скачать книгу бесплатно
– У Байрона законная дочь Ада трех лет от роду, я лично не видел, но, по слухам, отнюдь не урод и уж совсем не убийца. Есть еще бастардка Элизабет Медора Ли, этой четыре года.
– Зато Байрону тридцать. А значит, он вполне мог заделать бастарда, скажем, в четырнадцать-пятнадцать лет, а может быть, и раньше, и тогда все вполне складывается, мальчик, от которого его отец отказался в младенчестве, воспитанный бог ведает где и кем, может быть, в приюте для сирот, а потом в работном доме, начинает искать своих родителей и убивает невинных людей, как бы мстя им за собственные страдания. Кстати, не так давно в Челси, у меня кузен оттуда, был найден труп задушенного мальчика лет восьми, и тогда обвинили и повесили служанку, у которой нашли медальон убитого. Кузен говорит, тогда многие не верили, что девушка могла совершить убийство, да и вещица была редкая и приметная. Такую не вдруг продашь. Вот я и подумал… ведь Шелли мог слышать эту историю от самого Байрона или от кого-то из его окружения, да хоть от доктора Полидори, лорд недавно выгнал его из дома. А когда человека ни за что ни про что не просто увольняют, а прогоняют с места, он в запальчивости вполне может рассказать что-то такое, что не имел права разглашать. Вы меня понимаете? Но Шелли, он же благородный человек, почти баронет, он не может просто прийти и наябедничать на лучшего друга властям, и при этом, зная, что по земле ходит убийца, ублюдок, которого покрывает семья его знаменитого отца… Шелли человек чести. Его прозвали рыцарем эльфов, а иногда сравнивают с духом воздуха Ариэлем, как бы это сказать, да вот хотя бы:
Будь я листвой, ты шелестел бы мной.
Будь тучей я, ты б нес меня с собою.
Будь я волной, я б рос пред крутизной
Стеною разъяренного прибоя.
О нет, когда б, по-прежнему дитя,
Я уносился в небо голубое
И с тучами гонялся не шутя[2 - Перевод Б. Пастернака.].
– Черные волосы, говоришь, серые глаза? М-да… у Байрона как раз черные, а глаза, черт его знает, какие у него глаза… – Он задумался. – Вот что, Нокс, соберите мне как можно больше сведений обо всем, что происходит вокруг этого романа, и почему Шелли, если он автор, не желает поставить свое имя на обложке? Вот ведь петрушка какая…
– Так если он хочет таким образом раскрыть правду о бастарде…
– Понятно. – Вильсон закусил губу. – Вы считаете, что Шелли хочет сообщить нам, что людей убивает ублюдок Байрона? Каким способом он убивает?
– В основном душит своими огромными ручищами. На шее жертв остаются два красноватых следа от пальцев. Он вообще обладает нечеловеческой силой и ловкостью.
Глава 2. Мэри
Мэри Шелли вздохнула и отложила очередную книгу, которую она приобрела только вчера. Как же быстро все хорошее заканчивается!
Ее жизнь всегда была тяжелой. Все началось с того, что за право подарить жизнь дочери, ее мама взамен была вынуждена пожертвовать своей, оставив Мэри мучиться от вины за гибель родительницы, с самого раннего возраста считая себя убийцей. Да, убийцей или отвергнутой. Иногда она представляла, что мама оставила ее ради лучшей жизни на небе. Ушла, даже не подумав, как ее крошечная доченька останется одна-одинешенька в большом пугающем мире, а могла, кажется, забрать с собой, и теперь бы они, взявшись за руки, гуляли по просторам прекрасного рая. Тяжело быть брошенной в день своего рождения. Мэри никогда не слышала, как мама разговаривает, как смеется. От матери она унаследовала зеленые выразительные глаза, золотистые волосы и имя. Мать также звалась Мэри. В девичестве – Мэри Уолстонкрафт.
Это была удивительная и совершенно необыкновенная дама. Настоящая леди из будущего – знаменитая писательница, она боролась за права женщин, проповедовала и учила, объясняя таким же, как она, женщинам их право на свободу и счастье. Прогрессивная пресса еще назовет ее одной из самых ярких звезд в плеяде деятелей революционно-демократического движения Англии.
В книжном магазине отца Мэри всегда можно было найти публицистические манифесты Мэри Уолстонкрафт, ее трактаты, путевые очерки. Мэри Уолстонкрафт любила путешествовать и общаться с новыми людьми, заражая их своими идеями. Писательница смело отстаивала идеи Французской революции от нападок реакционеров, пропагандировала принципы гражданственного, просветительского искусства и, разумеется, была горячей поборницей женского равноправия.
Маленькая Мэри много раз читала знаменитую книгу своей матери – «Права женщины» и всегда мечтала стать такой же сильной, свободной, честной и независимой. И писать такие же нужные, умные книги.
