скачать книгу бесплатно
– Да-а-а… Впечатляет… – протянула Людмила, разглядывая трехэтажный особняк «Дракулы». Стиль «дерево и пустота». Строгие чистые линии, большие окна, самые современные и дорогие отделочные материалы. – Метров триста, поди, да с гаком? Я имею в виду площадь вашего домика.
– Пятьсот.
– И большая у вас семья?
– Мы с мужем и дочь. Но она живет отдельно.
– И не тесно вам тут? – не удержалась Людмила, для которой квадратные метры, то бишь их нехватка всегда были большой проблемой.
– Это хорошее вложение денег, – пожала плечами хозяйка.
– Кстати, а как ваша фамилия? На памятнике я прочитала «Большакова Анна Семеновна». Это фамилия вашего деда?
– Да. А я Старкова. По мужу. Старкова Аграфена Дамировна.
– Господи, кто ж вас так? – опять не удержалась Люська.
– Дамир – это советское имя, так называемое революционное. Я вам все расскажу. Проходите в дом.
Через десять минут они чинно сидели в гостиной, листая фотоальбомы в пыльных сафьяновых переплетах. То и дело неслышно входила домработница, полная женщина лет пятидесяти, принося все новые угощения. В самом центре на хай-тековском столе в этой вполне современной гостиной, обставленной модной мебелью, красовался сияющий, как солнце, самовар. Причем на Любин взгляд, это был настоящий антиквариат. Не какая-нибудь аляповатая подделка «под старину».
– И много у вас такого добра? – в третий раз не удержалась Люська, ткнув пальцем в самовар.
– Память о дедушке, – пояснила хозяйка Аграфена Дамировна. – Мой дед, Большаков Платон Кузьмич, ровесник революции, – сказала она с гордостью. – Он родился 25 октября семнадцатого года, в день, когда к власти пришли большевики.
– Так ведь красный день календаря – день седьмое ноября! Это я еще из детства помню! – вмешалась Люська.
– По старому стилю это 25 октября, – вздохнула Люба. Лучшая подруга знаниями никогда не блистала. – Значит, ваш дед прожил долгую жизнь, Аграфена Дамировна? Девяносто девять лет – это вам не шутки! Воевал, должно быть?
– О! Это отдельная страница его славной биографии! Ей посвящены целые тома, этой странице! Мой дед еще в этом мае прошел с другими ветеранами по Красной площади, когда был парад! Его ордена занимают почетное место в нашем семейном музее!
Лицо у Люськи сразу стало кислым. Она бы с удовольствием послушала про Дракулу, поскольку патриотических передач на ТВ и без того хватало. И ведущих их знаменитостей тоже хватало. Правильных, хорошо воспитанных, красиво говорящих. Людмиле Ивановой, бывшей звезде скандального реалити-шоу, туда соваться не след.
Меж тем Аграфена Дамировна заливалась соловьем:
– Семья была купеческая, но Большаковы сразу поддержали новую власть. Фамилия-то какая! Большаковы! Почти Большевиковы! Мой отец тоже был партийцем, занимал большую должность. Его назвали Дамиром, что означает «Да – мир!».
– Так Платон Кузьмич ваш дед по отцу? – зевнула Люська.
– Нет, по матери. К сожалению, мои родители умерли. Дед пережил всех.
– И своих трех жен, – тут же вставила Апельсинчик. – Вы расскажите лучше про них.
– Это к делу не относится, – сразу поскучнела Аграфена Дамировна. – Давайте лучше вспомним военные годы моего знаменитого предка…
Слава создателю, минут через десять зазвонил мобильник Аграфены Дамировны. Она извинилась и вышла из комнаты.
– Все это, конечно, хорошо, – мрачно сказала Люська, – военные подвиги и все такое. Вопрос: откуда бабки? Ты представляешь, Любонька, сколько все это стоит? – она выразительно обвела глазами гостиную. – Ровесник революции, ха! Чегой-то ни к кому в могилу не залезли, а к нему залезли!
– Может, его в орденах похоронили? – предположила Люба.
– Да ты что?! Тетка до денег жадная, сразу видать. А ордена – они денег стоят. Ну и само собой реликвии. Чтобы Аграфена, блин ее, Дамировна этакую ценность да в землю закопала? Ни в жизнь не поверю!
– Так на чем я остановилась? – с воодушевлением сказала хозяйка, вернувшись в гостиную.
– На Байкало-Амурской магистрали, – мрачно сказала Люська, лаская взглядом старинный самовар. Ее еще не оставила мысль о закопанном кладе.
