Кронштадт. Город-крепость. От основания до наших дней

скачать книгу бесплатно

Но одной церкви было недостаточно – по данным А.В. Шелова, в 1708 г. на Котлине насчитывалось служилых 13 681 человек[63 - Там же. С. 46.]. Поэтому вопрос о второй церкви оказался весьма насущным. Но лишь в 1717 г. на берегу строившегося канала (о канале чуть дальше) построили церковь, которую 13 июня 1718 г. освятили во имя святого апостола Андрея Первозванного. Но место для церкви выбрали неудачно, так как она мешала строительству канала, и ее временно разместили в одном из губернских домов. Андреевский собор, первый каменный в Кронштадте, будет заложен 6 марта 1806 г. При перестройке крепости Св. Александра в 1739 г. решили церковь снести, так как она располагалась на предполагаемом «прикрытом пути»[64 - Прикрытый путь – стрелковая, а иногда артиллерийская позиция за гребнем контрэскарпа, прикрытая бруствером гласиса; служит и для закрытого передвижения войск и часовых.], но она простояла до конца XVIII в., а затем, как пишет Шелов, «следы ее исчезли».

Однако далеко не все шло гладко. Вице-адмирал К. Крюйс подчинялся петербургскому обер-коменданту Р.В. Брюсу, которому также подчинялись и сухопутные части. Крюйс тяготился этим подчинением, так как личные отношения с Брюсом у него не сложились. В военных вопросах сухопутные и морские подразделения действовали слаженно, но в мирных постоянно происходили мелкие недоразумения. Например, Крюйс в 1707 г. жаловался на то, что Толбухин взял у него лес на строительство крепости Св. Александра, затем на то, что он не дал рабочим «запасов продовольствия». В следующем году он спрашивал адмирала Апраксина: «Какую команду мне иметь над Кронштадтским комендантом, над полковником Толбухиным, над полуполковником Островским и над их солдатами?». На это Апраксин отвечал: «С генерал-майором Брюсом извольте иметь общее согласие, чтобы не учинилось повреждения интересу Царского Величества; а без него над Котлином, крепостью Св. Александра и Кроншлотом извольте иметь команду». То есть гарнизон на Котлине одновременно подчинялся вице-адмиралу К. Крюйсу и петербургскому обер-коменданту. Такое двоевластие было характерно для Кронштадта на протяжении всей его истории и частенько отрицательно сказывалось на жизни города и крепости.

Но вскоре передышка в Северной войне закончилась, и шведские войска вторглись на территорию России. 27 июня 1709 г. русская армия под Полтавой одержала великолепную «викторию», и уже 2 ноября того же года Петр приказал строить на Котлине «гавань, пристани и магазейны». Это обусловливалось еще и тем, что зимовка флота в Петербурге представляла большие затруднения. Корабли оставляли на Котлине каменный балласт и облегченные входили в Петербургскую гавань, причем «нередко случалось, что корабли протаскивались через вехи поочередно соединенными усилиями команд нескольких судов». К этим проблемам мы еще вернемся в одной из следующих глав. Видимо, в это время у Петра I и возникла идея построить на острове Котлин главную часть города – Новый Амстердам.

1710 г. примечателен тем, что русские войска овладели Выборгом, Ригой и крепостью Динамюнд. Задачи флота осложнились необходимостью «оберегать» эти новые приобретения, для чего часто приходилось покидать «Кроншлот», оставляя его «своим собственным силам».

Первое иностранное судно пришло к острову Котлин в 1708 г., но, пока не оборудовали гавани и причалы, иностранные гости были весьма редкими. В 1709 г. началась постройка на ряжевом основании мола (в некоторых источниках – пристани), перпендикулярно берегу острова по направлению к «Кроншлоту». Зимой пленные шведы собирали по острову камни для строительства пристани, которую оборудовали в 1710 г., но она «мало выведена в море, почему летом обмелела». На оконечности мола поставили батарею из 12 пушек и 2 шмаговиц[65 - Шмаговица – тип пушки малого калибра.]. Пристань решили продлить до глубины 9 футов, для чего «прибавили 70 сажен, да взаворот кривизны 30 сажен». А.С. Меншиков писал Петру, что «пристань в прошлом году обмелела, и потому вывод кораблей был труден, а теперь как сделаем, то не только торговым судам, но кораблям воинским приставать можно будет».