Отец маленькой Мэри – философ и журналист Уильям Годвин, также придерживавшегося либеральных, анархистских и атеистических взглядов. Слава его социально-утопического «Исследования о политической справедливости», в котором он призывал человечество ни много ни мало ниспровергнуть тиранию государства, церкви и частной собственности и перестроить жизнь в соответствии с требованиями разума и справедливости, гремела до сих пор. Во всяком случае, водившие детей на воскресные мессы соседи, чурались мистера Годвина и запрещали своим детям якшаться с его семейством, считая их неблагонадежными.
Маленькая Мэри была вынуждена проводить почти все свое время с сестрами Фенни и Клэр. Здесь она тоже была изгоем, но несла свой жребий с гордо поднятой головой. Сначала удивленно спрашивая отца, отчего соседские дети не желают с ней играть и получая на свои конкретные вопросы пространные ответы, она не понимала ни слова, но верила, что такой прекрасный человек, как ее отец, просто не может врать или поддерживать то, что не считает правильным и разумным. Она должна была поверить ему окончательно и бесповоротно, потому что отец всегда стоял за правду, и маленькая Мэри была готова пойти за правду на крест или на костер, лишь бы оправдать доверие этого великого человека, подтвердив право называться его дочерью.
Отец был светом в ее жизни. Если бы в доме произошел пожар и не нужно было спасать людей, а только быстро схватить пару вещей и бежать, она знала, что вынесет из огня: портрет матери и сочинения родителей. О себе она не думала, ей ничего не было нужно лично для себя.
Маленькая Мэри вызвала в памяти старое, заросшее травой кладбище у церкви Святого Панкратия и могильный памятник, на котором было высечено: «Мэри Уолстонкрафт Годвин, автор эссе “Защита прав женщины”: родилась 27 апреля 1759 г., умерла 10 сентября 1797 г.». Тыча в буквы указательным пальцем с искривленным ногтем, отец учил ее читать. Она помнила, как славно пахла в тот день трава, какими яркими были цветы, над головой пели птицы и могильный камень, когда она прикоснулась к нему, оказался шершавым и теплым от солнечного света.
Оставшись с двумя маленькими дочерьми, Уильям Годвин женился во второй раз. Старшая внебрачная дочь Мэри Уолстонкрафт – Фенни – была удочерена Годвином, когда он сочетался браком с мисс Уолстонкрафт. Маленькая Мэри родилась в законном браке.
Оставшись вдовцом, Годвин женился на своей соседке, которую также звали Мэри – миссис Мэри Джейн Виал Клермонт. Этот брак принес ему сына Чарльза и дочь Клэр Клермонт – дети его новой супруги от первого брака. А после у четы родился сын Уильям.
У новой миссис Годвин было столько хлопот с мужем и пятью детьми, что она буквально разрывалась на части. Иногда в доме не было еды, но детям строжайше запрещали даже упоминать о том, что они голодны, или, упаси боже, клянчить пищу. Новая жена отца, как мачеха из старой сказки, то и дело шпыняла дочек мужа, требуя от них помощи по дому. Девочки, которых никто не учил как следует одеваться и вести себя, росли словно полевые лилии, которые не заботятся о своей внешности, но все равно прекрасны.
Миссис Годвин держала книжный магазин, а при нем – издательство и типографию, где пропадала полдня, а потом, вернувшись домой, пыталась хоть как-нибудь наладить быт. Хуже всего ей приходилось с Мэри: зловредная девчонка так и норовила забраться на чердак, а то и на крышу, где целый день читала книги или писала в блокнот стихи и страшные рассказы, которыми ночью пугала младших.
– Почему ты не можешь читать в магазине? Неужели не понимаешь, что, пока никого нет, сюда могут пробраться воры и растащить все новинки? Я же тебе сто раз говорила: в магазине всегда кто-то должен находиться. Если Фенни занята на кухне, а Клэр с самого утра занимается с братом, ты бы могла сидеть в магазине. Ну, что тебе стоит?
Читать в магазине, где в любой момент может зайти покупатель и начать пространные разговоры? Скажите еще – писать… много она поймет из прочитанного, если будет отвлекаться на каждую кумушку, явившуюся за учебником для сынишки. Но что могла понимать в этом мачеха! Книги так не читаются, в хорошую историю нужно погружаться, чтобы она втягивала тебя, чтобы несла по волнам повествования, увлекая настолько, что в результате ты теряешься во времени и пространстве, переставая принадлежать не только себе, но и этому миру.
– О чем ты читала? – спросила вбежавшая в магазин Клэр. – Матушка говорит: опять застала тебя с книгой.
– Вот. – Мэри не без удовольствия продемонстрировала черную обложку, на которой золотыми буквами было выведено: «Амбросио, или Монах», готический роман Мэтью Грегори Льюиса.
– Что может быть интересного в монахе? – Клэр зевнула, забрасывая в рот пригоршню очищенных подсолнечных зерен. – Перескажи вкратце, а то мистер Годвин опять пристанет, что я ничего не читаю, так хотя бы будет чем отбрехаться.
