скачать книгу бесплатно
Закаспийский край в составе Российской империи (историко-правовое исследование)
Илья Исакович Аминов
В предлагаемой вниманию читателей монографии на основе разнообразных и обширных источников (законодательных актов Российской империи, архивных документов, мемуаров современников событий и других материалов) анализируются организационные и правовые особенности становления и развития российско-туркменских отношений на протяжении XVIII – начала XX в.
Приводимые в монографии данные убедительно свидетельствуют о том, что не все туркменские племена отнеслись негативно к распространению и утверждению российской власти в Закаспии. Добровольному принятию частью туркменского этноса российского подданства способствовала политика Российской империи, отличавшаяся многообразием подходов и административных мер, корректностью, гибкостью институциональных и законодательных установлений, стремлением цивилизационно объединить регион с остальными частями Российского государства.
Рекомендуется юристам и историкам, научным работникам, преподавателям и аспирантам образовательных организаций, всем, кто интересуется истоками правовой культуры и государственности народов Центральной Азии.
Илья Исакович Аминов
Закаспийский Край в составе Российской Империи
Историко-правовое исследование
Монография
* * *
© Аминов И. И., 2018
© ООО «Проспект», 2018
Введение
Туркменистан и Россия, как известно, считают друг друга стратегическими партнерами. Между этими странами подписано 149 межгосударственных, межправительственных и межведомственных соглашений, затрагивающих важнейшие социальные сферы (машиностроение, телекоммуникацию, нефтегазовый комплекс и другие). При этом базовым документами столь продуктивного взаимодействия стал Договор о дружбе и сотрудничестве от 23 апреля 2002 г.[1 - Федеральный закон «О ратификации Договора о дружбе и сотрудничестве между Российской Федерацией и Туркменистаном» от 9 нояб. 2002 г. № 135-ФЗ (действующая редакция, 2016) // СЗ РФ. 11 нояб. 2002 г. № 45. Ст. 4437.] Однако эти отношения в недалеком прошлом не избежали трудных вопросов, конфликтов и недопонимания. Можно отметить акты этнической чистки, «мягкого геноцида» русскоязычного населения, смену алфавита с кириллицы на латиницу, понижение уровня среднего образования до девятилетнего, а высшего – до двухлетнего, полнейшую дерусификацию образования и информационного пространства на фоне пламенного туркменоцентризма, пронизывающего туркменскую идеологию, и, как следствие, – отток в Россию и другие страны прежде всего русского и русскоязычного населения в эпоху Туркменбаши.
Более поздние события – «Газовый конфликт» 2009 г., проблемы, связанные с прекращением действия двойного гражданства между Туркменистаном и Российской Федерацией, и др. – еще больше отдалили страны друг от друга. На стабильности российско-туркменских отношений сказывается также стратегия США на Каспии, обозначенном Вашингтоном в 1997 г. зоной американских национальных интересов[2 - См.: The National Security Strategy of The United States of America. March 2006 // The White House, Washington.], что, безусловно, угрожает исконным интересам России, проводившей независимую внешнюю политику в этом регионе.
Поскольку главные угрозы и риски национальной безопасности сегодня исходят не из внутреннего состояния страны, а в большей степени являются следствием процессов, происходящих за ее пределами, вызывает тревогу то, что в отгородившемся от современного мира нейтральном Туркменистане[3 - Согласно специальной резолюции Генеральной Ассамблеи ООН, за Туркменистаном с 1995 г. закреплен статус нейтрального государства. Принципы нейтралитета закреплены в ст. 6 Конституции Туркменистана. См.: Конституция Туркменистана (принята XIV сессией Верховного Совета (Меджлиса) Туркменистана XII созыва) // Национальная газета. 1992.] растет активность организаций религиозно-экстремистского толка. Если учесть, что инфляция в Туркменистане составляет 10 %, а безработица – 60 %[4 - [Электронный ресурс] URL: http://www.chrono-tm.org/2017/03/uroven-bezrabotitsyi-v-turkmenistane-dostigaet-60-radio-azatlyik/ (дата обращения 20.07.2017).], то большинство малограмотной, лишенной возможности получить качественное образование и трудоустроиться молодежи – потенциальные адепты новоявленных духовных лидеров[5 - См.: Новоселов С. В. От «отца всех туркмен» до «покровителя» – что изменилось? // Каспийский регион: политика, экономика, культура. 2015. № 1(42). С. 240.].
В этой связи представляется актуальным и значимым проведение комплексного, опирающегося на фундаментальные научные оценки и выводы историко-правового исследования процессов развития, сущности и трансформации российско-туркменских отношений, определение на этой основе перспективных для обоих государств направлений сотрудничества.
Значимость проведения историко-правового исследования российско-туркменских отношений обусловлена и тем, что закономерности возникновения, становления и развития различных цивилизационно-культурологических, социально-экономических, государственно-правовых явлений и процессов имеют в определенной степени универсальный характер. Поэтому положительный опыт взаимоотношений России и Туркменистана, как социально-политическая реальность, может быть применен в налаживании, построении и укреплении отношений между другими странами и народами.
Попытки описания и анализа взаимоотношений между Российской империей и туркменскими племенами предпринимались в России еще в XVIII–XIX вв. такими видными учеными, путешественниками, общественными и военными деятелями, как С. Г. Гмелин, Н. Н. Муравьев-Карсский, Г. С. Карелин, И. Ф. Бларамберг, М. Н. Галкин-Враский, К. Боде, И. О. Симонич, М. Алиханов-Аварский, Н. И. Гродеков, Г. И. Данилевский, И. Ибрагимов, А. Кун, А. Н. Куропаткин, П. М. Лессар, Ф. А. Михайлов, H. Петрусевич, К. М. Федоров, Н. В. Чарыков и другими. Большинство исследований этих авторов проводилось в контексте военной истории, военных действий русских войск, дипломатических сношений Российской империи с соседними государствами, или посвящалось мероприятиям имперской администрации в Закаспийском крае. При этом организационно-правовые формы этих мероприятий, нацеленные на адаптацию туркмен к новым социально-экономическим условиям, сотрудничество с имперской властью, рассматривались лишь фрагментарно.
В советский период особенности развития российско-туркменских связей стали предметом научного обобщения в трудах Л. С. Берга, М. Н. Дружинина, М. Н. Тихомирова, X. Агаева, М. Аннанепесова, Г. И. Карпова, А. К. Каррыева, Л. Каррыева, Д. Ф. Масловца, А. А. Рослякова, А. Г. Соловьева, З. Г. Фрейкина. Однако изложение проблемы в работах вышеупомянутых авторов носило, как правило, историко-этнографический, экономико-географический, этно-политический характер, а организационно-правовые аспекты затрагивались лишь косвенно.
Непосредственно правовые вопросы, касающиеся отдельных сторон российско-туркменских отношений (правовой, судебной и налоговой систем, надзорной деятельности, административно-территориального устройства и управления Закаспийским краем) стали предметом исследования у авторов как досоветского (Ф. К. Гирс, А. – Г. А. Давлетшин, А. Ломакин, К. К. Пален, Я. Таиров), так и советского (А. Хайтлиев, В. А. Кадыров, О. Кулиев) времени. Их работы имеют безусловную научную ценность, а проблемы, поставленные в них, нуждаются в дальнейшей исследовательской разработке.
В зарубежной историографии внимание к российско-туркменским отношениям в той или иной степени уделяли Е. Е. Бэкон, Н. Дэлхофф, Х. Каррере, Х. Д. Лэнсделл, Р. Пирс, Л. Тиллет и другие историки и политологи, рассматривавшие в основном вопросы религиозной совместимости и культурное взаимодействие российского (советского) и туркменского народов.
Определенный вклад в изучаемую проблему внесли исследования отечественных историков и юристов начала XXI в.: О. И. Брусиной, С. Л. Воронцова, В. В. Дубовицкого, Ш. Х. Кадырова, В. В. Корнеева, Н. Н. Лисицыной, Г. Е. Маркова, О. А. Никонова, К. Е. Размахова, Ю. И. Семенова, В. В. Соколова, Ф. Т. Тухтаметова, В. Н. Шкунова и др. В этом ряду особо выделяются труды крупного современного историка и этнографа Шохрата Ходжаковича Кадырова, которые составляют не только основу исторической правды о взаимоотношениях двух народов, но и методологическую базу научных изысканий в этом направлении.
