скачать книгу бесплатно
Это не обязательно сексуальный акт, это могут быть интимные ласки, прикосновение к половым органам, или незаметные попытки. Например, дядя сажают племянницу себе на колени, заставляя её ёрзать по своей промежности. Или голый дедушка купается с внучкой в одной ванной, трогая ее под водой. Или тётя целует и гладит племянника, пока её рука забирается к нему в трусы, поцелуи в губы с языком.
Это использование может длиться годами и может быть смазано. При этом дети могут быть привязаны к этим своим родственникам и одновременно любить их, и испытывать ужас с отвращением. Трудно одновременно ощущать, что с ними делают что-то противоестественное, хотя вроде бы любят. Невозможно отказаться от любви, несмотря на злоупотребление взрослыми своей властью. Хочется, чтобы родные любили невинно, не нарушая интимных границ. Просто целовали, обнимали, не касаясь интимных зон, не раздевая ребёнка, не раздеваясь сами, не ходили голые по дому.
Детям трудно сказать, где грань, хотя они её чувствуют. Часто им трудно объяснить другим родным, что происходит что-то не то. У них нет правильных слов, они не понимают, как передать происходящее. Они могут не знать названий половых органов или стесняться их произносить, если в семье это транслируется как что-то стыдное.
– Я не хочу ездить к дедушке.
– Но ведь он тебя так любит.
– Дедушка меня целует, мне это не нравится.
– Ты должна терпеть, ведь дедушка любит тебя, нельзя его обижать.
Когда же дети говорят прямым текстом о сексуальных домогательствах, родители все равно часто это игнорируют.
– Ты все придумал.
– Как тебе не стыдно так плохо говорить про дядю!
Часто родители и супруги являются тайными пособниками и сообщниками. Знают или подозревают о том, что делает педофил, но не вмешиваются из страха или нежелания потерять брак. Это преступление, соучастие, предательство своего ребенка.
Дети и затем выросшие из них взрослые могут долго не осознавать, что то, что делали с ним в детстве, является инцестом или сексуальным насилием. Если не было сексуального акта с проникновением, они думают, что это мало что значит. Но это не так. Любые нарушения интимных границ и сексуализированные взаимодействия являются сексуальным насилием и инцестом, если происходят между родственниками.
Инцест между подростком и ребенком
Также ещё чаще, чем между взрослыми и детьми, связанными родственными узами, инцест и сексуальное насилие происходят между старшими и младшими детьми.
Подростки, ощущающие сильное сексуальное желание и влечение, часто используют младших сиблингов, как объекты для удовлетворения сексуальных потребностей. Они могут также соблазнять и уговаривать, предлагать поиграть в доктора и в другие игры, предполагающие обнажение. Раздевать и трогать интимные органы младших якобы в игре.
И все же в подавляющем большинстве случаев это насилие или принуждение младшего. Они заставляют малышей себя орально удовлетворять или используя их тела для самоудовлетворения. Они могут угрожать, что убьют младшего, что все расскажут родителям, и детей накажут, будут ненавидеть и испытывать к ним отвращение.
Часто дети боятся рассказывать взрослым, так как думают, что они теперь грязные, испорченные, потому что делали плохие вещи. Или боятся угроз.
– Почему ты не рассказал сразу? Тебе это самому нравилось? Ты сам такой развратный?
Здесь также родители часто являются вольными или невольными пособниками насильника, когда укладывают детей разного пола и возраста в одну кровать, даже если младшие просят этого не делать. Или оставляют их наедине, несмотря на протесты младших.
– Ты должен его любить, ведь это твой двоюродный брат.
– Мы едем к ним в гости, они наши родственники, нам негде больше ночевать.
Детей не слушают и не слышат, даже когда они просят о помощи. Но чаще всего в таких семьях детям даже не приходит мысль пожаловаться. Они знают из детского опыта, что никто не поможет, их только обвинят, будут ругать, стыдить и наказывать.
Часто они не рассказывают о насилии ни в детстве, ни во взрослом возрасте, и семья продолжает общаться в полном составе. И пережившие инцеста встречаются на семейных праздниках со своими насильниками, испытывая ужас, отвращение, стыд и парализующую немоту.
