скачать книгу бесплатно
Раз Кощей, два Кощей
Олег Леонидович Ананьев
«Сказка Кощей Бессмертный и цветок-синецветик» – это служебное название отчета служащего приказа Внешних дел о проведенной работе по присмотру за Иван-царевичем, направленным в царство Кощея Бессмертного для улаживания пограничных неурядиц.
«Слишком много Кощеев». В старых сказках часто упоминался Кощей Бессмертный. Это оттого, что Кощеев в те времена было много. Со временем, конечно, они исчезли, извели их недоброжелатели. Да только опытные-то люди говорят, что если кто верил в детстве своем в сказку и, даже повзрослев, продолжает в глубине души своей верить в нее, для того сказочные события могут стать реальностью. А где начинается сказка, там может появиться и Кощей. А как дальше станет сказка сказываться, это все зависит от того, кто в нее попал.
Олег Ананьев
Раз Кощей, два Кощей
Сказка про Кощея и цветок-синецветик
Глава1
В некотором царстве, некотором государстве жили-были царь с царицей. И было у них трое сыновей. Младшего звали Иван-царевич. Вот вырос Иван-царевич, возмужал, пришла пора и ему делом заняться.
Ванька проснулся поздно и когда, наконец, из прохладной избы выскочил во двор, по своему обыкновению резко распахнув дверь, с боевым криком, в прыжке метя босой ногой прямо в голубое небо, солнце стояло уже высоко, и Ванька до него не достал. Не успел он приземлиться, как солнце в ответ окатило его лучами, обволокло теплом, в одно мгновение сокрушило его железную волю. И вместо того, чтобы повторить ежедневный урок для крепости тела, Ванька лениво лягнул несколько раз воздух, зевнул и крепко, так, что чуть не поползла по швам цветастая, иноземной работы рубаха, потянулся. Тело еще ныло после вчерашнего перегона, а на душе было впервые за много дней спокойно и легко. День был чудно как хорош, и спешить куда-либо не было никакой видимой причины. Отчет по последнему поиску был написан еще вчера и вчера же положен в специальную отчетную папку. Надо полагать, что начальник приказа внешнего догляда и присмотра или иначе начальник приказа Внешних дел Конгор уже ознакомился с отчетом, и вопросов у него не возникло. Иначе бы Ваньку давно бы уже подняли и доставили бы пред зоркие очи Конгора для необходимых пояснений. Но никто Ваньку с утра не тревожил, а, значит, и обещанные ему ранее три дня отдыха, он мог использовать по своему усмотрению. Можно было спокойно заняться накопившимися делами – поправить покосившийся забор в огороде или привести в относительный порядок сам огород, постепенно зарастающий крапивой и одуванчиками. Можно захватить удочку и пойти на речку к знакомому с детства омутку, посидеть в прохладном тихом уловистом месте и наловить окуней, а вечерком наварить ушицы, достать из погреба холодный сбитень, да и посидеть за летним столом, глядя на красочные переливы вечернего заката. Ванька весело подмигнул медному сигнальному петуху, ярко сияющему над домом, и пошел навестить Савраса. Саврас блаженствовал. Ему тоже не нужно было теперь никуда торопиться, не нужно было никого выслеживать или, наоборот, путать следы, не надо никого догонять и не надо ни от кого убегать. Оба благосклонно посмотрели друг на друга. И только Ванька собрался уходить, как вдруг заметил, что с довольной Савраскиной морды сходит блаженство и появляется горестное недоумение, а мгновение спустя Ванька и сам услышал знакомый ноющий свист. По спине Ваньки словно прошла волна холода, он замер, надеясь, что этот противный свист не имеет к нему никакого отношения. Ванька даже закрыл глаза и словно наяву увидел, как на сигнальной башне дежурный стрелок наложил на тетиву стрелу, прищурился, отыскивая вдалеке среди сияющих искорок нужную, поднял лук и … Бухнул, загремел, разрушая все надежды на долгожданный отдых, медный петух. Ванька бросился во двор, столкнулся в дверях с Саврасом, оба застряли, мешая друг другу, дружно засопели от усердия, но поднатужились и вылетели во двор, залитый горячим солнцем. А посреди двора лежали алые обломки стрелы Срочного Вызова. У Ваньки подкосились ноги, и он ошеломленно присел на травку, сраженный несправедливостью судьбы. Савраска горестно вздохнул, и едва волоча копыта, поплелся к себе, показывая всем своим видом, что он старое, забитое, загнанное животное и, что, надорвавшись вконец, служа своему непутевому хозяину, он идет, чтобы тихо помереть в уголке и просит, чтобы его не беспокоили. Ванька посмотрел ему вслед и понял, что идти к Конгору ему придется по жаре пешком.
Идти до приказных теремов было неблизко, а солнце, пока Ванька шел, поднялось еще выше, и поэтому вскоре Ванькина рубаха потеряла весь свой блеск, а Ванька всю свою жизнерадостность. Возле приказных изб в тенечке сидела разомлевшая стража, лениво пурхались в пыли воробьи прямо перед мордами лежащих на солнцепеке огромных сторожевых псов. Среди всего этого вопиющего безделья особняком стоял приказ Тайных дел, в котором, видимо, с утра кипела работа. Возле настежь распахнутых по случаю жары дверей сидел меланхоличный тощий дьяк Харитон, сосредоточенно передвигая костяшки счет в такт бодрым ядреным щелчкам, которые неслись изнутри. Ванька заинтересовался происходящим и подошел поближе. Щелканье прекратилось, и в дверях появился потный и распаренный Кузьмич в обычной своей красной рубахе.