Таким образом, в имеющихся публикациях российских и зарубежных авторов содержится богатый материал по становлению и развитию российско-туркменских отношений в самых разных областях жизнедеятельности, политики, экономики, культуры. Однако организационно-правовой ракурс этих связей остается малоразработанным, что подтверждается отсутствием целостного монографического исследования, защищенных кандидатских или докторских диссертаций. Автором выявлены лишь отдельные публикации, посвященные адаптации обычного права туркмен к законам Российской империи, а также становлению и развитию законодательства Туркменской ССР в контексте существовавшего законодательства Советского Союза.
Вышеперечисленные обстоятельства дают основание считать организационно-правовые особенности российско-туркменских отношений, сложившиеся на территории Закаспия в XVIII – начале XX веке, уникальным историческим опытом, имеющим большое значение для юридической теории и практики, способным благотворно повлиять на улучшение российско-туркменистанских (межгосударственных) связей, исходя из реалий сегодняшнего дня и образованием независимого государства Туркменистан.
Глава 1
Государственно-правовая политика Российской империи в отношении закаспийского региона
1.1. Этническая характеристика Закаспийского края до вхождения в состав России
Закаспийская область Российской империи, образованная в мае 1881 г.[6 - Именной, данный Сенату «О присоединении к Империи занятой нашими войсками территории туркменов текинского рода и об образовании из нее и земель Закаспийского военного отдела области Закаспийской, со включением оной в состав Кавказского военного округа». 6 мая 1881 г. ПСЗРИ-3. Т. 1 (1 марта – 31 декабря 1881). СПБ, 1885. № 142.], и окончательно оформившаяся к 1890 г., простиралась между восточными берегами Каспийского моря и западными границами Хивинского ханства и Бухарского эмирата. На севере она доходила до Уральской области, а на юге до Ирана и Афганистана (см. рис. 1).
Рис. 1. Закаспийская область Российской империи
Начиная с II тысячелетия до н. э. земли Закаспия входили в состав различных государственных образований: царств, ханств, эмиратов, империй. Этнические перемещения древних и средневековых народов периодически меняли национально-этнический и социально-политический облик этого региона Средней Азии. К концу XVIII в. большая часть территорий Закаспийского края была заселена уже преимущественно предками современных казахов и туркмен, включенными в чрезвычайно сложные, разветвленные системы племен и родов, которые в той или иной степени находились в зависимости от Ирана, Хивинского и Кокандского ханств, Бухарского эмирата. В пределах упомянутого географического пространства живут и сегодня потомки этих племен, имеют свой диалект и основной регион расселения. Так факт деления современного туркменского общества на племена отражен на государственном флаге, гербе и в гимне независимого Туркменистана.
Казахи Закаспийского края, которые в дореволюционных документах именовались ордынцами, адаевцами, киргизами, будучи представителями Младшего жуза (административно-территориальная общность), занимались преимущественно скотоводством, кочуя на Мангышлаке (Мангистауская область Республики Казахстан) и побережье Красноводского залива (Балканский велаят Туркменистана). Казахи Младшего жуза, в отличие от Средней и Старшей орды, первыми приобщились к Российской государственности: установили дипломатические отношения (1718 г.); получили опеку от Анны Иоановны (1731 г.), после переходе через Урал (1787 г.) и утвержденного Павлом I разрешения (1801 г.) стали отчасти кочевать в Заволжье на законных основаниях. Для обеспечения российского присутствия на Мангышлаке в 1846 г. было воздвигнуто Новопетровское укрепление (ныне Форт-Шевченко).
Районирование территорий расселения туркмен в таком виде, в каком оно обозначилось к концу XVIII столетия, было значительно сложнее в географическом, социально-этническом и политическом отношении и не везде укладывалось в границах будущей административной единицы Российской империи – Закаспийской области. На севере и западе региона (ныне территории Мангистауской области Казахстана, Дашогузского и Балканского велаятов Туркменистана) имелись благоприятные условия для кочевого скотоводства. Здесь издавна проживала одна из крупнейших племенных групп в составе туркменского народа – йомуды, а также более мелкие племенные группы (ата, човдур, емрели, игдыр, абдал). Орошаемые же земли северных территорий были заселены преимущественно этнически иными народами – сартами, узбеками, таджиками. Ханы Хивы издавна претендовали на обладание землями туркменских племен. Однако ханская деспотическая власть на эти труднодоступные и климатически суровые места обитания туркмен распространялась лишь номинально. Многочисленные и воинственные племена туркмен-йомудов далеко не всегда ее признавали, а в период политических кризисов и междоусобных войн решительно противились Хиве и диктовали ей свою волю, влияли на выбор правителя и характер вводимых им законов. Со стороны же хивинских властей было «принято за правило держать туркмен, что называется в черном теле в уверенности, что бедность их образумит, заставит бросить кочевой образ жизни и осесть между узбеками»[7 - РГВИА. Ф. Гл. штаба. Азиатская часть. Д. 178. Л. 28.].
Карательные действия ханской армии против непокорных туркмен продолжались с кратковременными перерывами почти до установления вассальной зависимости Хивинского ханства от России.
В конце XVIII столетия в северных предгорьях Копетдага, в оазисах Теджена и Мургаба (территории Ахалского и Марыйского велаятов современного Туркменистана) укоренилось еще более многочисленное и непокорное туркменское племя – текинцы (теке). Здесь они вытеснили или подчинили себе по праву сильного более слабые туркменские племена (карадашлы, аннаули, мурчалы, алили, салор, сарык и др.), а также ирано-нетуркменское население (курдов, белуджей, кизилбашей, персов, афганцев, арабов)[8 - См.: Карпов Г. И. Родоплеменной состав туркмен: рукопись дис. … канд. истор. наук // Библ. им. А. М. Горького, МГУ, 1942. С. 167–169.]. С одной стороны, все подчиненные текинцами племена оказались от них в политической зависимости, с другой – стали невольно приучать кочевников-текинцев к земледельческой и ирригационной культуре. В условиях интенсивно орошаемого земледелия здешние благодатные земли затрагивали политические интересы правителей Ирана, Хивы и Бухары. Тем не менее, туркменам-теке удавалось лишь формально подчиняться этим государствам. В вопросах внутреннего жизненного уклада они сохраняли полную самостоятельность и самобытность. Не случайно территорию расселения этого племени обычно называли «вольной Туркменией».
Между политическими и торговыми центрами Бухарского эмирата – городами Чарджуй и Керки (территория Лебапского велаята современного Туркменистана), несколько столетий проживала еще одна многочисленная туркменская племенная группа – эрсари. Здесь, на приамударьинских землях юга и юго-востока Туркмении, издавна привычным занятием для них наряду со скотоводством было земледелие. Несмотря на то что политически туркмены-эрсари находились в зависимости от Бухарского эмира, конфликты с Бухарой были для них частым явлением.
Крайний юго-запад Туркменистана – долины и предгорья западного Копетдага, бассейны рек Гургена и Атрека, степи Мазандерана и Астрабада (северных окраин Ирана) в основном заселяли наиболее мирные и практически оседлые племена – туркмены-гоклены, а в Сумбарской долине их соседи – туркмены-нохурли. Среди них, а также на сопредельных землях, частично расселялись туркмены-йомуды, а также остатки более мелких племен с примесью иранского элемента (огурджали, икдыр, пухурли, мургали) и, наконец, туркменизированные племена, ведущие по преданию свое происхождение от потомков арабских завоевателей: ших, сеид, ходжа, махтум и др. Большая часть туркмен этого края занималась земледелием. В политическом отношении они находились в вассальных отношениях с иранскими шахами. Однако в периоды нашествий иноземцев иранские власти зачастую были неспособны защитить своих подданных, включая туркмен. Нередко притеснения туркменских племен со стороны шахской администрации вызывали острые внутренние конфликты (восстания гокленов), которые неизменно жестоко подавлялись[9 - Народы средней Азии и Казахстана / под ред. С. П. Толстова. М: Изд-во Академии наук СССР, 1962–1963. Т. 2. С. 18–19.].
