banner banner banner
Смертельный сеанс. Миссия в Вашингтоне
Смертельный сеанс. Миссия в Вашингтоне
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Смертельный сеанс. Миссия в Вашингтоне

скачать книгу бесплатно


Будь проклят Альфредо Нуньес с его дьявольской идеей! Пусть будет проклят и тот, кто поддержал её и стал бездумным пассивным исполнителем чудовищного замысла. А ведь мог, мог вовремя решительно сказать «Нет, ни в коем случае не буду участвовать в подготовке массового убийства! И ты, дружище, не смей!!!» Так же решительно надо было остановить испанца, если бы он попытался привлечь на свою сторону кого-то ещё.

Вольфганг физически ощутил тесноту и духоту комнаты. Он выскочил на улицу и бесцельно побрёл по тротуару, не замечая удивлённых взглядов прохожих, сторонившихся человека, который, казалось, ничего не видит на своём пути.

Итак, чуда, на которое он уповал, не случилось. Несмотря на его мольбы неизвестно к кому, металлические балки всё-таки не выдержали веса толстенных досок и шлака, уложенного сверху на потолок, заботливо оштукатуренный и окрашенный снизу.

Что делать теперь?

Наложить на себя руки?

Или, может, попытаться как-то искупить вину?

Первое – гораздо проще: преодолеть несколько секунд страха, и все дела. Уйдёшь в небытие, из которого материализовался по воле редчайшего случая. И сразу же навсегда освободишься от сомнений, терзаний совести и чувства ужасной вины.

Но тогда Татьяна останется совсем одна. Одинокая женщина в чужой, не слишком приветливой к русским стране. Со скудными средствами к существованию – она ведь успела приучить его жить сегодняшним днём, как последним, то есть, типично по-русски, не заботясь о будущем. Одна, совсем одна… А её и так уже успела немало помучить жизнь. На Родину она вряд ли захочет вернуться: слишком уж неласков Советский Союз к бывшим пленным и интернированным гражданам, считая абсолютно всех предателями. Пресловутая хрущевская «оттепель» убеждает в благих намерениях Кремля пока далеко не всех. В СССР вдова немца, как минимум, станет человеком второго сорта – со всеми вытекающими печальными последствиями.

Всё-таки придётся избрать второй путь, если таковой подвернётся. Но как искупить вину перед столькими молодыми соотечественниками жены, погибшими в «Октябре» в мирное время, на обычном вечернем киносеансе, ставшем для них смертельным?

Он зашёл в маленькое кафе, сел за столик у окна и уставился в одну точку. Вопроса официанта не расслышал. Тот, пожав плечами, удалился. Оцепенение длилось долго. Он успел несколько раз прокрутить перед глазами калейдоскоп былого, робко заглянуть в будущее. Увы, его-то и не просматривалось, как он ни напрягался.

Почувствовав нестерпимое одиночество, решил немедленно вызвать Татьяну домой. И почти бегом направился на почту, чтобы послать срочную телеграмму в Бельгию.

VI

Уже на перроне вокзала, едва разомкнув объятия, он не удержался и кратко поведал всё, моля понять и простить. Закрыв лицо ладонями, она вскрикнула «Как ты мог?!», а он не нашёлся, что ответить. Помрачнев и окаменев, Татьяна на всём пути домой не произнесла ни слова. Заперлась в своей комнате, попросив оставить одну.

В тот страшный день в конце апреля 1959-го дала глубокую трещину хрупкая льдина, на которой дрейфовали в море бурлящих человеческих страстей эти два безумно любящих друг друга существа.

К счастью, внешне Татьяна изменилась мало. Оставалась приветливой, временами – ласковой и беззаботной, но холод в отношениях не таял долго. Вольфганг физически ощутил: их казавшийся вечным семейный союз вот-вот потерпит крушение, и спасти его вряд ли получится.

И тут, весьма кстати, подоспело предложение генерального директора его компании. Вольфгангу, единственному «знатоку» испанского языка, надлежало съездить в Бразилию и прозондировать возможность получения крупных заказов и даже вероятного открытия постоянного представительства концерна. Бразильский рынок обещал стать гигантским уже в ближайшие годы – у всех на слуху было бурное строительство новой столицы в центре страны по проекту знаменитого бразильского архитектора (кстати, немецкого происхождения!) Оскара Нимейера.