–О-о! – Обрадовано забасил он, вытирая полотняным полотенцем потный лоб. – Ты погляди, Харитон, кто к нам пожаловал. Это же сам Иван Федорович. Ты, Ванька, правильно сделал, что сам пришел. И нам хлопот меньше, и тебе полезно будет. Давай проходи, мы тебя сейчас рядом с твоим собратом и определим.
– Это ты Кузьмич прекрати – возмутился Ванька, уворачиваясь от Кузьмича и заглядывая внутрь помещения. В глубине приказа кто-то безнадежно висел на дыбе.
– Что это у тебя за шутки, с каким это собратом?
– А вон, гляди. – Кузьмич ткнул пальцем по направлению к бедолаге. – Видишь, лазутчик Кощея. Велено было за излишнее любопытство наказать.
Ванька еще раз более внимательно поглядел на своего «собрата» и развел руками.
– Что-то я не вижу, чтобы на нем было написано, что он лазутчик, да еще и именно лазутчик Кощея. А на дыбе-то любой, что хочешь, наговорит на себя, особенно если его спрашивает какая-нибудь страхолюдина.
И Ванька, ни на кого особенно не намекая, перевел свой простой и бесхитростный взгляд на бородатого Кузьмича. Но Кузьмич на намеки не повелся, а повесил полотенце себе на плечо и покачал головой.
– Нет, этот паренек не простой и не очень-то разговорчивый, да нам его разговоры и не к чему. Мы у него в тайнике кое-что обнаружили, так что все ясно, кто он и откуда.
Харитон молча достал из ящичка, стоящего на столе, медный кругляш на медной цепочке покачал им перед Ванькой и кинул его обратно в ящичек. А Кузьмич заулыбался и ткнул в Ваньку пальцем.
– Видел? Это опознавательный знак для прохода в царство Кощея. Так что, это, Ваня, все ж таки твой собрат, лазутчик.
– Я, Кузьмич, – наставительно заметил Ванька – не лазутчик какой-то, я царский оберегатель и доглядчик, но ты, Кузьмич, человек грубый и этого, видимо, не понимаешь.
– Ахти, мне, ну как же я так ошибся-то, – огорчился Кузьмич, – не углядел я целого царского оберегателя, а ведь и верно, Харитон, этот-то лазутчик только высматривает, а Ванька-то еще и доглядывает. Большая разница ведь выходит.
И Кузьмич с Харитоном захихикали. Связываться с ними Ванька не стал, а направился прямиком в свой родной приказ Внешних дел к его главе Конгору.
Конгор встретил Ваньку ласково, холодного квасу велел поднести, подождал, пока Ванька напьется и начал, как всегда, издалека.
– Слыхал, Ваня, новость-то? Семка-то намедни женился, да не просто абы на ком, а на самой Василисе Прекрасной, прямо беда какая то, женятся все подряд, управы никакой на них нет, на окаянных.
Посидели, попили кваса, повздыхали о пропащем теперь Семене, хороший был доглядчик. Подивились, что вот если Василиса Прекрасная, так обязательно ума невеликого, а если Василиса премудрая, то и не особо красивая. Если не одно, так другое, а потому лучше и не жениться вовсе. Придя к такому выводу, заговорили уже о делах. Конгор для порядка задал несколько вопросов по докладу, написанному вчера Ванькой. Выслушал Ваньку и сделал несколько уточнений. Далее, как обычно, Конгор помянул о событиях, что случились в Ванькино отсутствие. Ничего особенного, в общем-то, произойти еще не успело, вот только Кощей почти вплотную придвинулся к рубежам государевым. Странный это был какой-то Кощей. Бессмертный. А уж охальник был, хуже некуда, все время норовил поссориться с соседями и обязательно в замке своем держал пленницу, хоть и было ему предсказано, что, именно, через пленницу он и погибнет. И ведь погибал. И не единожды. Пытаясь покончить с опасным и вредным соседом, наезжали в царство Кощеево царевичи и богатыри, и с войском, и поодиночке. Многих он губил, но неоднократно и сам погибал в схватках, после чего победитель рушил замок Кощея и увозил с собой очередную пленницу, на которой впоследствии и женился, видимо, по сложившейся уже традиции. А через некоторое время глядь, и опять Кощей появлялся словно ниоткуда, и замок отстраивал по-новому, и царство у него значительно увеличивалось, и границы его царства раздвигались. Вот так он и дораздвигался. Поговорили о перспективах такого соседства. И совсем было Ванька уже успокоился, как вдруг Конгор посмотрел на него задумчиво и неожиданно заявил:
– Надо тебе знать, Ваня, что царь наш посылает завтра к Кощею своего младшего сына Иван-царевича, с разговорным делом о порубежных неурядицах. Возмужал уже Иван-то-царевич, вот царь ему и поручил серьезным делом заняться. Ну а приглядеть за ним, чтобы его не обидели там, придется тебе, потому что сам видишь, нет у меня сейчас ближних опекунов. Ты хоть и привык служить в дальних доглядчиках, но думаю, справишься и здесь. Заодно и обновишь в памяти знания об обязанностях опекунов.