Они еле вырвались из цепких рук госпожи Старковой часа через два. Та все не отпускала и совала им все новые и новые альбомы.
– Материал, конечно, хороший, – вздохнула Людмила, садясь в машину, – но это явно не ко мне. И к убийству Кристины отношения не имеет. Ума не приложу: что теперь делать-то?
– А знаешь, что? – Люба на минуту задумалась. – Старкова сказала, что раньше они жили в деревне. Я бы наведалась в эту деревню. Послушала: а что люди-то говорят о Платоне Кузьмиче Большакове?
– И то! – обрадовалась подруга. – Какая же ты, Любка, умная! Понятно, внучка будет курить дедуле фимиам. Вон ей какое наследство отвалилось! – кивнула она на особняк Старковых – Большаковых. – Помнишь, что знахарка-то сказала? Упырище, мол, трех жен уморил, по всей округе дурная слава.
– У нее самой рыльце в пушку, у знахарки.
– Да кто здесь не без греха? – вздохнула Людмила, кивнув на высокий забор, мимо которого они ехали. – Понятное дело, не трудами праведными все это нажито. Я хоть и на телевидении работаю, но мой дом гораздо скромнее. И семья у меня большая. А они вдвоем живут в пятистах квадратах! Во буржуи! Я уж не говорю о том, что работаю не разгибая спины, народ веселю.
– Ты давно уже не клоунесса.
– Ну, забавляю. Из кожи вон лезу, чтобы концы с концами свести. Или взять тебя…
– А что я?
– Высшее образование, всю жизнь работаешь, живешь скромно, а много денег скопила? Спорю: тебе и на одноэтажный дачный домик здесь не хватит.
– На одноэтажный хватит, не преувеличивай.
– Но такой дом, как у мадам Старковой, ты себе позволить не можешь?
– Такой не могу.
– То-то. Нет, не случайно к нему в могилу полезли. Это я тебе говорю. А у меня на сенсации нюх.
Люба сегодня невольно думала цитатами. Поутру было пушкинское «смиренное кладби?ще», теперь вот, подъезжая к деревне, где раньше жил Платон Кузьмич Большаков, Люба вспомнила старую советскую комедию. «Рим – город контрастов», как сказала управдом в исполнении блистательной Нонны Мордюковой, готовя лекцию о загранице.
– Россия – страна контрастов, – озвучила эту мысль Люба, кивнув на покосившийся забор.
Только что они побывали в коттеджном поселке, который облюбовали для житья миллионеры. Где все было с иголочки, а на ценники в магазине явно набросили лишний ноль. И где цена поэтому была указана не за килограмм, а за сто грамм. Всего в нескольких километрах та же буханка хлеба стоила в десять раз меньше, дома были в два раза ниже, а асфальт в три раза жиже. В тех местах, где он еще остался. Люба была уверена, что те, которые живут в заповеднике для богатых, ни за хлебом, ни за колбасой сюда не ездят. Даже за водой на родник, предпочитают ее в магазине покупать. Хотя чего ж проще? Бери пустую канистру, подъезжай, наливай.
– Люся, давай остановимся. Водички родниковой наберем, – просительно сказала она.
– Некогда. Давай на обратном пути… Кого бы нам порасспросить? – все озиралась по сторонам подруга.
– Сначала спросим, где дом Платона Большакова.
– Правильно! Женщина! Эй! – отчаянно завопила Люська, высунувшись в окно.
Люба, поморщившись, притормозила. Ну что за друзья ей достались! Полная ее противоположность! Люська со Стасом друг друга стоят, просто удивительно, что постоянно собачатся! Одного ведь поля ягоды. «Женщина, эй!»
Что ж, сама таких выбрала. В тот день, когда позволила Люське скатать первый в жизни диктант, все и свершилось. Люба приготовилась извиняться за бесцеремонность лучшей подруги. «Женщина, эй!» стояла на обочине, открыв рот, словно увидела привидение.
– Здрасьте! – выскочила из машины Люська. – Мы ищем дом Платона Большакова, девяностолетнего дедули, который недавно помер… Вы что, глухонемая?
– Осподи! – ахнула, словно очнувшись, местная жительница. – Вы ж из кино!
– Вы смотрите мое ток-шоу? – расцвела Людмила. Популярность ей льстила.
– Я бы эту кикимору на скотный загнала! Три мильена в месяц ей мало, ты скажи! Вот куда власть-то смотрит?
– Погодите, вы о ком… – наморщила лоб известная телеведущая.
– О девке с Рублевки!
– А-а-а…
– Вы мне теперь скажите, чем кончилось-то? – вцепилась поклонница в Людмилу. – Вернулся к ней мужик или нет? Если вернулся, то дурак.