Вольфганг мягко напомнил шефу: в Бразилии говорят на португальском языке, а не на испанском. К тому же языком Сервантеса он овладевал – смешно сказать! – при помощи пленного испанца, на стройке, через пень-колоду…

– Ну и что? Ничего страшного! – отмахнулся герр Шумахер. – Уже через несколько недель перейдёте на португальский – ведь он, кажется, похож на испанский? Не искать же нам, право, переводчика в Германии – для этого уже нет времени. И вряд ли стоит посвящать любопытствующих чужаков в наши коммерческие дела.

Да, хочу отметить немаловажный момент, – продолжил он. – Вопреки распространённому в Европе мнению о легкомысленных латиноамериканцах, бразильцы, похоже, способны держать слово. Их президент Жуселину Кубичек неосмотрительно пообещал на каком-то митинге возвести новую столицу – и не отступил от этой грандиозной затеи. Так что и популизм власть предержащих иногда бывает полезным…

Прощание с Татьяной было коротким, но пылким. Утром жена попросила его не заглядываться на экзотических бразильских красавиц и вернуться домой как можно скорее. Оба понимали, что временное расставание или пойдёт им на пользу, или окончательно сделает чужими.

VII

«Чао, чао, девчонка,
Ещё один поцелуй —
И я потеряю тебя навсегда…»

– мощно лился из динамиков завораживающий голос итальянца Доменико Модуньо, модного тогда едва ли не во всех европейских странах. Лирическая душещипательная песня удивительно гармонировала с предотъездным настроением пассажиров, отправлявшихся в неблизкий путь – в Западное полушарие.

На борту белоснежного итальянского теплохода, державшего курс на Рио-де-Жанейро и Буэнос-Айрес, Вольфганг Вахендорф мало-помалу успокоился. Чем дальше оставались за кормой берега Старого света, тем менее важными казались многочисленные проблемы, будто взираешь теперь на них с обратной стороны сильного морского бинокля.

Погода стояла чудесная. Атлантический океан был величественно-спокоен, его безмятежную гладь время от времени вспарывали лишь лакированные спины игривых дельфинов. В течение десяти дней можно откровенно бездельничать. Вкусно есть, вволю читать и спать, смотреть нашумевшие итало-французские художественные кинофильмы.

В ресторане он познакомился с молодым, спортивного вида немцем. Когда узнал, что тот – дипломатический работник посольства Восточной Германии, этой страны Pankow, решил не продолжать с ним общение. Но обладатель паспорта Германской Демократической Республики, его жена и двое детей оказались единственными, помимо Вольфганга, немцами на их палубе. А поговорить хотелось, особенно по вечерам, после ужина, за рюмкой дижестива или во время прогулок по судну под вечерними звёздами.

Дипломат поведал, что учился в Москве, в элитарном полузакрытом Институте международных отношений, и неплохо знает русский язык. Вольфганг, поколебавшись, признался, что и он немного говорит по-русски, и что его жена – русская, чем поверг восточного собрата в изумление. В тот вечер невидимая нить робко связала обоих.

Вольфганг сразу же заметил: Курт, как звали дипломата, всячески избегает разговоров о политике. Он предпочитал рассказывать своему случайному попутчику о Бразилии, проявляя при этом обширные глубокие знания, хотя пробыл в этой южноамериканской стране всего несколько месяцев – на стажировке в посольстве ГДР.

На причале в порту Рио-де-Жанейро они расстались почти друзьями. Курт продиктовал Вольфгангу номер телефона своей будущей квартиры в этом городе, которую он «унаследует» у своего предшественника. А жена нового знакомого настойчиво приглашала случайного попутчика в гости. Ей забавно вторили маленькие сыновья.

Красавец Рио вскружил голову и оглушил не только коктейлем ароматов невиданных буйно цветущих деревьев и кустарников, но и чудовищной влажной жарой, унять которую, казалось, нет никакой возможности. С непривычки Вольфганг почувствовал себя так, словно вновь очутился в русской бане, которую когда-то успел полюбить, хотя пленных водили строем на помывку не чаще одного раза в неделю. А может, и полюбил-то именно поэтому: к четвергу на теле накапливалось немало грязи, и досаждала чесотка.

Спешно готовясь к поездке, он непростительно забыл, что декабрь в Южном полушарии – месяц летний, со всеми вытекающими изнурительными последствиями для не успевшего акклиматизироваться новичка-европейца. Пришлось в первый же день купить светлый костюм из тончайшей ткани «тропикаль» и самые лёгкие туфли из тонкой кожи. Нейлоновые рубашки просто выбросил, заменив их хлопчатобумажными.

