скачать книгу бесплатно
Государство Двоих, или Где соединяются параллели
Вера Андреева
Государства Двоих нет на карте. Его территория – это два компьютера по разные стороны Атлантики, раскаленные безостановочной перепиской, и отели в разных городах мира. Его население – двое людей, чей источник и поддержание жизни – друг в друге. Она – директор компании в Петербурге. Он – известный врач, много лет живет в Мексике. Их жизни идут параллельно друг другу без надежды когда-либо соединиться. Но любовь «перемещает атомы», сплетая пространство и время, где вершится совсем иная история.
Государство Двоих, или Где соединяются параллели
Вера Андреева
© Вера Андреева, 2017
ISBN 978-5-4483-9381-5
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Часть первая
1
Вера въехала на Ушаковскую развязку, когда зазвонил телефон. Сердце дрогнуло в тревоге и надежде: в надежде услышать ответ и тревоге – вдруг он окажется отрицательным… Главное, не подавать вида, что для неё это важно.
– Привет, дорогой, – Вера старалась, чтобы её голос звучал беззаботно.
Муж звонил по другому поводу. Но в конце она не выдержала:
– Так что ты решил – поедешь или нет?
Он помнил о своём обещании – дать ответ до вечера, – но считал, что «пятнадцать минут погоды не сделают».
– Ладно, поговорим дома.
Телефон недовольно полетел на правое сиденье.
Ну что за манера – откладывать всё на потом? Издержки профессии? Расчёт на то, что часть вопросов рассосётся сама?
Ну вот… на Приморском опять пробка. Значит, не пятнадцать минут, а все тридцать. По правде говоря, Вера в глубине души любила пробки: не по её вине образовывалось время побыть наедине со своими мыслями.
Оскар Уайльд когда-то сказал, что любовь с первого взгляда чаще всего возникает между давними знакомыми. Восемь лет назад это высказывание было дословно применимо к Вере с Сашей: их роман расцвёл на почве весьма продолжительного знакомства.
А там, наверху, словно того и ждали: жизненная фабрика тут же заработала на полную мощность. Две бурно растущие фирмы, море друзей, научная работа, поездки и, конечно же, чудесный маленький Лёня.
А ещё там позаботились отделить их мир от окружающей, часто агрессивной и непредсказуемой, действительности чем-то вроде полупроницаемой мембраны. Мембрана эта пропускала лишь необходимую информацию, правильных людей и подарки судьбы. Во внешнем мире могли бушевать шторма чьих-то измен, ссор, финансовые кризисы, природные катаклизмы, болезни и даже смерть. Но всё это происходило бесконтактно, как в кино.
Была в этом и Сашина заслуга: во всех конфликтах он, по его собственному выражению, предпочитал «парить над схваткой». И Вера часто наблюдала, как он в беседе с клиентом, другом или даже врагом умел усмирить, успокоить, ободрить, найти нужный подход, перевести людей на свою сторону. Люди всегда улыбались, встречая его.
И Вера тоже улыбнулась, подходя к двери квартиры.
«Я должна его уговорить», – думала она.
2
Вера пыталась закрыть глаза на очевидное: уговаривать Сашу было почти бесполезно. Если он имел какие-либо причины не соглашаться, то уговоры могли вызвать лишь окончательное отторжение.
Но в сегодняшнем вопросе лимит ещё не был исчерпан. Тема поездки на конференцию поднималась пока только дважды: месяц назад в качестве ознакомительной информации и вчера перед сном – как предложение поехать вместе. Предложение это было сразу же отложено в стопку вопросов, ожидавших рассмотрения.
Эта стопка отложенных вопросов определяла Сашин стиль как в профессии, так и в семейной жизни. И бог бы с ней – Вера давно к ней привыкла, – но сейчас ей казалось, что тема поездки попала туда по ошибке.
– Тебе пора быть самостоятельнее. Ты доктор, едешь выступать с докладом. Для тебя это важно, и я не против. Но зачем там я?
– Но ты же всегда слушал мои доклады, поддерживал меня.
