скачать книгу бесплатно
Бабушка пошарила по стороне рукой, нащупала острое колено старика, похлопала по нему.
– Мы ещё успели пожить!
– Да. Кстати, уже давно стали сниться такие яркие сны, что я думаю о них как о действительной реальности, планирую дела из снов на день…
Они надолго замолчали, видимо, утомившись от длинного пролога в разговоре.
Дети пока потихоньку достали пакетик сгущённого молока и по очереди понемногу отъели из него. Его им дал один из солдат, которые неделю назад, неизвестно чьи, человек десять, приходили и просили еды. В подвале скопилось много засохшего хлеба: каждый выходящий в город старался принести как можно больше, и его не успевали съедать, – плюс было достаточно соли и сахара. В достатке было и растительного масла. Бойцы стали отламывать большие куски хлеба, посыпать их сразу и солью, и сахаром, жадно есть. Запивали маслом прямо из бутылки, передавая её друг другу. Потом сели кто куда, ненадолго задремали.
– Вам оставить хлеба? – спросил командир стариков (он был самый опрятный и побритый).
– Не надо, солдатики. Мы добудем, – ответил кто-то из темноты.
– Спасибо! – сказали все вразнобой, посовали скудный припас в вещмешки.
Когда военные уже уходили, один из них вернулся к детям и достал из набедренного кармана начатый пакет сгущёнки.
– Вот, растите… пожалуйста! – голос парня на половине фразы «хрустнул» и сорвался на хриплый шёпот.
Кто-то из товарищей заметил эту сцену, но никто ничего не сказал. Наверное, поэтому так мало пишут военных пьес: а что говорить?!
Света с Мироном растянули необычный пакетик на несколько дней. Они не стали говорить про новую еду бабушке: знали, что та – для них же – откажется. Мальчик хотел было выбросить оскудевший до дна пакетик, но Света остановила его, прошептала: «Можно ещё разрезать, оставь пока!» Они сложили его под ворох разновозрастных вещей, приметили, под каким слоем.
– Пум-пурум-пурум-пум-пум! – начал напевать сначала тихо, потом всё прибавляя в голосе, дедушка.
Бабушка узнала песню и подхватила уже со словами:
– Это даже хорошо, это даже хорошо, что пока нам плохо!
Они моментально слились в хор – наверняка не в первый раз. Почему-то пропустили первый куплет из неформального гимна советской интеллигенции.
– …Если б дети в Лимпопо жили не болея,
Мы не знали бы, что есть в мире Бармалеи.
Что повсюду нам от них надо ждать подвоха,
Это даже хорошо, что пока нам плохо,
Это даже хорошо, это даже хорошо,
Что пока нам плохо.
И ещё бессчётное количество раз повторяли финалочку, разыгрывая её на разные лады и добавляя новых инструментов. Оба поднялись со своих мест и стали шуточно маршировать вокруг кресла.
Под конец замерли и обнялись. Так стояли тоже без счёта.
– Ой, уморилась! Хорошо.
Бабушка сняла платок на плечи.
– Великий фильм «Айболит – 66». Прямо про нас, – она ещё раз обняла собрата.
– А я был знаком с Вадимом Коростылёвым, автором текста. Шапочно. Работали на одном проекте.
– Да, были времена. А мы и не знали, что счастливы. Будет ли ещё оттепель?
– Конечно, будет! – дедушка даже расправил плечи. – Вон, видишь, уже апрель!
Бабушка от такой шутки поморщилась.
– А помнишь анекдот? – дедушку несло. – Мальчик спрашивает верховного: «Мой папа говорит, что вы не только человека в космос запустили, но и сельское хозяйство», – а тот отвечает: «Передай отцу, что я не только кукурузу сажаю».
– Да практически у всех был под кроватью тревожный чемодан. Носки там, спички, фонарик, дежурный червонец – было весело!
– Ага, червонец постоянно приходилось то вынимать, то докладывать.
Глава 2. Продолжение пути
Дом проснулся позже всех: ночью он зачитался и уснул совсем под утро. Рукопись лежала рядом с ним, придавленная большим куском штукатурки. Чтобы не разнесло листы.
