скачать книгу бесплатно
Я мямлю "спасибо, что предупредил", для себя запомнив, как называется поселение. Вокруг действительно шумно и людно. Сойдя с пирса, на котором Хотборк то и дело и останавливался, чтобы поприветствовать кого-то и крепко обняться, мы сворачиваем на широкую пыльную улицу, идущую вдоль берега, заставленного лодками. Людской гомон переплетается с криками чаек и шумом прибоя в одну нескончаемую какофонию. Запахи рыбы, потных тел и линялой одежды соприкасаются с чистым морским воздухом, рождая неповторимый густой аромат рыбацкой деревни. Мои босые ноги утопают в пыльном месиве дороги, в глазах рябит от непривычных одежд: мешкообразные льняные платья до пола всевозможных оттенков на женщинах, меховые накидки, хоть на улице и тепло, разнообразные передники. На мужчинах штаны и подпоясанные туники более сдержанных цветов. На многих- кожаные куртки простого кроя, не застегивающиеся на животе. И на всех – огромное количество разнообразных татуировок. На лицах, шеях, руках. У некоторых, казалось, так вообще чистого места на теле не было, и страшно было представить, что же там творится под одеждой. Невольно перевожу любопытный взгляд на ярла, бодро шагающего передо мной. У него я видела только одну татуировку – змею на правом боку, уползающую под пояс льняных штанов. По сравнению с остальными варравами, это до неприличия мало. Интересно, почему? Боли боится? Или их тут за какие-то заслуги делают? Мой "хозяин" не заслужил?
– Сюда, – ярл сворачивает на узкую улочку, круто уходящую вверх по склону.
Размышлять мне становится некогда, потому что подниматься в гору, да еще босой с едва зажившими ступнями реально тяжело. Ко всему прочему Хотборк и не думает сбавлять шаг. Кажется, у него даже дыхание не меняется в отличие от меня, засопевшей как паровоз. Ещё один поворот, и мы неожиданно выходим на широкую шумную площадь, по периметру заставленную лавками торговцев, а в центре разорванную той самой башней с топором на верхушке. Под самой крышей башни расположена звонница, только вместо привычных мне колоколов здесь используют полые темные от времени трубки разного диаметра. За башней стоит большой единственный двухэтажный здесь дом, огибающий почти половину площади. Хотборк все тем же бодрым шагом, от которого у меня уже нещадно колет в боку, направляется именно к нему. Без стука широко распахивает дверь, из чего я заключаю, что дом – его. И исчезает в черном дверном проеме, словно в пасти диковинного животного. Мне ничего не остаётся, как нырнуть за ним.
Поначалу после яркого уличного солнца я с трудом могу разглядеть, где очутилась. Пахнет сеном, деревом, спёртым воздухом и костром… Моргаю, привыкая и с интересом озираясь по сторонам. Помещение оказывается огромным. Тем более по местным меркам. Большая темная вытянутая зала с бесконечными грубо сколоченными столами вдоль стен и приставленными к ним лавками. В конце залы невысокий пьедестал с широким деревянным креслом, заваленным шкурами. Освещения нет, лишь солнечные лучи, с трудом пробивающиеся сквозь мутные узкие окошки и рисующие пыльные линии в воздухе, да красные отблески затопленного в другом конце залы огромного с человеческий рост очага. Фигура ярла, присевшего у огня, на фоне яркого танцующего пламени кажется абсолютно черной и необъемной. Словно вырезанной деталью в театре теней.
– Садись, Хельга,– он подзывает меня к себе нетерпеливым жестом, взмахнув рукой.
– Борга, не пускай пока никого,– совсем другим тоном кидает появившейся было в проеме двери, ведущей дальше в дом, полноватой женщине. Та, кивнув, тут же исчезает.