Как уже отмечалось, в начале 1710-х гг. Толбухин назначается комендантом «Кроншлота» вместо Трейдена, получившего новое назначение. Тогда же Островский стал «особым комендантом крепости Св. Александра», о чем, по словам Шелова, свидетельствовала надгробная плита, лежавшая на его могиле вблизи «Александр-шанца». Увеличение количества сухопутных войск на Котлине потребовало введения должности коменданта всего острова. Первым назначили бригадира Порошина, которому подчинялись коменданты «Кроншлота» и «Александр-шанца».

Первое описание острова Котлина и сооружений на нем составлено на немецком языке автором, скрывшимся под криптонимом Н. G., и издано в Лейпциге в 1713 г. Фрагменты этой книги впервые опубликованы на русском языке в 1844 г. в переводе Н.В. Калачева. Ю.Н. Беспятых считает обоснованным мнение известного историка П.Н. Петрова, считавшего, что автором этой рукописи является барон Генрих Гюйссен, дипломат, состоявший на службе Петра I[66 - Беспятых Ю.Н. Петербург Петра I в иностранных описаниях. С. 36, примеч. 11.].

Рукопись называется «Описание Санктпетербурга и Кроншлота в 1710-м и 1711-м гг.» и в 1860 г. издана Императорской Публичной библиотекой «в небольшом количестве экземпляров». В 1882 г. журнал «Русская старина» перепечатал это произведение, фрагменты именно из этого издания и приведены ниже.

«ОПИСАНИЕ ОСТРОВА РЕТУСАРИ

Он довольно велик, но имеет более протяжение в длину, чем в ширину, и лежит уже в самом Балтийском море, или, как иначе его здесь называют, Финском заливе. Это тот остров, который, как выше сказано, был занят русскими при самом первом их здесь утверждении. На южном его берегу находятся разные дома, как то: царские запасный двор и кабак, дома генерал-адмирала, вице-адмирала и некоторых флотских офицеров. На этом же берегу две батареи о 10-ти или 12-ти пушках. На северо-западном берегу построен шканец, называемый, по имени князя Меншикова, Александровским и защищающий остров с северной стороны.

«Прошпект российского флота при острове Котлине 31 мая 1715 года».

С гравюры П. Пиккарта

Вид Кронштадта. С гравюры XVIII в.

Еще замечательны на берегу два огромные старые дуба – большая редкость в этих местах. Его царское величество с первой минуты своего утверждения на острове содержит их в особом почете и приказал обнести полисадником, а в тени их устроить маленькую сквозную беседку, откуда прекрасный вид на море и в которой он пирует летним временем. На тот же конец в одном из дубов вырублен, по приказанию царя, небольшой створчатый поставец, для стаканов и тому подобного. Все это со временем, если будет сохранено, составит достопамятную редкость. (Существование двух дубов и вокруг них круглого стола с перилами и скамейками, на которых Петр в летние свои приезды сиживал с тамошними начальниками и корабельщиками, подтверждается и в известных „Анекдотах“ Штелина (№ 50-й), но в 1750 году уже ничего этого не было; по крайней мере Богданов в описании „достопамятностей“ Кронштадта о дубах не упоминает. – Прим. изд. Публ. библ.)».

Остров Котлин. Рисунок А. Ростовцева. Около 1717 г.

Постоянные торговые операции с иноземными купцами на Котлине начались в 1716 г. Количество прибывающих кораблей постоянно увеличивалось. Так, 14 июля 1718 г. в Купеческую гавань прибыли «25 английских, 6 голландских, французский да двух флагов не разобрали»[67 - Цит. по: Соколов А.К. Кронштадт: история длиною в 300 лет. М., 2004. С. 100.]. Но Нева постоянно выносила в залив песок, который формировал так называемый бар, делавший устье Невы непроходимым для крупных судов. Поэтому для доставки грузов в Петербург требовались мелкосидящие суда. В первые годы порта на Котлине это были эверсы[68 - Эверс – небольшое грузовое парусное судно.], которые могли получить все желающие заниматься перевозом товаров. Но в связи с приходом иностранных судов возникла необходимость в организации таможни, что и было утверждено указом Петра I от 22 мая 1720 г., в котором говорилось: «…у которых шкиперов, матросов на приходящих купеческих кораблях в кронштадтский порт и Санкт-Петербург будут какие-либо товары и о тех товарах брать у них в таможнях расписки, и по тем росписям, осмотрев и переписав, продавать их с кораблей, кому они похотят при той продаже брать с них пошлину по торговому уставу Одну только ввозную, а за разную и лавочную продажу другой пошлины не брать»[69 - Дорогов, мичман. Исторический очерк и описание Кронштадта. СПб., 1908. С. 10.].