Ванька от подобного заявления поперхнулся квасом и вместо ответа произнес какие-то нечленораздельные звуки, которые к тому же заглушил грозный лай промчавшихся мимо окошка псов, за которыми, громко топоча сапогами и бряцая железом, пробежали стражники.
–Это еще что такое? – удивился Конгор, поднял со стола хрустальный колоколец и позвонил. Ванька загадал, что звук будет таким же, как колокольчик, звонким, тонким и в который раз уже опять не угадал. Колоколец забасил гулко и требовательно.
– Что там за беготня? – строго спросил Конгор у вошедшего приказного.
– Из Тайного приказа лазутчик сбег, батюшка Конгор, – бодро доложил приказной, – не стал принимать положенное ему по закону наказание до конца, из вязок вывернулся и убег, вот тайники теперь его и ловят. Ему теперь за побег положено дополнительное наказание. Поймают да и добавят плетей бедолаге.
Ванька понимающе переглянулся с приказным и тоже посочувствовал бедолаге- беглецу. Потому как он, конечное дело, хоть и чужой лазутчик, кощеевский, а все ж таки тоже доглядчик, такой же, как Ванька и потому сочувствия достоин. Конгор же просто неодобрительно покачал головой.
–Всего-то дела, наказанный сбежал, а шуму-то сколько наделали, пыли-то сколько подняли. Что ж, коли, упустили, пусть побегают, это дело не наше, а тайников.
Ванька выразил полное согласие с мнением Конгора и предложил истребовать у тайников опознавательный знак, изъятый у лазутчика Кощея.
– Ну, что же, это может и сгодится для чего-нибудь. Знак этот я у тайников для тебя затребую, но как бы они канитель не развели, так что проследи за этим сам. А ты, Ваня, как выполнишь поручение, тогда по приезду и отдохнешь. Дам тебе целых пять дней и даже тревожить не стану.
Дав такое великодушное обещание, Конгор спохватился, подозрительно посмотрел на Ваньку и решил все же приблизить обещание к реальности.
– По мелочам тревожить тебя не стану. Может быть. Иди, готовься, возьми, что тебе для дела требуется у Прокопа.
Ну, если тебя посылают к Прокопу, значит, дело уже решенное и возражать бесполезно. Ванька встал и пошел, мрачно размышляя о своем будущем, которого, впрочем, могло и не оказаться.
« Хорошенькое дело, порубежные споры». – Ванька горько усмехнулся про себя. – «Знаем мы, чем эти разговорные дела с Кощеем кончаются. А у Кощея сейчас в замке не то Василиса Прекрасная, не то Премудрая, не то просто Василиса. Надо полагать, спер ее Кощей где-то. Стало быть, в лучшем случае Иван-царевич себе счастье добудет на моем горбу, а в худшем случае съедят либо Иван-царевича, либо меня, либо нас обоих».
С такими мыслями Ванька и зашел к Прокопу. Прокоп сидел за столом и чаевничал. Сколько его Ванька помнил, Прокоп в свободное от дел время всегда пил чай. Густой, ароматный и всегда запредельно горячий. И зимой, когда за окном лютый холод и летом, когда на дворе жара. Завидев Ваньку, Прокоп даже не моргнул глазом. Со вкусом швыркая и счастливо отдуваясь, он допил чай из чашки белого цинского фарфора, аккуратно подставил ее под краник медного самовара и аккуратно промокнул лоб расшитым петухами полотенцем, которое висело у него на шее.
– Жарко что-то сегодня, – сообщил он Ваньке, подвигая к себе поближе миску с вареньем, – а ты, никак опять куда-то собрался? И чего тебе не сидится на месте то? Все в разъездах да в разъездах, не бережешь ты, Ваня, свое здоровье.
Прокоп аккуратно зачерпнул ложечкой варенье и отправил ее себе в рот.
– Ни свое, ни чужое здоровье не бережешь. Одна маета от тебя Ваня занятым людям.
Прокоп выплюнул в блюдечко вишневые косточки и опять потянулся ложкой к варенью.
– Вот, поди, опять за снаряжением пришел, а не подумал, что нельзя человека отрывать от такого серьезного дела, как чаепитие.
– Ну, что ты такое говоришь, Прокоп, разве бы я посмел сам-то, да никогда. Но подневолен я Конгору и послан им исполнять дело опекунское, оберегать самого царевича Ивана. А для этого я был направлен к тебе самим Конгором для получения соответствующего снаряжения.
– Дело нужное. Ну, коли, положено, то снарядим со всем тщанием.
Прокоп отодвинул миску с вареньем, отложил ложку и достал из-под стола потрепанную книгу в черном кожаном переплете. Задумчиво полистал ее и упер палец в какую-то запись.
– Вот, снаряжение опекунов. Тебе чего требуется-то?