У меня начинают подрагивать колени. Так сильно, что я еле иду к Хотборку. С каждым шагом будто все сильнее вязну в дощатом полу. Когда все-таки преодолеваю расстояние между нами, ноги окончательно подкашиваются, и я плюхаюсь на скамейку напротив и завороженно смотрю, как отблески огня лижут смуглое лицо ярла. Как вспыхивают темными искрами его черные внимательные глаза. Мне сложно поверить, что от этого малопонятного мне человека сейчас зависит моя судьба. По спине ползет противный липкий холод, ладони потеют. Я перевожу взгляд на танцующий в очаге огонь, натягиваясь как струна.
– Что ж ты молчишь, Хельга? – хрипловатый низкий голос Хотборка царапает нервы, – Вон уже и Борга ждет, чтобы забрать тебя. Вечно ей рук не хватает. Хочешь, вставай да сразу к ней иди. Только не знаю, долго ли продержишься. Уже к вечеру весь Унсгард загудит, что ты ведьма…
Ярл криво улыбается, беря в руки кованый прут, и шевелит поленья, разбрызгивая во все стороны шипящие искры. И я невольно вспоминаю, что пятки мои шипели почти так же. Поджимаю босые ступни, облизываю вмиг пересохшие губы и с трудом выталкиваю из себя заготовленные слова.
– Я умею видеть будущее, ярл, – судорожно вдыхаю, набирая воздуха, чтобы продолжить.
Я долго думала, пока мы плыли, и пришла к выводу, что в их темные времена провидицы должны быть в цене, а проверить, правда ли я местная Ванга, Бьорку будет сложнее всего. Это же не фокусы с зеленоватым свечением из ладоней, как у Ульриха.
-Но я не ведьма. Не такая, как ваш ведьмак, заговаривающий ветер, – уточняю дрожащим от волнения голосом, – Так я не умею, прости.
На секунду жмурюсь и осторожно поднимаю глаза на молчащего Хотборка в ожидании его реакции. Господи, хоть бы ярлу этого было достаточно.
-Что ж, – медленно тянет ярл, щурясь, – Честно говоря, в первый раз слышу, чтобы Вейла могла только приподнимать завесу грядущего, не умея ничего больше…
-Вейла? – тупо переспрашиваю я. Он ведь со своей невестой о какой-то Вейле говорил. Я подумала, что это имя.
– Да, дочь богини Серого мира, ткущей нашу реальность. Суровая матерь, Вель, делится со своими дочерями ниточками знаний из полотна вечности. Они часть неё, и поэтому каждая, способная прикоснуться к ниткам Вель, Вейла, – он поджимает губы и подается ко мне ближе, вскидывая брови и упор смотря в глаза,– Так ты Вейла, Хельга?
Горло сковывает спазмом. Хотборк смотрит так ласково, будто говорит: " Не бойся сказать мне правду. Не бойся. За правду я тебе ничего не сделаю. За ложь сделаю. И гораздо больше, чем ты можешь представить…"
Но он сделает. Сделает и за правду, поэтому мне придется стоять на своём до конца. По крайней мере я смогу выиграть время и может быть бежать. Только вот куда…Чёрт.
– У нас это так не называлось…– вслух бормочу непослушными губами, стараясь твердо выдерживать препарирующий взгляд чёрных глаз.
– А как называлось? – вкрадчиво спрашивает Хотборк.
Я сглатываю.
– Убогая, ведьма…Много как…Вейлы не было…
Он хмыкает, досадливо трёт переносицу, прикрыв глаза, и наконец отворачивая лицо к огню. Облегченно выдыхаю. Когда ярл не сверлит меня своими душевыворачивающими глазами – врать гораздо легче.
– А почему обвинили в смерти Головы? – интересуется Хотборк.
– Я её предсказала,– пожимаю плечами, – А сородичи решили, что прокляла.
– А они разве не знали про твой дар? – Хотборк косится с явным сомнением.
– Я-я…– боже, как это сложно- придумывать, когда так мало вводных, – Я всегда предсказывала какие-то несчастья. Так получалось. Мор там, голод…
Облизываю губы и вдохновенно продолжаю.