Ответственность всегда лежит на старшем подростке или взрослом. Младшие дети никогда и ни в чем не виноваты и не могут быть обвинены в том, что им это нравилось, они это выбирали, или не рассказали.
Они могут молчать по самым разным причинам: от ужаса, стыда, отвращения и страха. Но никогда и ничего не могут сделать дети, чтобы заслужить сексуальное насилие или чтобы их обвинили, что они его спровоцировали. Как бы ни вёл себя ребёнок, как бы ни одевался, что бы ни говорил, отвечает за инцест взрослый или старший подросток.
Чтобы ни предлагал ребенок, взрослый всегда может не насиловать, не нарушать интимных сексуальных границ ребёнка.
Инцест на равных – между сиблингами
Даже чаще, чем инцест между родителями и детьми, случается согласованный, так же называется "по обоюдному согласию", инцест – между братьями и сестрами. Обычно это подростки из неблагополучных семей, где родители – алкоголики, наркоманы или сумасшедшие. Также это происходит в семьях, где смазаны границы, в богемном кругу. И в семьях, где взрослые не уделяют подросткам внимания, они заброшены и предоставлены сами себе.
Дети могут играть в доктора или во взрослых, раздеваясь и трогая друг друга, исследуя свое тело и сексуальность. Могут быть изолированы от внешнего мира и замкнуты в своей семье. Могут путать братскую любовь и сексуальную тягу.
Инцест по обоюдному согласию происходит, когда два подростка, связанных родственными узами, испытывают взаимное влечение, запретную любовь. Детей в таких союзах мучает ужас, стыд и вина. Интуитивно они чувствуют, что нарушают табу, знают, что их ждет разлука, позор и наказание, если их связь раскроется. Здесь может не быть элемента насилия или принуждения, но психологический вред от таких отношений велик.
Подростки осознают, что то, что они делают – плохо и противоестественно. Инцест табуирован во всех культурах, так как это влечение существует, но оно приводит к психологическим проблемам у потомков и участников, и к вырождению рода, рождаются дети с различными психическими и физическими отклонениями в таких союзах.
Кроме того, такие дети путают сестринскую или братскую привязанность с сексуальным влечением, которое стоит направлять на других людей вне своей семьи. Но в замкнутости семейной системы или изолированности, оторванности от общества у них обычно нет возможности развивать интимные отношения вне семьи.
"Я любила его сильнее, чем кого-либо на свете. Он был не просто красивым умным парнем, он был моей душой, второй половинкой. Я всегда это знала. Мы столько пережили вместе, мы выстояли только благодаря тому, что были рядом. Я не выжила бы без него, а он – без меня. И меня тянуло к нему с непреодолимой силой. Я жаждала ласкать его, целовать, слиться в одно целое. Меня останавливало только чувство, что это неправильно, так нельзя, ведь он – мой брат. Мне было страшно поддаться чувствам, но и отказаться от него я не могла. Это разрывало мое сердце, сводило с ума".
Типы психологических защит
Следствием травмы сексуального насилия чаще всего бывают следующие типы психологических защит: вытеснение, расщепление, отрицание, диссоциация, психосоматика.
Вытеснение – человек не помнит, не считает важным, не придает значения травмирующим инцидентам, обесценивает или искренне не понимает, что произошло:
– Да, отец мыл меня, тщательнее всего в промежности, когда мне было десять лет, а что такого?
– Мы до сих пор с матерью спим в одной кровати, это теплее и не так одиноко, а что, этого нельзя делать? Никогда об этом не задумывался.
– Я не помню себя в детстве, но вообще оно было очень счастливым.
Расщепление – личность делится на две или больше частей, каждая из субличностей проявляется автономно от других, человек не связывает свои поступки и мысли воедино:
– Девушка считает себя пуританкой, ни с кем не встречается, боится людей, параллельно работает в онлайн секс услугах, раздевается и мастурбирует перед камерой.
– Женщина верна своему мужу и очень строга к себе, но регулярно тайно влюбляется и вожделеет других мужчин.
Отрицание – человек не только не проживает случившееся с ним, но и отрицает это:
– Он не алкоголик, выпивает только за компанию или по праздникам.