– Кратко, это не то. Тут сама атмосфера, постепенно нарастающее напряжение – Мэри задумалась. Хотела бы я так писать, чтобы мурашки по коже, чтобы человек, читая мою книгу, то и дело оглядываясь, ощущая на затылке чужой взгляд.
– Ну, в двух словах? – Взмолилась Клэр.
– Ладно. В общем, Амбросио был идеальным монахом. Он испанец, а у испанцев, ты знаешь, горячая кровь. Но однажды Амбросио влюбился в своего юного ученика и возжелал его с такой силой, что уже не мог терпеть. Не помогали ни молитвы, ни покаяния, ни вериги.
– Надо было к шлюхам сходить, его бы и отпустило. – Клэр протянула Мэри семечки: – Хочешь?
– В конце концов он сорвал монашескую рясу со своего избранника…
– Ого! А я думала, они там скучно живут! – Клэр отправила в рот еще порцию семечек.
– Под монашеским одеянием таилась прекрасная женщина – Матильда. Когда его страсть была удовлетворена, монах немного успокоился. Но через некоторое время почувствовал пресыщение и переключил внимание на невинную Антонию. Матильда узнала о его новой страсти и помогала своему любимому изнасиловать и убить девушку. – Мэри понизила голос до хриплого шепота. – А потом выяснилось, что Антония была родной сестрой Амбросио, а Матильда – посланец Сатаны, цель которого состояла в искушении благочестивого отшельника и доведении его до грехопадения.
– Ага, значит, изнасилование, инцест да еще и сношение с врагом рода человеческого? – Клэр хихикнула. – Да, я бы такую книгу точно не стала в магазине читать.
– Ну, в общем, ты просила кратенько, больше сократить просто не сумею. В конце книги Амброзио попадает в руки инквизиции и, чтобы спасти себя от смерти, предаёт душу дьяволу.
Прекрасно понимая, что мачеха пытается вытащить их семью из нищеты, Мэри Годвин и не думала делать хоть что-то, чтобы помочь ей в этом нелегком деле, помня, как отец цитировал ей из Писания: «Взгляните на птиц небесных: они ни сеют, ни жнут, ни собирают в житницы; и Отец ваш Небесный питает их». То, что Годвин был атеистом, не мешало ему подчас восторгаться Евангелием как литературным произведением. В доме действительно то не было хлеба, то кто-то из друзей или последователей отца, заехав пообщаться со знаменитым в прошлом журналистом, приносил к столу вино и головку сыра, окорок или связку колбасок. Каждому по вере его. Мэри откровенно призирала мелочность мачехи, считая ту ограниченной мещанкой, не способной понять действительно возвышенные натуры. Да уж, миссис Годвин № 2 не шла ни в какое сравнение со святым образом миссис Годвин № 1. Мэри казалось, что мачеха порочит светлые имена ее родителей, и только Фенни, несчастный незаконнорожденный ребенок, точно добрая Золушка, делала все, что та только ей поручала. Несмотря на то что Годвин удочерил ее, все в округе знали, что мать прижила девчонку от любовника. Мэри презирала старшую сестру за рабскую покорность, отчего бедняжке жилось еще хуже.
В то время отец был вынужден выпрашивать у правительства всевозможные пособия, и господа-чиновники смотрели на постаревшего и сломленного революционера, заставляя того унижаться еще больше. Не получив пособия по многодетству и крайнему безденежью, Годвин тащился в банк клянчить заем и, получив, шел прямой дорогой в ломбард, дабы выкупить и тут же снова заложить последние ценные вещи.
Когда Мэри вступала в пору девического цветения, ее отец уже не был тем пламенным революционером, который выступал один против всех и нередко одерживал победу. Например, в 1794 году состоялся судебный процесс, подсудимыми на котором были руководители революционно-демократических «Корреспондентских обществ» – Годвин написал памфлет в защиту обвиняемых, который сначала издал огромным тиражом, потом распространил в народе и наконец прочитал перед высоким судом. И что же, впечатление от его речей оказалось таким сильным, что, вопреки изначальным мрачным прогнозам, подсудимых оправдали.
Об этом славном подвиге Мэри слышала множество раз, отец не уставал расписывать ей, как выглядели судейские чиновники, с какими каменными, надменными рожами они начали слушать его и как затем их лица менялись. В тот день он полностью подчинил себе этих людей, завладел их разумом и сердцами. Вот что значит быть истинным литератором, писателем, способным влезть в души людей и сделать их лучше. Да, славные были времена.
Когда Мэри была маленькой в их доме часто собирались литераторы, но потом, постепенно, по мере того как меркла слава Уильяма Годвина, его окружение стало меняться и редеть, последователи и ученики, утомленные пустой болтовней уходили один за другим, дольше всех продержались поэты Вордсворт и Кольридж. Но и те в результате оставили своего старого учителя и теперь открыто порицали то, что еще совсем недавно прославляли.