Светлана обратила внимание на то, что проводник никак не отряхнул камень, а положил его грязным, как тот был. У неё тут же родилось такое рассуждение, что необходимо тексту добавить земной земляной правды, грубости, которая приходит, невзирая на наши планы, и благо что часто мешает сбыться не только добру, но и злу. И ведь верно: зло тоже может быть в отчаянии от своего бессилия. Когда на него ложится грубая правда – даже не намеренно, а произрастая из пустынной почвы от всепроникающего биения жизни.
А каково Господу подготавливать своё второе пришествие? Вот смотрит он на происходящее и думает или порывается вмешаться не только помысливая или направляя действие, но и вмешаться собой. Разве сейчас не время, разве не было такого времени уже десятки раз? Разве мало ему наших молитв? Или, может, собрать все наши боли и принести такую жертву? Неужели и этого ещё мы не скопили достаточно? Как первохристиане ждали второго пришествия сразу во время их жизни, когда от воскресения не миновало и сотни лет. И ведь они уверовали в это – и силы их веры разве недостаточно для нового приглашения Бога? Как язычники на Севере ждут прямого хорошего результата рыбалки или охоты оттого, что они перед этим задобрили духов и заключили с ними таким образом договор прямого действия. Так и мы, современные, вправе ждать пришествия если не сегодня, то завтра. Да, прямо завтра, в любое время. И, конечно, так, чтобы мы могли новое пришествие распознать. А вдруг оно может прийти и пройти незамеченным? Не по небесным причинам, а, например, от нашей суеты.
«Как я перешла к этому от размышлений о куске земли? Писательское проклятие. Плюс действительная, пусть неявная связь всех событий в мире. Ещё этот непонятный Дом. Инопланетянин».
Все эти размышления пронеслись у Светы за секунду. Она поняла, что Дом готов что-то сказать ей про материал, и переместилась ближе.
Роман тоже среагировал на этот знак, вынырнул из безразличного ожидания, подался телом в их сторону, чтобы слышать разговор. Ольга же была в туалете.
Дом заметил это движение спутника и решил говорить, чтобы было слышно всем. Порождение секретов в походе нежелательно, кроме того, сплочение ребят вокруг одной позитивной, пусть даже дискуссионной идеи полезно.
– Текст в целом мне начинает нравиться. Видно, что это из вашей натуры, что переживаете за героев, а сочувствуете вообще всем. Вы с этим будьте в жизни осторожнее.
Проводник взял рукопись, стряхнул с неё сухую грязь, стал для убедительности потрясать листами в воздухе.
– Ага, спасибо! – ответила Света и про текст, и про жизнь.
– Для начала такой вопрос: как это дети одновременно имеют и воплощённую, и невоплощённую сущности? Боюсь, может быть непонятно.
– Ну это не совсем выдуманный текст. Для меня. Всё так и есть. Мне это пришло, я не сама. Если хотите, это как двойственная природа света: и волна, и корпускулы. Двуединая природа, – у писателя непроизвольно появились слёзы.
– Просто принять это?
– Да, именно, просто принять, – автор сквозь слёзы заулыбалась, показалось даже, что на её ресницах промелькнула радуга.
Ему вообще нравились такие разговоры: про значимые для одного-двоих человек частности, про полутона и впечатления, прозрения, предположения, – так сопрягались реальности людей, суть обретала действенную плоть, от взаимопонимания можно было двигаться в большую даль.
– Бабушка у вас слишком идеальная. Правильно я понимаю, что у вас не было бабушки?
Света замялась. Она не ожидала, что литературоведение перерастёт в психотерапию. Но быстро решила про себя, что это, значит, тоже часть писательского труда: быть в готовности к психологическому препарированию.
– Да, бабушки ни одной не было. Это моя фантазийная бабушка, какую я хотела бы себе. Оставьте мне её такой.
– Ну это вы героев оставляете или нет.
– Ага, – кивнула Света.
Она отодвинулась от бесплатного редактора. Стала прислушиваться к внутреннему кипению противоречивых чувств и мыслей, решала, что важно, а что нет. «Интересно, какой бульон из этого приготовится? Будет ли съедобно?»
