скачать книгу бесплатно
– Катя я даже не знаю, носишь ли ты лифчик, – отвечаю взаимностью. – Форменные рубашки не просвечивают.
– Я вот заметила.
– Женский глаз.
– Нет, мужчины куда внимательнее к женской одежде, чем сами дамы. Скажешь, не так?
За разговором мы не замечаем, как дошли до домика. В окнах темно. Явно, соседка еще не пришла. Можно конечно напроситься в гости, но несвоевременно пока и Катя не торопится приглашать.
– Подожди. Я ничего не понимаю. Объясни, что здесь такого?
– Девушка шестнадцати лет сама спокойно одела и носит мужские трусы, не носит лифчик, почти не пользуется косметикой. Понимаешь?
– Может, у нее в семье так принято? Нет, Катя, я не замечал у нее особого интереса к дамам. Наоборот, явная естественная тяга к мужчинам.
– Особенно к суровой внешности студентам. Это мне и удивительно. Видел, как она на тебя смотрела?
– Стоп. Проблему понял. За девушкой приглядываем, за ее подругой тоже. Историю с бельем откладываем на верхнюю полку. Она же получила правильный пакет?
– Само собой. Сама отвела ее к Екатерине Сергеевне.
– Вопрос решился. Остальное только подозрение. И, Катя, – задумчиво потираю подбородок, – если твои подозрения верны, это не преступление, а только предосудительное поведение и повод обратиться к врачу.
– Тень на лагерь.
– Это пусть руководство думает. У него шляпа большая, борода густая.
Прощаемся целомудренным рукопожатием. Кажется, девушку я успокоил. Ничего страшного не произошло. А вот некоторые слова и намеки Кати заставляют задуматься.
Закуриваю. Обхожу домик с тыла. Планировка у всех одинаковая. В правом окне вспыхивает свет. За занавеской проявляется силуэт девушки. Вижу, как Катя расстегивает и снимает рубашку. Затем наклоняется, видимо спускает юбку. Из-за занавески видны только контуры, воображение дорисовывает остальное.
Стою в тени ели, в стороне от пучка света из окна. Так лучше видно. Катя подходит к окну, отдергивает занавеску. Студентка-вожатая предстает передо мной во всей своей первозданной, естественной красоте. Покатые плечи, чуть выделяющиеся ключицы, гордая шея, а вот грудь она прикрыла рукой. Хотя, готов поклясться на Библии, бюстгальтера на девушке нет. Миг ослепления, и Катерина резко задергивает занавеску. Представление окончено.
Втаптываю окурок в землю. Трясу головой, приходя в себя. Атмосфера скаутского лагеря действует на всех. Из глубин памяти всплывают строки незабвенного Александра Сергеевича. За ними бессметные стихи Киплинга.
«А глаза у Кати серые». Это рассвет, протяжный гудок уходящего в дождь и туман парохода, пенный гребни волн кильватерного следа. Странная ассоциация. Дорого бы я дал чтоб глянуть в эти глаза на рассвете. И уплыть с ней на большом пароходе в туман, к новым неизведанным берегам.
Возвращаться домой рано. Идти в штаб в компанию не хочу. Читать перед сном, желания нет. Брожу бесцельно по лагерю, вспугиваю пару стаек загулявшихся скаутов. Ноги выносят меня на берег. Белые ночи. На реке светло. Да и в лесу мягкий сумрак. Интересно, почему мне показалось у домика Кати, что вокруг темнота?
Пляж опять пустынен, как и вчера. Сажусь на настил пристани. Свешиваю одну ногу вниз, вторую сгибаю и опираю в колено локоть. Надеюсь, со стороны я немного похож на скульптуру Родена. У меня появляется традиция, глядеть на закат с берега, провожать бегущие по реке лодки и яхты. О! А сегодня большой катер идет вверх по течению.
Доски причала поскрипывают под весом человека. Лениво поворачиваю голову и поднимаю раскрытую ладонь.