В результате те, кто еще совсем недавно говорил о Годвине как о современном пророке, отступили от него, а иные перешли в стан врага. Но для Мэри отец все равно оставался рыцарем на белом коне, благородным победителем великанов. Добрый, смелый, удивительно правильный отец не терпел даже самой невинной лжи, требуя, чтобы его дети всегда поступали по совести. Чтобы не шли против своего я, не наступали на горло собственной песне.
Мэри выполнила все в точности, влюбившись в шестнадцатилетнем возрасте в поэта Перси Биши Шелли, когда тот явился с визитом в их скромное жилище в Лондоне. Перси ничего не знал о нынешней жизни некогда славного философа и журналиста Уильяма Годвина, он вырос на его памфлетах и статьях, оттачивая на их примерах свой слог и соизмеряя свое представление о чести и доблести по деяниям некогда великого, а ныне, как он считал, давно почившего борца за справедливость, поэта и журналиста, на могилу которого он собирался возложить букет из живых роз. Каково же было его удивление, когда в один из дней он вдруг узнал, что Уильям Годвин не умер, что он живет в Лондоне, где держит книжный магазин. Шелли даже записали адрес, по которому старика можно найти. В волнении Шелли сразу же сел писать письмо великому человеку, предвкушая радостную встречу.
Получив письмо от пока никому не известного литератора Перси Биши Шелли, отец заметно приободрился, особенно ему понравился следующий пассаж из послания его юного корреспондента: «Имя Годвина всегда возбуждало во мне чувства благоговения и восторга. Я привык видеть в нем светило, яркость которого чрезмерно ослепительна для мрака, его окружающего… Я занес было ваше имя в список великих мертвецов. Я скорбел о том, что вы перестали осенять землю славой вашего бытия. Но это не так; вы еще живы и, я твердо уверен, по-прежнему озабочены благоденствием человечества».
Весьма довольный отец передал тогда Мэри письмо, чтобы она переписала его для памяти в блокнот, и та с восторгом выполнила просьбу, наслаждаясь и великолепным литературным слогом и тем вниманием и почтительностью, с которой поэт (а он присылал в письмах и свои стихи) говорил об ее отце.
Род Шелли был древним и достаточно богатым. Его старшая ветвь, к которой и принадлежал юный Перси, получила от короны баронетаж аж в 1611 году, тогда как младшая достигла того же в 1806-м. Но Годвин все равно потрудился навести справки. И те не могли его не порадовать: Перси Биши Шелли был из тех самых Шелли баронетов из графства Суссекс. Его семья издревле проживала во дворце Филд около Хоршема, где Перси и родился. Мало того, юный поэт являлся первым ребёнком в семье своего отца – Тимоти Шелли, который в свою очередь был старшим сыном эсквайра Тимати Биши Шелли.
Конечно, сейчас баронетский титул у деда Перси, потом по праву перейдет к его отцу, но дальше он непременно достанется Перси. При этом юноше уже исполнилось двадцать один год, следовательно, он совершеннолетний.
У Годвина зачесались руки. Неужели ему наконец повезло, юный мечтатель, считающий его, старого журналиста, чем-то вроде своего духовного учителя, небожителя, перед которым он будет заискивать, ища расположения великого человека? А тут, точно специально, две дочери на выданье – его любимица, умница и красавица Мэри и ее сводная сестра Клэр, обеим по шестнадцать – самое время выйти замуж. Конечно, если смотреть с высоты баронетов, кто такие Годвины – нищета и голодранцы, но Перси совершеннолетний, да еще и восторженный поэт, никуда не денется – влюбится и женится. Да непросто женится, а будет умолять учителя отдать за него одну из девочек. Потому как, если все, что он пишет, правда, ему будет лестно породниться с таким литературным светилом, как Уильям Годвин. Что же до отца и деда, поворчат для порядка, но только законный, освященный Церковью союз не такая вещь, чтобы от него можно было легко откреститься.
Если провернуть эту партейку по-умному, глядишь, и Мэри Годвин, его зеленоглазая Мэри, баронетесса! И обращаться к ней следует как к жене рыцаря – леди. С ума сойти – его Мэри, ну или Клэр – леди, а он, Уильям Годвин, – эсквайр, тесть нового баронета Перси Биши Шелли, и, чем черт не шутит, члена парламента. По происхождению ему там самое место. Вот это взлет!
Но торопиться не следовало. Годвин выяснил, что у Перси четыре сестры и брат. Последнее ему не сильно понравилось, ведь если родители озлобятся на неравный брак сына, они вполне могут лишить того наследства в пользу младшего. Но тут уж придется рискнуть. В настоящее время Перси имел 200 фунтов ежегодной пенсии, которую выплачивал ему дед. Не слишком много для аристократа, привыкшего жить на широкую ногу, но целое состояние для бедного книготорговца.