– А они винили меня, будто это именно я постоянно кликаю беду. Голова стал последней каплей.
Повисает пауза, а потом Бьорк медленно кивает, не смотря на меня. В груди становится легко-легко от пузырьками схлопывающейся радости. Кажется, поверил!
– А мне что предскажешь? – ярл криво улыбается, задумчиво смотря на огонь,– Я бы многое отдал за то, чтобы увидеть нить своего пути. Тем более сейчас…
В его голосе мне чудится тоскливая обреченность, ознобом прокатившаяся вдоль позвоночника. Ежусь и аккуратно отвечаю.
– Богиня Вель, как ты говоришь, посылает мне видения. Я не могу их выбрать, ярл. Только рассказать…
– И часто у тебя видения? – голос варрава моментально звякает раздражением. И мне становится страшно, что сейчас он решит, что пользы от меня никакой…
– Не очень,– глухо отвечаю, смотря на свои сложенные на коленях руки.
Ярл хлопает себя по бёдрам и резко встаёт. Я поднимаю голову, чтобы проследить за ним и с тихим испуганным всхлипом замираю, потому что Хотборк вдруг перехватывает пальцами мой подбородок, жестко фиксируя, и наклоняется так близко, что его черные гипнотические глаза начинают двоиться, а горячее дыхание, наполненное нотками кедра, обжигает моё лицо.
– Как удобно, да, Хель? – низкий голос полон угрозы, от которой меня буквально парализует,– И ведь не проверишь твои бредни…Поиграть решила, печорка? Зря. Я – проклятый ярл, меня боится сам конунг. И не зря боится, Хель, не зря…И тебе бы стоило…
Он отпускает мою челюсть, оттолкнув от себя так, что я чуть не делаю сальто с лавки. Черные глаза мерцают опасным огнем.
– Что ж, скоро старая Вейла придет. От нее тебе не утаить правду, печорка. А пока…Будешь жить в работном доме, отдам тебя Борге. За жизнь не переживай- не тронут. За честь…
Он окидывает мою фигуру оценивающим снисходительным взглядом.
– Постарайся не улыбаться на пиру сегодня лишний раз. Авось и пронесет…Зубы у тебя хорошие, все на месте.
– Пошли, – грузная женщина лет сорока на вид подходит ко мне, нетерпеливо вытирая руки о мокрый передник, – Ну, что? Вставай! Пир на носу, работы невпроворот, а она рассиживается!
Я провожаю тоскливым взглядом исчезающую в дверном проёме высокую фигуру ярла и покорно поднимаюсь с деревянной лавки. Я не знаю, что именно сказал Борге Хотборк обо мне, когда шептался с ней сейчас, чуть отойдя в сторонку, но то, что служанка меня и не думает бояться, как воины на ладье, было очевидно.
Больше ничего не добавив, женщина, несмотря на свои внушительные габариты, стремительно шагает к дальней неприметной двери в конце залы, из которой и появилась пару минут назад. Мне приходится чуть ли не бежать, чтобы поспеть за ней.
– Я – Борга Магнусен, – домоправительница ярла Хотборка, – сообщает мне женщина, не потрудившись обернуться,– А значит после хозяина главное лицо для тебя, печорка. Это ясно?
Тут она резко тормозит и распахивает передо мной дверь. Её почти прозрачные слегка на выкате глаза впиваются в меня подобно гарпунам, толстые губы поджимаются в злую линию. Я неуверенно киваю, показывая, что мне ясно. Она, удовлетворенно хмыкнув, отворачивается.
– Будешь расторопной и тихой- поймешь, как повезло тебе попасть в столь изобильный дом, дикая. Но не дай боги, тебе меня злить…– и мне чудятся в голосе домоправительницы злорадные нотки,– Высеку, поняла?
И снова чуть притормаживает, но уже не оборачиваясь. Поэтому мне приходится подать голос и выдавить из себя "ага".