Пребывание в «чудесном городе» он свёл к необходимому минимуму. Надо было обязательно посетить Белу-Оризонти, Сан-Паулу и отправиться на разведку в центр страны, где близилось завершение строительства главных объектов новой столицы – города Бразилиа. Генеральный план будущего мегаполиса, обещавшего поразить дерзостью зодческой мысли весь цивилизованный мир, напоминал самолёт или лук со стрелой, готовой сорваться с тетивы.

С португальским языком, действительно, особых проблем не возникло, но по иной причине: Вольфганга сопровождал молодой инженер, сын немецких иммигрантов, представитель будущего партнёра – фирмы «Карвалью и Коста». Её штаб-квартира находилась в южном штате Риу-Гранди-ду-Сул.

Вопросы открытия филиала немецкой компании и получения заказов решались на удивление быстро и просто. Гостеприимные хозяева сразу же намекнули, что в Латинской Америке двери самых неприступных с виду кабинетов услужливо распахиваются перед иностранцами, имеющими твёрдую валюту. И, главное, готовыми расстаться с её толикой, «крайне необходимой для интересов дела».

VIII

Будущая бразильская столица восхитила своим размахом и какими-то неземными, марсианскими пейзажами. Вероятно, такое впечатление создавали тёмно-красная земля и неестественно-багряные закаты перед наступлением ночей, щедро демонстрировавших крупные созвездия на небосклоне. Включая неведомый в Северном полушарии, романтизированный европейскими путешественниками и литераторами Южный Крест.

Руководители фирмы-компаньона не преминули показать ему огромный пустующий участок вдоль берега искусственного озера Параноа. Вокруг этого водоёма дипломатические миссии многих стран уже начали обосновываться с максимальным комфортом, возводя вычурные здания своих посольств, консульств и торговых представительств. Тем не менее, бразильские партнеры со смехом рассказали, что иностранные дипломаты и чиновники упорно не спешат покидать обжитой красавец Рио-де-Жанейро, где жизнь бьёт ключом и днём, и ночью. Их не привлекают и даже отпугивают здешние «золочёные клетки». Но правительство Бразилии непреклонно: министерство иностранных дел пригрозило самым упрямым поклонникам Рио чуть ли не разрывом дипотношений.

– Вот здесь будет посольство Западной Германии, а там – Восточной, – сообщил ему местный «чичероне», показывая груды бетонных блоков и горы кирпича. – Кстати, ещё не все крупные объекты имеют подрядчиков. Так что спешите, не упустите свой уникальный шанс.

И он не грешил против истины. Несомненно, этот случай – единственный в своём роде, размышлял Вольфганг. Кто, где и когда тоже отважится на перенос столицы и сооружение с нуля целого крупного города?!

Вскоре после подробной и весьма полезной экскурсии по будущей «ярмарке тщеславия», в которую неизбежно должен был превратиться застраиваемый микрорайон, Вольфганг вспомнил о Курте. Решил позвонить ему, чтобы попрощаться перед вылетом из Рио-де-Жанейро в Германию.

По прибытии из Бразилиа в аэропорт «Галеао» он без труда нашёл телефон-автомат и набрал домашний номер приветливого семейства. Курт искренне обрадовался неожиданному звонку, пригласил Вольфганга в гости. И строго-настрого предупредил, чтобы тот не вздумал брать такси: местные шофёры ужасные плуты, могут покатать иностранца по всему городу и заставят сильно раскошелиться. А посему бесплатную транспортную услугу он брал на себя.

Уже через полчаса Курт подъехал к аэропорту на своём белом фольксвагене-«жуке» местного производства, который бразильцы окрестили непереводимым словом «фуска». Неспешная поездка через длинные туннели и по залитым неоновым светом улицам Рио-де-Жанейро оставила впечатление об этом городе как об одном из крупнейших мегаполисов мира с большим будущим. Приятным был и ужин в доме нового знакомого – по-немецки неторопливый и обстоятельный. С местными якобы франкфуртскими сосисками, тушёной квашеной капустой и неплохим холодным пивом, хотя и бразильского изготовления.