– Не забывай, где до сих пор твои конференции проходили – здесь или в Европе.
– Ты ездил со мной и в Штаты три года назад!
– Тогда у меня были для этого собственные причины. И потом, одно дело – США, и совсем другое – Мексика. Ты даже не представляешь, сколько туда лететь.
– Именно поэтому я и предлагаю заехать в Калифорнию.
– Нет, ты действительно не понимаешь, о чём говоришь. Погляди на карту. Какое «заехать»? Это же лишний крюк. И времени, и денег больше потратишь. Да и что делать в Калифорнии?
– Всего на три дня.
– Хорошо. Спрошу иначе: что делать в Калифорнии три дня?
– Мне бы очень хотелось побывать там снова. Юра нас примет – я уже разговаривала с ним. К тому же, неизвестно, будут ли другие поводы. А ты знаешь, как я люблю эти места.
– Может, и не будет других поводов, ну а сейчас – разве повод?
– Мы там встретимся с Юрой, и уже вместе полетим в Канкун. Так и веселее, и спокойнее.
– Кому спокойнее? Послушай, Вера. Я вижу, что ты уже всё продумала. Не лукавь. Не делай вид, что со мной советуешься. Я все твои уловки изучил.
– Ну конечно, тебе, как адвокату, положено судить по намёкам и оговоркам. Но и ты меня пойми. Мне ужасно хочется поехать.
– Боже мой! Вот истинная причина: «хочется». Знаешь, если бы ты была внимательнее, то уже поняла бы, что именно я пытаюсь тебе втолковать – поезжай. Я не против. А ты продолжаешь меня в чём-то убеждать.
– Я уговариваю тебя поехать вместе.
– Честно? Не вижу большой необходимости в своём там присутствии. На камеру твое выступление и Юра снимет. У него это получится даже лучше, я уверен.
– При чем здесь камера и Юра? – Вера почувствовала, как краска обиды заливает лицо, – речь о нас с тобой. Но я всё поняла – больше не настаиваю.
– Верочка, не обижайся, милая, – Саша обнял её за плечи, – Просто поверь мне, будет лучше сделать так, как я тебе советую. Это всё твоя склонность к авантюрам заставила тебя подать тезисы доклада в Мексику. Хотя, как я понимаю, была возможность поехать и на Европейский конгресс. И ты сама знаешь, что это нерасчётливо. Но даже и в этом случае я ничего не имею против. Мне же там делать – ну нечего. И кто покроет мои издержки? В поездках я ведь не только трачу деньги, но ещё и не зарабатываю. Я и тебя-то отпускаю лишь потому, что ты уже вбила себе в голову…
– Так, ладно, всё, – Вере поморщилась, словно от боли. – Значит, завтра я подаю только свои документы на визу?
– Совершенно верно. И ничего страшного в этом нет.
Вере было обидно и грустно, и вопрос «есть тут что-то страшное или нет» она решила отложить до завтра.
По большому счёту, ей не стоило обижаться.
Мысль о том, что Саша прав и это действительно авантюра, постучалась в черепную коробку, когда Вера уже легла в постель. Саша засыпал быстро. Обычно и Вера едва успевала донести голову до подушки, как сон опрокидывал навзничь все мысли, пытавшиеся прорваться в область сознания. Но сегодняшний тяжёлый день, нехарактерная для мая жара и вечерний разговор с мужем заставили сон отступить.
Чувствовалось приближение белых ночей. Сумеречный свет делал выпуклыми все предметы в комнате и привлекал внимание бессонных глаз. Переводя взгляд с одного предмета на другой, Вера вдруг заметила альбом фотографий, сделанных в Америке три года назад. Она встала с постели, накинула халат и сняла альбом с полки.
С первой страницы, призванной быть визитной карточкой, на неё взглянул Юра. Сколько же они не виделись? Последний раз – два года назад, когда он приезжал в Петербург. На снимке он стоял рядом со своим калифорнийским домом, широко раскинув руки, на фоне зелени с одной стороны и гладкой стены дома с другой и улыбался белозубой улыбкой.
