скачать книгу бесплатно
Святые и дурачок
Анджей Анджеевич Иконников-Галицкий
«Святые и дурачок» – книга об обретении веры, о людях, почитаемых как святые во всём православном мире, об их судьбах, их роли в истории мира и России и об их непосредственном участии в становлении личности автора. В едином сюжетном (иногда остросюжетном) повествовании контрастно соединяются различные литературные жанры: биография и автобиографическая исповедь, поэзия и агиография, документальная проза и драматургия.
Анджей Иконников-Галицкий – поэт, историк, писатель, автор публицистических книг «Самоубийство империи. Терроризм и бюрократия. 1866–1916», «Три цвета знамени. Генералы и комиссары. 1914–1921», «Тридевятые царства России» и др.
В формате PDF A4 сохранён издательский дизайн.
Анджей Иконников-Галицкий
Святые и дурачок
© Анджей Иконников-Галицкий, 2020
© ООО «Литературная матрица», 2020
© ООО «Издательство К. Тублина», макет, 2020
© А. Веселов, оформление, 2020
* * *
На горе близ Эфеса
Невысокие средиземноморские сосны на склоне горы. Среди них на прогалинке – бревенчатый домик под соломенной кровлей. В дальней от нас стороне этого пространства стволы сосен расступаются и меж ветвей виднеется море. Всё чисто и прозрачно, так что даже можно почувствовать свежесть горного воздуха и услышать шуршание сосновой хвои. Со стороны, где мы, к домику подвивается тропа и упирается в трёхступенчатое крылечко, устланное разноцветными ковриками. На крыльце на стуле с невысокой спинкой сидит женщина с очень светлым лицом – настолько светлым, что его черты становятся неуловимы. Голова, плечи, руки укрыты широким тёмным платком. Она сидит неподвижно, смотрит в нашу сторону. Может быть, она что-то вспоминает, или о чём-то думает, или к чему-то прислушивается. Окружающая её тишина усугубляется щебетанием птиц и мягким шумом сосновых ветвей.
В эту симфонию вплетается новый звук: шаги по каменистому грунту. Из древесного сумрака на свет по тропе выходит человек лет тридцати пяти. Он чуть выше среднего роста, худощав, темнобород, моложав, одет в простой светлый хитон с синей каймой. Лицо удлинённое, тонкий нос, высокий лоб; в волосах и бороде явственна седина. Он устал от долгого подъёма. За ним, чуть выше и поодаль, в воздухе движется сотканная из света фигура: белая одежда, крылья, человеческий лик. Путник вступает в пространство поляны, а световая фигура замирает как негатив его тени на фоне сосен.
Пришедший. Радуйся, Благодатная!
Мария. И тебе радоваться, Иоаннушка! Как хорошо, как это чудно, что ты пришёл!
Иоанн. Внизу жарко, в городе душно, шумно. А поднимешься по этой дороге – и тишина, и прохлада. Мир здесь у тебя.
Обнимаются: он припадает к её плечу, она целует его в макушку. Белый хитон на фоне тёмного платка.
Мария. Устал, отдышись. Садись, милый. Сейчас принесу чем порадоваться.
Уходит в дом. Иоанн садится на ступень крыльца, отирает лоб рукавом хитона.
Иоанн. Здесь легко и чисто. Как хорошо дышится! Можно даже забыть, что там, внизу – город в малярийном болоте и бедные, бедные люди… Бродят и горланят, как будто их чем-то таким опоили. Слепые и глухие – как ими же выставленные идолы. Там – душно и тяжко, там все всего боятся и от страха грызут друг друга. У них – последнее время. «И как вы слышали, что придет антихрист, и теперь появилось много антихристов, то мы и познаём из того, что последнее время»… Там мир во зле лежит. Бедные, мучающие себя люди. А здесь – небо.
Мария возвращается с кувшином в одной руке и подносом в другой. На подносе – белый круг хлеба, чаша и виноград.
Мария. Вот, утоли голод, выпей вина. Хиосское.
Иоанн. Ого! Откуда у тебя такое диво?
Мария. Это Лука: навестил меня полгода назад и, добрый мой, привёз на ослике корзину всякой снеди и мех вина. С чистой водой хорошо будет.
Ударяет ладонью по камню, красующемуся возле стены дома. Из камня тотчас брызгает чистая струя и начинает бить фонтанчик искристой воды.
Иоанн(берёт хлеб). Возьмите, ешьте, вот тело Моё, за вас преломляемое… (Разламывает хлеб и оставляет на подносе. Берёт чашу, наполняет её водой на треть, доливает вином.) Пейте, вот кровь Моя Нового завета, за вас и за многих изливаемая… Благослови, Учитель.
Мария. Благословенно царство Отца Твоего и Духа.
Отламывают понемногу от хлеба, едят; отпивают вина. Ангел на фоне деревьев становится выше и склоняется над ними.