– Подумаешь, выкидыш, смерти нет, это все глупости, надо просто думать о хорошем.
– Не надо копать проблемы, надо просто любить окружающих.
Диссоциация – человек воспринимает происходящее с ним травмирующее событие словно со стороны, будто оно происходит не с ним, а с его частью или кем-то выдуманным. Рассказывает механистично, без эмоций, о чудовищных вещах.
– Я стараюсь об этом не думать.
– У меня нет чувств по поводу инцеста в детстве, я не хочу переживать этот ужас снова.
– Это не я хочу изменить мужу, а шлюха во мне. Я ее ненавижу, она мне всю жизнь портит!
Психосоматика – когда человек не может пережить травмирующее событие, у него нет ресурсов проживать все эмоции, подключается тело, и он начинает страдать разнообразными хроническими недугами, вылечить которые врачи не могут.
Часть вторая. Погружаемся в бурю чувств
История Светланы
Другая клиентка Светлана несколько раз в жизни подвергалась нападениям педофилов:
"В семь лет на меня на пляже напал педофил. Только чудо спасло меня от изнасилования и смерти. Счастье, что кто-то шел мимо и спугнул его, он почти ничего не успел сделать, только зажал мне рот рукой и залез в трусы.
Но психологическую травму я получила на всю жизнь. Я не рассказала родителям, они еще ругали меня, что я потерялась. Я много лет была уверена, что он меня чем-то заразил, вроде проказы, (я тогда зачитывалась Джеком Лондоном) и вот-вот со мной случится что-то плохое.
Сейчас у меня растет дочь. И я дрожу от мысли, что она может попасть к педофилу. Я сталкивалась с ними и позже, мимолетные встречи, каждую из которых я помню в подробностях. Это страшно. И потому хочется обесценить – а что такого? Мелочь же? Но последствия всего этого я чувствую до сих пор, каждый день.
Что я могу ответить тем, кто считает, что ничего страшного в приставании к детям или женщинам нет? Подумаешь, недотрога, за попу ее потрогали, нежная какая. Да, нежная. И особенно уязвима детская психика.
Я уже взрослая, я шесть лет в психотерапии. Но все равно мне тревожно и страшно оказываться в ситуациях, где я завишу от мужчины – например, когда я была беременна или с новорожденными детьми.
Бессонница мучает меня годами, я ничего не могу с ней поделать. Чего я только не перепробовала. Я просыпаюсь в пять утра и лежу, а сердце стискивает стальной кулак, напряжение в голове, напряжение во всем теле. Я всегда слишком часто дышу. Я никогда не расслабляюсь.
И вечный контроль – моя мука, мой крест. Я не могу спокойно собрать вещи в поездку, надо все продумать, все предусмотреть. Понятно, что можно купить на месте, если что-то забыл. Но дело не в этом, а в потере контроля. Если я потеряю контроль, я могу пропустить нападение педофила.
Я слежу за своими детьми как орлица. Едва я теряю их из виду, у меня тут же паника – а если их поймал извращенец!
Педофилов очень много, они среди нас. 80% из них – хорошие знакомые детей. Воспитатели, друзья семьи, тренеры, дальние родственники, отчимы, отцы. Они их заманивают, приручают, соблазняют вниманием, подарками, лестью. Есть форумы, где они делятся способами совращения и объяснениями, почему это нормально. И в последнее время их стало гораздо больше.
Они охотятся за детьми, сидят на лавочках на детских площадках, притворяясь отцами. Следят за поликлиниками, пляжами, школами.
Я не выпускаю из виду детей. Но сколько сил мне это стоит, какого огромного напряжения! Бдить все время, не расслабляясь ни на секунду, как же это тяжко!
Я молюсь, чтобы моих детей миновала судьба – и они никогда не столкнулись с педофилами".
В детстве, сталкиваясь с педофилами, Светлана чувствовала, что от них исходит нечто опасное, ядовитое, огромное и безумно разрушительное, что она не могла осмыслить. Ребенком она, конечно, еще не знала слов "порочное", "токсичное" или "извращенное". Сексуальное влечение к детям.