Таким образом, в эпоху, предшествующую подчинению Российской империи, туркмены занимали обширную территорию, часть которой входила в состав Бухарского эмирата, другая – в состав Хивинского ханства, а третья (самая большая часть) состояла из пустынных пространств Каракумских песков, солончакового и песчаного Каспийского побережья, предгорий Копетдага, Парапомиза и речных долин Мургаба и Теджена. Именно эта третья часть, равная 560 698 км
, охватывавшая практически треть территории Туркестана (1 592 728 км
)[10 - См.: Первая Всеобщая перепись населения Российской империи 1897 года. (Губернские итоги). СПб., 1903–1905; Турчанинов Н. В. Население Азиатской России. Статистический очерк // Азиатская Россия. СПб., 1914. Т. 1. С. 79.], войдет в последней четверти XIX века в состав собственно русских владений, образовав Закаспийскую область Российской империи. Данная территория и поныне составляет основную большую часть нынешнего государства Туркменистан.
На таком общественно-политическом фоне складывались и развивались отношения России с коренным населением Закаспия. Это был длительный процесс, медленно протекавший в сложных условиях переплетения интересов местных племен с интересами России, Ирана, Хивы и Бухары. Обращая свои взоры на Россию, туркменские племена мечтали о политической стабильности, надеялись обеспечить мирную жизнь с помощью могущественной державы, оградить себя от произвола и бесконечных притязаний со стороны соседний государств[11 - Корнеев В. В. Деятельность органов военного управления Российской империи по государственному строительству в Центрально-Азиатском регионе: дис. … канд. истор. наук. М., 2000. С. 34.]. Подобная ориентация в наибольшей степени предопределила процесс присоединения территорий расселения туркмен к Российской империи. Об этом свидетельствуют многократные просьбы, обращенные к русскому монарху в 1745, 1767, 1798, 1810, 1811, 1813, 1819, 1846 гг. в покровительстве и подданстве[12 - Каррыев А., Мошкова В. Г., Насонов А. Н., Якубовский А. Ю. Очерки из истории туркменского народа и Туркменистана в VIII–XIX вв. / Под ред. члена-корр. АН СССР А. Ю. Якубовского. Ашхабад, 1954. С. 63.].
1.2. Пророссийская ориентация прикаспийских туркмен
Постоянные притеснения соседних государств, а также экономическая заинтересованность в регулярной торговле с русскими купцами, особенно в обмене продуктов скотоводства на хлеб, стимулировало западных туркмен настойчиво искать политического покровительства России. Данный процесс особенно усилился в XVIII столетии, когда на туркменские племена увеличился нажим с севера Хивинского ханства и калмыцкой верхушки, а с юга, особенно в годы правления Надир-шаха Афшара (1736–1747 гг.), – иранских завоевателей. И хотя постсоветские историки и политики Туркменистана отрицают факты устремленности прибрежных туркмен добровольно войти в состав России, исторические документы свидетельствуют об обратном. Наиболее ярко данный процесс иллюстрирует одно из писем туркменских старшин Мангышлака, где ими сообщается, что «где б трухменский (т. е. туркменский – А. И.) народ ни был, все придут и будут в подданстве, для тогоде, что кроме России неоткуда пропитания ждать»[13 - Присоединение Туркмении к России: сб. архивных документов / под ред. к. ю. н. А. Ильясова. Ашхабад: Академия наук Туркменской ССР, 1960. С. 4.].
Число же прикаспийских туркмен, прибывающих в Россию, в поисках лучшей жизни, начиная с XVIII в., неуклонно росло. В 1740 г. на Ставрополье насчитывалось 15990 туркмен из племен игдыр и човдур. Многие из них позднее смешались с калмыками, татарами и их родственниками – ногайцами[14 - Дурдыев М., Кадыров Ш. Туркмены мира. Историко-демографический обзор. Ашхабад: Харп, 1991. С. 38]. В последующие годы массовый приход и расселение туркмен човдурского объединения отмечается близ Астрахани. Вместе с човдурами в астраханские степи откочевывают туркмены родов абдал, арабачи, бозаджи, бурунджик, союнаджи. Часть из них осела на Северном Кавказе между Тереком и Кумой до побережья Каспийского моря[15 - Гундогдыев О. Прошлое туркмен / под общ. ред. проф. А. Джикиева. М.: Интерстамо, 1998. С. 174.]. Правительство, стремясь сохранить этническую идентичность туркмен, не относило их ни к татарам, ни к калмыкам, вело учет численности по уездам, предоставляло возможность участвовать в «выборах судей и прочих выгодах»[16 - См.: Именной, данный правящему должность генерал-губернатора саратовского и кавказского Потемкину «Об устройствах Кавказской губернии и области Астраханской». 9 мая 1785 г. // ПСЗРИ-1. Т. 22 (1784–1788). СПб., 1830. № 16194. С. 390. П. 13.]. Так, в высочайше утвержденной должностной инструкции Главному приставу при кочующих в Астраханской губернии народах, вменялось в обязанность доставлять «в скорости сколько можно верное и точное описание» о «…происхождении их, исповедании и обычаях… кем управляемы были… о промыслах и достатке, как и кто из них с каким народом более в связи находится»[17 - См.: ПСЗРИ-1. Т. 27 (1802–1803). СПб, 1830. № 20271. С. 145.].
Первым законодательным актом, надолго определившим этнические границы кочевок ногайцев, калмыков и туркмен, стало высочайше утвержденное «Положение об отводе земель калмыкам и другим народам, кочующим в губерниях Астраханской, Кавказской и частью Саратовской» от 19 мая 1806 года[18 - См.: Именной, данный Сенату «О назначении земель калмыкам и другим кочующим народам в губерниях Астраханской и Кавказской». 19 мая 1806 г. // ПСЗРИ-1. Т. 29. 1806–1807. СПб, 1830. № 22135. С. 283–309.]. Поскольку туркмены, по сравнению с другими кочевыми народами, были более склонны к оседлости, к этому времени в Астрахани были созданы такие населенные пункты, как Фунтово (1793 г.), Атал (1813 г.). В разные годы возникли подобные поселения и в Ставрополе: Летняя Ставка, служившая резиденцией туркменского пристава (1854 г.), Зимняя Ставка, где размещался помощник пристава (1860 г.), Большой Барханчик, Куликовы копани, Кучера (1863 г.), Шарахалсун и Озек-суат (1865 г.). Позднее были образованы Айгур, Эдильбай, Башанта и др. В 1845 г. в Ставропольской губернии проживало 13 440 туркмен[19 - Гундогдыев О. Указ. соч. С. 174.]. Многие из них, пользуясь дарованным высшей властью самоуправлением, замещали должности сельской администрации, добросовестно исполняли царские повинности: несли службу, охраняя границы от киргиз-кайсаков, осуществляли подвоз продовольствия для войск Азово-Моздокской линии, выставляли вооруженных людей в качестве стражи и т. д.
Туркмены, свершившие преступления против других народов, отправлялись «в ближайшее Земское начальство» для дальнейшего суда на основании общих законов Российской империи[20 - Высочайше утвержденное положение Комитета министров «О совершении над преступниками из туркменцев, осужденными к ссылке в Сибирь и освобожденными от телесного наказания по всемилостившему манифесту, ввиду их единоземцев всего обряда, при наказании установленного». 26 марта 1827 г. // ПСЗРИ-2. Т. 2. 1827. № 990. С. 313–316.]. Мелкие гражданские и уголовные дела внутри рода (племени) разбирались местными судами «на основании заведенных у них правил»[21 - Высочайше утвержденная инструкция Главному приставу при кочующих в Астраханской губернии кабардинцах, трухменцах, нагайцах, абазинцах и прочих народах. 19 мая 1802 г. // ПСЗРИ-1. Т. 27. 1802–1803. СПб., 1830. С. 144–145.].
Несмотря на многочисленные примеры внушительной миграции и оседания туркменских родов на территории Российской империи, в истории государства и права остается нерешенным вопрос: какие силы противодействовали туркменам Восточного Прикаспия принять российское подданство в массовом и организованном порядке? Почему на протяжении 70 лет XIX столетия одни представители туркменских племен и родов снова и снова просили о российском подданстве, другие же грабили русские суда и караваны, уводили русских людей в плен и рабство? Ответы содержат архивные материалы и законодательство Российской империи[22 - См.: Именной «Об отдаче в арестантские роты хивинцев и других азиатцев, прорывающихся в пределы наши для грабежа» // 6 августа 1848 г. ПСЗРИ-1. Т. 23 (1848). Ч 1. СПб., 1849. № 22487. С. 509.].