«Новый Кроншлот»

Однако кроме шведов «Кроншлоту» доставляли неприятности наводнения, случавшиеся регулярно. Но перестройка первого форта крепости назрела давно и не только из-за наводнения. Требовалось увеличить гавань форта, так как количество прибывающих торговых судов возрастало с каждым годом. Судно голландского шкипера Выбеса стало первым, в ноябре 1703 г. оно доставило в Санкт-Петербург вино и соль, за что шкипер получил 500 золотых – награду, назначенную Петром еще в мае 1703-го. А 22 июня 1715 г. в Кронштадте Петр устроил торжественную встречу 45 голландских и английских судов.

В 1719 г., когда военные действия Северной войны еще продолжались, в Кронштадтский порт пришло более 100 иностранных судов. При этом уже началось разделение порта на Котлине на торговый и военный. Хотя Петр утвердил порт еще в 1704 г., а в 1722-м учреждена должность главного командира военного порта, но числилась она в штатах флота и на нее назначали флагманов флота. Эта должность существовала до 3 июня 1917 г.

Генерал-адмирал Ф.М. Апраксин

О начале работ на «Кроншлоте» капитан Э. Лейн доложил адмиралу Ф.М. Апраксину 4 декабря 1715 г. Форт «Новый Кроншлот» представлял собой «вытянутый пятиугольник бастионного начертания. Башня, расположенная в юго-восточном углу, была окружена анвелопой [70 - Анвелопа – наружная вспомогательная постройка в крепостях, предназначенная для прикрытия эскарпных стен сухих рвов и главного вала крепости от разрушения артиллерийским огнем.] на срубах. Все фронты – рубленые стенки на ряжевых основаниях с брустверами и батареями – образовывали просторную внутреннюю гавань с тремя воротами для входа кораблей»[71 - Раздолгин А.А., Скориков Ю.А. Кронштадтская крепость. Л.,1988. С. 45.]. По данным РГАВМФ, которые приводятся в книге Б.А. Розадеева и др. («Кронштадт. Архитектурный очерк»), первоначально имелись только одни ворота, еще двое ворот сделали позднее.

Строительством «Нового Кроншлота», как и других сооружений на Котлине, руководил Э. Лейн. Начать работы планировалось 5 декабря 1715 г., но зима в тот год выдалась теплой, и лед у «Кроншлота» был еще недостаточно толстым. В начале января 1716 г. Э. Лейн докладывал Апраксину: «Нового Кроншлота срублено выше воды восемь аршин, и ныне оные срубы всеми людьми и лошадьми возят на лед». Здесь Лейн приводит другой способ установки ряжей, который также применялся при строительстве фортов: ряжи рубили не на льду, а на берегу, и к месту установки подвозили «всеми людьми и лошадьми». К лету 1716 г. между будущими бастионами форта построили куртину, обращенную к морю. Работы продвигались крайне медленно из-за нехватки людей, большая часть которых трудилась на строительстве гаваней. Лишь в мае 1724 г. стольник М.М. Самарин, назначенный главным распорядителем работ на Котлине, сообщил царю, что «боль-верки в Кроншлоте и линии все сделаны».

В дополнение к крепости Св. Александра 22 июля 1717 г. заложили новый редут. Комендант Котлина бригадир Порошин писал А.Д. Меншикову: «А помянутого редута сделано мерою сажень с 30, а в вышину от земли выкладено дерном в 1 ? аршин, а для работы людей дано драгун и солдат 80 человек».

Однако ситуация на «Кроншлоте» оказалась непростой. Остро не хватало не только артиллерийских обер-офицеров, но и унтер-офицеров. В апреле 1717 г. Брюс послал на остров майора Витвера, заведывающего[72 - Именно так писали в старых документах: заведывающий, а не заведующий.] Петербургской гарнизонной командой, и с ним штык-юнкера, капрала и 14 человек канониров и фузилеров. При этом он просил Порошина подчинить Витверу всех артиллерийских служителей, находившихся на Котлине и Кроншлоте, а также задействовать на работы арестантов. Витвер очень много сделал для восстановления боеспособности Кроншлота и всех батарей на косе, которые к тому моменту находились в плохом состоянии. Причем все работы ему приходилось выполнять с ограниченным числом помощников. Он докладывал, что «двое умерли, один артиллерийский ученик отпущен по болезни, а штык-юнкер отпросился на три дня в Петербург и не возвратился, говоря, что генерал-фельдцейхмейстер не отпускает». Вот еще одно свидетельство тяжелых условий, в которых создавался Кронштадт: «Кронштадтского гарнизона пушкари, которые ныне у нас есть, и у оных никакого ружья и мундиров нет, и ходят как мужики».