«Почему я поставила эту фотку в начале?» – задумалась Вера. Наверное, потому, что её впечатление от Калифорнии началось и сразу же наполнилось этим человеком. Вот здесь, в первый день приезда, он показывал им свой достраивающийся дом. Она вспомнила, как Юра тогда широко развёл руки и, словно собирая воздух вокруг себя и подбрасывая его вверх, сказал: «Ребята! Isn’t it a dream?» Снимок запечатлел движение рук и солнечный блики на его фигуре и стенах дома.
Видимо, с этого момента Вера и «заболела»: открывающиеся через каждые двадцать шагов новые виды, маленькие олени, мелькающие среди живописных холмов, вспорхнувшая из-под ног дикая индейка (они одновременно вздрогнули от резкого движения крупной птицы и смеялись потом над своим испугом), калифорнийские маки, бесстрашные (видимо, никем не пуганные) голубые сойки – и всё это в солнечный майский день, когда холмы ещё зелёные. Конечно, избыточная роскошь пейзажей и впечатлений сделала своё дело. «Это будет vacation of your life», – почти будничным голосом обещал им Юра при встрече в аэропорту Сан-Франциско. И исполнил обещание.
За две недели они исколесили всю Северную Калифорнию. Russian hill, Cable cars, Fisherman’s Wharf, Golden Gate Bridge, живописные холмы Bay Area, виноградники Napa Valley, изрезанная и непредсказуемая линия побережья с упрямыми деревьями, искорёженными никогда не утихающим ветром. Из последних сил они цеплялись за разрушающийся берег: казалось, что и у тебя самого выдувает и вымывает из-под ног землю, а из памяти – воспоминания о прошлой жизни.
Застывшие уголки рая смотрели на Веру с фотографий, как будто это было вчера. На одном дыхании пролистав альбом, Вера снова вернулась к первому снимку. Теперь, несомненно, Юра уже живёт в этом доме.
У Юры была непростая жизнь, и в свои сорок шесть он продолжает работать ещё более напряжённо, чем когда-либо. Интересно, часто ли он задумывается, что это была его мечта и что она осуществилась? Успевает ли он замечать всю эту красоту вокруг себя? Успевает ли почувствовать, что живёт в раю? Или эти моменты случаются в его жизни не чаще, чем те каникулы?
Перед их расставанием после проведённых вместе двух недель, напоённых удивительным общением, Юра признался: «А ведь и для меня это были лучшие в жизни каникулы».
Юрин приезд в Петербург два года назад напомнил Вере о калифорнийских впечатлениях. Но здесь она видела Юру в привычной для самой себя обстановке; про свою жизнь он рассказывал мало, в основном о работе и планах; большую часть времени они провели в операционной или на переговорах, и калифорнийское очарование лишь лёгким дуновением напомнило о себе.
И только провожая его в аэропорту, когда она увидела, как его спина скрылась за таможенным терминалом среди спин других иностранцев, улетавших восвояси, у Веры неожиданно и необъяснимо защемило сердце. «Он уезжает туда, к себе домой, а я остаюсь», – почему-то подумала она. Тем не менее ей довольно легко удалось стряхнуть с себя грусть. Мысли о собственных планах и о том, что у неё с детства любые проводы вызывали подобные падения настроения, успокоили и заставили забыть тот эпизод. «Оставаться всегда тяжелее, чем уезжать», – напомнила она себе.
«Почему мы больше не ездили в Америку?» – думала Вера, возвращая альбом на полку. Возможно, потому, что у Саши не стало поводов туда летать: его американский проект так и остался лишь в замыслах. Кроме того, было достаточно европейских конференций и в сфере Вериных интересов, да и ежедневная жизнь затягивала.
Надо же, как быстро пролетели три года. А что изменилось за это время? Вообще-то, много чего: у Веры набирает обороты её компания, у Саши – долгосрочные проекты с серьёзным заказчиком, сын проявляет всё новые и новые способности. А с другой стороны… Они виделись с Юрой, как будто вчера, и когда они встретятся, то всё будет так же чудесно, как три года назад. И, главное, она снова увидит Калифорнию.