С целью выяснить «сущее имеют они, трухменцы, желание подданства ея императорского величества»[23 - Русско-туркменские отношения в XVIII–XIX вв. (до присоединения Туркмении к России): сб. архивных документов. Ашхабад: Издательство Академии наук Туркменской ССР, 1963. С. 68–69.] еще в 1745 г. на Мангышлак прибыло русское судно под командованием капитана В. Копытовского. По заметкам, оставленном в журнале этой экспедиции и другим документам видно, что хивинские туркмены ожесточенно боролись против объединенных сил персидского наместника и узбекских феодалов. Получив от Надир-шаха ультиматум предоставить людей для службы в шахской армии, туркмены людей «не дали, объявя им, что они люди вольные и при Хиве кочуют своею волею»[24 - Журнал капитана В. Копытовского // Красный архив. 1939. Т. 2. С. 220–237.].
Четверо старшин Мангышлака, доставленные в Астрахань капитаном Копытовским, на аудиенцию с губернатором Татищевым заявили не только от имени мангышлакских туркмен, но и от имени туркмен Хивы и Балханских гор, что русского подданства желают не только они, но и другие племена. Архивные документы также подтверждают массовое стремление туркмен нести «службу нерушимо» и в верности русскому престолу присягнуть на Коране[25 - Там же. С. 74.].
В январе 1746 г. старшины туркмен Мангышлака (Камбар-бек, Кара батыр, Онбеги, Чапык Нияз батыр) посетили Петербург, где были приняты самой императрицей Елизаветой Петровной. Несмотря на то, что в Петербурге старшин хорошо содержали и «учинили им награждение», в российском подданстве им было все же отказано[26 - РГАВМФ. Ф. 212. Оп. 3. Д. 5. Л. 39–40.]. Однако важным моментом последующего указа Елизаветы Петровны следует признать то, что астраханскому губернатору было предписано, чтобы во время посещения Мангышлака русские купцы «обо всем адресовались к ним, четырем старшинам, а не к другим к кому»[27 - АВПРИ. Ф. Трухменские дела. 1745. Оп. 133/1. Д. 3. Л. 2–2 об., 10–11, 55–56.].
В конце 60-х гг. XVIII в. наблюдается заметное оживление в российско-туркменских отношениях, вызванное сильным давлением на мангышлакских туркмен со стороны адаевских казахов во главе с Нурали-ханом, требовавшим от туркмен грабить вместе с казахами караваны, идущие из России и обратно. Они заявляли, что с Россией находятся во вражде и угрожали, что в случае неповиновения изрубить кибитки туркмен. Последние, как стало известно, не согласились, «учинили баталию» и уберегли российских купцов от разбоя.
В своем письме Екатерине II туркмены писали о враждебных действиях Нурали-хана и своем желании избавиться от засилья казахских ханов. С этой целью в Астрахань была направлена депутация из трех старшин от абдальского рода с просьбой о принятии его в подданство и постройке на Мангышлаке крепости[28 - Русско-туркменские отношения… С.109.]. Депутация, прождав целый год в Астрахани, ответа не получила. Позже Коллегия иностранных дел, ссылаясь на мнение астраханского губернатора, доложила Екатерине II о том, что из-за недостатка пресной воды и других «неспособностей местности» там заложить крепость не представляется возможным. А потому «от принятия в подданство Вашего императорского величества трухменцев… никакой пользы быть не может»[29 - Там же. С. 109–112.]. Это касалось не только мангышлакских, но и других туркмен, живущих на восточном побережье Каспийского моря.
Не смотря на имеющиеся трудности и невыгодность строительства фортификаций на Мангышлаке, поиски продуктивных контактов с Россией продолжались. В конце 1801 – первой половине 1802 гг. в Петербург ко двору Александра I направились сразу две туркменские депутации: одна через Оренбург от имени казахского хана Пиргали (сына Нурали-хана), считавшегося правителем туркмен Мангышлака, а вторая – через Астрахань от имени старшин четырех родов туркмен-абдалов[30 - АВПРИ. Ф. Гл. архив I–8, 1801. Д. 2. Л. 21–23, 92–93, 154–155.]. Первая депутация, стремилась получить преимущества во взаимоотношениях с Россией по сравнению с туркменами и другими соседями, вторая, нежелавшая иметь своим правителем Пиргали-хана, пыталась поддерживать с Россией традиционно сложившиеся прямые связи только через своих доверенных лиц.
В различные инстанции от имени этих депутаций поступило множество прошений. В них выражались просьбы о принятии российского подданства, строительства укрепления в Тюб-Карагане для развития торговли. Несмотря на то, что 9 мая 1802 г. грамотой Александра I туркменам-абдалам было предоставлено российское подданство, правителем над ними все же был назначен Пиргали-хан. В декабре 1802 г. в Оренбурге состоялась церемония утверждения Пиргали туркменским ханом. Официальным актом императора ему вменялось в обязанность быть верным престолу «и означенный подданный наш туркменский народ содержать в порядке и на благо правосудием по закону и обыкновением той земли довольствовать»[31 - Высочайшая грамота «О принятии трухменского народа в подданство России и об утверждении управляющего сим народом Пиргали султана ханом». 9 мая 1802 г. // ПСЗРИ-1. Т. 27. 1802–1803. СПб, 1830. № 20260. С. 137–140.].
Однако, за месяц до этого мангышлакские туркмены в своем обращении к министру иностранных дел отказались признать власть Пиргали-хана. Они ссылались на его неспособность быть ханом, обвиняли в причастности к разорению и убийству туркмен[32 - Русско-туркменские отношения. С. 151.]. Кроме того, отказ повиноваться Пиргали-хану они обосновывали тем, что его депутация не представляет интересов мангышлакских туркмен, что составлена из его близких родственников, каракалпаков и беглых игдыров – всех тех, кто может принести непоправимый «вред государству»[33 - Там же. 152.]. Верховная власть на опасения туркменской депутации отреагировала вручением ей отдельной грамоты о принятии ее и всех туркмен абдальского рода под высочайшее покровительство[34 - Грамота, данная трухменским абдальского отделения старшинам и народу, обитающему при Мангышлаке «О всемилостивейшем принятии их в покровительство его императорского величества». 16 апреля 1803 г. // ПСЗРИ-1. Т. 27. 1802–1803. СПб., 1830. № 20714. С. 542–543.]. Через несколько месяцев со всех мангышлакских туркмен, принятых в российское подданство, были сняты продовольственные ограничения[35 - Именной, данный астраханскому гражданскому губернатору князю Тенишеву «О дозволении трухменцам из Мангышлака, принятым в российское подданство, покупать потребное количество для продовольствия их хлеба в Астрахани по вольным ценам». 30 июля 1803 г. // ПСЗРИ-3. Т. 27. 1802–1803. СПб., 1830. № 20871. С. 808–809.].
В начале XIX в. политический контакт с Россией пытается установить новая группа туркмен. В 1811 г. к астраханскому губернатору с прошением о принятии в русское подданство и переселении в пределы России обратились старшины откочевавших из Хивы човдуров. Явное и зачастую жестокое притеснение со стороны ханского правительства стало главной причиной их бегства из Хивы. Через год эта депутация, посетив вновь Астрахань, сообщила, что к ним примкнули еще 3600 семей из других туркменских племен. Однако вскоре выяснилось, что у туркмен имеется около 1 млн. голов скота и вопрос об их переселении в северокавказские степи стал не выполнимым. К тому же часть туркмен заявила, что она не ищет общего переселения, а только покровительства России[36 - Русско-туркменские отношения. С. 195.]. Так завершился очередной порыв туркмен к принятию российского подданства, что свидетельствует об устойчивом намерении опереться на сильного соседа.