Завязалась переписка, из которой старый журналист выяснил, что впервые Шелли открыл для себя «Политическую справедливость» Уильяма Годвина, еще будучи студентом Оксфорда. После чего они на пару с другом Шелли Томасом Хоггом написали и издали на собственные деньги брошюру «Необходимость атеизма». Шелли распространил её по всему Оксфорду среди студентов и рассылал по почте всем, чьи адреса только сумел раздобыть. Он желал привлечь внимание к своему творчеству журналистов, прогрессивных писателей и издателей, философов, политических деятелей и просто влиятельных граждан. Брошюра была издана анонимно, но все в Оксфорде прекрасно знали ее авторов. Университетское начальство вызвало Шелли и Хогга на суд, и когда те отказались отвечать на заданные им вопросы, их, недолго думая, отчислили.
Последнее сделало Шелли в его собственных глазах чем-то вроде политического изгоя. Остроту ситуации добавило и то, что расторгалась помолвка Перси с его кузиной – Херриет Гров, которую он любил с самого детства. Вместе с кузеном Томасом Медвиным, кузиной Херриет Гров и старшей сестрой Элизабет Перси сочинил первый черный роман с, как ему тогда казалось, впечатляющим названием «Кошмар». Но издатель, которому рукопись была послана, скаламбурил, что если судить о литературных достоинствах присланного произведения, то лично его оценка прочитанного полностью согласна с названием рукописи. То есть полный, абсолютный кошмар. Но тогда подростки не бросили своей затеи и принялись за второй роман – «Застроцци», который удалось издать в нескольких экземплярах.
Думая о своей дальнейшей жизни вместе с Херриет, Перси прежде всего представлял себе, как они будут писать вместе. Но когда молодой человек после отчисления был вынужден вернуться домой и сообщить о случившемся родственникам, нашла коса на камень, родители девушки были возмущены нападками юного вольнодумца на церковь.
На прямой вопрос, действительно ли Перси отрекся от Бога, он ответил чистосердечным «да», и тут же потрясенные до глубины души родители невесты, да и она сама, ответили решительным «нет».
А чего он хотел? Законного брака с любимой девушкой, освященного святой Церковью, авторитет которой он не признавал? Конечно, со временем он сделался бы мягче и признал необходимость соблюдать законы социального общества, в котором живет, в частности идти к алтарю. Но в тот момент, когда его напрямую спросили, является ли он атеистом, он с мальчишеским максимализмом ответил: «Да. Я атеист». Мог ли он сразу после этого признания пойти на попятную и сообщить, что готов, желает и даже жаждет вступить в законный освященный церковью брак? Это значило бы перечеркнуть все ранее сказанное, доказав тем самым, что сам не знает, чего хочет.
С другой стороны, невозможно было даже подумать о том, что мисс Гров, воспитанная в любви и почитании родителей, ослушается их воли и согласится жить с ним во грехе.
Перси метался из крайности в крайность, не находя разумного выхода из создавшегося положения. Как ладно все выходило на бумаге, в прожектах, и как все эти воздушные замки рушились, столкнувшись с суровой действительностью.
Ситуацию усугубил отец Перси, Тимоти Шелли, взбешенный поведением старшего сына и наследника, отец в качестве наказания запретил Перси появляться дома, высылая ему содержание. Получалось, что, таким образом, Шелли уже три года жил не контролируемый отцом, не общаясь с семьей и, следовательно, запросто мог жениться на одной из дочерей Годвина.
Весной Шелли обещал навестить своего духовного учителя, что и сделал.
Глава 3. Перси
Могилу роет землекоп,
Усердный плотник ладит гроб,
И белый саван шьет швея
Тебе, Британия моя[3 - Перевод С. Я. Маршака.].
Перси Биши Шелли «Мужам Англии»
Перси был божественно красив и так же, как и отец Мэри, отстаивал идеалы свободы, требуя отбросить условности и жить по совести. Мэри слушала, как отец и его гость рассуждают об отсталых церковных традициях, о тех правилах общества, которые уже давно пора упразднить, как поднимают тосты друг за друга.
В душе Мэри всегда была верна идеалам свободы, она и сама давно уже прикидывала, как бы ей тоже отбросить условности света и раскрепоститься согласно учению, которое проповедовал ее папа?. Отец всегда говорил, что она должна слушать свое сердце и делать то, что считает правильным и справедливым, не обращая внимания на то, что скажут окружающие. Она так и сделала – призналась в любви к прекрасному, точно ангел, Шелли. Это произошло над могилой ее матери, следовательно, так или иначе было освящено ее памятью. После чего они сбежали из дома и отправились во Францию, взяв с собой сводную сестру Клэр – ровесницу и лучшую подругу Мэри, мечтающую о сцене и свободе от диктата родителей.
