скачать книгу бесплатно
– Вы в своем уме? О чем вы вообще говорите? – мои плечи беспомощно затряслись, и я разрыдалась еще больше.
– Мне жаль, они скрыли от тебя все. Все воспоминания, связанные с проявлением способностей тут же стирались под действием какого-то мощного заклятия. Да, без друидов не обошлось… ладно, я могу допустить, что ты не помнишь нашей первой встречи и того, кем я на самом деле являюсь, потому что после такого путешествия никто ничего не помнит. Я также допускаю, что ты не помнишь нашей встречи уже в этом мире, потому что была ребенком, да и я тогда решил, что это не ты, а просто совпадение, злая шутка моего отца… Ты не понимаешь… Как, ради всего на свете, ты можешь быть не в курсе, кто ты?
– Ладно, допустим, ты не сумасшедший, тогда убить меня будет не честно.
– Зато просто. Ладно, я сегодня буду добр к тебе, – он подошел и положил ладонь на мою голову и сосредоточился. – Хм… оно сильно… Знаешь что? Снять его можешь только ты. Ты не веришь. Что ж, так и умрешь человеком.
Он подошел к коллекции ножей, и на ощупь выбирал тот, что поострее. Мои мысли, словно рой пчел, метались по голове. Он стоял спиной, и я быстро подбежала к ножу на полу и спрятала его за спину. И как раз вовремя. Он повернулся и подозрительно посмотрел на меня. Но, кажется, так ничего и не заметил. Теперь это можно будет назвать самозащитой, так?
– Скажи хоть, как тебя зовут. Хоть что-то узнаю… – сказала я, а он рассмеялся. Мне было все равно, я просто пыталась растянуть время.
– А ты смышленая… Я бы, конечно, дал тебе некоторое время разобраться, но даже в самый короткий срок, ты можешь стать хуже ядерной бомбы. Так что… Злись не злись, обижайся не обижайся, а будет, как мне выгоднее, – он кровожадно улыбнулся и медленно пошел ко мне. Он напоминал не грациозного льва, а гиену, которая может сегодня полакомиться чем-то кроме падали. – Я – Кристиан Своровски. Не бойся, я постараюсь сделать это быстро, в благодарность за то, что ты когда-то сделала для меня.
Все, что мне оставалось, это просто наблюдать за ним и, конечно же, дрожать каждой клеточкой тела. Он был бы гораздо красивее, не будь этого холода в его глазах. Но, ведь на все есть свои причины. Поэтому я попыталась предпринять еще одну попытку поговорить, чтобы мне не пришлось сделать того, что я собиралась сделать.
– Что произошло? – спросила я, глядя прямо в его глаза, от чего мое тело буквально вопило и умоляло меня убежать.
– О чем это ты? – он явно был растерян.
– Что-то явно сделало тебя таким, я хочу знать что.
– Не твое дело, такими глупыми вопросами ты все равно не оттянешь свою смерть, – он почти нанес удар, но в самый последний момент я нанесла свой.
Прямо в челюсть. Конец ножа застрял где-то в голове. Раздался дикий рев. Своровски вынул нож, покрытый чем-то черным. Из раны текло тоже самое. Неужели кровь?
Его глаза побагровели, и с булькающим рокотом он попытался накинуться на меня. Я отбежала в сторону, и что было силы, рванула к двери, но она захлопнулась прямо перед моим носом. В тот же миг все лампочки в доме лопнули и стекла вылетели из рам. Все, на что я полагалась в этой темноте – слух. Я слышала, как завывал ветер, как разбивалось все, что можно было разбить. Боли от осколков я почти не замечала.
Адреналин в крови просто не позволял стоять на месте, но из-за него же я еле стояла на ногах. На ощупь, по стене, я пробиралась к выходу на задний двор. Я была босая, и стекло, с громким хрустом, вонзалось в мои ступни. Ноги онемели. Я все спрашивала себя, осталась ли я одна.
Глаза уже немного начали видеть в темноте, и стена мне была больше не нужна. Я то и дело оглядывалась назад, и почувствовала, что земля подо мною дрожит, и я еле удерживаю равновесие. Черная тень заметалась в нескольких метрах от меня, а потом замерла. Я тоже стояла, не шевелясь, даже дышать было страшно.
