скачать книгу бесплатно
В кабинете несколько человек. Самый старый, в очках, похоже, главный. Он и предложил:
– Ну-с, присаживайтесь. Иван, говорите?
– Да.
– Это все, что вы пока вспомнили?
– Кажется, все.
– Бывали в нашей практике такие случаи. Да-с, бывали… Травма у вас в затылочной части имеется, но, похоже, не в ней дело. Стукнули чем-то тяжелым по голове, но такие удары приводят к временной потере сознания, не к амнезии. Она явилась следствием чего-то другого. Пили что-нибудь?
– Не помню.
– Значит, вливали насильно, пока вы были без сознания. Да-с… На бомжа вы не похожи. Такого ладного какая-нибудь дама да подберет. Женские персонажи в памяти не всплывают?
– Пока нет.
– Что ж. И речь грамотная. Акцента нет. Боли какие-нибудь мучают? Где?
Он поморщился:
– Что-то мне не по себе. Но сказать конкретно… Общая слабость.
– А меж тем состояние организма вполне удовлетворительное. Ничто не говорит о том, что вы наркоман со стажем. И печень не увеличена. Значит, алкоголем не злоупотребляли. Давление в норме, пульс хорошего наполнения, анализы еще не готовы, но я думаю, что и гемоглобин у вас в норме, и белка в моче нет.
– А лейкоциты?
– Простите, что вы сказали? – Главный посмотрел на него в упор и поправил очки.
– Не знаю. Вы сказали «анализы», и в памяти всплыло слово «лейкоциты».
– Неплохо, уже неплохо. Еще какие слова знаете? Из области медицины?
Он замялся.
– Так. Понятно. Что ж, я думаю, родные у вас есть. И они вскоре объявятся. Поживите пока на попечении у нашего персонала. Это в основном женщины. С такими-то внешними данными… Да-с… Довольны, говорю, будут очень. Тут еще полиция вами интересуется. Желаете поговорить?
– Полиция? – Он вдруг испугался.
– Что ж вы так напряглись?
– Не знаю. Боюсь.
– Милый вы мой! Вам не полиции надо бояться, а тех, кого она ищет! Не полиция же вас наркотиками пичкала до полной потери памяти!
– Это были наркотические препараты?
– Что-то вроде того. Какой-то очень умный человек изготовил сие зелье. Химический состав пока, увы, определить не можем, хотя вы не первый к нам в таком виде попадаете. Теряюсь в догадках: что это может быть? Следы препарата в организме отсутствуют. Так как насчет полиции?
– Если надо…
– Надо узнать, кто вы такой. Сколько вам лет, тоже не помните? Тридцать, тридцать пять, сорок?
Он поморщился. Снова вспомнил нежные женские пальчики на своих губах, потом они порхнули на веки, ласково прикрыли глаза. «С днем рожденья, любимый! Закрой глаза, я приготовила тебе подарок!»
– Кажется, тридцать пять.
– Я полагаю, что память к вам вскоре вернется. Вот увидите жену, детей…
– Детей?!
– А что вы так испугались?
– Не знаю. Что-то с детьми. Неприятное. Больно. Здесь, – он пальцем коснулся виска.
– Ладно. Сейчас приглашу молодого человека из органов. Сделаем ваши фотографии, отдадим в газету, на телевидение. Вот у предыдущего пострадавшего родные-то нашлись. Полгода у нас лежал, всех нянечек извел: «Кто я да что я». Но – нашлись. Оказалось – московский он. Вы зачем к столице-то шли? Не домой?
– Не знаю. Помню только, что мне важно было дойти. Очень. А зачем? Не помню. Зовите вашего дознавателя.
Вошли трое. Один в штатском, с фотоаппаратом, двое в форме. Замялись в дверях. Один был тем самым Игорем, который вчера доказывал майору, что он, Иван, не террорист.
– Добрый день, – сказал этот мент. – Я оперуполномоченный Майоров Игорь Алексеевич. Лейтенант.
Он улыбнулся. Похоже, с чувством юмора у него все в порядке. Майоров – лейтенант. Смешно.
