокий, статный. Вроде бы и простолюдина, как мы… Как я, прошу покорнейше извинения… Ну чувствуется, что кровей, могёт быть, и далёких, но благородных! – задумчиво проговорил дворник, приподняв голову и почесав бороду. – Выговор тихий, приветливый, но как бы с небольшой помаркой, вроде как не совсем русский, – продолжил он. – А вот жена его, или кто она ему там на самом деле – совсем не русская, это ей-богу! – И дворник перекрестился. – Маленькая, коряжистая какая-то, лицо плоское, глаза то ли с прищуром, то ли узкие, как у китайца того, нос широкий… Кожа темнее нашего будет, волосы – чёрные как смоль, и аж чувствуется, что жёсткие! Говорит мало, но если скажет чего – сразу и не уразумеешь… Вроде бы и русские слова говорит, а не как мы… И знаете, ваше высокородие… Говорит – как хлыстом бьёт: ни слова лишнего, ни звука! Но мужик её очень хорошо понимал…
Игнат Тимофеевич, до этого записывающий все показания дворника в свой блокнот, резко остановился и метнул взгляд на дворника.
– Что значит «понимал»?
– Да то и значит… Пропал он. Заселились они в середине декабря прошлого года, жили спокойно и тихо. После Рождества выезжали куда-то, но без большого числа вещей, и через неделю-полторывернулись. Рано утром, часов в пять, первого марта он ушёл из дому, и больше я его не видел…
Игнат Тимофеевич открыл свой блокнот. Так и есть: в комнату Вайхомовы заселились 16 декабря.
– А жена?
– А что жена? Жена тут. Выходит раз в три дня из комнаты, продуктов на рынке купит и обратно. Наверное, и сейчас на рынке…
Такое развитие событий, с одной стороны, обрадовало статского советника, а с другой – насторожило…
* * *
Сани катили по Звенигородской улице. Пятровский попросил извозчика не мчать, поэтому ехали они небыстро. Мимо проплывали казармы лейб-гвардии Семёновского и Егерского полков, а также гвардейских жандармов, где десять лет назад проживал штаб-ротмистр Гекк, его помощник.
Мимо по улицам продолжали бегать мальчишки-газетчики, выкрикивая последние новости из передовиц своего заработка:
– Великому Сибирскому пути быть! Строительство железной дороги начнётся одновременно с двух сторон, от Челябинска и Владивостока! – кричал продавец «Жизни и Слова».
– Девятого марта в Обществе поощрения художеств откроется девятнадцатая выставка передвижников! Не пропустите столь значимое событие в столице! – в тон ему и таким же зычным голосом вопил другой мальчишка, представитель «Нувеллиста».
Их голоса затихли где-то сзади. Жизнь в городе кипела по полной…
Игнат Тимофеевич ещё раз внимательно перебрал покупки: не упустил ли чего? Вроде бы нет. Укутался плотнее в пальто и задремал…
…Снилось ему, как будто бы он стоял рядом с каретой в бозе почившего Государя Императора Александра Николаевича ровно десять лет назад. Только что произошёл первый взрыв, и он, статский советник Пятровский, своим телом закрыл Александра II.
– Кто ты, спаситель мой? – протягивая руки к Игнату Тимофеевичу, спросил у него Государь.
– Статский советник Пятровский, Ваше Императорское Величество!
– Отчего же только «статский»?! Быть тебе «действительным статским»! А ну-ка давай ко мне в карету, мигом! Сейчас едем во дворец, и там я подпишу Величайший указ!
И стал карабкаться Игнат Тимофеевич в карету, но уж больно высока она была! И вроде бы уже влез, но царь устал ждать и как крикнет:
– Уж больно ты нерасторопный, Пятровский! Хотел быть «вашим превосходительством»? Так хрен тебе! Будешь «вашим благородием» до конца жизни своей! Понял? Выходи из кареты, «ваше благородие»! – И засмеялся, как демон.
– За что же так, Ваше Императорское Величество?! Я же вам жизнь спас!
– Не спас, Пятровский, не спас… – как-то грустно проговорил государь. – Поэтому, «ваше благородие», выходите!«Ваше благородие», выходите!..
– Ваше благородие, выходите! Приехали уже. А я вижу, вы заснули… Устали, поди…
Извозчик стоял рядом с проснувшимся Пятровским, который ещё не совсем отошёл ото сна, часто моргал, протирал кулаками глаза и озирался по сторонам.
Игнат Тимофеевич, расстроенный то ли оттого, что его разбудил извозчик, то ли от нагоняя, устроенного ему покойником, устало вылез из саней, расплатился с «ванькой» и направился к себе в квартиру.
– Всё купил, Клавдия! – прокричал Пятровский, заходя в подъезд. – Зайди забери.
Клавдия Матвеевна подошла к корзине с едой, перебрала продукты, вздохнула и спросила:
– Что приготовить, ваше благородие?
– Давай солянку, только мяса совсем чуть-чуть. Овощей побольше. Говорят, они жизнь продлевают, слышала?
Бывший титулярный советник зашёл за ширму и стал раздеваться.
– Да слышала… Только говорят это те, кто других способов продления не знает! – ехидно прыснула в кулак кухарка.
– Дура-баба! – совершенно не обидевшись на свою помощницу, ответил Пятровский. – Готовь давай. Да рюмку подай. Подмёрз я на улице, хересом греться буду. И не тяни с едой!