– Дашь потом почитать? – зачем-то прошептал Роман.
Рассвет заливал окна школы, от прохлады на стёкла села роса.
Роман поднялся, в возбуждении стал хлопотно собираться, показывая своим видом готовность к дальнейшему движению, если не к подвигу. Потом парень ушёл в туалет и намывался там десяток минут. В походах Дом даже не чистил зубы и не знал мыла: самый малый груз на длительном пути был обузой, мешал какой-то пилигримской сути.
Домысливать умел долго ждать и не испытывать раздражения. Последнего, как и многих других чувств и переживаний, просто не было в его багаже. Возможно, тоже по причинам излишества в земном или каком ином странствии. Кстати, почему человек наполнен таким большим числом переживаний, способностей к десяткам чувств, более того, часто к их одновременному проживанию? Появились ли они сразу или вырабатывались с ходом эволюции? Или Господь вдохнул их, возможно, сам того не ведая? «Наверное, многие оттенки выделялись в процессе проявления «базовых» инстинктов: страха и ненависти как частей инстинкта самосохранения, ощущения безопасности, полового влечения – из двух последних могла сложиться любовь. Сопереживание могло родиться как обратная величина эгоизма, но со временем стало самоценным, хотя ему приходится постоянно отстаивать себя. И если эгоизм присущ в той или иной мере всем, то эмпатия сокрыта далеко не в каждом. Ведь много ещё абсолютно, на мой взгляд, ненужных, рудиментарных чувств. Презрение, зависть, горечь, злоба… Но ведь есть в противовес вдохновение, доброта, уважение, щедрость…» – Дом обрадовался, что не всё ему в этом мире постижимо, а значит, и мера ответственности на нём не больше, чем на других. «Интересно, как рождается совесть?!»
Дом сел на подоконник, уставился в одну точку не моргая. На самом деле он на всякий случай приглядывал за Романом: допускать вольные передвижения было нельзя, и вдруг того потянет в разведку.
Ещё в первые посещения этой школы Дом обратил внимание на порушенную стенопись. На неё, собственно, нельзя было не обратить внимания: не в каждом учебном заведении можно встретить произведение искусства. Правда, сейчас уже трудно было понять изображение и идею. На стене проглядывались только остатки картины. Скорее всего, было чьё-то лицо, по краю виднелись волосы вразлёт, и сбоку был текст, от которого осталась живой одна неполная строка: «…мерть стоит того, чтобы …ть!» Очевидно, в первом слове пропущена «с» и во втором – «жи» или «бы», отчего смысл поначалу не очень менялся. Дом был здесь не первый раз и стал играть в такую игру, перебирая тонкие оттенки слов: «жить», «быть». Да, это чуть разное: например, можно быть, но не жить, а жить, но не быть – нельзя. Наверное, нельзя. Сегодня он устал больше собственных ожиданий – пришло в голову горько-ироничное в этом контексте «выть». «А вдруг «выть»?»
Роман вернулся, утрамбовал мыльный набор в поклажу. И сейчас же турист достал перочинный нож и начал отковыривать от настенной надписи кусок штукатурки, кусок с одной буквой. Получилось у него быстро и ловко. Будущий артефакт оказался сначала в пакетике, потом в рюкзаке. «Выходит, так стенопись и разобрали! Побочное явление от всемерного разрушения».
Роман подсел к сталкеру.
– Я бы тоже так хотел, как вы. Всегда в пути, всегда в дороге! – приглушённый голос всё равно прозвучал как басовая ария.
Дом показал жестом, чтобы тот говорил тише.
– Кстати, вы похожи на одного шерпа… нет, вы похожи сразу на всех шерпов! Удивительно! – парень то понижал, то повышал голос; было видно, что он не полностью управляет собой.
– Какую букву забрали? – Дом решил поддерживать разговор, чтобы Роман не порывался наружу, ну и было немного интересно, как будет самовыражаться человек.
– Ой, да я не посмотрел, – покраснел юноша. – У меня в общаге много разных штук из экспедиций.
– А какая самая ценная?
– Пока не решил. Каждая по-своему. Вспоминаю о походах, когда на них смотрю. Правда, уже их так много, некоторые даже забыл, откуда привёз.