Вера подошла к кровати. Саша спал глубоко и даже не шевельнулся от её прикосновения. Наверное, устал. Да и хорошо, что он спал – не хотелось ей будить мужа.
«Почему мне-то не спится? Завтра рано вставать».
3
Незадолго до начала Ленинградской блокады семья Вольманов была эвакуирована в Новосибирск. Юриной матери тогда было шесть лет, её брату – четыре. В Новосибирске на их родителей довольно быстро составили «дело» и отправили по этапу: стране нужна была квалифицированная рабочая сила на энергетических и военных производствах, благо отец был доцентом и опытным инженером.
Их детям угрожал детдом. Но каким-то чудом их бабушке удалось добиться опекунства. Вскоре умерла другая её невестка, и она стала опекуном ещё двух своих внуков. После войны родителей отпустили, но без права возвращения в Ленинград, так что они продолжили работать в Новосибирске и растить четверых детей.
Время шло. Брат Юриной матери с отличием окончил институт и через четыре года эмигрировал в США, создав тем самым большие проблемы для оставшихся на Родине родственников.
Юра помнил своего дядю плохо: было ему девять лет, когда тот уехал, но, несмотря на очевидные трудности, в семье переносили их безропотно, никто дядю не попрекал. Со временем, когда Юра уже поступил в медицинский институт, у них с матерью произошел короткий тихий разговор. Оказывается, брат выслал ей приглашение. Пылкий юный нрав и видимые только его неискушённому взору перспективы на Родине заставили Юру категорически отвергнуть идею отъезда.
Начались студенческие годы, полные радостей молодой жизни и надежд как на всеобщее, так и на персональное «светлое будущее». Юра шёл на красный диплом, по отцу он был Иванов, и ничто не предвещало беды. Жизненная формула сложилась у талантливого и обаятельного парня быстро: надо трудиться с утра до вечера, а если получается – то и по ночам, надо знать и уметь больше других и не останавливаться на достигнутом.
Ещё на первых курсах он записался в студенческое научное общество, целыми днями пропадал в лаборатории, практически написал докторскую диссертацию своему научному руководителю по новой и модной в те годы научной тематике. Стать он решил акушером-гинекологом.
Его любили девушки и преподаватели, у него было много друзей, он занимался теннисом, лучше всех учился, одну за одной публиковал научные статьи в серьезных журналах. Его фамилия стояла на первом месте в длинном списке кандидатов в кафедральную клиническую интернатуру. Наконец, пришло время распределения.
И тут Юру вызывает «для разговора» его научный руководитель. Как родная мать, она пестовала своего любимца все последние годы. Вид у неё был растерянный, цвет лица зелёный. Её интересовало следующее:
– Кто такой Илья Вольман?
– Это мой дядя, – был единственно возможный и известный им обоим ответ.
– А где он сейчас?
– В Америке.
На этом «разговор» закончился. И начался истерический монолог перепуганной женщины, суть которого сводилась к Юриному «вероломству», позволившему ему столько лет скрывать чудовищную свою личину и покрывать «изменника Родины». Как удалось понять Юре из этого монолога, основная претензия состояла в том, что он не рассказал об «американском дядюшке» несколько лет назад. Это, видимо, следовало сделать в первую минуту после знакомства с научным руководителем. А теперь из-за его «подлого» поступка несчастная женщина очень бледно смотрелась на учёном совете, когда чересчур активно выдвигала Юрину кандидатуру. Её даже пристыдили товарищи из парткома.
В интернатуру, разумеется, Юру не взяли. Вместо него вожделенные кафедральные места были отданы двум тихим девочкам, о которых до этого никто ничего не слышал ни на потоке, ни в студенческом научном обществе, но положение чьих отцов делало их заслуги необязательными. Этим закончилась Юрина обещавшая стать блистательной кафедральная карьера. В документах по распределению двусмысленности не было: новоявленный доктор направлялся в посёлок в четырёхстах километрах от Новосибирска. Это был даже не райцентр.