Узнав, что концерн Вольфганга собирается преобразовать своё представительство в Бразилии в дочернюю компанию, Курт принялся уговаривать приятеля приехать в эту страну на постоянную работу. Такая мысль не приходила Вольфгангу в голову, хотя он и понимал, что отныне ему придётся иногда бывать здесь в служебных командировках.

Курт и его миловидная жена Марта по-прежнему избегали разговоров на политические темы. Вольфганг был признателен за такую деликатность, ибо не знал, как бы он отреагировал, например, на упоминание о Берлинской стене, которую в ГДР пафосно именовали «Антифашистским оборонительным валом», и о других «завоеваниях социализма» восточных соседей. Беседовали они в основном о Бразилии и о семейных делах.

Когда Вольфганг достал из портмоне и показал небольшую фотографию Татьяны, Марта живо спросила, где он нашёл себе такую красивую русскую жену. Вольфганг, поборов сомнения, разоткровенничался – к этому располагала атмосфера дружеской встречи. Начал издалека. Скупо роняя слова, поведал о пребывании в советском плену. И тут же, глубоко вздохнув, изрёк неожиданно для себя:

– Вообще-то я в неоплатном моральном долгу и перед моей женой, и перед всеми русскими. Но мне не хочется углубляться в эту тему…

Он заметил, как Курт украдкой бросил на него удивлённый испытующий взгляд, но удержался от расспросов. Снова заговорили о предстоящем переезде бразильских правительственных чиновников и иностранных дипломатов на почти необитаемое плоскогорье в тысяче с лишним километрах от Рио-де-Жанейро с его океанскими пляжами и развесёлой жизнью.

Расставались почти друзьями. В гостинице «Имперадор», куда Курт с готовностью доставил Вольфганга, он решил дать гостеприимному дипломату, восточному соотечественнику, свой адрес и номера домашнего и служебного телефонов. Хотя понимал, что новый знакомый вряд ли когда-нибудь посетит его в ФРГ.

Впрочем, вероятнее всего, такая уверенность и подтолкнула его к этому жесту вежливости.

IX

– Блестяще, блестяще! – повторял шеф, довольно потирая руки, когда Вольфганг закончил свой устный доклад о первой командировке в Бразилию и положил на стол герру Шумахеру толстую папку с деловыми бумагами. – Я не ошибся в Вас, я вообще редко ошибаюсь в людях. Поэтому-то наш концерн и процветает.

Думаю, именно Вам через какое-то время придётся возглавить наш бразильский, а даст бог, и южноамериканский, бизнес. Поезжайте-ка лет на пять. Если дела пойдут в гору и Вам там понравится, то и на более длительный период.

– Но ведь я семейный человек и моя жена работает здесь, в Бремене. Она вряд ли захочет потерять хорошее место. А ехать без неё на такой срок – безумие. Во всяком случае, так считаю я. Боюсь, герр Шумахер, Вам придётся сделать это заманчивое предложение кому-нибудь другому. Благодаря Вашей селекционной политике, у нас нет недостатка в квалифицированных специалистах, а португальский можно быстро выучить на языковых курсах каким-нибудь модным теперь шоковым методом…

Шеф нетерпеливо побарабанил пальцами по письменному столу.

– Кажется, Ваша русская жена разбирается в бухгалтерском деле? Что ж, занятие в заокеанской «дочке» нашей компании обязательно найдётся и ей. Если это единственное препятствие, то оно легко преодолимо. А что касается заработной платы, то Вы, герр Вахендорф, будете довольны. К тому же, как явствует из Вашего доклада, это фантастически дешёвая страна – во всяком случае, для иностранцев с их фунтами стерлингов, долларами и немецкими марками.

Вопреки опасениям Вольфганга, Татьяна, не раздумывая, согласилась на поездку в далёкую загадочную Бразилию. И даже обрадовалась предстоявшему путешествию. Наверное, захотелось не просто сменить обстановку, побывать в неведомом экзотическом мире – мире ароматных кофейных зерен, самых маленьких птичек колибри, самбы и красочного карнавала. Но и попытаться «склеить» в Новом свете опасно надорванные семейные узы…

Она расстроилась, только когда вспомнила о своём баловне-котёнке, незаметно превратившемся в молодого красивого кота. С такой длинной шерстью, вздохнула Татьяна, её любимцу Рыжику в тропиках вряд ли выжить.

Пришлось уговорить консьержку фрау Вессель взять это грациозное животное на неопределённый срок к себе домой – разумеется, за приличное вознаграждение.