В начале XIX столетия в связи с обострившимися отношениями с Ираном, российское правительство проявило интерес к туркменам Закаспия, находящимся во враждебных отношениях с пограничными персидскими провинциями. По этой причине с мая по сентябрь 1805 г. дипломатическим корпусом стала вестись активная служебная переписка о возможном стратегическом союзе России с текинцами, йомудами, гокленами в войне против Ирана. В донесении российского консула в Иране Скибиневского сообщалось об изъявлении туркменами готовности участвовать в войне против Каджаров.
Восстание против каджарской деспотии поднялось в мае 1813 г. на юго-восточном побережье Каспийского моря и охватило североиранские провинции – Астрабад, Хорасан, Мазандеран. Повстанцы обратились за помощью к России, для чего в местечко Гюлистан (Карабах) прибыла депутация из четырех туркменских старшин. Одновременно с депутацией к главнокомандующему на Кавказе Н. Ф. Ртищеву прибыли послы от Фатх Али-шаха для переговоров о заключении мира. Во время переговоров с шахскими посланниками генерал Ртищев воспользовался присутствием туркмен как средством дипломатического давления[37 - РГВИА. Ф. 483. ВУА (коллекция). Оп. 1. Д. 147. Л. 158–159.]. Иранская сторона, очевидно, сочтя, что срыв переговоров может привести к открытию «второго фронта» в закаспийских степях, вынуждено согласилась со всеми российскими условиями. Однако после подписания Гюлистанского мирного договора с Ираном (24 октября 1813 г.) генерал-лейтенантом Ртищевым в военной помощи туркменским повстанцам было отказано[38 - Аннанепесов М. Укрепление русско-туркменских взаимоотношений в XVIII–XIX вв. С. 136–138.]. Так, миссия прикаспийских туркмен потерпела неудачу, а депутация вернулась с письмом на имя предводителя восставших туркмен Хаджи-Сеид Мухаммеда, лишенным нужного смысла. Эти события привели к разрыву российско-туркменских отношений на целых 6 лет[39 - Веселовский Н. И. Очерк историко-географических сведений о Хивинском ханстве от древнейших времен до настоящаго. Спб., 1877. С. 283.].
Прерванные с 1813 по 1819 гг. дипломатические отношения России с туркменами Юго-Западного Туркменистана возобновились усилиями главнокомандующего на Кавказе А. П. Ермолова. В одном из своих писем вице-канцлеру К. В. Нессельроде Ермолов критиковал генерала Ртищева за прекращение связей с прикаспийскими туркменами и настаивал «не ослаблять приверженности к Российской державе храброго того народа»[40 - Русско-туркменские отношения… С. 195–196.]. В этот период данная связь осуществлялась не только через Астрахань, но и Кавказ, куда был перенесен центр этих отношений. Однако решительные действия А. П. Ермолова в налаживании дружественных связей с туркменами натолкнулись на серьезные препятствия, вызванные политическими разногласиями с центральным правительством[41 - Записки Н. Н. Муравьева-Карского // Русский архив. 1888. № 11. С. 399–400.].
Александр I и его министры не поддержали инициативу кавказского наместника, разъяснив ему, что Россия «не променяет дружбу Персии на какой-то участок земли»[42 - Внешняя политика России XIX – начала XX в. Т. 1 (IX). М., 1974. С. 125.]. А граф К. В. Нессельроде в одном из своих писем Ермолову выразил стремление монарха «видеть в Персии… господственную власть на прочном основании… оказывать (ей) помощь в случае надобности, дабы помощью высочайшего российского двора персидский двор был бы подкрепляем»[43 - Там же. Т. 2. (X). М., 1976. С. 226.].
Уверенный в своей правоте, А. П. Ермолов продолжал доказывать в правительственных кругах необходимость развития не только торговых связей с туркменами, но и ставил вопрос о необходимости присоединения к России всего восточного побережья Каспийского моря. В своем письме вице-канцлеру от 21 апреля 1820 г. он убеждал, что обитающие на восточном побережье йомуды – сильное и независимое от Ирана и Хивы племя. Для успешного развития торговли с Хивой, Бухарой и Северной Индией где-то в районе Красноводска необходимо построить укрепленную торговую факторию с гарнизоном в 1000 человек и мощной крепостной артиллерией, защитить ее рвом и валом. Ермолов полагал, что поскольку влияние Ирана на туркмен не распространяется далее р. Гурген, сооружение в Красноводском заливе укрепления не повлияет на отношения с Ираном, и не нарушат «приязненного к Персии расположения»[44 - АВПРИ. Ф. Главный архив II-18, 1819–1869. Оп. 8. Д. 1. Л. 52–54.].
В результате настойчивых усилий кавказского наместника на одном из заседаний учрежденного 29 июня 1820 г. Комитета по азиатским делам был рассмотрен «проект относительно учреждения теснейших сношений между Россией и туркменцами». Комитет единодушно признал предложения Ермолова полезными и своевременными и решил представить свое заключение по этому вопросу на утверждение Александра I[45 - Русско-туркменские отношения… С. 229–231.]. Однако из анализа заключения следует, что Комитет не ставил вопроса о принятии прикаспийских туркмен в российское подданство, что полностью устраивало и Александра I, и графа Нессельроде, как главу Министерства иностранных дел и последующих кавказских наместников.
Архивные материалы второй четверти XIX в. обнаруживают факты, препятствующие развитию взаимоотношений России с прибрежными туркменами, как со стороны шахских, так и российских властей одновременно. Правители североиранских провинций, прямо попирая права прикаспийских туркмен на ловлю рыбы, применяли против них различные санкции. Так, губернатор Мазандерана Мамедкули-Мирза в апреле 1826 г. распорядился отдать на откуп астраханскому купцу и рыбопромышленнику Мир-Багирову рыбные места на Каспии, принадлежавшие прибрежным туркменам, сроком на 10 лет с ежегодной выплатой 1650 руб[46 - АВПРИ. Ф. Главный архив I-9, 1836–1864 гг. Д. 5. Л. 25–26.]. В ответ на это возмущенные туркмены обратились с письмом к астраханскому губернатору, где указали на незаконность действий мазандеранского правителя. Из послания видно, что рыбопромысловые участки восточного Каспия с давних пор принадлежали прибрежным туркменам. «Култук наш, рыба наша, рыбу ловим мы, рыбу продаем мы… и что шах-заде до оного дела нет» – с раздражением писали они губернатору Астрахани[47 - Русско-туркменские отношения. С. 255–263.].
В связи с разрывом дипломатических отношений и войной с Ираном, Россия в 1826–1828 гг. поддержала справедливые притязания прибрежных туркмен и вплоть до 1830 г. рыболовные промыслы оставались в их пользовании[48 - Аннанепесов М. Укрепление русско-туркменских взаимоотношений в XVIII–XIX вв. / ответ. ред. А. А. Росляков. Ашхабад, 1982. С. 171]. Туркманчайский договор 1829 г., заменив собой Гюлистанский, завершил русско-иранскую войну 1826–1828 гг. Было подтверждено исключительное право России держать военный флот на Каспийском море (ст. VIII), а русским купцам – свободно торговать на всей территории Ирана (ст. X)[49 - Материалы к истории персидской войны 1826–1828 гг. // Кавказский сборник. Тифлис, 1908. Т. 27. С. 219.].
В результате таких политически успехов Россия упрочилась не только на Кавказе, но и в Западной Туркмении, что одновременно усилило российское влияние на прибрежных туркмен[50 - Под стягом России: сб. архивных документов. М., 1992. С. 317.]. Однако официальной политикой Николая I с его глубокой приверженностью принципам легитимизма по-прежнему оставалось сохранение и укрепление шахского престола в Иране. Делалось это, прежде всего, для того, чтобы предотвратить распадение персидской монархии, которое имело бы последствием, пользуясь терминологией министра иностранных дел К. В. Нессельроде, «множество затруднений»[51 - Симонич И. О. Воспоминания полномочного министра. 1832–1838 гг. М., 1967. С. 43.], оборонного, торгового и дипломатического характера.
Вместе с тем в правительственных кругах понимали, что подобная политика может оттолкнуть туркмен от России, «так как по сие время туркмены всегда надеялись на покровительство наше, то внезапное содействие наших судов в пользу персиян может привести их в совершенное недоумение, и иметь гибельные последствия…»[52 - Цит. по: Аннанепесов М. Указ. соч. С. 188.].