Это время было наполнено страхами и волнениями, безудержным весельем и мыслями о том, что они наконец позволили себе вылететь из родительского гнезда. В утро запланированного побега сестренки встали задолго до рассвета и, стараясь лишний раз не дышать, вышли из дома. Солнце еще не показалась из-за горизонта, а небо сияло нарастающим светом. Девушки шли по Скиннер-стрит (улице Живодеров), неся по узлу своих вещей, книги Мэри, тяжелую пачку девушка перевязала бечёвкой, тетради сложила в удобный сундучок с замком. Еще в одном сундучке лежали их вещи. По сравнению с книгами они были практически невесомы. Мэри слышала, как бывалые грузчики рассказывали, что тяжелее всего переносить свинец. Идя по улице Живодеров и чувствуя, как веревки врезаются в сгибы пальцев, она могла поклясться, что свинец – ничто в сравнении с книгами.
В конце улицы их уже поджидал прекрасный, точно юный Аполлон, Шелли. Его коляска, запряженная четверкой рыжих лошадок, должно быть, уже давно стояла в этом месте, ожидая только их. Потом Мэри откинулась на мягкую спинку сиденья, стараясь вобрать в себя впечатления сегодняшнего утра, дабы сохранить их навечно в своем сердце.
В то время она сочиняла роман «Ненависть» и не могла бросить работу, даже видя перед собой счастливую улыбку возлюбленного и понимая, что уже началось их «свадебное путешествие». Впрочем, кто сказал, что нельзя писать на контрасте?
Они должны были переправиться через Ла-Манш, и Перси уже купил билеты на пакетбот, который в пять часов вечера отходил из Дуврского порта.
Ночью разразилась самая настоящая буря, точно морские боги, русалки и тритоны разгневались на беглецов, желая во что бы то ни стало погубить их. Мэри с трудом переносила качку, и Шелли был вынужден уложить любимую на скамью и сам сел рядом, утешая ее и читая стихи.
Затем предстоял ночлег в Кале. Шелли велел вознице везти их в ближайшую гостиницу, где они смогут переночевать и получить горячую еду. Когда они со своими вещами входили в гостиницу, Мэри переполняли неясные предчувствия и предвкушения их первой с Перси ночи любви, после чего они станут единой плотью, как на алхимических картинках, на которых муж и жена, сливаясь воедино, образуют святую материю королей. В этот момент Мэри вдруг столкнулась нос к носу с разъяренной мачехой. Оказывается, та, заметив их побег, забрала все деньги из дома и ринулась вдогонку, но перегнала несчастных и теперь была готова торжествовать победу.
Целую ночь миссис Годвин пыталась образумить Клэр, умоляя хотя бы ее вернуться домой, пока никто ничего не понял и ее репутация не пострадала, но та была непреклонна.
К слову, 1814 год не самое удачное время для путешествий, особенно по Франции. Всего четыре месяца назад Наполеон подписал акт об отречении, власть была нестабильна, а по дорогам бродили шайки разбойников и дезертиров, которые грабили, насиловали и убивали. А тут молодой человек, такой хрупкий и тоненький, что, надень на него платье, вполне сойдет за девушку, и в компанию к нему две юные девицы.
Миссис Годвин оказалась перед нелегким выбором. Обратиться к властям? Они, разумеется, вернут беглянок домой, но в этом случае огласка будет такой, что небу станет жарко. Но если сказать соседям, что Клэр уехала в Шотландию к родственникам, то, когда эта безмозглая девица поймет, что она не нужна ни Перси, ни Мэри, и вернется, можно сказать, что она гостила у тетки. Понятно, что мать первым делом думала о своей собственной дочке, а потом уже о дочке мужа, да и, по большому счету, Клэр в этой авантюре все равно была третьим лишним.
Теперь репутация обеих девушек была погублена навсегда. После длительных уговоров, взываний к совести и запугиваний миссис Годвин была вынуждена убраться ни с чем.
Знала ли Мэри, что Перси женат? Прекрасно знала. Через пару недель, после того как Перси Шелли в первый раз перешагнул порог дома Уильяма Годвина, его супруга Херриет Шелли (в девичестве Уэстбрук) явилась за своим благоверным в Лондон, точно фурия, ворвавшись в их книжный магазин и бросив взгляд на стоящих рядом девушек, моментально определила свою соперницу.
Эта вульгарная особа сразу не понравилась не ожидавшей подобного подвоха от судьбы Мэри. Она даже подумала, а не процитировать ли нахалке из «Политической справедливости», но опасалась, что вспомнит цитату недостаточно четко и эффект получится смазанным. Когда за Херриет закрылась дверь, Мэри взяла с полки книгу и сразу нашла: «Брак является проявлением дурной стороны закона, ибо пытается увековечить выбор, сделанный в какой-то один момент жизни». Да, жалко, что, увидев перекошенное от злобы лицо Херриет, она так оробела, что не догадалась просто принести книгу и прочитать нахалке из нее.
Позже она узнала, что, расставшись с нареченной и нежно любимой невестой, Перси предсказуемо пустился во все тяжкие, в частности влюбился в дочь трактирщика, носящую то же имя, что и его утраченная навсегда любовь, и к тому же внешне немного напоминающую ее. Он даже называл ее Херриет № 2.