– Сам понимаешь, Прокоп, – сурово и внушительно ответил Ванька – дело не простое, царское дело, тяжелое и сложное.
– Да, – понимающе покивал Прокоп, – это ты верно говоришь.
– Надо бы оружие какое. – Начал атаку Ванька. – Нужен меч там кладенец, топор-саморуб или палицу с десятирной хотя бы убойностью, стрелы самобои, ну сам знаешь…
Прокоп кивнул, достал перо и, обмакнув его в чернильницу, начал что-то записывать в книгу.
–Опять же кормить дитя царское надо, значит скатерть самобранку не ниже третьего разряду, – продолжал развивать успех Ванька, – сапоги скороходы нужны будут, путь-то неблизкий, либо ковер самолет.
–Ага, ковер-самолет, – задумчиво повторил Прокоп, старательно выписывая пером буквицы, – шапку мозгогрейку и ночной горшок-самоход для удобства. Ночной горшок не нужен?
– Прокоп, сам Конгор велел!
– Ну и что? Где я тебе это все возьму?
– Есть же у тебя, я то знаю!
– Нету, нету у меня ничего. Это все Ваня для особых царских служб. Вот Иван-царевичу я выдал парадный меч-кладенец для представительности, а тебе-то он зачем, Ваня? – Умильно улыбнулся Прокоп. – Твое-то ведь оружие не меч, а вот – голова.
Прокоп для убедительности постучал по своей голове.
– Хороший звук, – одобрил Ванька, – прям под дуб. Ты сам, Прокоп, рассуди, что мы там с одним кладенцом-то сделаем, ведь съедят нас там, как есть съедят, и костей не оставят. Тебе нас, Прокоп, разве не жалко? Ну ладно я, меня тебе не жалко, но ты хоть дите царское пожалей!
– Эх, ладно, уговорил – Прокоп почесал в затылке, махнул рукой, поднялся и пошел в кладовую.
Ванька даже замер в радостном ожидании. Неужели получилось уговорить, пока что никому из опекунов никогда не удавалось вытянуть из Прокопа хоть что-нибудь.
Прокоп чем-то многообещающе позвякал в кладовой, чем-то пошуршал и, выйдя наконец из кладовой, торжественно преподнес Ваньке лапти.
– Вот, владей, сам сплел, это, конечно, не сапоги-самобеги, зато износу им не будет.
Ванька посмотрел на довольного собой Прокопа, взял лапти и разочарованно поплелся прочь.
Глава 2
Вот поехал Иван-царевич дорогой торной, дорогой проселочной, дорогой степной, да приехал к развилке трех дорог. А у той развилке лежит валун замшелый, а на валуне надпись:
"Кто направо пойдет, тот налево придет, кто налево пойдет, тот направо придет, а кто прямо пойдет – куда надо туда и придет".
Задумался Иван-царевич.
Велика и разнообразна степь. Огромные открытые просторы, по которым, кажется, можно двигаться в любом направлении не встречая преград, то поднимаясь на пологие холмы, то спускаясь с них. Но люди не любят ездить напрямик даже в степи, а предпочитают путешествовать по пыльной, изгибающейся между холмов дороге. И для них не так важно, что путь удлиняется, зато можно не опасаться заблудиться среди одинаковых плоских холмов или упереться в лабиринт оврагов, прорезавших ровное степное поле. К тому же езженая дорога всегда приведет то к ложбине с родником, то к обихоженному колодцу, то к броду через реку, ну а ближе к ночи у обочины дороги обязательно найдется становище со старым кострищем и каким-никаким, но кровом над головой. Временами степную дорогу пересекает поперечный путь и на перекрестке дорог, как правило, найдется столб или путевой камень, указывающий, куда можно попасть, если двигаться дальше по этим дорогам. Правда, указания зачастую бывают настолько туманными, что начинаешь подозревать, что создавший надписи, не очень уверен в том, о чем пишет. Впрочем, на этом пересечении степных дорог, как помнил Ванька, на перекрестном камне были четкие надписи, указывающие, в какое царство-государство ведут дороги. Поэтому, подъезжая к перекрестку и услышав неприятные звуки скрежета металла о камень, Ванька заподозрил неладное и свернул с дороги в степь к небольшому холму, с которого можно было рассмотреть, что происходит на перекрестке. Солнце только недавно осветило землю, и Ванька с Саврасом по направлению его лучей осторожно вползли на вершинку холма к кустам дикого ревеня. Ванька осторожно поднял голову и озадачено хмыкнул. Последний раз, когда он проезжал мимо этого места, это был обычный пыльный перекресток степных дорог, а сейчас он напоминал место давней скоротечной схватки. Человеческих костей и оружия, понятное дело, не было, а вот конских костей и черепов хватало. Посреди истоптанной дороги торчала суковатая палка, и на ней висела уздечка. Извилистая тень от палки упиралась в спину какого-то оборванца, который сосредоточенно скоблил перекрестный камень. Ванька пригляделся к уздечке, завистливо хмыкнул и начал разглядывать оборванца.
–Ого, – сказал он шепотом и пихнул локтем Савраса, который с интересом оглядывал окрестности – да ведь это давешний лазутчик, который от самого Кузьмича удрал!