– Здравствуйте.
– Да вас и не узнать! Я ж говорил: не террорист!
Тот, что в штатском, с фотоаппаратом, вдруг взволнованно сказал:
– Постойте! Да я вас, кажется, знаю! Мы же встречались!
– Где? – хором воскликнули все, кто находился в комнате.
– Да на совещании областном, вот где! Кажется, так. Да. На совещании.
– На каком совещании? – напряженно спросил лейтенант Майоров.
– Работников правоохранительных органов. Нашему прокурору там благодарность выносили. Меня откомандировали снимки делать для стенда. Я еще подумал: какое интересное, запоминающееся лицо!
– У кого, у прокурора? – спросил Майоров.
– У какого прокурора! Вот у этого… Простите. Вы были в форме. Вот насчет чина, извините, не припомню. Я еще подумал, что вы не на следователя похожи, а на киноартиста.
– На следователя? – напряженно переспросил Майоров.
– Ну да. Я точно знаю, что этот человек – следователь районной прокуратуры. Кто-то за спиной так сказал. Вот, мол, идет знаменитость, самый удачливый следователь, бандитов на допросах раскалывает на чистосердечное признание, как орешки. Фамилию вот только не припомню.
– Извините, – лейтенант Майоров вытянулся. – Так вы, выходит, свой? Выходит, из прокуратуры?! Ну ни хрена ж себе! Следователь! Вот это номер! Извините. Надо срочно запрос делать по районам! Это мы быстро. Как же так? Следователь где-то пропал, а у нас ничего не известно?!
– Может, и известно, – сказал второй товарищ в форме и козырнул: – Младший лейтенант Петренко. – Только вы, извините, были вчера в таком виде…
– Да, я бы никогда не подумал, что вы следователь, – с сожалением сказал Майоров. – Лицо в грязи, щетина многодневная, рваная одежда…
Лейтенант замялся, потом поспешно добавил:
– Так мы свяжемся. Мигом. Сейчас все проясним. Извините.
Майоров козырнул, потом чуть ли не строевым шагом направился к телефону. «Быть тебе скоро майором, по фамилии», – подумал он и почувствовал вдруг, что сильно устал.
– Я бы полежал. Можно в палату?
– Да, конечно, конечно, – не по чину засуетился главврач. И добавил: – Может, в отдельную?
– Нет. Не надо.
Выходя вслед за женщиной в белом халате в коридор, он услышал за спиной:
– Надо же! Вот тебе и террорист! Вот так номер!
Полдень
Его тронули за плечо бережно, словно погладили. Похоже, за сутки его цена возросла в несколько раз. Он был теперь вещью дорогой, но хрупкой, и мог невзначай разбиться, а меж тем представляет собой ценность для общества:
– Иван Александрович, вставайте!
Александрович, точно. Другого отчества рядом со своим именем он и представить себе не мог. Но в голове было по-прежнему пусто.
– Вставайте, надо ехать!
Вот ехать-то как раз никуда и не хотелось. Он даже глаз не стал открывать, но тот, кто тряс его за плечо, был настойчив:
– Ну же, Иван Александрович! Вас ждут! Жена волнуется!
Жена! Он тут же открыл глаза и сел на кровати:
– Какая жена?
Вот жены он как раз и не помнил. Надо же, а ведь такая важная деталь – жена. Интересно, любил он ее? В душе, как и в голове, пусто. Встал, одернул пижаму, поправил волосы. Все-таки женщина. А он мужчина. Это надо вспомнить.
– Я готов.
– Вам бы переодеться.
Его вчерашняя одежда была в ужасном состоянии. Даже если ее отстирать как следует, все равно останутся одни лохмотья. Это уже нельзя надеть. Вошедшая в палату сестричка, застенчиво румянясь, протянула сверток:
– Вот, собрали вам. Вернете.
Брюки были коротки, пиджак, напротив, висел мешком. Но последнее время все у него было с чужого плеча. И жизнь, в которую его сейчас возвращали, тоже казалась чужой. Жена. Что это такое? Может, и дети есть?