– Добрый вечер!
– Здравствуй! – У лодочного сарая стоит вчерашняя девушка. Та же самая прическа, чуть прищуренные от солнца глаза, то же самое темное платье и красный платок на шее.
– Думал, ты сегодня не придешь.
– Ты сам сказал: «До завтра».
Девушка останавливается в метре от меня и опирается на сваю.
– Знаешь, мы встречаемся второй вечер, и я не знаю, как тебя зовут. Я Максим.
– Алиса.
– Редкое имя. Необычное. Ты часто сюда приходишь?
– По настроению. Знаешь, необычное место. Похоже на детский лагерь, но очень благоустроенный, элитный. Даже урны на пляже. Кто из них выгребает мусор?
– У нас есть подсобные рабочие. Они следят за чистотой, – мне и не пришло бы в голову задавать такой вопрос.
– А дети? Почему их не приучают к труду?
– Как это? – мне становится смешно. – Как раз завтра в первой половине дня у нас генеральная уборка. Большой аврал с подметанием, чисткой, сбором мусора. Планируем загрузить работой всех, чтоб с ног валились.
– Это хорошо, – девушка задумчиво смотрит вдаль.
На языке вертится один вопрос. Пока рано. Нельзя ставить задачи, которые не выполнят и задавать вопросы, на которые не ответят честно.
– Удивительное время, – молвит Алиса. – Светлый вечер. Солнце светит из-за горизонта. Ночь есть, но ее нет. А утром низины накроет туман. Траву покроет роса.
– Это лето. Наше северное лето. Короткое лето самой лучшей губернии нашей страны.
Поднимаюсь, упираю руки в поясницу и с наслаждением до хруста в суставах разгибаю спину. Засиделся. Всего двумя фразами обменялись, а такое чувство, что проговорили два часа о чем-то важном и серьезном. Протягиваю Алисе руку.
– Пойдем гулять?
– Приглашаешь? – на меня снизу-вверх смотрят два чистых ясных огонька голубых глаз.
– Да.
Алиса не отпускает мою руку. Так парой и гуляем по лагерю. Девушку удивляют фонари на центральной аллее.
– Зачем жгут свет? Людей же нет, и так светло.
– Положено, вдруг кто заблудится, выйдет на свет.
– А там что? – взмах руки в направлении спрятавшегося на отшибе сруба бани.
– Тайное убежище Бабы Яги. Чувствуешь запах? – баня топится. Кто там не знаю. Ключи у нас в шкафчике вожатской.
– Точно! Кого-то там жарят и парят? – лицо девушки приобретает лукавое выражение. – Пойдем, посмотрим?
– Не боишься? Вдруг Баба Яга выйдет?
– Ты же со мной.
Дверь бани закрыта. Из трубы вьется легкий дымок. Пахнет костром, деревенским домом, распаренными вениками. На всю округу разносится смолистый аромат. Запахи пробуждают ностальгические воспоминания. Детство. Хутор дяди Евстафия у Онеги. Запах хлеба из деревенской печи.
Кажется, к запахам бани примешался тонкий хлебный аромат. Нет, не то. Это квасом на камни плеснули. За маленьким мутным окошком какие-то тени. Специально как бы случайно оттесняю Алису в сторону. Девушке не нужно видеть лишнее.
– Я в детстве у бабушки была в деревенской бане. Так жарко было жуть, думала уши сварятся. Разревелась, а бабушка меня холодной водой облила.
– Бывало и такое. Любишь такую баню?
– Наверное люблю. Забыла уже с детства.
Бестактный вопрос чуть не срывается с языка. Не нужно, нельзя. По словам девушки и так многое понятно. Вздыхаю. Чуть было не сорвал покров с чужой трагедии, чуть было не залез грязными пальцами в рану. «Была», «Забыла уже с детства» – за этими словами скрывается смерть близких людей, раздел наследства, продажа усадьбы, родного куска земли. Дети такие вещи не всегда понимают, но переживают сильнее, чем взрослые.