– Это ты сделала?! Я спрашиваю, это ты сделала? – я стояла, зажав рот рукой, чтобы не закричать. – А знаешь что? Я их убил, я их всех убил. Всех! Слышишь? А они просили, умоляли убить их. Знаешь, почему? Потому что перед смертью они узнали, что такое собственная плоть на вкус! Слышишь?! Все! Все, кто жил в этом городе, все, кто знал тебя, убиты!!! – он произносил все по слогам, а я отказывалась верить в услышанное. Меня колотило от злости и страха. А если он сказал правду? Тогда смысла жить нет.
– Я здесь, – отозвалась я, – ты говоришь правду?
– Конечно, мне незачем тебе лгать. Мне нужно было подпитать силы, потому что я не знал, чего ожидать от нашей встречи. А теперь скажи, это ты сделала?! – он подлетел ко мне, но вместо глаз была пустота. Они просто лопнули и вытекли. По его щекам стекала густая черная кровь. Я стояла не в силах ни закричать, ни убежать.
– Это не могла быть я… я не делала этого с тобой, – только и выдавила я.
Его холодное дыхание шевелило волосы, выбившиеся из косы. Отчего-то, мне стало очень жаль его. Сейчас он больше походил на человека. Став на носочки, я поднесла дрожащую руку к его векам, и прикрыла их, я положила ладонь на его щеку, и, на мгновение, мне показалось, что сострадание и страх, через кончики пальцев, проходят прямо в него. Когда он открыл глаза, они снова были голубыми и я отдернула руку, а он, с опаской в глазах, попятился назад. Глаза его были наполнены страхом и недоверием. Но в этих глазах я больше не видела чудовища, казалось, будто бы это были глаза совершенно другого человека. Земля и стены снова затряслись, кто-то схватил меня за плечо.
* * *
Теплый ветер ласкал мою кожу. Я лежала на сырой, твердой земле. Открывать глаза не хотелось, но все же пришлось. Я лежала посреди ромашкового поля. Что я тут делаю? Я потерла глаза, но картина не изменилась.
– Ты в порядке? – раздался голос позади меня.
С трудом повернувшись, я увидела мужчину лет сорока. Его зеленые глаза смотрели испуганно, но дружелюбно.
– Могу ли я чем-нибудь помочь?
– Да, да. Помоги, пожалуйста, встать, – он подал мне руку и, будто бы я была пушинкой, бережно приподнял меня.
Я бы и сама встала, но раз уж он так хочет помочь…
– Ох – я взялась за голову.
– Что случилось? Как тебе помочь? – испугался он.
– Все в порядке, – успокоила я его, а сама посмотрела на порезы на своих стопах. В дневном свете они выглядели очень даже устрашающе, – просто, я, наверно, много крови потеряла… Я в порядке.
– Хорошо, может, ты хочешь пить? Или есть? Или что-нибудь еще? – почти с напором задавал он вопрос за вопросом.
– Нет, разве что воды. Аспирина ведь у тебя с собой нет? Ты очень заботлив, ты напоминаешь мне мою маму или ангела… – я улыбнулась, и почувствовала резкую боль на всей левой стороне лица.
Пробежавшись там пальцами, я поняла, что, начиная от подбородка до брови, шел глубокий порез, который все еще кровоточил.
– Тебе больно? – снова засуетился мужчина. – У меня есть аспирин и вода.
Я внимательно осмотрела его с ног до головы: ни сумки, ни карманов, ничего, куда можно было бы положить хоть что-нибудь. Он молча протянул мне бутылку с водой и аспирин, взявшиеся изнеоткуда.
– Эм… спасибо. Можно узнать, кто ты, и где мы находимся? – несмело попросила я.
– Хм, все ждал, когда ты спросишь, а ведь ты уже кое-что предположила, – он выждал несколько секунд. – Я – ангел, и имя мне Гавриил.
– Нет, ну это уже слишком! – забыв о приличиях, воскликнула я.
– Почему же? Ты же ведь веришь в Бога, ты с детства разговаривала с ним, просила совета, молилась. Ты всегда считала его своим самым лучшим другом. Разве не так?
– Да, но просто за один день… Мне кажется, что мой мозг вот-вот взорвется, – Гавриил протянул мне руку, и я оперлась на нее.
– Итак, я тебе помогу, – сказал он, пока мы шли в направлении небольшого серебристого озера. – Ты вспомнишь все, начиная с того времени, как ты научилась ходить. Но мне придется отправить тебя домой, а тебе придется как-нибудь справляться с роем воспоминаний. Будет болеть голова, но ты справишься, я уверен. Хорошо?