В начале 1720-х гг. сформировались правила для всех судов, находящихся в гаванях: «Огонь решительно запрещается на всех судах и разрешается только с позволения командира брандвахты, притом выдается в фонаре с особенным караульным из так называемых „огневых“ под расписку шкипера судна или его помощника. Огонь на судне разводится и тушится в присутствии „огневого“, который должен доложить командиру брандвахты, когда огонь потушен. Так что на брандвахте во всякое время имеются точные сведения о всех судах, на которых дозволен огонь. За самовольное разведение огня со шкипера судна взимается штраф от 60 до 150 рублей, который удваивается в случае повторения.

Кушанье для команд и капитанов судов, находящихся в гавани, варят в особой устроенной городом кухне, находящейся в гавани под надзором огневого и под присмотром командира брандвахты и его помощников.

Курить дозволяется только в караульном доме на брандвахте и за гаванью, у бочек, поставленных на рейде. Ни на судах, ни в гавани курить нельзя под опасением штрафа. При взимании штрафа одна четверть выдается доносителю»[73 - Цит. по: Соколов А.К. Кронштадт: история длиною в 300 лет. С. 14–15.].

Такие строгости были вызваны тем, что все строения на острове были деревянными, как и флот, поэтому опасность пожаров присутствовала постоянно, и принимаемые превентивные меры далеко не всегда помогали избежать последствий.

Например, загадочная история произошла с 64-пушечным линейным кораблем «Нарва» в 1715 г. Корабль, построенный в Санкт-Петербурге, готовился к походу в Балтийское море, но в ночь с 9 на 10 июля полностью оснащенный корабль неожиданно взорвался и почти мгновенно затонул[74 - Лукошков А.В. Подводный музей истории кораблестроения // Цитадель. 1997. № 2 (5). С. 20.]. Причиной взрыва в исторической литературе называется молния, попавшая в крюйт-камеру, но это ни одним документом не подтверждается, и если это так, то надо заносить «Нарву» в книгу рекордов Гиннесса как единственный в мире подобный случай. В результате взрыва носовая часть корабля была полностью разрушена, а кормовая утонула, и над водой остался «только виден от сломанной бизань-мачты с сажень и немного с верхнего каюта».

Для подъема «Нарвы» в Голландии наняли трех водолазов. Петр писал об этом К. Крюйсу: «Наняты здесь голанцов 3 человека, которые обязались карабль „Нарву“ вынять. А договоренось с ними, дать за то тысячю двести гульденов, которые им здесь уже выданы. И когда оные к вам прибудут, тогда определите их к той работе немедленно, придав им потребные к тому припасы, гинсы и протчее и несколько работников. И что они вынут из воды от того карабля, то все им отдать надлежит (по учиненному с ними договору, с которого при сем копию присылаем). Только вычтите у них и с той их добычи вышеупомянутые тысячю двести гульденов назад. Петр»[75 - РГАВМФ. Ф. 234. On. 1. Д. 30. Л. 253.].

Водолазы работали на «Нарве» весь 1718 г. Так, К. Крюйс 31 мая 1718 г. писал Ф.М. Апраксину об определении «государственных» людей для приема спасенного груза[76 - Там же. Д. 10. Л. 135.]. Однако пушки и другое имущество извлекали из несчастной «Нарвы» крайне медленно, аж до 1724 г. Всего за семь лет водолазы извлекли лишь два 200-килограммовых якоря, одну 12-фунтовую пушку, две 24-фунтовых и девять пушечных лафетов и кое-какие мелочи. Известно, что три иностранных водолаза – Баренс, Классен и Доус – получили в качестве процента от стоимости поднятого имущества 1681 руб. 54 коп., а учитывая стоимость судна, совсем немного. Разломанный корпус «Нарвы» был занесен грунтом, который в условиях Финского залива является хорошим консервантом.

Прекрасно понимая сложности плавания по Финскому заливу, Петр 13 ноября 1718 г. сделал два рисунка: один с обозначением места расположения маяка на самой оконечности Котлинской косы[77 - Там же. Д. 34. Л. 77.], второй – изображение маяка, «колма с фонарем-фейербаканом»[78 - Там же. Л. 78.].