К аллее возвращаемся мимо домиков младших отрядов. Они больше, чем у наших воспитанников, рассчитаны на четырех человек. Как помню, там по планировке две двухместные комнаты, отдельное помещение для занятий и санузел. Все окна кроме одного темные. В крайнем кто-то из скаутов засиделся. Утром на зарядку приползет сонный и неумытый.
Чувство ответственности подбивает меня зайти и навести порядок. Однако не хочется проявлять рвение при Алисе и вообще вмешивать ее в это дело. Проходя мимо домика, замечаю на стене треугольник основанием сверху. Здесь живут девочки. Вопрос решился сам собой.
У ворот лагеря Алиса высвобождает ладонь из моей руки.
– Максим, мне пора.
– Спасибо за этот вечер. Тебе долго идти или ехать? – даже не сомневаюсь, она не из наших скаутов.
– Нет, здесь два шага.
– Давай, провожу или подвезу, – хлопаю себя по карману. Ключи от машины со мной.
– Спасибо тебе, Максим. Меня действительно не нужно провожать. – Алиса отступает на шаг.
– Я на самом деле только хочу проводить, убедиться, что ты в безопасности, добралась до дома.
– Мне два шага до дома. Не беспокойся. Дойду за три минуты.
– До завтра, Алиса!
– До свидания, Максим, – чистый девичий голос, но в нем слышны грустные нотки.
Прощальный взмах руки. Алиса убегает за калитку. Иду следом за девушкой. На парковке у ворот десяток машин. Тихо, безлюдно. Выхожу на дорогу, никого нет. Серая асфальтовая лента. Огни хутора на горизонте. Темная стена перелеска в километре. Ни огонька, ни звука мотора, ни звука шагов. На крайний случай обхожу площадку, задерживаюсь у своего «Эскорта».
Черт побери! Сердце бьется как бешенное, в голове сумбур, кровь бурлит. Кругом ночь. На лесных тропинках темно. Мало ли что может быть? Юная девушка с голыми ногами одна ночью идет к неведомому дому. Все может случиться. Как помню, по карте, ближайший поселок в трех километрах по прямой. Между нами и тем хутором на горизонте низина с глубокой речкой. Ближайший мостик не пойми где. Но там точно прямой дороги нет.
Закуриваю сигарету. Глубокая затяжка успокаивает. Не так все плохо. Я просто чего-то не знаю. Вчера мы простились у причала. Сегодня у ворот лагеря. Она местная, знает здесь все тропки и закоулки. Может, выросла на лесном кордоне. Для нее возможно действительно до дома два шага.
В лагерь возвращаться не хочу. Открываю машину. Поворачиваю ключ в зажигании. Мотор отзывается довольным урчанием. Еще одна сигарета пока мотор греется. Можно трогаться.
Музыку не включаю. В таком состоянии она только глушит, отупляет. Чувства обострены до предела. Нерв – оголенный провод. В свете фар мир вокруг незаметно меняется. Кажется, деревья подступают вплотную к асфальту, заросли встают у обочины зловещей колючей стеной. Дорогу прямо перед машиной перебегает заяц. Сбавляю скорость. Трасса хоть и пустынна, но ее давно не ремонтировали, ям много.
Из-за поворота выстреливает поток света. Встречка. Большая семейная легковушка. Тоже кто-то не спит. Становится веселее. Я не один на этой сельской извилистой трассе. Справа от дороги дома. Указатель «Благовестное». Останавливаюсь на заправке, заливаю бензин до горлышка, покупаю три пачки сигарет, газ для зажигалки.