Красавец Перси – аристократ, принц из сказки, моментально покорил сердце своей избранницы. Так что нетрудно было бы предположить, что очень скоро простушка сдалась перед его напором. Шелли действительно выкрал девушку из родительского дома. Весьма распространенный сюжет любовного романа. Но на самом деле все происходило не столь стремительно. Знакомство было долгим, Херриет училась вместе с сестрами Перси в женской школе, и поначалу Перси ее не замечал.
Данный пансион отличался весьма строгими нравами: за любую самую незначительную повинность на шею девушки надевали специальный жесткий воротник, который был и болезненным наказанием, и позором, так как учащаяся продолжала ходить на занятия, гуляла и даже спала в этой колодке для шеи. Подобная жестокость не могла не взволновать юного романтика. Херриет, которая не получила такого домашнего образования, каким могли похвастаться мисс Гров или сестра Перси, Элизабет, часто подвергалась этому наказанию, а Шелли был склонен сочувствовать всем несчастным, всегда вставая на сторону угнетенного и обиженного.
Перси стал писать к ней, отсылая письма по знакомому адресу в школу, это были самые обычные письма, какие молодой человек может писать девушке: немного о погоде, о прочитанных книгах, несколько слов об общих знакомых, стихотворение в подарок.
Но, заметив у Херриет письма, подписанные Перси Биши Шелли (автором брошюры «О необходимости атеизма»), соученицы стали обзывать ее распутницей и греховодницей. Почему? Но ведь все понимали, что она связалась с безбожником, стало быть, с человеком, который не скрепит их союз законным браком. А какие еще могут быть отношения между юношей и девушкой, не являющимися родственниками? Либо брак, либо блуд. Херриет писала из школьных застенков, точно бесправная узница, вынужденная влачить свое существование в слезах и цепях, она молила его, рыцаря света, открыть двери ее темницы. Перси всегда был на стороне преследуемых и угнетаемых, он был готов пожертвовать всем и даже собственной жизнью, лишь бы вызволить Херриет из ее тюрьмы. Что значит недолгая прогулка к алтарю рядом с обещанием отдать свою жизнь? Ничто. Добавим к этому, что невеста Шелли, Херриет № 1, после разрыва с ним успела выйти замуж, после чего Перси признал, что его жизнь закончилась и он никогда больше не будет счастлив, а следовательно, может пожертвовать своими принципами ради счастья другого человека, поэтому он похитил Херриет № 2, они повенчались и сразу же устремились сначала в Эдинбург, к оксфордскому другу Перси, Томасу Хоппу, и затем уже втроем в Ирландию, где Шелли издал и затем распространял свою новую политическую брошюру, на этот раз о даровании равноправия католикам.
Любовь к дочери трактирщика ярко вспыхнула и скоро погасла, об этом Перси честно поведал Мэри. Ошибка стоила ему ненавистных брачных оков, которые он теперь был принужден влачить, пока смерть не соизволит разлучить мужа и жену, открыв для одного из них милостивые объятия.
На самом деле теперь он и сам не мог достаточно разумно объяснить порыв, толкнувший его к столь опрометчивому шагу. Может быть, решил, что душа настоящей Херриет – прекрасной возлюбленной из страны поэтических грез – рано или поздно возродится в теле его новой супруги. Или просто надеялся обучить дочь трактирщика той же плавной походке, покорному наклону головы, песням, которые пела для него неподражаемая Херриет. Но, что бы он ни делал, жена его упорно не желала меняться, она не сделала ни одного шага для сближения со своим странным мужем, по доброй воле не прочла ни одной из принесенных им книг, не написала ни одного стихотворения.
Мэри сразу заметила, что у Перси с Херриет нет ничего общего. И если, разговаривая с Мэри, он мог начать цитату, а она ее заканчивала, то Херриет, как девочка из богатой семьи, хоть и училась в одном пансионе с сестрами Перси, но читала исключительно по настоятельной просьбе мужа. Мэри же читала запоем, зачастую забывая поесть или проводя за книгой всю ночь, и утром ходила, шатаясь и не понимая, что с ней происходит.
Но главная проблема была отнюдь не в фатальном несходстве характеров юных мужа и жены, оказавшись в бегах, они столкнулись с проблемами, о которых прежде ничего не знали. Оба из богатых семейств, никогда себе ни в чем не отказывали, а тут молодые оказались вообще без помощи. Деньги таяли, Херриет вообще не умела вести хозяйство, ее не учили готовить, убирать в доме, выбирать продукты на базаре… Перси никогда прежде даже не пытался зарабатывать деньги. Все трудности, которые он знал в жизни, встретили его в школе Итон, в которой мальчиков часто брали в походы, заставляя их самостоятельно таскать рюкзаки, бегать по пересеченной местности, ставить палатки, разводить костры или идти на лодке, гребя против течения. Впрочем, все это «спартанство», весь этот строгий аскетизм, ни в коем случае не отменяли четырехразового питания с непременным пудингом, кружкой пива или бокалом хорошего вина, мягкой удобной постели с балдахином, а также оравы слуг, которые убирали в комнатах и палатках, чистили одежду и обувь, усталых путешественников, приносили еду или бегали по многочисленным поручениям учащихся.
