Жизнь российская. Том третий

скачать книгу бесплатно


И стены! Стены мохнушкой-бахромушкой обмахивать… либо тряпочкой мягонькой… в меру сухонькой… слегка влажненькой…

И пыль нещадно постоянно смахивать со всего, что под руку попадается.

Бороться с пылью как с самым лютым врагом, как с оккупантом.

Пыль – враг народа! Зараза от неё всякая разная… Смерть от неё…

Поэтому грозный указ: протирать… протирать… и снова протирать…

Всё протирать. Постоянно. С утра раннего начиная и до вечера позднего.

И мусор за больными пациентами убирать, убирать и опять убирать…

С одного конца начиная и другим кончая. Пардон, заканчивая.

Уборщики и уборщицы как белки в колесе крутятся. Польза от них огромная. Чище в помещении от мытья становится. И намного. Гигиеничней. Опрятней. И воздух намного свежей… Прозрачней он становится! Дышать легче! Ну и прочее…

Но… такая полезная процедура никогда спокойно не происходит. Почему? Сами знаете! Потому что люди мешают… диваны и стулья мешают… кадки с цветами мешают. Передвигать их необходимо. С места на место перетаскивать. Как Ибрагим-Оглы говорил в своё время: «Прошка! Приезжай! З миста здвигать кой-кого надо…» Вот и приходится мойщицам (и мойщикам) заниматься этим… – сдвигать, переносить, шухер наводить…

Шум и гам, тем не менее, становился всё ближе и ближе. Вот он уже рядом…

Ой! Ай! Уй! Полундра! Свистать всех наверх! На вахту заступать!

Или… или бежать с корабля… как крысы в море-окияне…

Да-с… Иногда приходится и за борт прыгать… чтобы… чтобы спастись…

А как поступить в данном конкретном случае? Здесь! В поликлинике! При таком общенародном аврале… При масштабной мойке полов… При решительном наступлении уборщиков, когда они пациентов с диванов да стульев словами прогоняют, а то и шваброй непослушных спихивают, подбираясь к занятым местам, чтобы мусор оттуда вымести, а потом помыть тщательно да протереть досуха.

Что делать? Никто не знает. Решает сам человек… он же гражданин.

Троица заинтересовалась: что там? что там происходит на самом-то деле? как быть? как поступить? сваливать… или остаться… ну-ка… ну-ка… ну-ка…

Оппа! К их дивану медленно (вместе с шумом и гамом) приближалась уборщица со шваброй и ведром. Полным ведром!! Доверху наполненным!! Ого!! Опять повезло!!

Полное ведро – это нечто! Дивно. Чудесно. Это приз! Это праздник!

А в наше смутное время – нечто большее! Вдвойне!! А может… и втройне.

Все трое собеседников как один высказали своё мнение. И опять однозначное. Положительное. И с уважением глянули на старенькую тётечку с ведром и шваброй.

Та молча и ни на кого не обращая никакого внимания протирала (мыла!) полы в коридоре. За три раза. Как бог велел. Сперва она как бы пыль и мусор сметала, в кучку его собирала и в мешок определяла. После этого очень и очень мокрой тряпкой елозила по проходам и по освободившимся от людей местам. Появлялась лужа. Лужица. Затем сухой, вернее, хорошо отжатой тряпкой собирала эту воду: ширк-ширк, ширк-ширк, ширк-ширк, ширк-ширк. После чего влага с линолеума исчезала, благодаря мудрым и планомерным стараниям уборщицы. Почти вся влага пропадала. Остатки же сами высыхали. Конвейер получался рукотворный… Голь на выдумки хитра… Так сказал бы острый на язычок простой русский человек. И ухмыльнулся бы. В усы или бороду. Или в кулак.

«Ой! Да это же тётя Глаша!» – радостно стукнуло по мозгам Кулькова.

Подойдя вплотную к дивану с тремя седоками: одной очень прекрасной женщиной и двумя весьма умными, вежливыми и благородными мужчинами… тётенька с ведром и шваброй в разных своих руках привычно, быстро и учтиво скомандовала:

– Попрошу осломонить энто место. Тожно, полы здеся мыть буду.

Сидевшие товарищи заёрзали, засуетились, пытаясь встать. Но им никак, никоим образом не хотелось покидать такие славные тёпленькие насиженные места. Что-то их напрягало, что-то их возмущало. Типа того, что, мол, ну вот… припёрлась эта вредная седая старуха… раскомандовалась тут… раскудахталась… права качать начала…

Но всё же встали. Отнюдь. Они же, всё-таки, воспитанные… образованные…

Они же благородные, чуткие и исполнительные граждане своей страны.

А ещё они воспитаны на уважении старших. Слово старшего – закон.

Тут тётя Глаша увидела своего подопечного и произнесла фразу, которая повергла в шок Васиных собеседников, да и его самого тоже:

– А вас, уважаемый Василь свет Никанорыч, я попрошу остаться…

Кулькова чуть удар апоплексический не хватанул. Где-то он это уже слышал…

Опомнившись, успокоился. Сел на диванчик. Развалился как барин. Косо глянул на своих собеседников. Ухмыльнулся ехидно. Мол, ну что… съели… Я, дескать, это не вы. Мы-то, мол, пскопские… Хи-хи!! Не пальцем мы, дескать, деланые. Не хухры-мухры мы! И не шваль подзаборная!! Мысль умная возникла: «Вот что такое блат! Ай, да моя тётечка Глашечка! Ай, какая умница. Прелестница! Приветливая… Покладистая… Любит меня до безумия. Не беспокоит по пустякам. Хороша старушка! Чудо! А ещё она…»

До конца домыслить не удалось. Не успел. Перебили. Кульков услышал нежный и родной, знакомый до боли в сердце голосок:

– А ты, милок, сяди… не рыпайси… смирно сяди… Ноги токо подыми… Тожно, тряпкой под ними пройдуся…

– Да-да. Конечно. Я сейчас. Спасибо большое, дорогая тётечка Глашечка.

– Конхверенкция ишшо не закончилася… Долго чё-та сёння… Но ничё… Ты сяди смирно. Жди. Не переживай. Придут. Никуды не денутца, изверги энти… Сяди, милок… Не беспокойси… Дождёсси… Как же… Дай-то бог… Каки твои годы…

– Хорошо, тётя Глаша. Спасибо вам большое. От всего сердца благодарю.

Старушка привычно и размеренно первой обильной водой смыла налипшую на пол едкую грязь и тщательно протёрла площадку у дивана на второй раз. А под вытянутыми в струнку ногами своего друга лепшего и на третий раз шваброй широко поелозила, и даже на четвёртый сподобилась. Ласково глянула на Василя свет Никанорыча, сказала тихонько и вкрадчиво что-то нежное и доброе. И удалилась дальше исполнять свои официальные трудовые обязанности по уборке муниципального медицинского учреждения.

Всё. Мытьё окончено в данном конкретном месте. Можно продолжать ожидание окончания затянувшейся конференции и последующего врачебного приёма.