Девушка на кассе рада случайному посетителю, живо делится местными новостями. Ей скучно в ночную смену, не с кем даже поговорить. Перебрасываемся ничего не значащими фразами. Узнаю, что на Липки в этом году будут строить новую дорогу, некая Марина Ивановна родила седьмого ребенка, лесопилка закрылась, дескать, невыгодное дело стало, зато рыбоводческая ферма расширяется. Обычные мирские новости. Жизнь идет, что-то строится, что-то закрывается, люди рождаются и умирают. На этом и стоит белый Свет.
После заправки поворачиваю к лагерю. Дорога уже не кажется такой пугающе пустынной. Слышатся крики ночных птиц. На обочине лиса рвет тушку какого-то зверька. С приближением машины зверь даже не прячется в траву, а только приподнимает морду и провожает меня взглядом.
Прокручиваю в голове сегодняшний вечер, разговор с Алисой. Интересная девушка. Гимназистка старшеклассница. Неглупая, симпатичная, как-то сразу мы с ней подружились, нашли контакт. А ведь в ее словах кое-что не сходится. Только сейчас вижу логический разрыв. При этом она ни разу не соврала. Такие вещи чувствуются интуитивно, на подсознательном уровне.
У ворот лагеря меня встречает кошка. С поднятым хвостом трется о ногу и тут же уходит в кусты. Вот так, ночной патруль. В моем домике темно. Из комнаты Саши доносится мерное, ритмичное сопение.
Ночью мне снятся горы Восточного Туркестана. Внизу проплывает зеленая долина меж двух хребтов, серая пыльная лента дороги, квадратики, черточки нашего блокпоста. Рядом со мной летит малый беспилотник наш верный трудяга «Тромбон». Земля приближается. Падаю. Растет на глазах позиция автоматического гранатомета. Уже вижу троих ребят в светло-зеленой с разводами пятнистой форме, один читает с планшетки, двое дремлют в тени укрытия.
Краем глаза отмечаю шевеление в низине среди зарослей вдоль степной речки, движение, солярный выхлоп за холмом в пяти километрах к западу. У горизонта поднимается облачко пыли. Беспилотник отворачивает в сторону и уходит к зарослям.
Взгляд, сознание скачком перемещаются. По ушам бьет вой сирены. Бросаю планшетку в карман и хватаю штурмовую винтовку. Пригнувшись, подбегаю к амбразуре. Ребята за спиной матерятся, подтаскивая патронные коробки к гранатомету. Слышу топот, лязг металла, щелчки предохранителей и затворов. Ревут моторы самоходных минометов.
В степи за укреплением ветер гонит волны по ковыльному полю. На небе яркий огненный шар солнца. Над долиной кружит большая птица. Выискиваю в небе «Тромбон», он уже плывет над самой речкой. Приглушенное стрекотание автомата. От противного свиста внутри все холодит, сердце замирает, рубашка на спине пропитывается холодным потом. Падаю на дно ячейки, пытаюсь сжаться в комочек, забиться в норку.
Свист нарастает. Грохот. Земля вздрагивает. По каске барабанят камешки. Первый залп лег прямо перед позицией. Слышу, кто-то кричит. Два хлопка ускорителей беспилотников. Еще череда взрывов. По нам бьет батарея. Тяжелые минометы, или гаубицы. Обстрел надо переждать и пережить.
Грохает совсем рядом. Не знаю, сколько прошло времени. Только вздрагиваю при каждом взрыве. Стискиваю зубы до боли. Вдруг появляется новый звук. Череда резких громких выстрелов. Это включаются в дело наши «Васильки». Колотят наугад, или уже пошло целеуказание? Хочется верить в лучшее. Очень хочется жить.
Новый кусок воспоминаний. Я уже меняю магазин. В ушах словно ватные пробки. Голоса ребят звучат как через толщу воды. Грохочет гранатомет. Резкие хлопки выстрелов автоматических минометов. Со всех сторон звучат винтовочные очереди. Совсем рядом тарахтит пулемет.