Мы ступаем в темный узкий коридорчик, минуем ещё одну дверь, и меня тут же сбивает с ног стоящие здесь галдеж, жара, пар и миллион смешавшихся между собой запахов. Кухня. Большая и темная, забитая людьми под завязку, с несколькими очагами вдоль стены, с большим столом посередине, растянутым на всё помещение, заваленным горой разных продуктов.
– Уна, тебе привела, забирай! – Борга толкает меня в спину к какой-то старушке в углу, ощипывающей гуся,– Помощница…
Я неловко переступаю с ноги на ногу, с легким ужасом взирая на наполовину лысый труп птицы в руках кухарки. Э-э-э…Я так-то городская…
-Ох, давно пора, – всплескивает красными воспалёнными руками старуха и пихает мне несчастного гуся прямо в грудь.
К горлу подкатывает вязкая дурнота. В нос лезет запах сырой птичьей кожи и перьев. Хочется отпрыгнуть подальше, но в реальности ничего не остаётся, как только принять наполовину ощипанную дохлую тушу.
– Садись, – Уна встаёт со своей низкой табуреточки, – А я пока потрошками займусь.
При упоминании потрошков я как-то разом веселею. В конце концов, перышки выдирать- не самое страшное. И опускаюсь на табурет.
– Сегодня тут поможешь, печорка,– деловитым тоном вещает над моей головой Борга, пока я кручу в руках гуся, не зная, с какой стороны к нему подступиться. Аккуратно дергаю перышко и зачарованно рассматриваю его, – А вообще поставлю тебя дом мести да мыть. Как раз Бри, этим ведущая, второго дня померла.
Я вздрагиваю от излишне будничного тона домоправительницы, так не вяжущегося со смыслом её слов, и кошусь на продолжающую быстро вводить меня в курс дела женщину.
– Вот и настил её в женской займешь, – Борга энергично потирает руки, видимо, довольная, что не надо думать, куда меня отправлять спать, – Вечером покажу твоё место. Сейчас все равно рано тебе отдыхать. И Уну слушайся, печорка, Помни…
Толстый палец Борги назидательно взлетает вверх.
– Розги у меня всегда наготове, девочка…
Я сглатываю, киваю и утыкаюсь взглядом в несчастного гуся на моих коленях. Борга, больше не обращая на меня внимание, начинает зычно раздавать указания, поторапливая итак суетящихся как муравьи красных от духоты, замученных служанок. В носу стоит запах вареного мяса, лука, чадящих очагов и кисловатых потных тел.
С неожиданно накатившей злостью вырываю клок пуха из гуся. Руки дрожат от сдерживаемых эмоций. И вот это теперь моя жизнь? Вот это? Это долбаный ярл называет "я пока о тебе позабочусь"? Я грязная, вонючая, босая, лохматая, вся чешусь и сижу посреди каких-то варваров на огромной кухне своего "хозяина" с трупом птицы в руках. Если бы Хотборк спросил у меня про свою судьбу сейчас, я бы с удовольствием рассказала ему что-нибудь про медленную унизительную смерть.
5
К тому моменту, как огромная зала в доме ярла начинает забиваться шумной толпой воинов, я уже валюсь с ног от усталости. Кажется, за всю мою прошедшую жизнь меня так часто не называли неумехой и бесполезной, как за последние пять часов. Готовка никогда не являлась моей сильной стороной – шарлотку я искренне считала своим фирменным блюдом. Поэтому, когда Уна сначала попыталась меня заставить правильно разделать того самого несчастного кое-как ощипанного гуся, а потом, ругнувшись под нос и выразительно махнув рукой, отправила лепить какие-то их мудреные маленькие пирожки, ничего путного из этого не вышло.