Как только окажешься дома, тут же беги к себе и собирай вещи, самое дорогое тебе и необходимое. Своровский будет тебя искать, поэтому поторопись. Соберешь вещи – садись и жди в своей комнате, запри двери, закрой шторы. Не пытайся что-либо убрать, особенно осколки зеркал. Лучше обходи их стороной, потому что через них Своровский может увидеть тебя. А потом приедет Элизабет и заберет тебя.
Я не стала спрашивать, кто такая Элизабет, потому что поняла, что это та самая девушка из моих снов.
Крепко держась за руку Гавриила, я медленно шла к озеру. Достигнув цели, он достал платок из рукава и смочил его водой. Осторожными движениями он промыл рану на моем лице. Ужасно жгло, до слез. Чтобы не раскричаться, я закусила губу. Гавриил сполоснул платок и вытер им все мое лицо. Он оценивающе на меня посмотрел, вздохнул, и принялся полоскать мои ноги. Я, было, попыталась возразить и сказать, что я сама, но он лишь приложил палец к губам и продолжил промывать все мои раны. Из-за того, что я старалась не смотреть, я не сразу заметила, что порезы полностью исчезали:
– Что за? – испуганно спросила я, и отдернула ногу.
– Святая вода, в нужных руках – живая. Давай ногу назад, – терпеливо попросил ангел.
– А если не в тех руках? – спросила я, чтобы отвлечь себя.
– Яд, – просто сказал он. – Кстати, она и вернет тебе память. Иди, окунись с головой.
Я недоверчиво посмотрела на него, но в ответ он только лучезарно улыбнулся и слегка меня подтолкнул.
Вода была ледяная, я зашла по пояс, а дальше дно просто обрывалось. Я оглянулась, Гавриил, по-моему, выглядел немного обеспокоенно.
Все равно, ведь я так близка к правде как никогда. Я оттолкнулась от дна, и нырнула вперед. Боль, которую я испытала в ту же секунду, обожгла меня с макушки до кончиков пальцев. Я закричала, но только наглоталась воды и начала тонуть. Я умела плавать, но то, что появлялось у меня перед глазами каждую долю секунды – напрочь отбило все воспоминания. В том числе о том, как плавать, и о том, что под водой нельзя дышать.
Меня безвозвратно тянуло ко дну. Среди роя мыслей, появилась надежда, что сейчас Гавриил спасет меня. И тут же я подумала о том, что он специально это сделал.
Горло сдавливало. Я не видела ничего, кроме разноцветных пятен, меняющих картинку перед глазами. Все менялось так быстро, что я даже не успевала рассмотреть что-либо. Все просто смазывалось в одно пятно. В итоге все померкло. Не было ничего, кроме боли. Обжигающей и всепоглощающей.
* * *
Я очнулась оттого, что подавилась чем-то. Я закашлялась, и вода начала расплескиваться фонтанами в разные стороны. Когда я, наконец, смогла оглянуться, я заметила, что комната моя находилась в плачевном состоянии. Все, что только можно было разбить – было разбито. Здесь словно прошелся ураган.
Вспомнив, что сказал мне ангел, я встала, чтобы собрать чемодан. Но встав, я тут же схватилась за голову и комната вокруг растворилась.
Я смотрела на себя со стороны. На вид, мне было года два. Была осень. Вокруг летали листья, а я догоняла их, громко смеясь. Как только я дотрагивалась до листка – он взрывался или сгорал. Видимо, меня это очень забавляло. То, что случилось дальше, меня очень удивило. Из-за того, что маленькая я не могла больше дотянуться до листьев – она взлетела! Взлетела! Громко хохоча. В ту же секунду, перепуганные родители выбежали во двор и начали умолять меня спуститься вниз. Я со вздохом опустилась папе в руки.
Картинка сменилась. Двор. Ночь. Издалека слышен звон. Судя по погоде – весна. И тут недалеко от входа в дом опускается… колесница? Ладно, это еще не самое странное. Из колесницы вышла пожилая женщина. На руках она держала ребенка. Это была я. Я почему-то точно знала, что это я.
Вслед за женщиной выбежала девочка лет двенадцати. В руках она держали люльку. Они подошли к двери поставили люльку под нее и положили меня туда. Женщина достала палочку и что-то надо мной произнесла. Я подошла поближе, в надежде разобрать слова. Девочка наклонилась над люлькой и поцеловала младенца в лоб:
– Прощай, крошка Бекки. Надеюсь, тебе будет хорошо здесь. Я люблю тебя, – она прижалась ко мне щекой, а я ей улыбнулась.