X

Их безмятежное путешествие на другом итальянском теплоходе превратилось в запоздалый медовый месяц, о котором в суровое послевоенное время они не посмели и мечтать.

Но как назло, всего за сутки хода до бухты Гуанабара судно попало в довольно сильный шторм; огромный корабль изрядно качало, и переборки кают издавали угрожающий скрежет. Однако даже этим долгим муторным часам не удалось испортить общее впечатление от поездки. К тому же на берегу их ожидал не только незнакомый мир. За океаном им предстояло начать что-то вроде новой жизни, и это волновало приятнее всего, вселяя расплывчатые надежды.

Разместившись в старой, но вполне приличной гостинице неподалеку от знаменитой набережной Копакабана, этой «эмблемы» Рио-де-Жанейро, Вольфганг позвонил Курту. Тот словно ждал их прибытия и позднего звонка. Обещал помочь в поиске подходящей квартиры, а на завтра пригласил поужинать у них, в домашней обстановке.

Новые друзья сразу же пришлись Татьяне по душе. Марта решительно взяла её под свою опёку на первое время. Предложила познакомить с преподавательницей португальского языка, неплохо говорившей по-немецки. Разнообразную помощь был готов оказать Вольфгангу и Курт.

Приближалось рождество, стояло жаркое бразильское лето. По вечерам приятно было выйти к океану, ощутить его спасительную прохладу. «Мы теперь передвигаемся вверх ногами, как и все жители Южного полушария», – шутила Татьяна. А Вольфганг размышлял: обосноваться ли в этом прекрасном, но уж слишком жарком и шумном, кишащем преступниками городе, или перебраться в Сан-Паулу – бурно растущий промышленный гигант, снискавший себе славу «южноамериканского Чикаго». А может, поселиться в тихом провинциальном, и всё-таки столичном Бразилиа? Климат там гораздо лучше, в отличие от Сан-Паулу и Рио-де-Жанейро нет чудовищных автомобильных «пробок» и даже светофоры на улицах отсутствуют.

Вопрос решился сам собой, когда местная фирма-компаньон предложила выделить в городе Бразилиа – за символическую плату – офис в только что построенном высотном здании. И в придачу небольшой шикарный коттедж на берегу озера Параноа, где быстро росли виллы бразильских банкиров, министров, сенаторов и депутатов Национального конгресса. Но прежде Вольфгангу предстояло поработать в Рио ещё два-три месяца.

Курт с семейством тоже собирался переехать в новую столицу примерно через полгода. Он откровенно сожалел об этом, поскольку, по его словам, успел влюбиться в живой, вечно бурлящий Рио-де-Жанейро. Обзавелся множеством друзей и знакомых среди неунывающих местных жителей – «кариок» – и его пугало неизбежное переселение в чопорный город дипломатов и «белых воротничков».

– Я привык, например, постоянно видеть, словно парящую в небе, гигантскую статую Христа-Искупителя на вершине горы Корковаду. Кстати, знаете ли вы, друзья, почему каменный Христос замер, широко раскинув руки? Здешние шутники утверждают, что он приготовился зааплодировать, как только горожане начнут когда-нибудь работать. Но этого не произошло до сих пор, да и вряд ли господь вообще дождётся от них такого подвига…

Однажды Курт и Марта пригласили своих новых друзей отобедать в загородном ресторане-шураскарии «Гаушу». По их мнению, грешно прожить в Бразилии хотя бы неделю и не отведать знаменитого жаренного на шампуре мяса – «шураску». «В Европе такое блюдо не приснится и в самом счастливом сне», – заверил Курт.

И он оказался прав. Ни Вольфгангу, ни Татьяне, умевшей, кстати, прекрасно готовить, ещё не доводилось насладиться так замечательно поджаренной, сочной говяжьей вырезкой. И в таком количестве. Вот только местное пиво заметно уступало баварскому.

Неизгладимое впечатление на них произвёл толстенный бразилец за соседним столиком. Он оказался единственным посетителем ресторана, сумевшим поглотить весь ассортимент «шураску-а-родизиу», то есть, «шашлыка вкруговую». А это двадцать четыре немаленьких порции различного мяса и всего-то примерно за десять долларов! Кстати, еда для детей клиентов, заказавших такой шашлык, включена в счёт, и лишь за напитки надо платить отдельно.