В 30-е годы XIX в., судя по запискам, оставленным российским посланником есаулом Лалаевым, среди коренного населения юго-западной Туркмении зародилось массовое движение за присоединение к России. Позиция Лалаева корреспондируется с огромным количеством архивных документом[53 - Русско-туркменские отношения… С. 291–310.] о переменах в политических взглядах прибрежных племен, о том, что они становятся единодушны в вопросе о принятии российского подданства[54 - Бларамберг И. Ф. Топографическое и статистическое описание берега Каспийского моря от Астрабада до мыса Тюб-Караган // ЗИРГО, 1850. Кн. 4. С. 104.].
Летом 1836 г. в селении Гасан-Кули «Общим советом казиев и почтеннейших людей» – представителями 20777 туркменских семей был принят документ исключительной важности – «Прошение йомудского племени к царскому правительству о добровольном присоединении к России». Этот документ отражал факторы, определяющие стремление прикаспийских туркмен к переходу в российское подданство, а именно, – обеспечение внешней безопасности, прекращение родовых распрей. Представляют особый интерес следующие строки йомудских старшин: «Мы сильны числом и храбростью, но слабы согласием, умом и порядком. Нам надобно великого покровителя, который бы из всех йомутов сделал одну душу и тело. Тогда мы будем страшны соседям и тогда к нам пристанут все другие племена туркменские»[55 - Русско-туркменские отношения. С. 306.].
«Прошение» отражало также причины экономического характера. Подчеркивая взаимовыгодную и беспошлинную торговлю с Россией, его авторы стремились избавить своих соплеменников от необходимости приобретать нужные товары и продовольствие на рынках Хивы и Ирана.
Со своей стороны, представители йомудских семей обещали: «служить государю и быть послушными», сопровождать русских торговцев в места русско-иранской торговли, отдавать на откуп рыбные промыслы только русским купцам, а в случае конфликта России с Ираном, выставлять десять тысяч конницы и т. д.[56 - Там же.]. Определяя границы так называемого «Йомудстана» к востоку и юго-востоку от Каспийского моря, старшины и казии намеревались создать вассальное России туркменское княжество, к которому, с их слов, «пристанут все другие племена туркменские»[57 - Путешествия Г. С. Карелина по Каспийскому морю. Т. 10. С. 291–292.].
Однако и в этот период стремление прибрежных туркмен к массовому переходу в русское подданство не встретило одобрения Петербурга. Одна из помех – противодействие западных держав, особенно Англии, другая – обострение отношений с Тегераном и Хивой. В мае 1937 г. Николай I дал устное согласие на просьбу каджарского правительства в том, чтобы пространство к северу от речки Карасу вплоть до Атрека было объявлено принадлежащим Ирану. Это означало, в сущности, признание юго-западных туркмен иранскими подданными[58 - Аннанепесов М. Укрепление русско-туркменских взаимоотношений в XVIII–XIX вв. С. 187–188.]. Вскоре за сближение туркмен с Россией многие их селения были разорены иранскими карателями[59 - Симонич И. О. Воспоминания полномочного министра, 1832–1838 гг. С. 108–109.].
В 1838 г. туркменские старшины вновь обратились к губернатору Оренбурга В. А. Перовскому с просьбой о принятии их в российское подданство. По этому случаю, губернатор направил письмо вице-канцлеру, в котором делился своими соображениями. Перовский считал, что удовлетворить просьбу старшин сейчас означает обострить отношения с Хивой: «Только под действительным покровительством России туркмены могли бы устрашить Хиву, иначе каждое прошение их вступить в подданство России, если дойдет, хотя по темным слухам, до Хивы, может только послужить во вред просителям»[60 - АВПРИ. Ф. Главный архив I-9, 1832–1848 гг. Д. 12. Л. 51 об.]. Поэтому губернатор решил воздержаться от официального и положительного ответа[61 - Там же. Л.52.]. В 1839 г. Перовский вернулся к этой теме и запросил у вице-канцлера разрешения на возобновление переговоров по поводу принятия туркмен в российское подданство[62 - ГАОО. Ф. 6. Оп.10. Д. 4778. Л. 28.].
Когда по просьбе Ирана в 1840 г. в Астрабадском заливе было учреждено постоянное крейсерство, перед русскими моряками были поставлены задачи: с одной стороны не допускать обострения отношений с Ираном из-за туркмен, а с другой, для успокоения туркмен обещать им свое покровительство. Такая двойная политика неблагоприятно отразилось на развитии отношении прикаспийских туркмен с Россией.
Материалы архивов, всесторонне освещают деятельность руководства крейсерства, обнаруживают решительные меры в отношении морских пиратов, до того беспрепятственно грабивших соседние берега. Характерен в этом отношении приказ капитана Е. В. Путятина об истреблении в 1842 г. отрядом военных судов туркменских киржимов, стоявших в заливе Гасан-Кули[63 - Русско-туркменские отношения… С. 365–367, 482–487.]. Вскоре вслед за крейсерством учреждается русская военно-морская база на о. Ашур-Ада (на русских картах до XIX в. – о. Евгений), что было вызвано усилившимися провокациями английских агентов в Персии и Средней Азии.
Последующий период, вплоть до высадки русских войск на Красноводском полуострове (1869 г.), наиболее насыщен попытками правителей Ирана и их английских покровителей разжечь вражду между туркменами и Россией. Так, по прямому подстрекательству мазандеранского правителя Мехти Кули Мирзы некий Черкез-хан и его сторонники совершили нападение на русские торговые суда и фактории. Это обстоятельство возымело отрицательные последствия, отразившиеся на ходе российско-туркменских переговоров.
Для урегулирования конфликта и прекращения стычек к туркменским берегам был послан капитан I ранга Н. К. Краббе, получивший от управляющего морским министерством великого князя Константина приказ «действовать относительно туркмен не одною силою», а в нужных случаях «убеждениями, лаской, связями»[64 - Военная энциклопедия: в 18 т. / под ред. В. Ф. Новицкого и др. СПб.: Т-во И. Д. Сытина. 1911–1915. Т. 10. С. 231.]. Поворот к мирному урегулированию отношений лег в основу дальнейшей деятельности командиров русских военных судов на Каспии. Для разрешения спорных вопросов, как свидетельствуют документы, они нередко прибегали к посредничеству главного духовного лица прикаспийских туркмен – Таган-кази. Обращение к нему, как правило, сопровождалось просьбой о разъяснении прибрежным туркменам необходимости противодействовать шайкам морских пиратов и сотрудничать с Россией. В этих целях Таган-кази огласил свою правовую позицию (фетву), согласно которой стражники освобождались от наказания за кровь (хун) в случае убийства кого-либо из участников разбойных нападений. Эти меры способствовали установлению порядка и спокойствию среди туркмен, которые в большей своей массе стали себя вести, «как подобает русским подданным»[65 - Русско-туркменские отношения… С. 431–432.]. С помощью старшин Кадырмухаммеда, Худайберды, Гельды-хана, Нияздурды, Нурали-хана, Сеид-мухаммеда был установлен строжайший надзор за торговлей туркмен с Россией и Ираном[66 - Там же. С. 431–433.].
К середине XIX столетия около 115 тыс. прикаспийских туркмен – йомудов, човдуров, игдыров и абдалов, объединенные более чем в 23 тыс. кибиток, добровольно приняли подданство России[67 - История Туркменской ССР… Т. 1. Кн. 2. С. 104.]. Через девять лет их примеру последовали туркмены южных и северных областей Туркмении. В 1859 г. к начальнику Ашурадинской (астрабадской) морской станции прибыл представитель ахальских текинцев и от имени Нурберды-хана просил оказать помощь в борьбе против Хивы[68 - Галкин М. Н. Журнал экспедиции. С. 117 // АВПРИ. Ф. Главный архив I-9. Оп. 8.]. Несколько позже с подобной просьбой обратился Атамурад-хан – предводитель восставших хивинских туркмен. Для усмирения Хивы он пытался получить от России не только материальную и военную помощь, но и выпросить российское подданство для 6 тыс. своих соплеменников[69 - Русско-туркменские отношения… С. 522, 530.]. В прошении на имя Императора Всероссийского, поданного через оренбургское начальства, Атамурат-хан писал о давнишней мечте туркмен: «…чтобы пришел к нам царь со стороны Шагадама[70 - Название колодцев, у которых построен Красноводск.], основал бы город, устроил ярмарку и был бы этот город местом стечения всех туркмен, его верных друзей и подданных»[71 - Терентьев М. А. Завоевание Средней Азии. Т. 1–3. СПб., 1903. Т. 2. С.46.].