Кончила я свои горестные метания по кухне напротив целой горы лука, который было необходимо почистить и мелко нарезать. Жмурясь от жгучих слёз и возмущенно шмыгая носом, я, воюя с очередной луковицей, сначала с завидной фантазией проклинала чертового Хотборка. Но постепенно поняла, что возможность беспрепятственно реветь в течение нескольких часов, не вызывая раздражения и подозрений у окружающих, оказалась очень кстати. Накопившийся стресс, тисками сдавливающий грудь, мешающий нормально дышать, отступал под градом луковых крупных слёз. На душе становилось всё более пустынно и легко, и я судорожно сладко всхлипывала, ощущая наконец хоть какое-то успокоение. Мир вокруг заиграл новыми красками, став ярче от пролитой солёной влаги словно пожухлый июльский луг после грозового ливня. Служанки, суетящиеся рядом со мной на кухне, вдруг показались не такими уж поголовно злыми и неприятными. А их нескончаемая болтовня между собой во время кипящей работы стала вызывать жгучее любопытство. Я начала внимательно прислушиваться к каждому произнесенному слову, особенно жадно ловя имя своего "хозяина" Хотборка…
***
– Ох, и закатил пир молодой ярл, и зачем только созвал столько народу? – бурчит сухонькая женщина неопределенного возраста с морщинистым словно речной берег лицом.
– Ты, Риза, делай, а не языком мели, – Борга смеряет её тяжелым взглядом исподлобья, пробуя из половника густую грибную похлебку,– Не нам решать, кого новому ярлу звать – кого нет.
– Да я-то что? – всплескивает в ответ белыми от муки, тонкими руками Риза,– Я ничего, пусть… Да как бы богов не прогневил. И двух лун не прошло, как он один из Хотборков остался. Должен же ещё весь в чёрном ходить как ворон, а он что? Пир…
– Да, – кивает рядом с ней молодая симпатичная блондинка, ловко шинкующая капусту, – И главное для кого? Было б для кого! А то, Хольмы! Тьфу, уби…
Последнее слово девчонки тонет в резком звуке удара кулаком по столу. Борга гневно сопит, сверкая водянистыми глазами и медленно поднимает на вздрогнувшую и тут же притихшую блондинку свой толстый указательный палец.
– Думай, что говоришь, Агнес, – быстро оглядывается по сторонам и шипит тише, – Думай! Вот как женится наш ярл на Кире Хольм, что тогда будешь делать со своими словами, а? Что?
Блондинка обиженно поджимает губы и утыкается взглядом в разделочный стол.
– Ангус Белый сказал, что не даст согласия, тетя Борга, не женится он на ней, нет…
– Это кому же старый лис сказал такое? – фыркает домоправительница насмешливо.
– Яре…
Женщины вокруг начинают посмеиваться, а Уна рядом со мной и вовсе, хлопнув себя по коленям, весело выдает.
– Так он ещё Яре сказал, что и с собой заберет, чтоб сосала получше.
Хохот на кухне взрывается с новой силой. Агнес мучительно краснеет, хмуря светлые брови, нервно ведет плечом, ни на кого не смотря.
– Не женится он на ней…Все равно…Она не для него, нет…– бормочет девушка едва слышно.
– А кто ж для него? Ты, да? – Борга вытирает тыльной стороной ладони пот со лба, и начинает чистить морковь.
Агнес не отвечает, лишь ещё сильнее склонив голову. Так, что белые волосы, выбившиеся из толстой косы, падают ей на лоб, закрывая от остального мира.
– Ох, девочка. Это он пока байстрюком непризнанным ходил, был тебе ровня, и то… А уж теперь…Забудь, дура. Поедет наш Бьорк на тинг и выторгует себе дочку покойного Хольма у конунга по праву победителя да по её согласию. И дядька её ничего уж с этим не сделает. И быть Кире твоей госпожой, Агнес…А нрав у неё у-у-ух…Берегись! Услышит раз, что ты тут бормочешь, косу своим топориком отрубит. Второй- и голова полетит…Да…
Все как-то разом замолкают, задумавшись, и на кухне становится слышно лишь как шкварчит сало на сковородках, потрескивает огонь в очагах да споро опускаются ножи на разделочные доски. Я тоже притихаю, хмурясь и пожевывая губу. Так значит Хотборк у нас лишь недавно признанный бастард. И признанный, похоже, после смерти всех остальных… Интересно…А Хольмы…
– Хельга! – вдруг раздаётся на всю кухню.