По опыту он знал, что она, хоть и колкая в разговорах, но добрая и старательная. А уж как готовила – пальчики оближешь! Лет пять назад, когда Игнат Тимофеевич ещё надеялся восстановиться в службе, упрекал её:
– С твоими руками тебе в ресторане работать надо!
– Скажете тоже, ваше благородие! – краснея, отвечала Клавдия. – Меня и тут всё устраивает.
Минуло пять лет. Ничто не изменилось. В ожидании обеда Пятровский налил рюмку хереса, открыл свой сундук, достал оттуда тот самый блокнот с записями своего первого расследования во временной должности и решил освежить память событиями десятилетней давности…
* * *
– Да вон и она идёт! – Дворник направил свой не совсем чистый палец в сторону окна дворницкой, выходившего во двор и покрытого паутиной вперемежку с печной копотью.
– Ты уверен? – первым переспросил Гекк, чем вызвал недовольную гримасу Пятровского.
– Вот вам крест! – И хозяин каморки перекрестился.
Статский советник прильнул к окну. По ту сторону стекла действительно шла женщина малопривлекательной наружности, таща за собой санки с аккуратно уложенными на них корзиной с провизией и несколькими поленьями берёзовых дров.
Остановившись у входа в квартиры, она устало потянулась, отвязала и приподняла корзину и с нею отправилась внутрь дома, оставив санки и дрова на улице.
– Спасибо за приют. Мы пойдём. – Игнат Тимофеевич отблагодарил двухкопеечной монетой дворника, и они вместе со штаб-ротмистром вышли на свежий воздух. И тут их взору представилась весьма пренеприятная картина, которой они, по долгу своей службы, должны были дать отпор: выходившая из дома за дровами и санками женщина увидела, что их пытаются украсть какие-то лихие люди! Пятровский и Гекк были как раз посередине и чуть глубже от происходящих событий, но воры, увидевшие жандармский мундир и руку его владельца, машинально потянувшуюся к кобуре с револьвером, моментально бросили сани и скрылись в подворотне.
Помощник статского советника принялся было их преследовать, но старший окриком его остановил и обратился к перепуганной до смерти хозяйке санок:
– Твои?
Она, ещё вполне не отошедшая от шока, с трудом глотая воздух ртом, который до этого, по русским представлениям, должен был кричать «Помогите! Грабят!», выдохнула, посмотрела сначала на жандарма, а потом на Пятровского, ответила:
– Мои.
Причём ответ её был короткий, как выстрел пули, без растяжки на «и». Как будто бы прозвучало слово «Мой».
– Пойдём в дом, – ответил ей Игнат Тимофеевич, взяв в охапку дрова, а Гекку показал, чтобы он забрал санки.
Так втроём они и зашли. А со стороны за ними наблюдал удивлённый дворник. Как только они скрылись за дверьми, он ещё немного постоял, подкинул на ладошке только что полученную монету и двинулся отмечать откуда ни возьмись прилетевший «праздник».
Войдя в комнату, статский советник отметил явный аскетизм в её содержании. Его признаки проявлялись во всём, начиная от убранства и одежды, висящей на крюках, и заканчивая продуктами, только что привезёнными хозяйкой с рынка. Лишь два предмета выходили за рамки увиденного: какое-то божество, размером с небольшую сову и обвешанное пепельно-коричневыми перьями, и фотография, на которой были изображены женщина, мужчина и ребёнок. Подойдя поближе, Пятровский увидел, что женщина на фотографии – хозяйка комнаты, только гораздо моложе. По крайней мере формальная хозяйка.
– Арина Александровна Вайхомова? – уже предчувствуя ответ, спросил статский советник.
– Да, – так же коротко ответила хозяйка.
– А это кто? – указывая на ребёнка на фотографии, спросил Пятровский.
– Сын.
– Вы не очень многословны, Арина Александровна, – попытался упрекнуть и вывести её на откровенный разговор Игнат Тимофеевич.
– Да.
Разговор явно не клеился, и статский советник решил действовать по-другому.
– Куда пошёл ваш муж, Микита Никанорович, в утро на первое марта?
В глазах женщины, куда он смотрел на протяжении всего этого небогатого словами разговора, вначале появился испуг, потом растерянность, смятение и отчаяние. Через секунду из глаз брызнули слёзы.
Штаб-ротмистр, увидев огорчённый и озабоченный взгляд начальника, обвёл взглядом комнату, увидел стоящий на столе кувшин с водой, налил в кружку и передал хозяйке. Она с благодарностью приняла и сделала несколько глотков.
– Повторю свой вопрос. Куда пошёл ваш муж, Микита Никанорович, в утро на первое марта?
Было видно, что женщина успокоилась. Но её ответ поверг её гостей в некоторый шок:
– К царю.
Следователь и жандарм недоумённо переглянулись и опять направили свой взор на женщину.
– Куда?!
– К царю, – уже совсем успокоившись, ответила Арина Александровна.
– Но зачем?!
– Чтобы убедить его отказаться от ранее принятого решения.
Эта фраза, очень длинная и сказанная хозяйкой комнаты практически без запинки, поставила в тупик обоих должностных лиц.
– Что это значит? – Первым, как и следовало, пришёл в себя Игнат Тимофеевич. – О каком решении вы говорите?
– Найдите тело мужа. И вы узнаете ответ на этот вопрос.