Шелли много читал и писал, издавал свои брошюры за собственный счет, но вот как можно прокормиться, публикуя стихи? Это ему еще только предстояло узнать.
От этого брака у Шелли осталась дочь Ианти, названная так в честь героини его первой напечатанной поэмы «Королева Мэб»[4 - «Королева Мэб» – название первого крупного поэтического произведения, написанного в 1813 г. знаменитым английским поэтом Перси Биши Шелли, философская поэма с примечаниями: она написана в форме сказки, которая представляет видение будущего как утопии на земле, состоящая из девяти песен и семнадцати примечаний.], но Шелли редко виделся с ребенком, ограничиваясь отправкой Херриет денег на ее воспитание и оплачивая счета своей супруги.
Все это Перси честно и без утайки сообщил семейству Годвина: «Ей не надо от меня ничего, кроме денег. Я сделаю распоряжение, чтобы большая часть моего годового содержания поступала ей». После чего, томно глянув в сторону, как обычно, сидящей в комнате с книгой в руках Мэри, Перси произнес: «Все, кто знает меня, должны понимать, что спутницей моей жизни станет та, кто умеет чувствовать поэзию и разбираться в философии. Херриет – породистое животное, но она ни на что подобное не способна».
Уильям Годвин с трудом подавил в себе жгучее разочарование, опечаленной казалась и его супруга, которая еще с утра посчитала, во сколько обойдется библиотека поэтов «Озерной школы», которую и собиралась предложить профинансировать их юному гостю и, возможно, будущему родственнику.
Мэри все поняла и сделала соответствующие выводы: ничего не поделаешь, Шелли женат – это факт, с которым придется мириться. Но и ее любовь к нему – факт неменьший. О браке отец всегда говорил, что тот существует, пока жива любовь, но, когда любовь умирает, брак превращается в каторгу, а такой брак «самый худший из видов собственности». Несомненно, Мэри была достойной ученицей своего отца и знала его работы чуть ли не наизусть. Именно к ним она и обратилась, пытаясь осмыслить возникшую проблему.
Что же остается? Перси все равно не живет с Херриет, следовательно, их брак, в котором больше нет любви, закончился. О нем невозможно говорить как о браке реальном, пусть даже он остается таковым на бумаге. У жены Перси нет повода обидеться на Мэри, так как Перси она потеряла еще задолго до того, как тот узнал, что у Уильяма Годвина есть дочь. Что же до денег семейства Шелли, до их титула и общественного положения, они ей не нужны. Все это она честно изложила отцу, и когда тот не желая вступать в дискуссию, которую бы проиграл, попросил ее ради их хороших отношений перестать общаться с Шелли, не писать ему и не отвечать на письма, Мэри была вынуждена дать ему в том торжественное обещание.
Она действительно сделала все, что только зависело от нее, не писала и не читала его писем, хотя больше всего на свете ей хотелось это сделать, почти не выходила из дома, дабы не встретиться с ним даже случайно. Она страдала, но это страдание немного сглаживалось от мысли, что она приносит в жертву любовь к Перси ради любви и уважения своего отца. Так бы поступили героини ее любимых романов, так поступала и она сама.
Мэри лежала в постели и читала при свече, на ратуше часы пробили полночь, когда послышались шаги за окном, громкий стук, голоса и наконец дверь с грохотом распахнулась. Накинув на плечи шаль, она выбежала из своей комнаты и застала отца и мачеху уже в дверях, оказалось, Шелли отравился, но еще жив и требует к себе мистера Годвина, дабы проститься с ним.
После того как Мэри увидела своего возлюбленного на смертном одре, слабым после выпитого опия и промывания желудка, не способным руки поднять, но прощающим и благословляющим ее, она уже не могла сдерживать своих порывов. Переписка и встречи возобновились с новой силой, и 28 июля 1814 года она позволила Перси похитить ее из родительского дома и после ни разу не пожалела о соделанном.
А потом действительно была их первая ночь, и дальше они путешествовали из одной деревни в другую, наслаждаясь прекрасными видами природы и друг другом. Денег было, что называется, в обрез, но сестры давно уже привыкли не обращать внимания на такие мелочи: хлеб, сыр, вино, лесные ягоды – что может быть прекраснее? Перси давно отказался от мяса, так как считал, что человек изначально создан вегетарианцем, его ногти и зубы не предназначены для того, чтобы разделывать и есть сырое мясо, следовательно, мясо ему вредно. В доме Годвина мясо было редкостью, поэтому Мэри и Клэр поддержали Перси, согласившись довольствоваться плодами, злаками, молоком и сыром.