У Савраса от удивления отвисла челюсть, он еще больше вытянул шею, выкатил глаза и жадно уставился на лазутчика.
– Башку свою убери, – зашипел на него Ванька.
Саврас недовольно дернул ушами, но башку убрал, ткнулся мордой в траву и выжидательно посмотрел на Ваньку. Ванька вздохнул и хмуро оглядел лазутчика, который продолжал терпеливо скоблить надпись на указательном камне. Встретить здесь лазутчика Ванька никак не ожидал. У него и в мыслях не было, что Тайный приказ, от которого еще никто и никогда не смог сбежать, на этот раз даст такую промашку. Но вот, пожалуйста, эта промашка сидит сейчас у перепутья дорог и меняет надпись на указательном камне, чтобы сбить Иван-царевича с пути.
"Да, сразу видно, пронырливый парень, – подумал Ванька – и дело свое хорошо знает, не успел от Кузьмича удрать, как уже нам начинает каверзы учинять и всю дальнейшую дорогу теперь будет разные ловушки нам ставить, чтобы нас совсем извести. Нет, надо бы убрать его куда-нибудь, чтобы не мешался".
Ванька почесал затылок и задумался. Лазутчик тем временем очистил камень, огляделся по сторонам, вынул из-за камня котомку, из нее вытащил фляжку, хорошенько глотнул, крякнул, сплюнул и убрал фляжку обратно. Взамен фляжки он достал из котомки баночку с краской и кисточку, потряс руками, расслабляя кисти, и начал осторожно наносить на камень новую обманную надпись.
Саврас обеспокоенно заерзал, не понимая, почему Ванька вместо того чтобы вдвоем стремительно атаковать и скрутить лазутчика, медлит, взволнованно запыхтел и как бы нечаянно ткнул Ваньку копытом. Ванька отмахнулся от него и прикинул еще раз свои действия. Потом поднялся и, не торопясь, осторожно ступая, направился к лазутчику, стараясь и не глядеть на лазутчика и не думать о нем, а размышлять о том, что трава уже пожухла, а летняя жара только начинается, и дождик сейчас не помешал бы и, вообще, кто это сюда столько мусора натащил. Саврас вначале от неожиданности тоже чуть было не вскочил, но опомнился и замер, напряженно провожая Ваньку взглядом. Не доходя до лазутчика, Ванька весь подобрался, потянул из-за голенища сапога нож, аккуратно срезал высокую желтеющую соломину, вдумчиво пожевал ее и оглянулся на Савраса. Саврас сразу тоже весь подобрался, напружинился, готовый броситься Ваньке на помощь, но Ванька вместо того, чтобы прыгнуть с ножом лазутчику на спину, приподнял уздечку, оглядел ее, примерился и аккуратно надрезал ее ножом. Лазутчик продолжал старательно выписывать буквы на неизвестно откуда появившейся в этих местах плоской каменной глыбе. Ванька повесил уздечку обратно на сучок и, пожевывая соломину, неторопливо вернулся к Саврасу, залег за куст ревеня и стал ждать.
Лазутчик, закончив писать, разогнулся, потер, было, спину, но охнул и, пробурчав неразборчиво что-то нехорошее, стал похаживать возле камня, осматривая свою работу. Не найдя никаких изьянов, он проявил большой интерес к конским черепам, в изобилии валявшихся вокруг камня. Осмотрев несколько черепов, он выбрал один, покрутил его, придирчиво рассматривая, и повесил на палку, а сверху накинул уздечку.
«Да, это, пожалуй, не лапти-самоплеты» – грустно вздохнул Ванька, глядя на коня-бегунца, который сразу появился перед лазутчиком и теперь топтался и храпел, видимо, еще ничего не соображая после своего неожиданного воскрешения. Лазутчик, не теряя времени, вскочил на своего воссозданного скакуна, бодро гикнул и ускакал в степь, только пыль заклубилась. А Ванька радостно пощелкал недоумевающего Савраса по уху:
– Вот так-то работать надо. Волшебная уздечка, это, конечно, хорошо, да только она теперь недолго протянет и вскоре порвется. И тогда этот бедолага на полном скаку окажется не на спине ретивого коня, а на тоненькой палочке. Придется ему после этого через всю степь пешком двигаться, это если ему повезет не расшибиться при падении, хотя, судя по всему, парень ушлый, ничего ему не будет.
Саврас уважительно поглядел на Ваньку, пораженный его коварством, а Ванька достал из переметной сумки инструмент и направился к указателю, восстанавливать надписи.
Глава 3
А вели в царство Кощеево две дороги. Одна дорога торная, ухоженная, но длинная, и окольная, а другая дорога прямоезжая, да только дорожка та заколодела, замуравела. Поехал Иван-царевич по короткой дороге.