Иоанн. Один египтянин, из верных, привёз письмо от Филиппа: он собирается к нам в Эфес и, если Бог даст путь благоприятен, скоро навестит тебя. Какой хлеб! Ты одна так умеешь.
Мария. Ешь, милый. Как хорошо, что ты пришёл! Мне очень нужно видеть тебя.
Иоанн. И вино: поднимает как на крыльях.
Мария. Иоанн, милый, ты пришёл сюда, потому что я этого хотела. А мне нужно было, потому что нам с тобой оправляться в путь. Мой Сын скоро возьмёт меня к себе, и Его воля, чтобы мы и первые ученики собрались в Иерусалиме. Чтобы собрались двенадцать.
Иоанн. Как это будет? Всех раскидало по свету. Хорошо, Филиппа, Петра, Иакова моего и другого – этих найдём… Фаддей, говорят, где-то в Месопотамии, у парфян – о нём, может, знает Симон… А где Матфей? Где Фома? Где Андрей? О Варфоломее тоже давно ничего не слышно.
Мария. Как это будет… Как – не знаю, но будет.
Иоанн. Да.
Мария. Когда пришёл ко мне ангел… Там, в Назарете, у колодца… И я не могла взять в толк, как это будет – как у меня Сын родится… Но это случилось. И я уже тогда знала, что случится. Как было страшно! И как радостно!
Иоанн. Совершенная любовь изгоняет страх.
Мария. Да.
Иоанн. Странно: люди всё мучаются неведением будущего, всё ухищряются, чтобы заглянуть за какую-то завесу… А нет ничего яснее будущего. Будет суд и будет бессмертие. Суд в том, что свет пришел в мир, но люди более возлюбили тьму… А тот, кто в правде, идет к свету. Всё во всём – Учитель, и мы вокруг него, в свете. Как в тот раз, с Иаковом и Петром на горе. Удивительный был свет, необъяснимый – тихий, входящий в душу и плоть: поднимает и уносит к теплу – как отец несёт на руках новорождённого младенца.
Мария. И как я шла к Елисавете рассказать ей о своей беременности.
Иоанн. И когда мы стояли – там… и видели крест… и Его на кресте, и был этот трескучий ужас, и всё сжирала наползающая тьма – и вот свет во тьме светит…
Мария. И тьма разодралась как завеса…
Иоанн. Мы знаем, что мы перешли из смерти в жизнь, потому что любим братьев; не любящий брата пребывает в смерти.
Мария. Мы заболтались с тобой. Надо готовиться.
Ангел склоняется и накрывает их крыльями. Всё – поляна, домик, сосны – тонет в свете, становится невидимым.
Из света по краю проступают образы людей; сначала туманные, они становятся всё чётче, обретают контур и цвет. Мы даже узнаём их: вот апостол Пётр в зелёном хитоне и золотистом гиматии, вот Павел (высокий лысый лоб, вьющаяся борода), вот Андрей Первозванный, Иоанн, Филипп, Фома… За ними, уже не так ясно, как будто световые облака, видны другие фигуры – их множество, сонм. Посередине вылепляется из света ложе, на нём – лежащая женщина, Та Самая. И тут мы видим, что над ней в одеждах, блистающих как горный снег, стоит Сын и Учитель – а мы даже и не заметили, как Он появился. И на руках у Него маленький светлый младенчик…
Контуры становятся жёстче, цвета отчётливее, и всё увиденное нами превращается в икону.
Перед огромной, во всё видимое пространство иконой Успения появляется человек в современной одежде. Назовём его Автор.
Автор начинает: сначала читает то ли стих, то ли молитву.
И молюся яко Иона: от тли, Боже, возведи мя!
Молитву пролию
ко Господу.
Жизнь дожёвываю –
последнюю горстку.
Похожу да сяду.
Глядь – она и вся.
И живот мой аду
приближися.
В белое никуда
тянет тень мою.
Како предахомся тлению?
Был умён, красив.
Не слышишь, не видишь.
Яко земля еси
и в землю отидеши.
Как это будет?
Облачком в свет вечерний.
Плоть мою полюбят
мухи да черви.
А душу-то куда дену?
Ни сумы, ни кармана нет.
В пасть? В геенну? Демону?
Так камнем и канет.
Бедный я человек!
Нет мне покою.
Зачёркиваю черновик,
Котомку пакую.
Ощупываю висок.
Пульса нет даже.
Беженец на восток,
в бездну и дальше.
Как незрячий на звук –
тыкаюсь, тяну горсти.
Из глубины воззвах:
Услыши мя, Господи!
Никому не признаюсь.
Только Тебе поведаю.
Нет мне пристанища
на земле – тускло, ветрено.
Тянет холодом, прахом
в щели смердит люто.
Люди не любят правды.
Не любо мне в людях.
Ты один у меня,
прибежище и надежда,
жизнь, как воду из камня,
высекший мне однажды.
Мне душу-коптилку
зажгли – и задули.