Но флоту угрожали и другие опасности. Так, в 1719 г. Балтийский флот потерял сразу два линейных корабля – 54-пушечные «Лондон» и «Портсмут». Первый построили в Англии, второй – в Голландии. Купленные Россией, они под видом торговых судов пришли в Ревель (ныне – Таллин). В том же 1719 г. Англия, Австрия, Саксония и Ганновер заключили в Вене договор, направленный против России. Русские корабли еще не были готовы к противоборству с Англией, и Петр 5 октября отозвал в Кронштадт три корабля: «Лондон» (командир – англичанин, капитан 2-го ранга Роберт Литль), «Портсмут» (командир – шотландец, капитан-поручик Адам Уркварт) и «Девоншир» (командир – англичанин, капитан 3-го ранга Джон Ден). 12 октября корабли находились на подходе к Котлину. «Лондон» шел первым, за ним – «Портсмут», последним – «Девоншир», в двух милях от «Портсмута».

Непонятно, почему англичане не воспользовались услугами лоцманов. Ведь официальное образование лоцманской службы Петербургского порта относится к 16 апреля 1709 г., почти одновременно появились лоцманы и в Кронштадте[79 - Сабо И.К. Сборник кратких сведений по Морскому ведомству.]. Ранее из командиров этих кораблей кронштадтским фарватером проходил только командир «Девоншира», служивший в России с 1712 г. В полдень на траверзе поселка Лебяжье «Лондон» и «Портсмут» наскочили на мель. Причем «Портсмут» получил существенный крен, и, чтобы выровнять корабль, пришлось срубить мачты. «Лондон» засел в грунт так, что стащить его с мели не представлялось возможным, не помог и шторм с сильным северо-западным ветром, наоборот, продвинувший корабль еще дальше на мель. «Портсмут» же перенесло на другую мель, ближе к берегу. «Лондон» потерял в этот шторм все мачты, а «Девоншир» уцелел только чудом.

Петр смог прибыть на место гибели кораблей 18 октября 1719 г. Он приказал снять все ценное и назначил следственную[80 - Историческое развитие лоцманской службы в России. СПб., 1908. С. 6.] комиссию для выяснения причин катастрофы. Работа комиссии результата не дала, но есть предположение, что английские командиры кораблей действовали вполне сознательно, то есть были заинтересованы в том, чтоб их корабли до Кронштадта не дошли.

Корпус «Портсмута» унесло в море, но недавно удалось его обнаружить и поднять некоторые фрагменты. Сейчас в Музее истории Кронштадта создается экспозиция, посвященная подводной археологии, в которой будут выставлены и эти фрагменты, разумеется, после соответствующей консервации.

«Лондон» же, точнее то, что осталось от его корпуса, весной Э. Лейн использовал для маяка на этой опасной мели, которая и получила название Лондонской.

18 мая 1920 г. В том же мае, 18-го числа, Петр подписал три указа об обороне крепости. Задачи флота он сформулировал в указе Сиверсу, в шестом пункте говорилось: «Оборону флота и сего места держать до последней силы и живота, яко наиглавнейшее дело». Эти слова будут выбиты на постаменте памятника Петру Великому в Петровском парке Кронштадта. Второй указ предназначался гвардии майору М.А. Матюшкину, который командовал сухопутными силами и галерами. Третий – командовавшему всей артиллерией В. Корчмину. Ему предписывалось, кроме всего прочего, «стрелять как можно скоро, однако ж с доброй прицелкой, дабы действительно были выстрелы, а не гром».

Док-канал

Активно пополнявшийся Балтийский флот требовал и соответствующих условий для ремонта кораблей. Корабли строились в спешке, и иногда срок службы без ремонта составлял всего несколько лет. Сказывались и «невыдержанные материалы», и резкие перепады температуры воды в Балтийском море. В частности, неоднократно отмечалось, что «в Кронштадтской гавани вода пресная и кораблям вредительная».

Наличие докового ремонта позволило бы значительно продлить жизнь кораблей.

Ремонт кораблей в Кронштадте был значительно удобней, так как позволял избежать необходимости проводить корабли в Петербург через мелководный невский бар. Поэтому еще 26 июня 1714 г. Ф.М. Апраксин приказал строить на Котлине казармы для рабочих, верфи для моряков, а затем и мастерские: столярные, резную, бочарную, парусную, компасную, оконничного и медного дела, сарай для блочного дела, а кроме того, распорядился добавить в кузницу восемь горнов[81 - РГАВМФ. Ф. 233. On. 1. Д. 247. Л. 699.].