Если бы Ваньке пришлось выбирать, какой дорогой ездить по белу свету, то он, конечно, выбрал бы дорогу торную, несуетливую, по которой ездят все здравомыслящие люди. Вдоль таких дорог всегда располагаются удобные гостевые дома, где и тебе и твоему коню найдется и ночлег, пища и защита от холода, дождя и ветра. К большому сожалению и Ваньки и Савраса, удобными дорогами передвигаться им приходилось не часто. Природа службы дальнего доглядчика требовала передвигаться скрытно, незаметно, не привлекая ничьего внимания, какие уж при этом могут быть удобные дороги. Хотя, после того, как Конгор назначил его опекуном Ивана-царевича, у Ваньки появилась, было, надежда, что вот теперь-то их с Саврасом жизнь в дороге пойдет размеренней и спокойней. Все-таки едут они с переговорными, а не с тайными делами. Хотя одно другому никогда не мешало. Но Иван-царевичу вздумалось свернуть с торговой дороги на дорогу малозаметную и малоезженную. По такой дороге быстро не поскачешь и большой отряд с собой не проведешь. Так и не было с Иван-царевичем никакой свиты, а небольшие завалы на дороге для богатыря и его богатырского коня помехой считаться не могут. Да и случайно свернуть незнамо куда, на неизвестную дорогу Иван-царевич просто так не мог, а, значит, знал заранее, каким путем он поедет в Кощеево царство. И, понятно, не сам по себе он это знание получил, а был путь ему указан теми, кто его направил с поручением к Кощею. Поэтому пришлось Ваньке распрощаться со своими надеждами о приятной поездке и заняться рутинной опекунской работой. А для этого он поехал впереди Иван-царевича, чтобы вовремя определить и по возможности обезвредить возможные ловушки, западни и засады. Вот только не попадалось на этой дороге ни ловушек, ни западней. Мирно светило солнышко, пронизывая своими лучами негустой лес, растущий по обе стороны от дороги, мирно пели птицы, беспечно перепрыгивая с ветки на ветку. Спрятаться в таком лесу было бы сложно, значит, и вражеских засад в этом лесу тоже не было. Дорога постепенно пошла под уклон, деревья стали перемежаться густым кустарником и болотистыми полянами, заросшими высокой травой. Вскоре дорога привела Ваньку на берег неширокой речки к переброшенному через нее мосту. Ванька слез с Савраса и осторожно подошел к мосту. Вот тут-то и объяснилось отсутствие препятствий для проезда по этой дороге, дело было в этом самом мосту через речку. С таким мостом никаких ловушек и засад не нужно, чтобы исключить проезд по дороге нежелательных для Кощея гостей, потому что этот мост являлся и ловушкой и засадой одновременно. Как известно, защитные мосты через порубежные реки сооружают из ракиты, из бузины и из калины. Для этого сведущие в мостовых делах кудесники высаживают на противоположных берегах соответствующие кусты, которые под направляющим действием кудесников сильно разрастаются и тянутся друг другу. А, сомкнувшись, переплетаются между собой и образуют основу моста, на которую укладывается определенным образом настил, и мост готов к употреблению. Такой живой мост растет сам по себе, не нуждается в починке и выполняет заложенные в него обязанности сам, без присмотра стражников. Наиболее тяжелым для преодоления является, конечно, калинов мост. Пытающиеся перейти по такому мосту незваные гости могут попасть куда угодно, но только не на другой берег реки. Как известно, три разнонаправленных движения неизбежно порождают движение четвертое. Поэтому текущая под мостом вода, поднимающийся над мостом вверх пар кипящей реки и движущийся по мосту путник изменяют на калиновом мосту саму сущность мира, перемещая путника в совершенно другое место или время. Бузинные же мосты создают, исключительно, для противодействия колдунам и колдуньям. Бузина обладает свойством лишать колдуна его колдовской силы, поэтому на бузинном мосту у колдунов происходит потеря их способностей, и это сопровождается страшной слабостью и судорогами, называемыми в народе колдовскими корчами. В результате попавший на бузинный мост чародей становится легкой добычей для охотников за колдунами.
