Виталий Головачев и Мария Петровых: неоплаканная боль

скачать книгу бесплатно


С Марусиного горизонта Виталий тоже исчезал надолго. Побуждали его к этому самые благие намерения. Он хотел прийти к ней достойным выпавшего на его долю бесконечного счастья, а не обременять ее своим подавленным душевным состоянием. Он хотел добиться хотя бы ясности, где он будет жить и кем работать. Но Мария усматривала в его исчезновениях лишь небрежное отношение к себе. Неужели же всей своей жизнью в последние годы она не доказала ему, что ее не страшат никакие трудности?! Она будет счастлива с ним в самой заброшенной дыре, в самом грязном чужом углу! Почему же он сейчас воздвигает между ними эту непробиваемую стену?! Или… может быть… он просто охладел к ней?

Как Виталий и предполагал, в прописке ему отказали. Не в ту инстанцию он обратился и не с теми словами. А за этим неизбежно последовало увольнение с работы. Не желая доставлять родителям лишнее беспокойство, Виталий решил покинуть их дом. Он не мог простить себе историю с пишущей машинкой, из-за которой мать оказалась на Лубянке. И теперь ему хотелось поскорее испариться, чтоб даже мысли о неприятностях, которые может навлечь на родителей его присутствие, не тревожили их душу.

Уехав с Клязьмы в ноябре 1934 года, Виталий стал пропадать уже совсем неизвестно где. Теперь он поставил себе целью зацепиться где-нибудь в окрестностях родной Москвы и был несказанно упрям в своем намерении. Единственным его заработком были нерегулярные заказы на составление обзоров по материалам зарубежной прессы, которые Теннов от лица радиокабинета продолжал давать ему на договорных началах. Наступил новый 1935 год, шли месяцы, а ситуация не менялась.

Маруся впала в отчаяние. Но тут в дело вмешалась предприимчивая Катя. В июле 1935 года, когда Виталий в очередной раз объявился, она рассказала ему о Константине Горелове, с которым она познакомилась в 1928 году в Клубе работников народного хозяйства им. Дзержинского. Горелов входил в состав президиума клуба, а Катя работала в библиотеке иностранных каталогов. Совсем недавно Горелов был назначен директором станкостроительного завода в городе Егорьевске и сейчас ищет человека на должность заведующего технической библиотекой. Кандидатура Виталия уже предложена и предварительно одобрена Гореловым. Правда, Катя пока не говорила ему о судимости. Но она уверена, когда Горелов познакомится с Виталием лично и поговорит с ним, он не откажет. Там и прописаться несложно. Ведь Егорьевск – это 101-й километр от Москвы.

Так Головачев становится референтом, а затем заведующим технической библиотекой завода «Комсомолец».

Работа увлекательная. Неожиданно востребованными здесь оказываются литературно-просветительские таланты Виталия. Он задействован как переводчик технических текстов, пишет статьи о заводе для местной печати, преподает русский язык на курсах мастеров соцтруда. На заводе 18 иностранцев – живая языковая среда.

Станкостроение в СССР тогда только зарождалось. Это давало Виталию столь необходимое ему ощущение сопричастности к важному общему делу. Он расцвел и повернулся к Марусе новой гранью. Прежде она ценила Виталия за гражданскую зрелость, черту довольно редкую в среде молодых литераторов. Но по мере того, как он адаптировался к вольной жизни, постепенно открылись перед ней и другие его сильные стороны: трудолюбие, высокая работоспособность, самодисциплина и нацеленность на созидание. Именно таким она и представляла себе главу семьи, образ которого был навеян личностью отца, всю свою жизнь посвятившего любимому делу. Но самое главное – Виталий наконец перестал от нее бегать и позволил ей быть рядом с ним!

От завода ему предоставили комнату в коммуналке (г. Егорьевск, улица 9-го Января, д. 21). Шумно, грязновато, но всё же свой угол. А если они с Марусей распишутся, то смогут рассчитывать и на квартиру.

Но планы пришлось отложить…

Во второй раз В. Головачев был арестован в середине декабря 1935 года по обвинению в пропаганде идей фашизма (ст. 58.10 УК РСФСР). Обвинение звучит весьма настораживающе даже по нашим временам, поэтому нам особенно важно досконально разобраться, как такое могло случиться.

В конце лета 1935 года Виталий получил от Теннова заказ на составление обзоров по достаточно специфической теме – техника детского радиовещания за рубежом. Такого рода работу радиокабинет ЦДХВД выполнял для Всесоюзного радиокомитета (ВРК) по особому договору. Специалистов ВРК интересовал любой зарубежный опыт, без каких-либо политических ограничений. Зная, что по Великобритании и США подобные обзоры уже составлены, Виталий на свою беду решил взять Италию и Германию – страны с фашистским политическим режимом. Теннов был в курсе и никаких возражений не высказал.