– Если честно, я не знаю.
– Как это не знаете?! Вы ж про них кино сняли!
– Не кино, а часовую телепрограмму. Мы не следим за судьбами наших героев. Не всегда, – поправилась Людмила. – Так где бывший дом Большаковых?
– Про него тоже будете снимать? – с любопытством спросила женщина.
– Если сюжет интересный, то да.
– Тогда вам к Иванычу. Он про Платошу книжку хотел писать. Да передумал.
– Иваныч? Это кто и где?
– Историк наш, – с уважением сказала женщина. – Ученый очень. Во-он его дом, – она махнула рукой куда-то влево.
– А зовут его как? Кого спросить-то?
– А Иваныча и спросите. А Большаковы, они на хуторе жили. На отшибе. Только дом тот продали уже. Там теперь все поломали. Магазин будут строить. А то мало их, магазинов! Нет чтобы поликлинику построить! За сорок километров ездим! Вот об этом и снимете! А вы девок каких-то нам суете непотребных! Нет чтобы о народе подумать!
– Спасибо! – Люська торопливо полезла обратно в машину.
– Так вернулся к ней мужик или нет, к той девке? – крикнула ей вслед поклонница телешоу.
– Вернулся, – кивнула Люська.
– Нет, – перебила ее Люба. – Не вернулся.
– И то, – с удовлетворением сказала женщина и побрела в магазин, покачивая авоськой.
– Ты-то почем знаешь? – зашипела на подругу Люська.
– А ты?
– Я генерю положительные эмоции. Семья – ячейка общества. Мы всегда за ее воссоединение.
– Ты генеришь суету. И чушь. Местами, – сжалилась Люба. – Да скажи ты женщине то, что она хочет услышать. Что тебе – жалко? У нее и так жизнь не сахар. А какой-то девице с Рублевки три миллиона в месяц мало. Я помню этот сюжет. Тон был задан неверно, и не смотри на меня так. И вообще: здесь не стоит звездить.
– Ладно, не буду. Люба, нам надо найти какого-то Иваныча, – ничуть не обиделась на критику Люська. – Он историк. Говорят, книгу хотел писать про Большакова.
– А почему не написал?
– Вот это нам и надо выяснить… А ну стой.
Они притормозили у свежевыкрашенного зеленого забора. Калитку тоже недавно подновили, рядом стояла ладная скамеечка, на которой сидели две пожилые женщины.
– А Иваныча нам как найти? – крикнула Люська, опустив стекло.
– Никак с телевидения? – переглянулись пенсионерки. И тут же выдали вердикт: – Заслужил. Соседний дом, тот, что справа. Звонка нет, вы ему в калитку стукните. Дома он. В магазин с утра ходил. Но водку он не пьет, так что не беспокойтесь, дамочки. За хлебом ходил.
– И две пачки макарон.
– Соли кило.
– Да где там кило! Сахара да, кило. А соли-то полкила.
Пенсионерки заспорили, сколько соли купил Иваныч, а Люба поехала вперед, до другой калитки.
– Вот видишь, какая я популярная! – с гордостью сказала Люська. – Все смотрят мое ток-шоу!
Люба молча пожала плечами. Смотрят так смотрят. Краска на заборе кончалась аккурат на границе двух участков. На хилом штакетнике вокруг дома историка Иваныча ее давно уже съел дождь. Калитка держалась на одной петле, лавочки так и вовсе не было. Подруги вылезли из машины и Люська невольно вздохнула:
– Да уж, контраст так контраст.
– Ты держи калитку, а я в нее стукну. А то, боюсь, отвалится.
Стучать пришлось долго. Выглядели они при этом странно. Телезвезда старательно держала покосившуюся калитку, а Любовь Александровна Петрова интеллигентно выбивала морзянку на серой штакетине. Наконец в доме послышалось какое-то движение.
– Да вы входите, не заперто.
На крыльце, щурясь на свет, появился пожилой мужчина в трениках и клетчатой рубашке. Впрочем, все было чистое, хоть и полинявшее от многочисленных стирок.
– Иваныч это вы будете? – крикнула Люська, отпуская калитку.
– А вы, простите, по какому делу ко мне? – спросил пенсионер, поправляя очки с толстенными стеклами. На вид ему было лет семьдесят.
Подруги прошли на участок и остановились у крыльца. Иваныч с огромным удивлением уставился на яркие Люськины волосы, потом перевел взгляд на Любу.
– Мы с телевидения, – приветливо улыбнулась она. – Нам сказали, что вы историк.
