скачать книгу бесплатно
– Послушницы общины ставкирки, – пояснил наставник. – Живут в уединении, затворницы. Языческих церквей осталось не так много, они как бельмо в глазу пришлых священников христиан.
Набравший силу и популярность у простого люда приход молодого священника в деревне Боргунд смог поглотить немногочисленную общину послушниц старой ставкирки, дав ей защиту от ревнителей устоев христианства.
***
Гренландия
восточное побережье острова
Вторая германская полярная экспедиция
май 1870 года
Ехать на нартах становилось все труднее. Запряженные в них собаки порядком под-устали, да и промоины по пути попадались. Поэтому надо было быть начеку, чтобы не угодить в полынью, прикрытую сверху тонким слоем наста.
Сзади, на некотором удалении, шли нарты Карла Кольдевея. Они с напарником менялись местами время от времени, чтобы нагрузка на обоих распределялась более равномерно. Вообще-то Колдевей являлся руководителем экспедиции, а Юлиус Пайер неплохим топографом, которому легче было сориентироваться по дороге.
Вторая германская полярная экспедиция вышла 15 июня 1869 года из немецкого порта Бремерхафен на двух научных шхунах «Ханса» и «Германия». В районе острова Ян-Майен, на полпути к намеченному, в тумане суда потеряли друг друга из виду. Целью экспедиции была разведка прохода по свободной ото льдов и айсбергов воде вдоль восточного побережья Гренландии в высокие широты на максимально-возможную глубину. «Германия» прошла вдоль части восточного берега, встав на зимовку с экипажем у острова Сабин. По весне, когда их шхуна еще не освободилась из ледяного плена, неугомонные Кольдевей и Пайер совершили несколько вылазок на ездовых собаках.
Полярные исследователи выехали к устью фьорда, уходившего вглубь ледяного континента. Было решено сделать привал и дать передышку животным, чтобы немного восстановили свои силы.
Стояло безветрие, немного подмораживало.
Юлиус сварил на компактной металлической подставке с помощью таблеток сухого спирта кофе для них двоих, использовав растопленный снег почище в качестве питья.
– Август был неправ в предположении, что Гольфстрим несет свои теплые воды далеко на север, а значит далее выше к полюсу, якобы могут существовать значительные области открытой воды, – отхлебнув из своей кружки обжигающий напиток и откусив краюху хлеба с холодным вареным мясом, сказал напарнику с набитым ртом Пайер.
Он имел в виду их коллегу, немецкого географа доктора Петермана.
Кольдевей в ответ лишь молчал и пил, с наслаждением вдыхая аромат черного кофе.
Вокруг, насколько хватало глаз, раскинулась ледяная пустыня, с протяженными зонами наста и островками снега. Они находились на краю замерзшего фьорда, поверхность которого изобиловала торосами, особенно у береговой черты.
– Как назовем сей фьорд? – спросил Карла топограф.
– В честь нашего императора Кайзер-Франц-Иосиф-фьорд, – не задумываясь ответил тот.
Оба были австрийскими подданными.
Ученые опять встали на полозья нарт и, понукая ездовых собак, с осторожностью въехали в фьорд, отправляясь в его чрево.
После трех ночевок в палатке и в спальниках исследователи, проехав около ста километров, увидели после крутого изгиба горла фьорда странной формы гору с отвесными склонами и плоской, как плато, вершиной, доминировавшей над округой.
– Как ее назовем? – спросил на очередном привале Юлиуса Колдевей и улыбнулся. – Теперь твоя очередь.
– Тойфельсшлосс[4 - Тойфельсшлосс (нем. Teufelsschloss) – за?мок дьявола. (прим. авт)], – повинуясь внутреннему позыву неожиданно сказал Пайер.
– А это что там?! – воскликнул Колдевей, заметив вросшее в землю низкое строение, находившееся от путешественников слева метрах в двухстах почти под отвесной скалой.
Австрийцы подъехали поближе.
– Этому дому лет четыреста, не меньше! – присмотревшись к постройке предположил Юлиус. – Такие окна ставили в скандинавских домах очень давно, еще со слюдой и бычьим пузырем вместо стекол!
Ученые толкнули крепкую дверь на широких кованных петлях и, пригнувшись, вошли в единственное внутреннее помещение с очагом и полатями.
– А строение то сборное из тесанных стволов, – заметив как соединены стены сказал Карл. – С собой привезли уже готовое по частям и установили здесь. Норманны или норвеги?
За домом нашли под навесами со слежавшимся снегом поленницы с дровами.
Отогревшись у растопленного очага, отужинав и переночевав, утром они продолжили свой путь.
Вконец уставшие, полярники через неделю вернулись к своему судну, которое только в сентябре 1870 года благополучно прибыло в порт приписки.
***
Германия
предместья Берлина
медицинская клиника «Святая Эмма»
май 1945 года
– Бобров, возьми отделение автоматчиков, и прочешите этажи этой странной клиники! – приказал молодому лейтенанту капитан НКВД Кольцов. – И будьте там повнимательней, по окрестным домам еще прячется много эсэсовцев!