Такой поворот судьбы Юра переживал тяжело, но, к счастью, недолго. Он отправился в Комитет здравоохранения и попытался выяснить, есть ли возможность перераспределиться хотя бы в городскую интернатуру. Однако его нежелание работать в глубинке вызвало бурю праведного негодования председателя Комитета. Юра ушёл, не получив ответа на свой вопрос, но зато выслушав лекцию о том, как почётно работать на благо страны, вскормившей и обучившей тебя. Вечером он уже сидел в библиотеке и читал Трудовое законодательство, одна из статей которого гласила, что если младший из супругов заканчивает институт и становится специалистом, его можно распределить только по месту работы старшего супруга.
Через неделю на выпускном вечере он познакомился с подругой своего приятеля – выпускницей строительного института. Она была на год его старше и уже год как работала в Новосибирске. Отзывчивая девушка вошла в положение неотразимого юноши и в тот же вечер с благословения приятеля они решили зарегистрировать брак. Единственным её условием было не сообщать об этом её матери. Того же, впрочем, хотел и Юра. Через месяц они расписались в районном ЗАГСе, и на следующий день Юра стучался в знакомую комитетскую дверь, только уже не с глупыми вопросами, а со свидетельством о браке и заявлением в руках.
Можно себе представить реакцию председателя Комитета. Брызжа слюной, тот вспомнил все прегрешения сынов Израилевых в мировой истории, но заявление был всё-таки вынужден принять. Вскоре Юра получил новое место работы. Однако Родина оказалась по-иезуитски изощрённее еврейского юноши: это был фельдшерский пункт в восьмидесяти километрах от Новосибирска, сущая дыра. Претензий, однако, быть не могло – административно эта дыра относилась к городу.
Вышло так, что Юрина борьба за справедливость вывела его к той же линии старта, с которой он начинал, но уже закалённого и готового к дальнейшей борьбе. Фиктивный брак закончился настоящим разводом: ребята «потеряли» свои паспорта и получили новые, чистые и красивые.
В Новосибирске доказывать уже было нечего и некому. Демонстрировать Родине свою профпригодность он решил в Риге. Столица Латвии была наиболее западным и в прямом, и в переносном смысле городом Союза. Они собрались туда с приятелем – таким же отчаянным парнем из строительного института. Мама, благословляя сына, достала из комода скопленные за многие годы сбережения – пятьсот рублей.
Итак, они ехали в своё «светлое будущее», которое уже не имело ничего общего со «светлым будущим советского народа». Первое, с чем они столкнулись в Риге, когда попытались найти работу, это необходимость рижской прописки. Пустяк, казалось бы, но без него можно было забыть о трудоустройстве. Прописка стоила им аккурат пятьсот рублей. Остались жалкие крохи, которые они разделили на ещё более мелкие части и тратили их на батон и бутылку молока в день.
Поселились они в сарае, безвозмездно предоставленном чьими-то приятелями, в пятнадцати километрах от города. По утрам, прежде чем приступить к дневным заботам, приходилось разбивать корку льда в умывальнике и соскребать иней с оконного стекла. Чтобы хоть как-то согреться, они включали на ночь электрообогреватель, но он требовал слишком много электроэнергии, и розетка начинала через два часа плавиться. Засыпая, ребята каждый раз гадали, что произойдет к утру – умрут ли они от холода или сгорят вместе с заиндевевшим сараем. Так долго продолжаться не могло, поэтому единственным занятием в дневное время был поиск работы.
Приятель вскоре устроился слесарем в мебельный кооператив, и их меню слегка расширилось. Они даже стали иногда бывать в студенческой столовой рижского института. Для Юры же достойной работы никак не находилось. Акушеры-гинекологи, видимо, стране были не нужны. А если и были, то в радиусе больше пятисот километров от столиц и больше ста от райцентров.