Для этого в Кронштадте создали уникальный комплекс «док-канал». Идея Петра заключалась в том, что корабль, предназначенный к ремонту, вводился по каналу в док, вода из которого выкачивалась бы в бассейн, но для ускорения откачки глубина бассейна должна значительно превышать глубину дока. Таким образом, вода вытекала бы из дока сама собой. Из бассейна воду должны были откачивать ветряные мельницы. По каналам удобно было бы доставлять и необходимые для ремонта материалы.

Указ о его строительстве датирован 18 мая 1719 г., и в том же году на южном берегу Котлина началась работа по его сооружению. Согласно проекту 1719 г., канал прорезал остров одной линией с юга на север и поворачивал на восток двумя параллельными линиями. Его западные рукава должны выходить в море, юго-восточный рукав с тремя доками к северу от него и тремя к югу намечалось завершить огромным бассейном для слива в него воды из доков. Именной указ Петра от 8 мая 1719 г. гласил: «…начать канал близ соборной церкви Св. Андрея Первозванного от берега морского до доков, и доки, также и со стороны у канала отделать»[82 - Цит. по: История отечественного судоремонта. Кн. первая. СПб., 2004. С. 33.].

Однако на том месте, где должен был проходить канал, находилось около 140 деревянных домов. Их снесли, людей переселили, но работа продвигалась очень медленно. Тогда к этому делу подключился комиссар[83 - В данном случае – уполномоченный, облеченный единоличной властью.] Петр Никифорович Крекшин – личность необычайно интересная. Он именовал себя на заглавных листах своих многочисленных литературных произведений обычно «новгородским дворянином»[84 - Кротов П.А. Основание Санкт-Петербурга. СПб., 2006. С. 35.]. Вот что пишет о нем известный историк П.А. Кротов: «Новгородский дворянин П.Н. Крекшин явно имел склонность к занятию предпринимательской деятельностью, ростовщичеству, увеличению собственных поместных владений. Выявленные разрозненные бумаги из его семейного архива дают некоторое представление о его деятельности такого рода»[85 - Там же. С. 37.]. Такого рода деятельность иногда связана с конфликтами, так, в 1714 г. Крекшин подозревался в растрате казенных денег, когда служил смотрителем строительных работ на Котлине, но его оправдали и определили к должности комиссара по приему разного рода материалов, подряженных для котлинского строительства.

И вот – доки. Главный надзор за строительством канала осуществлял стольник М.М. Самарин, непосредственное управление работами – инженер Э. Лейн, тогда еще капитан 1-го ранга. Но вся финансовая сторона дела находилась в руках Крекшина. Именно он распоряжался огромными суммами казенных денег, которые отпускались по именным указам «за подписанием Его Величества собственной руки». Первый платеж состоялся 25 мая 1719 г., а всего до декабря 1721 г. перечислили 586 000 руб.

Самарин с подозрением относился к Крекшину, распоряжавшемуся столь крупными суммами, и периодически их отношения обострялись. Так, 12 декабря 1720 г. Крекшин угрожал задержавшему выдачу денег Самарину, «ежели он… будет чинить отговорки, изобличить… явно». И Крекшин подал на Самарина донос. Петр поручил расследовать это дело генералу М.М. Голицыну: «Пишете вы, что комиссар Крекшин подал доношение на Михайла Самарина о похищении, также и он, Самарин, против оного Крекшина подал доношение, что во исправление работ он, Крекшин, не исправен. Того для в том розыщите сами и смотрите того, чтоб в котлинской работе не учинить остановки»[86 - Цит. по: Кротов П.А. Основание Санкт-Петербурга. С. 41.]. Самарин обвинял Крекшина в том, что он на казенные деньги покупал различные материалы и даже драгоценные камни и перепродавал это, разумеется, с выгодой для себя. Следствие затянулось, и, по одним данным, после смерти Петра I Крекшин вышел в отставку, по другим – состоял на государственной службе до 1727 г.

Одновременно Крекшин собирал материалы о жизни и деятельности Петра Великого и в 1742 г. завершил и представил императрице Елизавете Петровне свой труд «Краткое описание блаженных дел великого государя императора Петра Великого, самодержца всероссийскаго, собранное чрез недостойный труд последнейшаго раба Петра Крекшина, дворянина Великого Новгорода», который хранится в Эрмитажном собрании Отдела рукописей Российской национальной библиотеки в Санкт-Петербурге.