Но перед Ванькой был третий вид защитного моста – мост ракитовый. Ступающий на этот мост подвергался нескольким воздействиям. Ванька нагнулся и прошел под свисающей поперек дороги длинной веткой ракиты, растущей рядом с мостом, и наступил на первую плашку моста. Река под мостом немедленно забурлила, и вверх начал подниматься пар. Разумеется, вода в реке не превращалась в кипяток, пар вырабатывали водные существа, живущие под мостом. Попадающий в этот пар и вдыхающий его, начинал замедляться, ему начинали мерещиться разные видения, а когда он достигал середины моста, вымощенного плашками из негорючь-дерева, в бой вступали боевые драконы. Они основательно прожаривали своим огненным дыханием того, кто осмелился пробраться в царство Кощея. Затем мост под ногами пришельца размыкался, и он падал в речку, где его встречали уже зубастые водные твари. Ванька сошел с моста, вернулся на берег, и река постепенно успокоилась. Странно, но драконов Ванька на той стороне реки не увидел, хотя они должны были бы уже выползти из леса, чтобы напугать или наоборот раззадорить незваного гостя. Стушевавшийся гость, понятно, уходил восвояси, а раззадоренный гость выхватывал меч, бросался в бой, попадал в марево и застревал в нем как муха в патоке. Ванька еще раз внимательно осмотрел противоположный берег и, обнаружив на нем странные предметы, довольно хмыкнул. Все правильно, драконы все-таки присутствовали, только сейчас они пребывали в небытии, поэтому Ванька их и не заметил. На том берегу по обе стороны моста были срезаны верхушки ракит, а на усеченных стволах висели черепа драконов. Действительно, зачем держать у колдовского моста живых драконов, если можно воспользоваться колдовством и оживить на короткое время уже давно сгинувших драконов? Конечно, ожившие и абсолютно безмозглые драконы годятся только для выбрасывания пламени, да другого от них и не требовалось. Когда созданный ими жар становится опасен для самого моста, ракитовый мост сам перестает подпитывать драконов колдовством, и они опять возвращаются в небытие, а мост своей серединой опускается в реку для охлаждения и смыва обгоревших останков нарушителей границы. Очень простая и действенная система защиты. Но, как и любая система, эта защита имела свои слабые места, которыми можно было бы воспользоваться. Ванька почесал себе затылок для ускорения своего мыслительного процесса и пошел вдоль берега по течению реки, внимательно оглядывая галечники. В таком гиблом месте река обязательно должна выбрасывать на берег кости тех, кто безуспешно пытался перейти через эту реку по ракитовому мосту. Найдя на берегу пару более-менее целых черепов, один из которых оказался конским, а другой козлиным, Ванька снова вернулся к Саврасу. Саврас с сомнением посмотрел на найденный конский череп, и когда Ванька забрался в седло и пожелал направиться по дороге на мост, растопырил ноги, спрятал голову в густую траву и не сдвинулся с места.
– Не бойся, волчья ты сыть, не отдам я тебя сегодня на поедание, хотя ты этого и заслуживаешь своим ко мне недоверием. Нам с тобой этот мост совсем не страшен, у меня безопасный пропуск по нему лежит в кармане.
Ванька вытащил из кармана медный кругляш на цепочке и показал его коню. Саврас повернул голову, подозрительно скосил глаз на опознавательный знак кощеева лазутчика, задвигал ноздрями, пытаясь поймать запах, ничего интересного для себя в этом знаке не обнаружил, однако, сделал вид, что ему все стало понятно, и он ничего не боится. Саврас гордо подняв голову, тряхнул гривой и осторожно пошел к мосту. Возле ракиты перед мостом Ванька остановил Савраса и опустил за цепочку знак лазутчика в дупло, расположенное на стволе ракиты. Ветка, перекрывающая дорогу к мосту, тотчас поднялась вверх, открывая проезд, и Ванька, достав из дупла знак, беспрепятственно въехал на мост. Вот и пригодился опознавательный знак, изъятый Тайным приказом у лазутчика. Правда, чтобы его получить, Ваньке пришлось пойти на некоторые нарушения правил. Ванька, прекрасно понимал, что пока между главами приказов возникнет переписка, рассмотрение бумаг, консультации знатоков правил, утверждение, пройдет немало времени. Поэтому Ванька, выйдя от Конгора, тут же написал расписку в получении от представителя Тайного приказа опознавательного знака лазутчика царства Кощея за номером два ноля семь. А написав записку, поручил одному из приказных назавтра поутру передать ее в Тайный приказ дьяку Харитону, то есть уже после того, как сам Ванька уедет выполнять возложенное на него поручение. После такого своего указания Ванька отправился обратно к Кузьмичу и Харитону в Тайный приказ. Там расспрашивая их о прискорбном происшествии, о дерзком побеге лазутчика и выражая при этом свое понимание и неподдельное сочувствие, Ванька под шумок и забрал из шкатулки этот самый знак.
Проезжая по мосту Ванька сбросил в воду несколько свертков со специально приготовленными травами. Привязанные к сверткам грузики сразу же утянули свертки на дно. А Ванька спокойно переехал через мост, скинул висящие на пеньках драконьи черепа под берег, а на их место установил найденные им на галечнике черепа. Теперь осталось только дождаться Иван-царевича и убедиться в его благополучном переезде через ракитов мост. К тому времени, когда у моста появился Иван-царевич, все речные твари, обитающие возле моста, под воздействием закинутых Ванькой травок, уже перестали трепыхаться и взбаламучивать воду, смиренно всплыли на поверхность вверх белесыми животами, и речка унесла их от моста вниз по течению.
Иван-царевич не торопясь доехал по дороге до ракиты, преграждающей ему своей веткой дальнейший путь, не раздумывая, махнул мечом, и дерево рухнуло под ноги богатырского коня. Иван-царевич приподнялся на стременах, оглядел из-под ладони противоположный берег и опустился в седло. Что представляет собой ракитов мост, Иван-царевич, конечно, хорошо знал, поэтому он замотал морду богатырскому коню повязкой и сам надел на лицо маску, закрывающую нижнюю часть лица. Только после этого он въехал на мост, прикрываясь щитом и держа меч в боевом положении. Но вода в реке не забурлила, и ядовитое марево над мостом так и не появилось, зато на той стороне реки, по обе стороны от моста, появились лошаденка желто-рыжей масти и черный безрогий козел с длинной бородой. Обе ожившие животины раскрыли свои пасти, но вместо огня и дыма исторгли из себя только режущие ухо, неприятные звуки. Под непрерывное ржание и меканье, обманутый в своем ожидании битвы Иван-царевич спокойно переехал через колдовской мост, снял маску, поозирался по сторонам, и не найдя достойного противника, сплюнул с досады и уехал по дороге в лес. А Ванька дождался, пока какафония звуков стихла, и ракитов мост убрал своих бесполезных защитников обратно в небытие, вышел из укрытия и возвратил драконьи черепа на прежнее место. Все-таки следом за Иван-царевичем спешил к Кощею и кощеевский лазутчик, и облегчать ему путь Ванька не собирался.