– Пойдем, Лиззи, пойдем. Здесь она проживет жизнь, куда более долгую, чем с нами. Пойдем, я тоже буду скучать по ней. Сложно будет не видеть, как она растет. Больно будет всем нам. Пойдем же, пойдем, – женщина громко постучала в дверь, и они убежали, сели в колесницу и улетели в небо, в один миг растворившись в облаках.
Все закружилось, я снова была на полу своей комнаты. Я простояла неподвижно несколько минут, потому что перед глазами все расплывалось. Мне ужасно хотелось послать все к черту и выпрыгнуть из окна. И вообще, что это только что было? Я чувствовала, что что-то похожее пытается прорваться через стенки моего мозга, стремясь мне что-то показать. Воспоминания? Но почему я смотрела на них не своими глазами? Это однозначно были не мои воспоминания, но чьи же тогда?
С замиранием дыхания я все ждала, что вот-вот проснусь. Но то, что мне было очень плохо, и я чувствовала боль каждой клеточкой тела, доказывало, что это все чертова реальность. С трудом заставив себя сдвинуть окаменевшее тело, я продолжила собирать вещи. Пока я рылась в шкафу в поисках самого необходимого, до меня, наконец, дошло, что я одна единственная живая душа на весь город.
Господи… я одна…
Слезы сами потекли по щекам. Я больше никогда их не увижу.
Еле-еле найдя в себя силы собраться с духом и включить все мысли и чувства как-нибудь потом, я продолжила собираться. Я закинула ноутбук и всю прочую электронику, бывшую у меня на дно чемодана.
У меня не было привычки накапливать целый шкаф одежды, поэтому вся одежда, которая только у меня была, с легкостью влезла в чемодан, и он оказался не таким уж тяжелым. Потом, достав рюкзак, я выгрузила туда полку со своими ежедневниками и аптечкой.
Родители снова промелькнули у меня перед глазами. И я подумала, что было бы неплохо взять с собой что-нибудь в память о них.
Глотая слезы, я пошла в их комнату. Первым делом, я взяла альбом с фотографиями и порылась в мамином столе в поисках чего-нибудь еще. Совершенно случайно ко мне в руки попал ее дневник, закрученный в платок. Когда я сняла платок с дневника, мамин запах ударил мне в нос, из-за чего несколько сдавленных рыданий вырвалось из моей груди.
Я открыла дневник где-то в начале:
«21 июля 2004 года. Сегодня на Ребекку упало зеркало. Когда мы прибежали на звон, Бекки сидела на полу, а вокруг лежали осколки. Круг, в котором она сидела, был идеально ровным. Что-то оградило ее от осколков. Это конечно совсем ничего, по сравнению с тем, что случилось в ее четвертый день рождения, но все же…»
Я быстро перелистала на 21 апреля 2004:
«Это какой-то кошмар, до сих пор не могу понять, за что нас так наказали. Ребекка пугает меня с каждым днем все больше и больше. А Сергею удается оставаться совершенно спокойным! Иногда мне кажется, что ему известно больше, чем мне…
Итак, мы хотели устроить Ребекке праздник. Позвали друзей с детьми, погода сегодня была прекрасной, для середины весны, и мы решили устроить пикник в лесу. Лучше бы мы этого не делали! Сначала все было идеально. Бекки громко смеялась и бегала с другими детками. Но потом они начали играть в прятки. Что ж, безобидная игра, да? По крайней мере, так казалось. Я ни в коем случае не могла предположить, что нашей крошке придет в голову мысль вскарабкаться на сосну! Но если бы это было все!..
После того, как мы все стали слезно умолять ее слезть с дерева, она забралась еще выше, и спрыгнула, радостно визжа. В глубине души я знала, что с ней ничего не случится. Но то, как на нас смотрели друзья, заставило рассказать о том, что случилось 9 июня 2000 года… После этого пришлось писать письмо родному отцу Ребекки, с просьбой все исправить…»
Я действительно вспомнила, что лазала по деревьям, а потом спрыгивала вниз, и не раз, и для меня это было обычным делом.
Я снова замотала дневник в платок и закинула в рюкзак. Я собралась идти в комнату, но тут же поскользнулась, и упала на осколки люстры. Черт! О том, что на мне мокрая одежда, я вспомнила только сейчас. Теперь она не только мокрая, но и в крови.