В 1719–1721 гг. канал выкопали на участке от гавани до первой крестовины. Петр контролировал эти работы и периодически вносил изменения в проект. Так, 17 октября 1724 г. на план строительных работ на Котлине он наложил уточняющую резолюцию: «О канале. Зделать два дока […] из оных один для троепалубных кораблей. Другой для двухпалубных. А именно 66- и 54-пушечных, а третьем месте зделать гелинг […] Сии доки делать деревянными, понеже оные на время»[87 - Цит. по: История отечественного военного судостроения. Кн. первая. СПб., 2004. С. 24.].

Северная война близилась к завершению. Весной 1721 г., почти за четыре месяца до подписания Ништадтского мира, к Петру на Котлин прибыл чрезвычайный посол Швеции генерал-адъютант Марке. Царь с гордостью, не скрывая ничего, показывал представителю противника возведенные укрепления. «Хотя и не обычай между воюющими показывать крепости неприятельскому офицеру, однако же ему то учинено: не надобно им денег на шпионов терять, понеже он все видел» – эти слова Петра I точно характеризуют его твердость и уверенность в силе своих войск.

Известие о подписании Ништадтского мира застало Петра на пути из Кронштадта в Дальние Дубки[88 - О Дальних Дубках см.: Амирханов Л.И. Заповедная роща Петра Великого (парк «Дубки») в Сестрорецке. СПб., 2016.]. Отмечали это событие торжественно. После молебна и трехкратного орудийного салюта на Троицкую площадь Санкт-Петербурга выкатили бочки с вином – началось народное гулянье.

Основание Кронштадта

Гавани

Как уже упоминалось, строительством гавани вместо Крюйса с 1713 г. руководил капитан Э. Лейн. Англичанина Эдварда (Идверда) Лейна (Лайна) Петр I принял на русскую службу в 1702 г. Ему присвоили морское звание «поручик», что соответствовало тогда сухопутному званию «капитан». Петр поручил ему строительство гавани, так как учитывал глубокие познания Лейна в строительстве гидротехнических сооружений. И уже в следующем году первая гавань была в основном готова, и корабли Балтийского флота могли зимовать на Котлине, а не в Петербурге.

Но уже во время строительства первой гавани стало очевидно, что ее размеры недостаточны, так как флот стал постоянно получать новые корабли. Поэтому в 1713 г. начинается строительство комплекса новых крупных гаваней, вскоре получивших названия Военной, Лесной, Средней и Купеческой. Основная идея их расположения принадлежит Петру, но вполне можно считать ее соавтором капитана Э. Лейна. В процессе строительства он вносил существенные поправки и изменения в формы и размеры гаваней, которые в окончательном виде затем включили в генеральный план Котлина, утвержденный Петром I в 1721 г.

Первоначально с объемом работ справлялись гарнизонные полки, вольнонаемные рабочие, пленные шведы и каторжники, но вскоре стал ощущаться явный недостаток рабочих рук.

1 января 1715 г. «за особливую его службу у гаванского дела» Лейна произвели в капитаны 1-го ранга.

Перестройка гаваней по новому проекту началась в 1717 г. Периодически работам мешали шторма и наводнения. По данным С.П. Луппова, «за 22 года – с 1703 по 1725 г. – в Петербурге было 11 больших наводнений»[89 - Луппов С.П. История строительства Петербурга в первой четверти XVIII в. М; Л., 1957. С. 143; Ю.Н. Беспятых в своей книге «Наводнения в Петербурге Петра I» справедливо указывает на арифметическую ошибку. Должно быть 23 года.]. Однако имеются данные и о наводнениях, случавшихся в допетровскую эпоху и существенно осложнявших жизнь прибрежных селений и Ниена. В весеннее половодье и в осенние шторма вода поднималась здесь на 2–2,5 м выше ординара. Шторма, наводнения и лед разрушали берега и укрепления Ниеншанца, все «крушилось, смывалось прочь под ударами волн, так как валы были сделаны из земли, смешанной с глиной и песком, и не могли противостоять водной стихии».

Нас же больше интересует, как наводнения сказывались на жизни Кронштадта. К сожалению, данных этих не много. Об одном из них Р.В. Брюс докладывал А.Д. Меншикову феврале 1711 г.: «По ведомости полковника Островского, что прошедшаго 1710 году декабря в 10 день от болшой воды окола Кроншлота быки изломаны, и бойницы во многих местех повредила, и пристани поломало, також на Котлине острову Ивановскую батарею повредило, а меншую батарею розбило и лес весь рознесло, а пристань, которая на Котлине острову против Кроншлота, сажен на десять розбило»[90 - Цит. по: Беспятых Ю.Н. Наводнения в Петербурге Петра I. СПб., 2013. С. 92.]. Наводнения будут сопровождать Кронштадт, как и Петербург, на протяжении всей его истории.