Канун присоединения к России в истории российско-туркменских отношений характеризуется сложной политической обстановкой: усилением агрессивных действий Ирана и Хивы против южных и северных туркмен. Так, под Серахсом (1855 г.), под Кара-Кала (1858 г.), в Мерве (1861 г.) туркменам пришлось трижды выдерживать натиск соседних государств. С 1855 г. началась пятнадцатилетняя война между северными туркменами и хивинскими ханами. И хотя в этих сражениях объединенные силы туркменских племен успешно противодействовали войскам Ирана и Хивы, политическая обстановка диктовала необходимость решения судьбы туркмен иным образом. Наиболее дальновидные представители туркменских родов видели спасение в могуществе великой России[72 - АВПРИ. Ф. Главный архив I-9. Оп. 8. 1837–1843. Д. 12. Л. 49.].
С конца 50-х гг. XIX в. в правительственных кругах России вновь начались обсуждения планов по присоединению туркменских земель. Первоначально был поставлен вопрос о сооружении крепости и торговой фактории не в Красноводске, а значительно южнее, при устьях Атрека и Гургена. В представлении министра иностранных дел А. М. Горчакова Александру II от 8 августа 1858 г. было выражено опасение позициями других государств в оценке такого шага России как нарушение международного права. Горчаков предвидел, что главным препятствием к этому могло стать то, что Англия не будет «равнодушной зрительницей подобного предприятия»[73 - Русско-туркменские отношения… С. 454–455.].
Министр Горчаков и российский посланник в Тегеране Н. А. Аничков, придерживаясь данного в 1837 г. Николаем I обещания признать границей Ирана р. Атрек, полагали, что любая крепость или торговая фактория могут быть заложены только к северу от Атрека. Кавказский наместник А. И. Барятинский напротив поддерживал идею занятия двух пунктов при устьях Атрека и Гургена, предложенную недавно образовавшимся Закаспийским торговым товариществом[74 - РГВИА. Ф. ВУА. Д. 18297. Л. 2–4.]. Он предлагал воспользоваться неоднократными просьбами атреко-гургенских туркмен о принятии в подданство России и «достигнуть предположенной цели, вовсе не давая нашему предприятию военного характера» с тем, чтобы не встревожить Иран и не возбудить с его стороны протесты и жалобы. Увлеченный своими планами, Барятинский даже предложил командующему Каспийской флотилией заблаговременно осуществить приготовления на случай занятия юго-восточного берега Каспийского моря[75 - Русско-туркменские отношения… С. 458–461.].
Несовпадение мнений в выборе места для укрепления было обсуждено на особом совещании Комитета министров 2 и 9 января 1859 г. под председателем императора. Но прежде, чем основать крепость, было решено провести точную рекогносцировку прибрежной полосы Туркмении. В отношении принятия туркмен в подданство России, Комитет министров постановил, что «не только подданство, но и официально объявленное покровительство над туркменами было бы для нашего правительства неудобно». Иначе Россия возложила бы на себя ответственность за любые действия туркмен и оказалась бы в затруднительном положении[76 - Аннанепесов М. Укрепление русско-туркменских взаимоотношений в XVIII–XIX вв. С. 244.].
В соответствии с решением Комитета министров летом 1859 г. для изучения местности была отправлена экспедиция под командованием полковника В. В. Дандевиля и капитана 2-го ранга Ивашинцева. Однако это лишь осложнило отношения русских и туркмен. Дандевилем была предпринята акция, целью которой стало «склонить туркмен силой, а не увещеваниями» и держать их под «постоянным страхом наказания за малейшую дерзость»[77 - АВПРИ. Ф. Главный архив I-9. Оп. 8. Д. 1858–1860. Д. 12. Л. 23–32.].
Наместник Кавказа князь А. И. Барятинский, узнав, что экспедиция была задумана для устрашения туркмен, выразил опасение, что это может восстановить их против России, чем непременно воспользуются Иран и британские агенты для ухудшения ее положения в Азии. Такая несогласованность позиций, была вызвана тем, что оренбургские власти, поручившие организацию экспедиции Дандевилю, проявили безразличие к российско-туркменским связям, внесли разлад, нарушили их мирный характер в тот момент, когда «персидские власти и английские агенты, замечая возрастающее влияние отряда на туркмен» и видя расположенность большей части этого народа к России, «употребляют всевозможные интриги против станции»[78 - Русско-туркменские отношения… С. 475.].
Государь, ознакомившись с результатами экспедиции, приказал «предполагаемое устройство укрепления с факторией на восточном берегу Каспийского моря на время отложить, ибо достижения сего имелось в виду миролюбивыми сношениями с туркменами»[79 - Там же. С. 492–493.].
В 60-х гг. XIX в., когда Россия приступила к практической реализации планов присоединения всей Средней Азии, вопрос об основании укрепленного форта русской армии (УФРА) на побережье Красноводского залива стал вновь актуальным. В начале 1865 г. особым решением Комитета министров были установлены предварительные сроки его занятия – начало весны 1866 г.[80 - Там же. С. 507.] Несмотря на устный договор 1837 г. о признании границей Ирана р. Атрек, персидские власти предъявляли притязания на владение всеми туркменскими землями и восточным побережьем Каспийского моря. В связи с этим российский посланник предложил, не вступая с правительством Ирана в переговоры по туркменскому вопросу, занять Красноводск, «дабы после представить свершившимся фактом»[81 - Там же. С. 508–510.]. Однако, в связи с предстоящими военными действиями против Бухарского эмирата Александр II в августе 1865 г. приказал отложить на время занятие Красноводского залива. В то же время было дано указание соответствующим министерствам и ведомствам принять меры к развитию торговли и промыслов с тем, чтобы всемерно поощрять дружественные отношения с туркменами.
1.3. Завоевание и включение Ахалтекинского оазиса в государственно-правовое пространство России
К концу 1868 г. значительная часть обширных среднеазиатских территорий была включена в состав Российской империи. Сначала были завоеваны территории Сыр-Дарьинской, Ново-Кокандской линий и части Кокандского ханства[82 - Кокандское ханство окончательно упраздняется в 1876 г., после подавления очередного антирусского восстания. В этом же году из ханства образуется особая Ферганская область.], из которых 12 февраля 1865 г. была образована Туркестанская область[83 - См.: Именной, объявленный Сенату Военным министром, распубликованный 2 марта «Об образовании Туркестанской области». 12 февраля 1865 г. // ПСЗРИ – 2-е. Т. 40. Отд. 1. 1865. СПб., 1867, № 41792.], подчинявшаяся оренбургскому генерал-губернатору. Весной – летом 1866 г. к Туркестанской области были присоединены занятые русскими войсками города Ташкент, Ходжент и Зачирчикский край.
После обсуждения вопроса в «Особом комитете» о дальнейшем устройстве края был разработан проект учреждения двух областей Сырдарьинской с центром в г. Ташкенте, Семиреченской с центром в г. Верном и составления из них Туркестанского генерал-губернаторства с подчинением его в порядке высшего административного управления военному министерству. Проект был утвержден 11 апреля 1867 г. императором Александром II[84 - ПСЗРИ-2. Т. 42 (1867). Отд. 1. СПб., 1871. № 44831.].
После присоединения всей территории Кокандского ханства и установления над Бухарским ханством российского протектората, оба ханства превратились в гарантированный рынок сбыта российских товаров и источник сырья для российской промышленности. Отношения между Бухарой и Петербургом определились двумя договорами: от 11 мая 1868 г. и от 28 сентября 1873 г. Все дальнейшие соглашения между двумя государствами заключались только по отдельным вопросам ведомственного характера, но по существу опирались на эти договоры.
В октябре 1869 г. с высадкой отряда полковника Н. Г. Столетова в Муравьевской бухте (Шагадам) было заложено основание города Красноводска – лучшей гавани и плацдарма, открывавших путь дальнейшему продвижению вглубь Туркмении и покорению Хивинского ханства[85 - Присоединение Туркмении к России. Док. № 1, 4, 7, 10 и др.].