– Смотри ни в коем случае не бери никакие осколки или гильзы!
Для убедительности Дом встал и развернулся лицом к собеседнику.
– Но ведь очень хочется! – парень сделал щенячьи глаза.
– Это приказ!
– Ну ясно, – не по-военному ответил турист.
За окнами послышался перелай собак, с десяток животных с разных сторон пробудились и начали перекличку о чём-то, как будто обменивались случившимися за ночь новостями. На особенно высоких пиках, когда одномоментно в собачий хор вступало пять или больше псов, в какофонию врывался рык каких-то других зверей. Или орудий. Как будто сначала строчили автоматы, а поверх них периодически били дальнобойные установки.
Многословие, за которым Дом видел слабохарактерность, могло помешать при встрече с патрулём или просто другими людьми. «Как бы это устранить? Ну пока достаточно того, что я об этом знаю. Да, Свете он точно не подходит!»
– Кстати, самая интересная штука у меня в коллекции – предводитель пешек. Выменял у местных в Тибете. Мы привыкли к тому, что все пешки одинаковые, но…
– А разве не король и ферзь главные над пешками? – Дом знал за собой дурное свойство перебивать собеседника.
– Главные-то они главные, но бывают, можно сказать, неформальные лидеры, бригадные генералы, по-современному.
– И что же они могут, чего нельзя обычным пешкам?
– Говорят, что раз в сто лет им дано становиться неубиваемой пешкой! Которая точно пройдёт в ферзи! – Роман сам верил в это, как в катехизис.
– Ну в этом мире пешки в ферзи проходят гораздо чаще! Например, ситуативно.
– Вот, вы тоже не верите. В это просто надо верить!
– И чем же отличается эта пешка? – Дом никак не мог переключиться с иронии на серьёзный тон.
– На первый взгляд – ничем. Только на подставке у главной пешки выбито колесо с восемью спицами.
– И что это значит?
Дом хоть и догадывался, но интуитивное знание нередко его подводило, а самоуверенность в интуиции пришлось в итоге отнести в разряд пограничных чувств и ощущений, ближе к негативным; это было многократно проверено на многих, например в картах.
– Ну как же?! Правильные мышление, воззрение, поведение, речь, образ жизни, осознание, созерцание и… забыл. Ну как его? – турист стал щёлкать пальцами.
– Видимо, действие? Как сумма этих движений, этих качеств.
– Ну да, действие, усилие. Усилие в данном случае значит, что само оно уже самоценно, что даже не всегда оно воплощено в действие! Вы согласны?
– Не всегда так, – раздумчиво произнёс Дом. – Правда, я пока не знаю, как это доказать. Но по пути, может, придумаю такой мыслительный эксперимент.
– Вот сейчас мы предпринимаем и усилие, и действие! – юноша всё больше распалялся.
Девушки молча наблюдали эту мизансцену, решив пока не высказывать своё отношение к предмету обсуждения. Ольга достала расчёску и стала расчёсываться, а Светлана только пригоршнями расправила волосы, и этого ей было достаточно. «Либо очень уверена в себе, либо, наоборот, уже не хочет быть хорошей!» – тоже по дурацкой привычке рассуждать в психологическом ключе подумал и одёрнул себя за это Домысливать.
– А когда мы вернёмся, куда можно с вами пойти потом? – Роман заодно захотел покрасоваться перед подружками.
Дом специально сделал паузу, чтобы даже говоривший осознал неуместность этого вопроса или, по крайней мере, несвоевременность.
– Лучше всегда говорить о сделанном, чем о планах! Этим часто грешат по телевизору: «должны», «прогнозируем», «будет». Говорить, а лучше молчать о сделанном – признак мужского поведения.
Проводник – это ещё всегда наставник. С этой несвойственной его натуре чертой Дом по необходимости смирился.
– Вы так сказали смешно: грешат. Получилось созвучно слову «гадят». Как будто собака наделала, нагрешила, – усмехнулась Ольга.
Это замечание, очевидно, задело Романа. Он разволновался больше, чем того давал реальный повод.
Проводник примиряюще поднял ладонь вверх.