Юра пытался теперь устроиться врачом по любой специальности. Наконец ему удалось убедить коллег из педиатрической клиники, что суточные дежурства, которые они раньше пытались продать друг другу, нещадно переплачивая за эту услугу, теперь можно продавать ему, Юре, за гораздо меньшие деньги. Коллеги педиатры были довольны. Юра тем более. Его оформили врачом детского отделения районной больницы.
Чтобы начать работать, нужны были более углублённые знания по педиатрии. Пару недель Юра провёл в публичной библиотеке над учебниками по детским болезням. Вскоре он приступил к своим обязанностям, и дело пошло. Им были довольны все – и начальство, и коллеги, и родители маленьких пациентов. Поэтому вскоре ему предложили перевестись на дневную работу. Юра согласился (а что было делать?), но буквально сразу выяснилось, что для этого необходимо пройти интернатуру по педиатрии, причем до следующего набора надо было ждать полгода, а потом ещё терять год интернатуры с той только целью, чтобы навсегда превратиться в педиатра. Такая судьба была не для него, и из больницы пришлось уволиться. Он хотел стать акушером-гинекологом. Теперь это стало ещё очевиднее.
Он начал посещать все конференции и заседания Латвийского общества акушеров-гинекологов. На заседаниях он вёл себя очень активно: участвовал во всех дискуссиях, проводя накануне по нескольку часов в библиотеке и готовясь к обсуждениям. Его стали узнавать, завелись приятели. На одном из заседаний они его познакомили с главным акушером-гинекологом Риги. И Юра, набравшись наглости, попросил того помочь с работой.
И чудо таки свершилось – работа нашлась в санатории на побережье Балтийского моря, недалеко от Риги. Основная функция гинеколога санатория включала профосмотры и назначение физиотерапевтических процедур отдыхающим. Но там имелся аппарат УЗИ (новшество по тем временам), и Юра довольно быстро его освоил.
В санатории работали почти одни латыши, и все утренние конференции проходили на латышском языке. Все знали, что новый сотрудник на нём не говорит, но это не было достаточным поводом менять привычки. Порой даже казалось, что и вовсе наоборот.
Однажды главный врач обратился к сотрудникам с предложением, от которого нельзя было отказаться: требовалось раз в неделю готовить сообщения по различным медицинским темам, проводить что-то вроде небольших семинаров. Ответственного за это направление следовало определить в течение трех дней. Врачи переглядывались и тайком морщились – кому нужна дополнительная неоплачиваемая нагрузка? Стоит ли говорить, что Юра не воспользовался предложенными для раздумий днями, а сразу же выдвинул свою кандидатуру. Все вздохнули с облегчением.
Таким образом, Юра стал исправно готовить сообщения. Материалы он подбирал добросовестно и обещавшую быть скучной и лишней нагрузку превратил в познавательное событие. Кое-кто даже начал записывать его лекции. И вскоре как-то незаметно для всех утренние конференции стали проводить на русском, а коллеги, завидев Юру в коридоре, переходили с латышского на русский, чтобы и он мог включиться в беседу.
И всё вроде бы заладилось, кроме двух вещей: во-первых, физиотерапия и профилактические осмотры были однообразным, почти отупляющим занятием, в то время как Юра мечтал заниматься наукой и хирургией; а во-вторых, мало платили. Нехватка денежных ресурсов начала ощущаться с особенной силой, когда в Юриной жизни появилась Таня.
Познакомились они на теннисном корте, где Таня брала уроки тенниса, а Юра блистал в любительских матчах. Таня была красивой, слегка избалованной девушкой из хорошей семьи. Жизнь она вела более широкую и интересную, чем Юра со своим приятелем. Что, впрочем, не помешало ей по уши влюбиться.
Танины родители приняли Юру радушно. Уже было подано заявление в ЗАГС, началась подготовка к свадьбе.
Вот тут-то Юрин финансовый кризис и расцвел буйным цветом. Поиск решения привёл друзей к идее мебельного кооператива. Юрин приятель к тому времени снимал в Риге комнату, и в своём освободившемся жилище – сарае – они установили станки для мебельного производства.