Света рассказывала, что не любит ходить одна по улицам и никогда не делает этого в темноте. А если приходится, то напрягается и спешит. Ей страшно заходить в лифт с незнакомцем. Оставаться наедине с начальником в его кабинете. Оказываться в ситуациях, где она зависит от мужчины.
Внешне очень привлекательная, Светлана боится быть красивой. Ее пугает откровенная сексуальность: глубокие вырезы, красные платья, каблуки, алая помада, яркий макияж. Она старается одеваться в свободную одежду, чтобы не было видно фигуры. Не красится. Хочет быть максимально незаметной в толпе. Спрятаться, чтобы избежать приставаний.
До встречи с мужем Света путешествовала одна. Гуляла только днем по людным улицам. И как же ее бесило, что в каждой стране: Кипр, Хорватия, Израиль мужчины считали своим долгом к ней подкатить.
– Hi! Девушка, почему вы одна? Муж есть? Давайте встретимся?
"Вы всерьез считаете, что вы мне интересны? Что вам нужно от меня? Просто оставьте меня в покое!", – думала она.
Как Света боялась, напрягалась, злилась. Мечтала скорее состариться и стать расплывшейся, морщинистой, седой, чтобы они перестали ее замечать. Чтобы она могла спокойно гулять по другим городам и странам и наслаждаться поездкой.
Но одновременно с этим Светлана очень страдает. Ей хочется мужского внимания, восхищения, комплиментов. Она мечтает плясать на площади, чтобы юбки развевались, браслеты звенели, волосы плыли по ветру. Пылать жаром, соблазнять, очаровывать. Ловить мужские взгляды. Быть желанной, быть любимой. Но в безопасности.
Ей хочется быть женственной. Но слишком страшно. И она плачет, что какая-то огромная часть взрослой женской жизни проходит мимо нее. А она теряет что-то важное, существенное.
Свету сломали слишком рано. Сексуальных подтекстов и влечения к ней было слишком много, когда она еще не была готова иметь с этим дело. Невинный ребенок. И теперь ей непросто разлепить сексуальность и борьбу, свободу и вызов, страсть и насилие. И поэтому она перестраховывается.
Переживания людей, пострадавших от инцеста и сексуального насилия
Шок
Шок – первое чувство, которое испытывает ребенок, подвергающийся сексуальному насилию или инцесту. Первый акт насилия, взлома границ, навсегда меняет его картину мира. Если раньше он считал, что у него есть части тела, которые никто не видит и не трогает, то теперь он понимает, что неприкосновенных зон нет. Если раньше он доверял отцу, матери или какому-то родственнику или знакомому и ощущал себя в безопасности, то теперь он знает, что он больше не будет чувствовать себя в безопасности нигде и ни с кем. Он навсегда утрачивает невинность, доверие к миру. С ним совершают противоестественные вещи, плохие, которые, как он считал, творят только грязные люди. И так поступает с ним его любимый папа или мама, тетя или дедушка. Это невозможно уместить в голове: если папа меня любит, и я хороший, то почему же он делает со мной то, от чего мне одновременно приятно, но ещё и стыдно, страшно, больно и жутко?!
Это настолько непереносимые для психики переживания, что чаще всего чувства отключаются. Люди рассказывают, что после насилия они переставали чувствовать свое тело. В момент насилия взлетали над телом и как бы сверху наблюдали за тем, что происходит. После насилия больше не узнавали себя в зеркале. Или не могли адекватно ощущать и видеть свое тело. Как будто контакт с телом прерывается, настолько невозможно переварить акт насилия. Это телесные переживания вторжения и разрушения и заражения изнутри всего себя на всех уровнях. Границы взламываются на уровне и тела, и эмоций, и психики. Шок помогает как-то пережить первые страшные минуты.
"Я больше не та девочка, которой всегда была. Ее убили, уничтожили. Я не знаю, кто я и какая я. Я не вижу себя в отражении в зеркале, не узнаю свое лицо. Я потеряла себя и не знаю, как вновь обрести. Я всплываю, взлетаю, уношусь прочь из оскверненного тела. Я улетаю через окно, чтобы не слышать его пыхтения, не видеть резких ритмичных толчков на неподвижной распростертой детской фигурке".