Солдаты в фуражках с синей тульей и краповым околышем во главе с подтянутым офицером, грохоча сапогами, помчались по усыпанной битым стеклом лестнице наверх.
Старший одной из специальных групп разведки фронта Кольцов вернулся в разгромленное помещение архива на первом этаже старинного здания, чтобы попытаться разобраться в полном хаосе перемешанных на полу помещения папок различных отчетов, карточек больных, формуляров о направленности исследований этого научно-медицинского учреждения.
Клинику определили для осмотра подразделению капитана, занимавшегося поиском в Третьем рейхе новейших технологий и стратегических разработок, из-за толстого силового кабеля, идущего за высокий глухой забор отдельно стоящего особняка от районной силовой подстанции. В первую очередь в военную пору немцы подавали электроэнергию на те объекты, которые живо интересовали советскую научно-техническую разведку.
– Чем они тут, интересно, занимались? – сказал лейтенант Бобров, начав осмотр с верхнего третьего этажа здания.
Он с солдатами тщательно обшарил весь этаж, осторожно переходя из лаборатории в лабораторию.
– Сплошь приборы и оборудование для замера физических величин! – воскликнул молодой чекист, бывший выпускник ленинградского политеха. – Не клиника, а какой-то институт!
Представленная здесь аппаратура была высшего качества солидных германских производителей, на которую с завистью глядел лейтенант.
На втором этаже, куда позже спустились энкаведешники, обстановка разительно изменилась. Тут царил былой дух медицины, пустые палаты с несвежими простынями, порой с засохшими пятнами крови. Процедурные и кладовые с разворованными кем-то остродефицитными лекарствами и перевязочным материалом.
В одном помещении, больше похожим на операционную, чекисты обнаружили распухшее, полуобгоревшее человеческое тело с гигантской опухолью на бедре, из которой, как из мешка, выглядывал мертвый младенец.
– Что это?! – севшим от волнения голосом произнес Бобров, чуть не сблеванув от открывшейся ему картины и запаха разложения, приказав подчиненному. – Быстро позови капитана Кольцова!
В зале пахло и паленым, ложемент, на котором лежал странный человеческий труп, также изрядно обгорел.
– Горючего пожалели, сгоряча плеснув спирту, – со знанием дела заметил пожилой старшина из отделения лейтенанта, – Он быстро выгорает, нет в нем нужной мощи. Надо было на тело соляры плеснуть, да в процессе сожжения несколько раз подливать. Тогда надежно все обуглилось бы. На трупы много горючего надо, потому как плохо кремируются. У нас один раз в части в 1939 году…
Тут старшина прервал повествование, захлопнув свой рот, так как в операционную быстрым шагом вошел Кольцов.
Глаза капитана, биолога по образованию, широко расширились, когда он увидел жуткие останки мужчины и младенца, выросшего у того на ноге.
Впоследствии в достаточно сумбурном отчете старший специальной группы НКВД описал факт интереса нацистских ученых к вегетативному размножению высших млекопитающих, присовокупив к нему сделанные фотоаппаратом негативы, а также ряд малопонятных отчетов, найденных в архиве клиники «Святая Эмма» и образцы жидких препаратов, обнаруженных в ее лаборатории. Все это он отвез в управление разведки фронта.
Пробыв несколько лет в ведомственном архиве НКВД, отчет капитана Кольцова с приложенными немецкими документами и образцами попал каким-то образом в архив военно-медицинской академии в Ленинграде, где на него случайно наткнулся тридцатилетний фармаколог Савва Нагорный.
***
Норвегия
Согне-фьорд
селение рода Боргунд
май 1184 года
С Согне-фьорда потянуло ветерком, и между туч выглянула полная луна, сразу же залившая все вокруг мертвенным светом. Цепочка молодых пленниц, связанных общей веревкой, под охраной ратников Сверрира неторопливо шла по лугу из деревни к ставкирке, стоявшей чуть в стороне от жилья. Ставкирками эти деревянные церкви прозвали в народе норвегов из-за слияния в них христианской и предшествующей ей языческой культур.
Из церкви вышли священник и еще некто в темной сутане с опущенным на голову капюшоном.
С ближайшего, покрытого хвойным лесом, косогора раздался протяжный вой волка. Ему стал вторить другой, находившийся подальше.
– Почуяли человека, – сказал священник, глянув на луну.
Его спутник ничего не ответил, лишь опустил ниже сокрытую голову при приближении невольниц и стражи.
– Этот монах пойдет с вами, покажет дорогу, – пояснил старшему из ратников настоятель ставкирки, кивнув на персону в сутане. – Он немой, объясняется знаками.
Провожатый двинулся первым, опираясь на большой посох с массивным набалдашником, отливавшим матовым в лунном свете. По пути процессию нагнал одинокий всадник в кольчуге и шлеме, при оружии, в котором охрана невольниц с удивлением признала самого Сверрира Сигурдссона, их предводителя. На косогоре тому пришлось слезть с коня, чтобы вести лошадь за узду по узкой тропинке в зарослях.
– Далеко еще? – спросил кто-то из ратников, коснувшись локтя монаха.
– Саженей сто, – подсказал всадник.