Глава 4
Долго ли, коротко ли ехал Иван-царевич, да приехал он в темный лес, к избушке на курьих ножках. «Избушка, избушка, повернись к лесу задом, ко мне передом». Вышла из избушки Баба-Яга: «Ты пошто, Иван-царевич, мою избушку вертишь, мне спать мешаешь, пошто не во дворце сидишь, а по дремучему лесу бродишь?» Отвечал Иван-царевич: «Ты, бабушка, прежде бы баньку истопила, с дороги помыться, да потом бы накормила, напоила, да спать уложила, а потом уж и спрашивала…»
Вот высыпали на небе звезды, повисла полная луна, и черная резкая тень леса легла на залитые бледным призрачным светом поляны. Заснул богатырским сном Иван-царевич. Не спала Баба-Яга. Она сидела, пригорюнившись на крылечке, подперев голову в цветастом платке натруженными ладонями, вслушивалась в лесные шорохи, глядела на луну и размышляла о своей нелегкой ведьминой жизни, об Иван-царевиче и о Саврасе, который был послан на разведку к замку Кощея и должен был бы уже вернуться. Должен был бы, но все не возвращался. Баба-Яга кряхтя и держась за поясницу поднялась, сдвинула платок и, приложив к уху ладонь, прислушалась к новому, непонятному шуму, появившемуся в ночи. Шум быстро рос, усиливался и вдруг превратился в мощный храп. Крылечко заходило ходуном, потом куда-то ушло из-под ног Бабы-Яги, потом появилось, но не там, где ожидалось, в результате Баба-Яга запуталась в собственной юбке, замахала руками и слетела с крыльца на землю. Избушка качалась, скрипела, угрожающе тряслась в такт накатывающемуся храпу, сопротивлялась из последних сил и уже готовилась, казалось рассыпаться. Баба-Яга поднялась с земли и благоразумно отошла подальше, к старому колодезному срубу, со стоящей на краю тяжелой склизкой бадьей. В это время на избушку накатился девятый вал храпа, бревна выгнулись, избушка прощально загудела и … затихла. В избушке сладко зевнули и, видимо, повернулись на другой бок, отчего изба снова закачалась, и опять установилась тишина, нарушаемая лишь стрекотом ночных цикад.
– Да-а, могучая нынче молодежь пошла, эту бы могучесть да на доброе дело пустить, ну хотя бы немощной старушке помочь. Так ведь нет, все в сон идет, даже изба трещит, а ты, Баба-Яга, изволь дров наколоть, воды наносить, баньку истопить, пирогов напечь, да еще и дела ему устраивай, будто у нормальной ведьмы других забот нет. Нет, не видал он еще настоящих ведьм, не представляет, что это такое, а все потому, что неопытный да неженатый, вот женится, сразу поймет, что к чему, потому как, что не говори, а любая женщина по своей природе скрытая ведьма. – Задумчиво произнесла Баба-Яга в темноту. В ответ из темноты донеслось тихое насмешливое фырканье.
– Это как понимать? Это кто там злоумышленно укрывшись в темноте, над самой бабой Ягой надсмехается? – Возмутилась Баба-Яга. Она грозно надвинула платок на самые глаза, задрала голову, подбоченилась и приказала:
– А ну, выйди-ка на свет, прячущийся в темноте, покажись, чтобы мне знать, кого поутру съесть за завтраком!
Однако желающих показаться на глаза Бабе-Яге и присутствовать на ее завтраке, не оказалось.
– Вот всегда так,– огорчилась Баба-Яга, – как над хозяином смеяться, так он первый, а как ответ держать, так и нет его. Саврас, кляча ты трусливая, выходи!
Но Саврас не выходил. Стрекотали цикады, шумел лес, черные тени деревьев медленно двигались по поляне, да совсем не ко времени свистнула из темноты иволга. Баба-Яга насторожилась и, стянув с головы цветастый платок, превратилась в Ваньку. Ванька быстро скинул надоевшую юбку, медленно опустился в тень от колодца и затаился. Со стороны поля по лунной дорожке к избе двигалась, пошатываясь на ходу, странная фигура. Ванька пригляделся и покачал головой. К избе Бабы-Яги на заплетающихся ногах шел давешний, убежавший от тайного приказа кощеевский лазутчик.
– Вот ведь упертый парень, – восхитился Ванька, – я то уж решил, что он безнадежно отстал, затерялся в бескрайней степи, а он, подишь ты, уже и до Бабы-Яги почти добрался. Бегом он, что ли всю дорогу бежал? Ну, как ни жалко, а придется его разочаровать, Бабы-Яги то здесь нет, она, наверное, улетела куда-то на очередной шабаш.