Материалы для будущих обзоров Виталий совершенно официально запросил в библиотеке Всесоюзного радиокомитета, где ему предложили немецкий журнал «Дер Шульфунк» и итальянский «Радио рурале». Последний содержал текст радиопередачи «Поход на Рим», пропагандирующей приход к власти итальянских фашистов.

Свою задачу как переводчика Виталий видел в том, чтобы максимально точно перевести все материалы, которые могут быть интересны с точки зрения техники вещания, а их отбор и рецензирование считал обязанностью Теннова. При передаче готовых обзоров оба проявили небрежность: Головачев не обратил внимание Теннова на то, что в итальянском обзоре приведен полный текст фашистской передачи, а Теннов вчитываться не стал. Зная Виталия как хорошего специалиста, он был уверен в качестве его работы. И вот так вслепую он передал обзоры Георгию Солдатову, заместителю заведующего сектором детского радиовещания ВРК. Видимо, Теннов немного страдал от избытка простодушия и верхоглядства: он даже не подозревал, что Солдатов уже давно имеет на него зуб и ждет удобного случая, чтобы его зацепить. Несколько дней спустя Солдатов в разговоре с Тенновым выразил глубокое возмущение фашистской направленностью итальянского обзора и вскользь обмолвился, что в случившемся должны разбираться соответствующие службы…

«Поражает тон и содержание обзоров, – строчит Солдатов на Лубянку, – автор которых не только формально излагает принципы фашистского вещания, но даже популяризирует их с некоторым сочувствием. Прилагаются большие отрывки из ярко фашистских передач» [2:63].

Расследование было поручено оперуполномоченному Шнейдеру, который оказался человеком неглупым и обладал достаточно высоким культурным уровнем для рядового сотрудника госбезопасности тех лет. Прочитав послание Солдатова, он сильно засомневался, что «дело» получится, и попросил инициатора разбирательства объяснить более подробно, что же его так взволновало.

«В конце ноября, – спешит Солдатов с новым донесением, – тов. Теннов, зав. радиокабинетом, принес и передал лично мне два обзора о вещании в Италии и Германии. Передавая обзоры, он просил дать их прочитать редакторам сектора детского вещания.

Я считаю, что эти обзоры не только нельзя давать для ознакомления редакторам, но необходимо проверить людей, которые составляют такого рода обзоры и систему распространения таких обзоров» [2:64].

<…>

«Прилагать целые передачи фашистского характера («Поход на Рим») – нельзя, ибо с этими обзорами, по замыслу тов. Теннова, должны были ознакомиться редакторы сектора детского вещания – довольно значительный круг людей.

Таким образом, надо проверить систему составления и рассылки обзоров и устранить бесконтрольное отношение к этому очень важному участку» [2:65].

Но на этом Солдатов не останавливается и сообщает следствию дополнительные сведения, компрометирующие Теннова, дав волю личной к нему неприязни:

«Что касается т. Теннова, в связи с этим фактом следует привести один случай, который происходил в конце лета 1935 г. Беседуя на различные темы, тов. Теннов между прочим заявил, что он должен идти в военкомат на призыв, но что ему не хочется идти в армию, вот почему он собирается уехать в командировку, а в конце призыва, когда набор в основном будет закончен, он явится на призыв и тогда он будет наверняка оставлен дома.

Так как тон этого разговора был шутливый, я ему ответил на это предложением пойти сразу после получения повестки на призыв, а не шутить такими вещами. Подробностей этого дела я не знаю и привожу этот факт лишь в связи с тем, что обзоры заставили еще раз проявить бдительность» [2:65].

Но и после этого сообщения дело заведено не было. Для полноты картины Шнейдер решил побеседовать с другими свидетелями и вызвал на допрос директора ЦДХВД, тридцатичетырехлетнего Владимира Зельдовича. Ознакомившись с его показаниями, мы для себя отмечаем некоторую несогласованность между отделами ЦДХВД и недостаток контроля сверху.

«Вопрос: Какая иностранная литература используется для составления обзоров?

Ответ: Этого я не знаю, т.к. всей методической работой руководит мой заместитель тов. Перес Б.С., он же утверждает все методические материалы секторов, контролирует их научно-методическую работу. Перес Б.С. был председателем комиссии, созданной для обследования сектора радиовещания, окончившей на днях свою работу. Комиссия дала положительный отзыв о работе сектора.

Вопрос: Вы лично как руководитель всего учреждения контролировали сами когда-нибудь методическую научную работу сектора радиовещания?

Ответ: В течение отпуска Переса Б.С. летом 1935 г. я руководил и методическо-научной работой, но за это время никаких материалов от сектора радиовещания не поступало. Сектор отчитывался о своей работе передо мной, но материалов, выпускаемых сектором, я не читал, и специального контроля-проверки не проводил.

Вопрос: Были какие-либо контрреволюционные проявления со стороны кого-либо из работников сектора радиовещания?

Ответ: Не было» [2:11 – 12].