Ужасно хотелось найти зеркало и посмотреть на спину. Но я просто сняла майку и провела рукой по спине. Вроде, я не сильно порезалась, и крови было не так уж и много. Кинув майку на кровать, я достала из чемодана джинсы, байку, чистые носки и кеды.
Перепроверив, все ли я взяла, я достала дневник мамы и открыла его на странице, отмеченной как 9 июня 2000 года:
«Я так счастлива. Это самый лучший день в моей жизни! Я не думала, что смогу когда-либо еще завести детей, после того, что случилось с Димой. Господь услышал мои молитвы, я так рада! Сегодня ночью я услышала странный звон, но предпочла не обращать на него внимания, ведь он очень напомнил мне звон одной из погремушек Димы. Потом кто-то громко постучал в дверь. Я разбудила Сергея, и мы спустились вниз. Сергей посмотрел в глазок, но никого не увидел. Но я попросила его открыть дверь на всякий случай. Боже, спасибо тебе за ребеночка! Да, под дверью, в шелковой пеленочке лежала маленькая девочка. Она спала, лежа в красивой, украшенной цветами люльке. Рядом с ней лежало письмо. На радостях я его не сразу прочитала. Да и Бекки проснулась. Так попросили назвать девочку в письме. А эта странная татуировка до сих пор не дает мне покоя. Кто мог сделать такое с младенцем? Я, конечно, не верю ни единому слову из письма. Кроме даты рождения. 21 апреля 2000 года. Да, мне это показалось очень странным. Что ж, придется отмечать ее день рождения и одновременно поминать сына. А лучше ей ничего не говорить. Да, пусть считает, что мы ее родные родители. Да, лучше ей ничего не говорить…»
– Что, черт возьми, здесь произошло? – раздался звонкий голос в дверях моей комнаты, и еще до того, как я успела развернуться, этот же голос произнес, – Ребекка! Что с твоим лицом? Почему ты плачешь?
– Элизабет, – я без труда узнала ее лицо, – здравствуй.
– Ты меня помнишь? – озадачено спросила она.
– Я все помню.
– Но почему же ты плачешь? – неужели она не понимает?
– Я теперь одна, он всех убил, – у меня даже не было сил плакать, только плечи все еще содрогались от рыданий. Перед глазами все еще все размывалось и меня жутко мутило.
– Я с тобой. Я тебя не брошу. Послушай, я не очень умею успокаивать, но ведь и плакать-то тут не над чем, – я удивленно на нее посмотрела, но не смогла ничего ответить. – Чего ты так удивляешься? Это же просто люди, они не заслужили твоих слез, или ты так сильно напугана?
– Это была моя семья! Мои друзья! Это были ни в чем неповинные люди! Я их знала всю мою жизнь. А вас я еле-еле помню. Но с тех пор ты сильно изменилась…
– Как ты похожа на человека, Бекки. Да, это было ошибкой, отправить тебя жить с людьми. Столько времени потрачено зря! И как ты вообще можешь помнить меня, если мы виделись в последний раз, когда ты еще была беззубым младенцем?
– Ошибаешься, я видела и помню тебя, – возразила я.
– Мне было двенадцать. Все мы в этом возрасте очень наивны и глупы. Вот настоящая я, тебе придется ко мне привыкнуть.
– Я не пойду с тобой! Я не доверяю тебе, – Элизабет закатила глаза и громко выдохнула.
– Пойдешь, – она посмотрела на меня и, наверное, что-то поняв, продолжила более мягким тоном. – Ты нужна нам.
– Раньше была не нужна, а теперь вдруг понадобилась! – знаю, со стороны я выглядела просто капризным ребенком. – Не пойду с тобой, пока не скажешь, зачем!
– С нами ты будешь в безопасности, Своровский узнал про тебя, и будет искать. Я тебе все расскажу, только потом, хорошо? У нас нет времени, я и так прибыла куда позже, чем собиралась.
– Мы поедем на колеснице в облака? – надежда и сомнение смешались во мне, создавая новую интонацию.
– Нет, мы просто телепортировались тогда, чтобы было быстрее, – Элтзабет хихикнула. – Сейчас мы поедем на машине. Нам некуда торопиться, ведь сейчас у нас на руках нет вечно голодного младенца.
– Ясно. Пошли, – мой голос был полон безразличия, и это напугало меня.
Стоит признать, ее слова почему-то задели меня. Я закинула рюкзак на плечо и, крепко сжимая мамин дневник, потащила чемодан вниз.