Я, пытаясь нащупать утерянную от неожиданного резкого звука мысль, не сразу понимаю, что зычный окрик Борги адресован именно мне. Поэтому реагирую, только когда домоправительница решает к имени приложить мне еще и лёгкий подзатыльник.
-Что расселась? Глуховата стала? Вставай давай, пойдете с Агнес пиво мужикам носить. А то там Кэт с Ингрид не справляются. Ну, пошла!
Обхватив двумя руками тяжелый глиняный кувшин, наполненный пенным густым пивом, я понуро плетусь за Агнес по узкому коридорчику, ведущему в большую залу. Глаза закрываются от усталости, спину после долгого сидения на низеньком табурете противно тянет, руки с непривычки к тяжелой работе подрагивают… А ведь пир только начался, и таскать мне эти несчастные кувшины ещё неизвестно сколько времени…Я раньше и не думала, как хорошо живется в обычном современном мире обычной современной женщине…Невольно хочется упасть в ноги всем феминисткам и заорать в небо "girls power"…
– Значит, Бьорк тебя себе оставил? – кидает блондинка мне через плечо звенящим от неприязни голосом, вырывая из плена размышлений,– Интересно, с чего это? Зачем ты ему?
– Я не знаю…– вздыхаю равнодушно.
– Не знаешь, – передразнивает Агнес и толкает тяжелую дверь в залу, разом обрушивая на нас оглушающий шум веселья и зубодробительную смесь запахов.
Внутри уже битком. Тьму разгоняет сотня зажжённых толстых чадящих свечей, подвешенных над головами на кованных цепях, крики гостей пытается перебить какой-то парнишка в дальнем углу, играющий веселую мелодию на инструменте, очень похожем на нашу гитару. Длинные грубо сколоченные столы, расставленные вдоль стен, ломятся под тяжестью больших плоских блюд с угощениями и огромного количества глиняных кувшинов, таких же, как у меня в руке. На глаза не попадается ни одного свободного кусочка лавки – так плотно друг к другу расселись гости. Тарелок перед ними нет – только большие кубки под пиво. Все едят руками, используя вместо салфеток круглый хлеб и собственную одежду. Мой блуждающий взгляд случайно цепляется за Ульриха – ведьмака с ладьи, который в этот момент с наслаждением засовывает в рот целую куриную ножку, пачкая бороду и половину лица, и я, сглотнув подступившую дурноту, резко отворачиваюсь. Надо бы им изобрести вилки…
– Эй, красавица, сюда! – машет мне молодой воин, щелчком подзывая к себе и указывая на свой опустевший кубок.
Я киваю и бреду к нему. По пути приходится пару раз ловко отпрыгнуть от внезапно потянувших к моей заднице рук.
– Ух, недотрога какая! Ну, подожди, поймаю! – похабный смех ударяется мне в спину, порождая липкий озноб.
Вечер только начинается, они ведь даже почти трезвые…Это сейчас они добродушно смеются, а потом? Я нервно сглатываю от нарисованных воображением картинок и решаю попробовать договориться с Боргой остаться помогать на кухне и не выходить в зал.
– Ты кто такая? Я тебя раньше не видел, – пока наливаю пиво подозвавшему меня воину, он изучает моё лицо мутными от хмеля глазами, – Красивая…
Его рука неожиданно перехватывает мой локоть. Стальные пальцы больно впиваются в кожу.
– Как тебя зовут, малышка? – его глуховатый голос наполняется масляными нотками.
Я распрямляюсь, медленно ставлю рядом с ним кувшин, поджимаю губы и молчу. Вырваться не пытаюсь. Во-первых, точно не получится, во-вторых, боюсь, как бы его это не больше раззадорило… Воин делает паузу, ожидая от меня ответа, а потом как ни в чем не бывало, продолжает.