– Кто я? – спохватился он и внимательно посмотрел на лейтенанта Майорова, дожидавшегося важную персону в коридоре.
– Вы – Мукаев Иван Александрович, следователь по особо важным делам Р-ской районной прокуратуры. Это не соседний район, как оказалось, а тот, что на самой окраине Московской области. За ним другая губерния начинается. Вас ищут уже с неделю.
– Мукаев? Не помню.
– Ну как же так, Иван Александрович? Как не помните? – с тоской спросил лейтенант. – Дети же. Жена.
– Что ж. Раз дети. Значит, Мукаев. Пойдемте. Где она?
– Приехала за вами. На улице дожидается.
– На чем приехала?
– На машине. На вашей машине.
– Она что, водит мою машину? – Отчего-то ему вдруг стало неприятно. А меж тем ассоциации, связанные со словосочетанием «моя машина», он к неприятным не отнес бы. «Моя машина» – это звучало здорово. Да, автомобиль у него был, это точно.
Он мельком глянул на себя в зеркало, висевшее на стене в коридоре. Что ж, в костюме, даже таком безобразном, он чувствовал себя гораздо увереннее, чем в больничной пижаме. Костюм – это его. Рабочая одежда. Но хороший костюм. А этот как мешок. Значит, так надо. Не в пижаме же. Все-таки женщина. Какая она, жена?
Она стояла у машины. Недовольно поморщившись, он отметил, что машина не новая и не иномарка. И женщина старше, чем ему бы хотелось, лет тридцати – тридцати пяти. Волосы короткие, светлые, ему показалось, крашеные. Так и есть: на макушке отросшие корни темных волос. Не полная, фигура стройная, но уже не по девичьи, а зрело, по-женски. Это значит с округлостями, с приятной полнотой в нужных местах. Он пригляделся и вновь недовольно поморщился. Жена, значит. Невысокого роста женщина с крашеными волосами, внешности самой заурядной, широкобедрая, но с узкими плечами. Он сразу подумал, что такие женщины ему не нравятся. Как и такие машины. Что все это с чужого плеча. Увидев его, эта женщина зарыдала, кинулась с криками «Ваня, Ваня, где же ты был, родной?!»
Он сначала отступил, потом оглянулся, увидел высыпавший на крыльцо персонал больницы. Неудобно как-то получается. Позволил ей подбежать, но сам так и не сделал ни шага навстречу. Когда она повисла на нем, терпел. Когда стала горячо целовать, отстранился. Спросил осторожно:
– Извините, как вас зовут?
Она шарахнулась, схватилась за голову, завыла по-бабьи в голос:
– Господи, да что же это такое?! Да что же с тобой сделали?! Ваня!!
– Зоя, Зоя, – прошипел ему в ухо стоящий рядом лейтенант Майоров.
– Зоя, – послушно повторил он.
– Вспомнил? Господи, неужели вспомнил?!
Она снова кинулась на шею, ему стало мокро и неприятно от ее поцелуев и слез. Подумал вдруг: «Не то. Не то. Ни губы, ни пальчики».
Та, которую звали Зоей, оторвалась наконец от него и побежала в больницу, подписывать какие-то бумаги и улаживать формальности. Он понял только, что его повезут в район, где он якобы родился и жил, наверное, тоже в больницу. В другую, поближе к дому. Лейтенант Майоров помог ему сесть в машину, сочувственно сказал:
– Ничего, обойдется. Хорошая женщина.
Он не ответил, сидел на заднем сиденье, безразлично смотрел в окно. Эта Зоя все суетилась, все благодарила кого-то, всхлипывала, сморкалась, вытиралась белым носовым платочком, косилась на него, сидящего в машине, снова всхлипывала. Он же, глядя на все эти мелкие, суетливые ее жесты, думал только об одном: «Господи, как же я буду жить? Это же совершенно чужая мне женщина!»
Потом она села за руль, обернулась, заботливо спросила:
– Тебе хорошо, Ваня? Удобно?