Переведя дух и освежившись очередной кружкой пива, обжора сделал знак официанту в костюме пастуха-гаушу с красным платком на поясе, чтобы тот повторил заказ. Стартовал новый круг, теперь уже бесплатный для клиента, как и рекламировало заведение в надежде, что такой Гаргантюа вряд ли когда-либо отыщется среди посетителей.

В машине Курта по дороге домой от души смеялись над прожорливым толстяком.

– Как полезно ходить в такие заведения в Южной Америке, – задумчиво сказала Татьяна. – А то мы с мужем почти разучились смеяться – всё никак не можем забыть одну трагическую историю…

Вольфганг кашлянул и выразительно посмотрел на жену. Она поняла свою оплошность. Но Курт и Марта тактично воздержались от расспросов и продолжения темы.

XI

Монолог о злополучном советском кинотеатре вырвался у Вольфганга сам собой, когда они с Татьяной уже несколько месяцев жили в Бразилиа, и ему пришлось слетать в Рио-де-Жанейро на пару дней по делам.

Почему не сдержался и проговорился, зачем его потянуло на откровение с мало знакомым, в сущности, человеком, да ещё иностранцем – представителем так называемого социалистического лагеря!? Разумного объяснения он не находил и сильно злился на свою болтливость.

Потягивая холодное пиво за круглым вращающимся столом «сервежарии» на проспекте Атлантика, он вдруг признался Курту, что его давно мучают угрызения совести за одну роковую ошибку. Нет, даже за преступление, совершённое в молодости по глупости и из необузданного чувства мести. И что теперь он многое отдал бы, чтобы искупить вину перед Татьяной и её соотечественниками.

Тот деликатно, чтобы не смутить собеседника, поинтересовался:

– А ты не преувеличиваешь? Неужели «ошибка молодости» так ужасна и трудно исправима? Не проще ли в этом случае постараться забыть о ней раз и навсегда? Зачем отравлять себе жизнь, посыпать голову пеплом, если сделать уже ничего нельзя. Как говорят умудрённые опытом люди, «никогда не жалей о содеянном»…

И тогда Вольфганга прорвало – он рассказал в подробностях всё, как было, надеясь хоть немного облегчить угнетавший его тяжкий груз.

Курт выслушал подробную исповедь внимательно, не перебивая и не задавая уточняющих вопросов. Оставался бесстрастным, не стал ни упрекать, ни утешать или сочувствовать. После беседы нисколько не изменил своего доброго, приветливого отношения. Уже за одно это Вольфганг, вскоре пожалевший о своей мимолетной слабости, был признателен новому другу.

XII

Молодая бразильская столица – творение гения знаменитого архитектора Оскара Нимейера (многочисленная немецкая община в крупнейшей стране Латинской Америки гордилась тем, что он – потомок их соотечественников, хотя и коммунист, не скрывавший принадлежности к преследуемой и действовавшей в подполье партии), – росла, как на дрожжах.

Работы было много, и доходы новорождённой компании радовали – не столько Вольфганга, сколько его патрона, не скупившегося на хвалебные телеграммы, присылаемые по телексу. И всё-таки они с Татьяной скучали по Германии, да и по европейской культуре, искусству, стилю жизни. В своём небольшом коттедже с бассейном, садовником-мулатом из северо-восточного штата Сеара и чернокожей служанкой, действительно чувствовали себя, как в золочёной клетке. Это ощущение усиливалось, когда они вспоминали не только Бремен, но и пёстрые шумные улицы Рио-де-Жанейро.

Иногда, словно размышляя вслух, Татьяна вздыхала: ещё не поздно завести ребенка; сын или дочь сделает их беспечное пребывание за океаном более осмысленным, оправданным и во всех отношениях полезным.

Но муж был непреклонен. Он твердил, перефразируя известное высказывание французского писателя-пилота Антуана де Сент-Экзюпери: «Мы в ответе за тех, кого породили».

Вправе ли они дарить мимолётность бытия новому разумному существу? Жизнь, по убеждению Вольфганга, не такая уж привлекательная штука, а скорее даже наоборот. В окружающем мире столько жестокости, бессмысленного насилия, не говоря уже о кричащей несправедливости. Судьба каждого человека соткана из драм, щедро разбавленных трагедиями, и очень скупо, дозировано – удовольствиями и радостями. Есть ли у них моральное право обрекать будущее горячо любимое дитя на быстротечный период борьбы и страданий, сдобренный редкими моментами счастья? Жена неуверенно возражала, но в глубине души была согласна с подобным умозаключением и не настаивала на воплощении своего то пробуждавшегося, то затухавшего материнского инстинкта.