"Гигантская черная волна ужаса поднялась в моем сознании и погребла меня под собой. Я забыла, как дышать, кислород не поступал в мои легкие. Я не могла издать ни звука, хотя душа моя истекала надрывным криком нечеловеческой боли".
"Я была не в силах освободиться от его жесткой хватки, его тяжелое тело придавило меня. Я впала в ступор и не могла издать ни звука. Но сердце исходило безмолвным страданием. Следы от его вторжения жгли мою кожу разъедающим огнем".
"Образ моего тела сильно искажен. Я не нравлюсь себе в зеркале и на фотографиях. Считаю себя толстой или отвратительной. Окружающие, впрочем, уверяют в обратном. Врачи называют худенькой, истощенной. Некоторые мужчины дают понять, что я для них привлекательна. Женщины говорят, что я красивая".
Оцепенение
Одновременно с шоком часто переживается оцепенение. Идут очень разнонаправленные, противоположные сигналы:
– Папа меня любит. Папа не может причинить мне вред. Но папа делает мне плохо и больно, как это возможно?!
– Мама должна меня защищать, но она делает со мной плохие, грязные вещи. Наверно, я плохой.
Непонятно, что делать. Хочется убежать, прекратить это, остановить родителя. Но это невозможно, так как риск потерять отношения с любимым дорогим человеком слишком страшен.
– Если я откажу папе, он больше не будет меня любить.
– Если я расскажу маме, что делал со мной дедушка, мама мне не поверит. Мама меня накажет, дедушка рассердится, и мне будет только хуже.
Невозможно защищать себя, невозможно остановить насилие, и ребёнок замирает в оцепенении.
"Это другой мир, куда могу попасть только я. Он маленький, там ничего нет: ни людей, ни зверей. Только серая пропасть. В том мире я стою недалеко от края пропасти шириной около четырех метров. Вижу ее скалистый край прямо передо мной и противоположный. Из расщелины идет серый туман. Я не вижу дна, только края, часть стены напротив и клубящееся марево. Но я знаю, что пропасть очень глубокая. На дне острые камни, о которые, если упасть, разобьешься насмерть. Между ними бежит ледяная вода. Все вокруг серое, непроглядное. В этом мире нет звуков, звенящая тишина. Нет цветов, только серая сырая пелена.
И я стою перед краем пропасти, смотрю на мглу, стелющуюся передо мной. И меня затягивает туда, манит, гипнотизирует. Мне хочется шагнуть в нее, но я стою на месте, окаменев. Не в силах ни пошевелиться, ни отвести взгляд. Во мне нарастает бездонный ужас.
Там нет ни синего неба, ни яркого теплого солнца, ни свежего ветра. Но там также нет ни мыслей, ни воспоминаний, ни боли, которые они могут принести. Только гипнотизирующий ужас.
Когда боль становилась непереносимой, единственным спасением была эта пропасть. Не дающая думать или переживать, заполняющая все своим первозданным ужасом. Инцест, насилие – для меня равносильно смерти. Уничтожению меня, моего мира".*
Немота
Немота также очень часто встречается у раненых инцестом. Стыдно говорить об этом, жутко вспоминать. Забываются слова, язык прилипает к небу, голова становится пустой, звенящей. Тяжелая, горячая, ватная плита пригвождает к земле, не давая двигаться.
"Я не могу закричать. Мне не защититься. Я парализован смертельным ужасом. Мне делают больно и плохо, моё тело разрушают. У меня течёт кровь, я чувствую, как разрываются ткани внутри меня. Я хочу крикнуть, но не могу. Либо от страха, что меня убьют, и будет хуже. Либо от шока: я не могу поверить, что со мной это происходит. Что папа делает это со мной. И я также не могу никому об этом рассказать. Мне слишком стыдно, страшно, противно. Это невозможно описать словами. У меня нет слов, чтобы об этом рассказать. Я не могу признаться в таком мерзком поступке. Мама точно не будет меня любить. Мама отвернётся от меня, оттолкнет. Мама бросит меня. Мне стыдно. Я не хочу переживать это снова. Я не хочу об этом вспоминать. Я постараюсь забыть и не думать об этом".
Вина