Между тем идущие, пробиваясь наверх среди ельника, оказались на поляне, в конце которой у отвесной скальной стены их ожидали еще два монаха в надвинутых клобуках.
– Ждите меня здесь, дальше сопровождать не надо! – отдал распоряжение своим воинам Сигурдссон, потянув за общую веревку невольниц ближе к скале.
В каменной стене открылся ранее незаметный проход. В руках молчавших монахов появились зажженные чадящие факела.
– Где обещанная оплата за девушек? – отведя провожатого с посохом в сторону от остальных спросил того свистящим шепотом Сверрир.
– Может, тебе любо злато или каменья? – из-под капюшона на предводителя глянули в упор нечеловеческие, слегка навыкате, с вертикальным как у змеи зрачком, глаза.
Нелюдь в облаченье монаха говорила с трудом, тщательно выговаривая слова.
– Мне надо ваши молнии! Дай мне свой посох! – с нажимом произнес Сигурдссон, протягивая руку к вожделенному. – Иначе не одолеть моих врагов! А у тебя тогда больше не будет такого верного помощника среди людей, как я!
– Хорошо, – помедлив, согласилась нелюдь. – Я дам тебе его. Но мне еще будут нужны молодые наложницы, здоровые и не болевшие, качественный биоматериал.
Последние слова Сверрир не понял, согласившись с говорившим.
Они ударили по рукам, связанных пленниц за общую веревку увели в гору монахи в клобуках. Затем проход в скале закрылся, словно его и не было.
– Кто эти затворники? Никогда не слышал про таких, – не утерпев, спросил своего предводителя старший ратник, когда все уже возвращались в деревню.
– Сказывают, рудознатцы они и в каменьях толк знают, – неопределенно ответил Сигурдссон, опять пребывая в седле. – Потому и трудниц в гору берут.
Сверрир привязал к сбруе коня полученный от подземной нелюди вроде бы обычный с виду железный посох, повеселевший и довольный удачной сделкой.
***
Российская империя
Санкт-Петербург
Невский проспект
декабрь 1908 года
Петр Александрович Рассказов шел по главному проспекту российской столицы, глядя по сторонам. Медленно падающие снежинки покрывали тротуар и верхнюю одежду встречавшихся ему прохожих. Он подошел к витринным окнам кондитерской «Абрикосов и сыновья» и, открыв за изящную ручку большую дубовую дверь, вошел внутрь. Сняв свою шинель с петлицами горного инженера и форменную фуражку, присел на широкий диван у одного из столиков.
Интерьер заведения был оформлен в китайском стиле. Оно славилось у среднего класса Санкт-Петербурга ассортиментом и качеством обслуживания.
Служа помощником управляющего на одном из рудников Урала, Рассказов придумал проходческую машину для проведения георазведки, способную перемещаться под землей и прокладывать себе путь. Идея эта была не нова, еще в 1825 году реализована английским изобретателем Марком Брюнелем при прокладке туннеля под Темзой. Новизной разработки русского инженера было уплотнение выбранного грунта при проходке в стены тоннеля, как это делает своей холкой крот, уминая его налево и направо. В проходческом щите Брюнеля выбранный грунт рабочие лопатами перегружали в вагонетки, чтобы затем вывезти его на поверхность.
Подземоход Петра Рассказова имел спереди бур с фрезами, по его корпусу шел вдавливающий породу шнек, сзади были установлены домкраты. В длину аппарат составлял около десяти метров, управляясь экипажем из двух человек. Приводился в движение двигателем внутреннего сгорания, на борту находились баллоны со сжатым воздухом для дыхания людей.
Обращение Рассказова в Горный департамент и Военное министерство Российской империи со своим проектом не вызвало интереса со стороны этих ведомств. Если бы не помощь натуралиста Штерна с публикацией статьи об его машине в одной европейской газете сложившаяся ситуация вообще была бы полным провалом его замыслов и идей.
С такими грустными мыслями горный инженер попросил чаю у подскочившего расторопного официанта и снова погрузился в свои размышления.
– Петр Александрович, извините великодушно, что заставил вас себя ждать, – произнес приятным баритоном за спиной Рассказова подошедший с улицы пожилой господин в добротном, английского сукна пальто с меховым воротником.
За соседний столик присел еще один молодой посетитель из тех, кто пофасонистей.
– Я сам недавно подошел, – ответил ему изобретатель и предложил. – Присаживайтесь, Яков Карлович.
Натуралист Штерн происходил из обрусевших немцев, прекрасно знал русский язык и культуру страны пребывания. Эта деятельная и весьма энергичная персона подвизалась корреспондентом сразу в нескольких российских и зарубежных газетах, исправно отсылая их редакторам свои репортажи о природных явлениях и курьезах, научных открытиях и изобретениях.
– Может, заказать бургундского винца себя побаловать? – вкрадчиво предложил горному инженеру Яков Карлович. – Пару бутылок скрасят нашу беседу.
– Ну что вы, право, – смутился Рассказов. – Мне еще работать над расчетами проекта.
– Хоть возьмите кулебяку к чаю?
– Благодарю вас, ничего не надо.