А.Д. Меншиков

В феврале 1718 г. стенки Военной (Корабельной) гавани (кроме западной) возвышались над водой на 1,5 м. В 1726 г. Кронштадт пострадал от двух наводнений: 18 сентября и особенно сильного 1 ноября. Адмирал Ногаев писал об этом: «…на карауле в Кронштадтской цитадели, вода, выгнав их из караульного дома, сгоняла их с банкета на банкет, потом покрыла все пушечные платформы и принудила отсиживаться на пушках, где они, окачиваемые морскими волнами, пребывали до полуночи».

К 1720-му Военная и Купеческая гавани были готовы, одновременно формировались очертания Средней гавани. Старую гавань начали разбирать в 1720 г. – освобождающиеся камни пошли на строительство стенки, соединяющей Военную гавань с берегом и служащей границей между Военной и Лесной гаванями.

В первых числах января 1717 г. Сенат поручил А.Д. Меншикову осмотреть стройку. Александр Данилович нашел старую гавань недостаточной и приказал удлинить ее еще на 106,7 м к востоку. К концу зимы приказ Меншикова выполнили.

Вооружение на стенах гаваней Петр осматривал 25 апреля 1720 г. На стенках Купеческой гавани он приказал установить 100 пушек, а на стенках Военной – 80. Эту работу он получил шаутбенахту (контр-адмиралу) П.И. Сиверсу. Для выполнения этой задачи Сивере распорядился расширить батарею на юго-восточном углу Военной гавани почти на 42 м, чтобы получить место для установки дополнительных орудий. На северо-западном углу Военной гавани батарею срубили от самых ворот до угла. 6 мая 1720 г. Сивере доложил Петру: «По ныне по тем батареям поставлено 80 пушек, а торговом гавану 41»[91 - Цит. по: Раздолгин А.А., Скориков Ю.А. Кронштадтская крепость. Л., 1988. С. 47.].

Объективные причины и наводнения не позволяли ускорить строительство гаваней, и Петр, не скрывавший своей нетерпеливости, передал все руководство этими работами под начало сенатора М.М. Самарина, при этом строго наказывая ему: «Ведать и надсматривать дело гаванное, чтоб, кроме боль-верков, сей зимы кончено, в чем неусыпно радеть и делать и понуждать, чтоб конечно было сделано, несмотря ни на кого делать прямо под потерянием живота». С приходом М.М. Самарина работы пошли более организованно и немного быстрее. Но перебои в поступлении денежных средств и периодическая нехватка лесоматериалов сдерживали ход работ.

Необходимо отметить, что Петр I, строго оберегавший леса и сам посадивший огромное количество деревьев, своими указами ограничивал вырубку лесов в окрестностях Петербурга. Однако ради скорейшего окончания гаваней ему пришлось решиться на крайнюю меру – в 1719 и 1721 гг. он издавал указы, по которым «велено лес, где годный к тому сыщется, рубить и гавань достраивать».

Начиная с весны 1719 г. и почти до конца навигации на отдельных готовых участках гаваней стали устанавливать пушки. 27 января 1720 г. Петр, находясь на Котлине, приказал М.М. Самарину строить в гавани западную Купеческую стенку, а существующую старую стенку разобрать и оградить ею Лесную гавань от берега до угла Военной гавани.

Чистовая отделка последней гавани – Военной – завершилась в 1723 г., и ее полное вооружение составили 72 орудия. Под стать этой мощной гавани более активно продолжилось оборудование гаваней для приема и обслуживания военных и торговых кораблей. Однако деревянные гавани и молы в условиях балтийских штормов да и просто со временем требовали ремонта и частичного восстановления. Эти работы продолжалась вплоть до строительства гранитных гаваней, но деревянные молы этих гаваней будут сопутствовать им на всем протяжении их существования.

Строительство в начальный период велось «нарядом рабочих от губерний» на основании изданного в январе 1712 г. сенатского указа, в котором говорилось: «Для строения на Котлине фортеции и жилья положить на все губернии ныне 3000 человек, чтобы губернаторов держали по два безсменных надзирателя и работу начали в это лето». Но людей постоянно не хватало, и К. Крюйс неоднократно писал об этом, отмечая, в частности, что рабочие уже два месяца соли не получали.