Несложно догадаться, что следующим на допрос был вызван заместитель Зельдовича Борис Перес.

«Вопрос: Кто контролирует все научно-методические работы радиосектора?

Ответ: Все методические научные материалы, выпускаемые ЦДХВД, в том числе и выпускаемые радиосектором, контролирую я – Перес Б.С. Контроль заключается в том, что без моей визы ни один документ не размножается и не идет в печать.

Вопрос: Вы санкционировали составление и передачу в ВРК двух обзоров радиовещания, составленных в ноябре с.г. радиосектором ЦДХВД по материалам фашистских журналов: итальянского «Сельское радио» и немецкого «Дер Шульфунк»?

Ответ: Указанные вами предъявленные обзоры я здесь вижу первый раз, мне их никто никогда не показывал. Также я не знаю, чтобы они составлялись, и не знаю, кто из работников радиосектора работал над этими документами, несмотря на то, что на обзорах стоит штамп ЦДХВД. Возможно, эти обзоры составлены кем-либо из работников радиосектора по специальному заказу сектора детского вещания ВРК, т.к. отдельные работники радиосектора ЦДХВД за аккордную плату выполняли некоторые работы для ВРК. С моей же стороны никаких заданий на составление предъявленных мне обзоров никому не давалось.

Вопрос: Практикуется ли в работе ЦДХВД составление научно-методических пособий по радиовещанию на основе фашистской литературы?

Ответ: ЦДХВД использует методы зарубежного радиовещания с надлежащим критическим к ним отношением, но мы в работе безусловно не используем самого содержания зарубежных, а тем более фашистских радиопередач, что имело место в предъявленных мне двух обзорах.

Вопрос: В конце немецкого обзора поставлено: «Вит. Головачев». Является указанный Головачев работником ЦДХВД?

Ответ: В ЦДХВД Головачев не работает. Мне известно, что Головачев составляет для ВРК отдельные работы по радиовещанию» [2:14 – 15].

Итак, что видит следователь? Перес говорит, что без его визы материалы не размножаются, а на предъявленных обзорах его визы нет; методы зарубежного вещания используются с критическим к ним отношением, а в данном случае без всяких комментариев цитируется фашистская радиопередача. Вышло так, будто Теннов с Головачевым по собственной инициативе продвинули в ВРК откровенно фашистский материал. Однако с юридической точки зрения этого еще недостаточно для признания их виновными в антисоветской пропаганде. Нужно еще доказать наличие у них «контрреволюционного умысла», то есть что они это сделали в целях подрыва или ослабления Советской власти и Рабоче-крестьянской партии. Только в этом случае они подлежат уголовной ответственности. Распространение антисоветских сведений по каким-либо иным причинам, – в научных целях (как это было в данном случае), по недомыслию, по неосторожности, спьяну, – не является уголовно наказуемым.

Поскольку факт использования фашистской литературы налицо, главная задача Шнейдера – установить, был ли контрреволюционный умысел у инициаторов ее распространения.

На следующий день после Переса на Лубянку был приглашен Теннов.

«Вопрос: Для каких целей Вам нужны были эти обзоры?

Ответ: Я эти обзоры заказал для того, чтобы иметь возможность лично ознакомиться с состоянием детского радиовещания в Италии и Германии. Помимо того, эти обзоры предназначались мною для передачи в сектор детского радиовещания ВРК в качестве научно-методического материала для ознакомления сотрудников сектора радиовещания ВРК с содержанием обзоров.

<…>

Вопрос: Вы знаете содержание этих обзоров?

Ответ: Германский обзор я читал сразу же, как только мне его передал Головачев. Итальянский обзор был мною только просмотрен не до конца перед передачей Солдатову. В итальянском обзоре приведена фашистская передача «Поход на Рим», что является ошибочным. Сами же по себе оба обзора составлены правильно и являются нужным пособием для работников радиовещания, изучающих технику вещания за границей.

Вопрос: Если вы считаете оба обзора необходимыми как методический материал, то почему же вы, направляясь по вызову в НКВД, взяли с собой один из обзоров? Ведь Вас никто не предупредил, что Вас будут допрашивать по поводу обзоров?

Ответ: Да, меня никто не предупреждал. Но, просмотрев после заявления Солдатова «Поход на Рим» в итальянском обзоре, я сделал вывод, что именно по этому вопросу будут спрашивать.

Вопрос: Кому кроме Солдатова вы давали для чтения или цитирования эти обзоры?

Ответ: Нет, никому не давал и не цитировал» [2:19 – 20].

Теннов был допрошен 13 декабря 1935 года. Еще сутки Шнейдер размышляет, возможно, советуется с начальством, и дело всё-таки заводит. Датой начала дела значится 15 декабря, этим же днем датируются ордера на арест обвиняемых, и на следующий день коллеги по перу вливаются в коллектив узников Бутырской тюрьмы [2:67].