Тем временем на гигантском пустыре, отведённом под посольства, кипела работа. Росли и хорошели сверхсовременные, нередко вычурные, разностильные здания иностранных дипломатических миссий. Микрорайон мог войти в «Книгу рекордов Гиннеса» как крупнейшее в мире средоточие архитектурной эклектики.

Бразильское министерство иностранных дел – «Итамарати» – предусмотрительно, от греха подальше, «развело» посольства ФРГ и ГДР. А вот миссии двух ядерных сверхдержав – приземистое, наполовину заглублённое в землю, видимо, из соображений безопасности, огромное здание посольства США, и, словно в пику янки, довольно высокий длинный дом советского посольства с красными бетонными решётками-щитами перед окнами на верхних этажах (шутники насчитали пятнадцать таких украшений, что дало им повод иронизировать: решётки символизируют-де «свободу» пятнадцати республик советской империи!), неосмотрительно разместили по соседству. Причём на одном из самых престижных и лакомых для застройщиков участков, недалеко от единственного тогда небоскрёба – здания Национального конгресса.

С появлением на широких, почти без перекрёстков, проспектах и улицах Бразилиа чёрных автомашин правительственных чиновников и шикарных лимузинов с зелёными дипломатическими номерами светская жизнь в новой столице забила ключом.

Редкий день в обеденные часы проходил без официальных коктейлей, а вечер – без приёма или званого ужина в каком-нибудь посольстве или торговом представительстве. Вольфгангу не нравилась эта пустая трата времени на болтовню, и особенно – необходимость иногда облачаться в смокинг. Но, как утверждают французы, noblesse oblige («положение обязывает»): имя представителя довольно известного германского концерна пополнило чуть ли не все списки приглашаемых. К тому же сверхсовременное здание театра ещё только строилось, а кинотеатров было маловато. В общем, как вздыхала Татьяна, «это нам не Европа, а Новый свет, и жить тут приходится по-новому».

Месяц сменялся месяцем, сезон дождей – периодом неимоверной сухости, позволявшим садовнику неделями не мыть представительский автомобиль Вольфганга. В комнатах в дополнение к кондиционерам приходилось постоянно держать включёнными увлажнители воздуха.

Стало веселее, когда Курт с семьёй тоже перебрался в столицу. Они с удовольствием общались, по-прежнему избегая затрагивать политические темы. Но вскоре новые друзья отправились в отпуск в ГДР.

По совету одного знакомого западногерманского коммерсанта, Вольфганг повёз Татьяну в Кристалину. Этот крошечный поселок примерно в 130 километрах от Бразилиа покорил их обилием лавчонок, торгующих драгоценными и полудрагоценными камнями, а также ювелирными украшениями довольно высокого качества. Причём цены были не сравнимы с теми, что отпугивают покупателей, красуясь в витринах знаменитой ювелирной фирмы «Штерн» и других роскошных магазинов в крупных городах.

В первую же поездку они обошли почти все лавки, шутливо отбиваясь на единственной площади Кристалины от ватаг босоногих мальчишек и девчонок, наперебой предлагавших купить «камешки». Якобы добытые их родителями, но, скорее всего, украденные в находящихся по соседству шахтах.

В одной из лавчонок Татьяна облюбовала несколько кулонов и ожерелье с жёлто-коричневатыми топазами, сиреневыми аметистами, кроваво-красными гранатами и зелёными турмалинами. И не устояла перед россыпью-ассорти по названию «бразильские камни».

В следующие поездки – скорее развлекательные – она лишь разглядывала витрины и прилавки, явно охладев к коллекционированию самоцветов и украшений. Но Вольфганг на свой страх и риск выбрал одно из самых дорогих колец с бриллиантом и подарил Татьяне в день рождения, доставив немало радости.

А тут страна принялась лихорадочно готовиться к карнавалу. На «самый фантастический спектакль в мире», который ежегодно проводится на масленицу по всей Бразилии, но особенно бурно и пышно – в Рио-де-Жанейро, Вольфганг и Татьяна отправились в этот город на машине по прекрасной автостраде, большей частью петляющей в живописных невысоких горах.