После установления российского протектората над Хивинским ханством по Русско-хивинскому мирному договору 1873 г. завершился период активной завоевательной политики России. «Наше дело в Средней Азии, что касается собственно завоеваний, надо надеяться, – писалось на страницах журнала „Вестник Европы“, – теперь совершено окончательно, и эпоха наших походов, неизбежно приводивших к новым расширениям территории, окончательно закончена»[86 - Внутреннее обозрение // Вестник Европы. 1873. Т. 6. Кн. 1. С. 361.]. Дальнейшее продвижение Российской империи вглубь этого региона обусловливалось, согласно позиции большинства отечественных ученых, необходимостью усмирить кочевые туркменские племена, не прекращавших набеги на русские границы. И все же туркмены, несмотря на свою воинственность и непокорность рассматривались Петербургом как наименее исламизированная, а, следовательно, и как менее инородная общность. Это служило серьезным основанием для державного оптимизма и вселяло уверенность в успехе последующего приобщения туркмен к российской государственности. Такая позиция еще более укрепилась на фоне военного покорения Коканда, Бухары и Хивы – среднеазиатских ханств, полных усобиц и религиозного фанатизма[87 - Батунский М. А. Россия и ислам: в 3 т. М., 2003. Т. 2. С. 387.].
Что же касается характера завоевания и установления российской власти среди туркменских племен Ахалтекинского оазиса, то их формальное подданство среднеазиатским правителям, после установления российского протектората в Хиве и Бухаре не означало одномоментного присоединения к России. Туркменские земли и населявших их туркмен России еще предстояло подчинить российскому правопорядку. А поскольку туркменские племена на тот момент образовывали независимые этно-территориальные группы, процесс присоединения их земель к Российской империи был сложным и поэтапным.
Движение среди туркмен в пользу принятия русского подданства особенно усилилось после победоносного Хивинского похода 1873 г. В июне 1875 г. старшины некоторых текинских родов, собравшиеся в Геок-Тепе, обратились к правительству Российской империи «с изъявлением полной покорности от всего ахалтекинского общества»[88 - История Туркменской ССР. Т. 1. Кн. 2. С. 122.]. Сам Нурберды-хан был настроен в пользу соглашения с Россией[89 - Тихомиров М. Н. Присоединение Мерва к России. С. 36.]. Старейшинами было обещано прекращение грабежей караванов. Тех же, кто продолжит свой преступный промысел, было решено преследовать и казнить по приказанию ханов. В этих же целях был сформирован специальный карательный отряд из сотни всадников. Дореволюционные источники свидетельствуют о том, что во исполнение этого постановления было поймано и казнено 6 преступников[90 - Куропаткин А. Туркмения и туркмены. С. 45–46.]. В действительности же присоединение к России туркмен Ахала мыслилось не как полное подчинение имперской администрации, а как своего рода вассалитет с сохранением некоторых прав и обычаев[91 - Тихомиров М. Н. Присоединение Мерва к России. С. 37.]. Другие текинские роды, в которых господствовали настроения, враждебные к России, находились в Мерве. Они сплотились вокруг Каушут-хана.
Причины разногласий среди текинцев скрывались в разном территориальном положении Ахала и Мерва. Отдаленный от русских владений полосой труднопроходимой пустыни, Мервский оазис, превосходивший Ахал и территориально, и по численности населения в пять раз, претендовал на особый статус и мог лавировать между Персией, Афганистаном и Хивой в зависимости от политической конъюнктуры. Вместе с усилением позиции противников добровольного вхождения в состав России положение в Ахале резко изменилось. Маслахат Ахала принял решение оказать русской армии вооруженное сопротивление. Однако поскольку среди населения оазиса не было единства и его значительная часть, не желавшая воевать, начала переселяться в другие более спокойные районы – в Мерв, Теджен, маслахат обязал правителей Ахала насильно возвращать беглецов и конфисковывать их имущество[92 - Гродеков Н. И. Война в Туркмении. Т. 3. С. 139–140.].
Неповиновение оазиса русскому господству привело к тому, что земли, занимаемые туркменами-теке, стали своеобразным анклавом, врезавшимся в территорию Российской империи так, что сообщение между Красноводском и Ташкентом приходилось осуществлять через Оренбург. Кроме того, Ахалтекинский оазис оставался по-прежнему незамиренным, что позволяло его правителям, как в недалеком прошлом ханам Хивы и Бухары, пытаться обогатиться по налаживаемым после векового застоя торговым путям с помощью грабежа и работорговли[93 - Цит. по: Кнорринг Н. Н. Белый генерал. М., 1992. С. 153–154.].
К приходу русских население Ахалтекинского оазиса до 1878 г. управлялось четырьмя ханами, сообразно делению текинцев на четыре главных рода (сычмаз, бахши-дашаяк, векил и бек)[94 - Присоединение Туркмении к России. С. 190, 486.]. Своеобразное ханство в ханстве составляло население крепостей от Кизыл-Арвата до Борме (Беш-Кала), которое также имело своего хана. Население Борме находилось под управлением Тыкма-Сердара, население крепости от Арчмана до Яраджи считалось собственностью семьи Нурберды-хана[95 - Там же. С. 191.]. Резиденцией главных текинских ханов была крепость Геок-Тепе. Соседствующие с текинцами нохурцы и гоклены составляли самостоятельные племена.
В период экспедиций русских войск с 1879 по 1881 гг. произошло объединение ахалтекинцев под эгидой одного «правителя»[96 - Кулиев О. Административно-территориальное устройство Туркменистана (начало XX в. – 1980 г.) / отв. ред. А. В. Головкин, В. А. Кадыров. Ашхабад: Ылым, 1989. С. 12.]. Однако это объединение не было вызвано внутренним социально-экономическим развитием текинцев Ахала, не носило характер централизованной государственности. Оно являлось лишь вынужденной мерой организованного противодействия российским экспедиционным силам подержанной Британией.
Окончание русско-турецкой войны, в результате которой Россия по Сан-Стефанскому мирному договору от 3 марта 1878 г. получила на Балканах и Кавказе значительные выгоды, враждебно настроило государства, имеющие наряду с Россией прямые интересы на среднеазиатской границе. Берлинский международный конгресс, созванный в июле 1878 г. под председательством Бисмарка, наряду с балканским вопросом обсудил и положение дел в Средней Азии. Страны-участники и, главным образом, Англия с Австро-Венгрией, смогли добиться отмены Сан-Стефанского договора и лишения России полученных выгод. Кроме того, эти же державы подняли вопрос о вытеснении России из Средней Азии, включая Бухару, Хиву и Туркменские земли.
Данные события привели к тому, что со стороны среднеазиатской границы стала реально назревать опасность вооруженного конфликта. Перед Россией со всей остротой встал вопрос: или потерять Среднюю Азию, или продвинуться еще глубже в просторы Туркмении, укрепив, тем самым, прочность своих позиций на границах с Ираном и Афганистаном. В этих целях русское правительство решило вторгнуться в Ахал-Теке, а затем закрепить за собой Мервский оазис.
Поскольку подготовка и ход завоевания Россией Южного Туркменистана достаточно подробно описаны в многочисленных исследованиях отечественных историков, ограничимся лишь обобщениями в связи с нашей темой.
В апреле 1878 г. состоялось совещание под председательством Александра II, по итогам которого было единодушно решено не быть «совершенно пассивными на среднеазиатских границах». Напротив, для устранения угроз «возможных выступлений английского правительства… принять… надлежащие меры, как со стороны Туркестана, так и со стороны Каспийского моря»[97 - История внешней политики России. Вторая половина XIX в. / под ред. В. М. Хевролиной. М., 1997. С. 121.]. Дальнейшая активизация Англии (вторжение англо-индийских войск в Афганистан в ноябре 1878 г.; политическое давление на Персию, оказание помощи туркменам-теке в вооружении), а также частые нападения текинцев на русскую территорию[98 - РГВИА. ВУА. Д. 69279 (2); РГВИА. ВУА. Д. 6927 (2).] помогли российскому военному командованию Туркестанского края обосновать обращение к императору о необходимости скорейшего занятия Ахалтекинского оазиса.