Поднимаюсь к амбразуре, выглядываю и сразу даю короткую очередь на три патрона по фигуре в поле. Уйгур падает. Не знаю, срезал его или он сам залег. Перевожу огонь на следующую цель.
Над блокпостом стелется едкий дым. В ушах вата, звуки приглушенные, в висках стучат молоточки. На дороге и в поле горят пять машин. Страшно воняет гарью, бензином, сгоревшей взрывчаткой и порохом. Со стороны дороги тянет горелым пережаренным мясом. Пинаю гильзу от патрона гранатомета, она со звоном катится к горе таких же латунных цилиндриков. За бруствером кто-то истошно орет. Хлопок выстрела, крик обрывается.
Держусь за стенку блиндажа медиков, голова кружится, перед глазами плывут круги. У нас трое раненных. Вася совсем плох. Нужна срочная эвакуация. Слышал, как по рации обещали «вертушку» через полчаса.
Прочесываем окрестности. Трещат редкие выстрелы. Трупы повстанцев оттаскиваем к траншее за блокпостом. Оружие, трофеи сваливаем прямо во дворике. Машины нападавших броня спихивает с дороги, чтоб не мешались.
Останавливаюсь перед трупом. Среднего роста человек в каком-то балахоне. На спине расплылись темные пятна. Нога неестественно вывернута. Волосы черные, грязные, косичкой. Переворачиваю дохляка. Молодая женщина. Девушка. Лицо красивое. Только у уголка губ запеклась кровь. Глаза широко раскрыты. Рядом валяется немецкий «Хеклер-Кох». Лицо девицы высокое, правильное, густые ресницы, тонкий нос. Разрез глаз удивляет. Он не монгольский и не тюркский. Кто она: полукровка или наемница из «Красных бригад»? Бог разберет.
Глава 7
1 июля. Среда
Утром полусонный бреду в санузел. Плещу в лицо полными пригоршнями холодную воду. Надо было раньше ложиться. Освежаюсь, чищу зубы, бреюсь, придирчиво оглядываю свое лицо в зеркале. Мешков под глазами, припухлостей нет. В зеркале характерные семейные черты лица, высокий лоб, квадратный подбородок, тонкий нос. Приглаживаю мокрыми руками ежик светло-русых волос. Можно идти в люди.
На спортплощадке собрались почти все. Катя с коллегами разговаривают у футбольных ворот. Подхожу, здороваюсь. Ждем три минуты опаздывающих и начинаем.
Легкая разминка. Скауты выстроились поотрядно и повторяют движения за Виталием Аркадьевичем. Кто-то из вожатых показывает пример подопечным, рьяно машет руками и ногами, крутит головой и прочими частями тела. Я с серьезным видом прохаживаюсь за спинами скаутов.
Лена сегодня в спортивной форме. Работает наравне со всеми. Тянется в наклонку к носочкам. Тонкое трико обтягивает тело. Рельефно выделяются ягодицы, бугорок с ложбинкой между ног. Из-под футболки выглядывает кусочек розовой кожи. При моем приближении девушка резко распрямляется и отводит глаз в сторону.
Распорядок дня известен заранее. Все идет своим чередом. Разве что только после завтрака узнаю, Катя отпросилась на полдня. Командовать нашим отрядом во время генеральной приборки и чистки придется мне одному. Ничего страшного, справляюсь. Нам нарезают участки и фронты работ. Моему отряду выпала уборка в мастерской, кружках, библиотеке и на прилегающей территории. Четверых парней отряжаю в столовую, перетаскивать мешки и ящики с места на место.
Работа кипит. Девушки сметают паутину и пыль, протирают подоконники, моют полы. Мальчишки таскают им воду, выгребают и свозят на площадку мусор. Мне остается только надзирать за процессом и пинать отлынивающих от трудовой повинности.
– Максим Дмитриевич, как дела идут? – с Шуховым сталкиваемся в дверях мастерской.
– Работаем, Станислав Павлович.
