Пётр Романов. Второй шанс

скачать книгу бесплатно

Пётр Романов. Второй шанс
О.Шеллина (shellina)

Amaranthe

«Велите сани запрягать, к сестрице своей Наташеньке, поеду!»На этом жизненный путь императора Петра II закончился в нашем мире. Но по воле случая, магического артефакта, а может, по ошибке, его заносит в параллельный мир, где Романовы никогда не правили. Зато здесь идут разборки влиятельных кланов между собой, развиты технологии, все близкие живы… и, да, тут есть магия. И последнее повергает в шок больше остального. Хотя нет, Петенька из этого мира был таким слабаком, боящимся собственной магии, что влиться будет непросто, потому что такая роль точно не устроит бывшего юного императора. Только бы справиться с издержками моды и не удивляться чудесам на каждом шагу, хотя в таком случае изменений в поведении точно никто не заметит.

О.Шеллина (shellina), Amaranthe

Пётр Романов. Второй шанс

Глава 1

В богато обставленной комнате в царских палатах было невероятно душно. Спёртый воздух, пропахший ладаном и длительной болезнью, заполнял огромную комнату, где на большой постели среди многочисленных перин и одеял терялся юноша с обезображенным оспинами лицом. Ему было жарко, хотелось глотнуть хоть немного свежего морозного воздуха, но медикус запретил идти у него на поводу. После последнего кровопускания стало совсем худо, и не только редкие посетители этой комнаты, но и сам юноша, прекрасно понимали, что жизнь его отсчитывает последние часы.

Вот уже прошло два часа, как его причастили, да и бросили здесь одного. Но юноше было уже всё равно. В эти две недели он прекрасно узнал цену дружбе, любви, верности и преданности. И цена эта оказалась на редкость скудной.

Верховный Тайный Совет обсуждал свои дальнейшие действия, даже уже не скрываясь и не понижая голоса, собираясь за дверьми этой опочивальни, приходить в которую они были вынуждены каждый день, чтобы не пропустить такого события, как смерть императора. Вот только в саму комнату, где лежал умирающий юноша, они не заходили, все за дверьми топтались. То ли заразы боялись, то ли просто видеть его не хотели, а он был слишком слаб, чтобы приказать. С тех пор как он отказался подписывать фальшивое завещание, его вообще никто, кроме слуг, да медикуса не навещали.

Ванька, друг сердечный, чтоб ему пусто было, только губы поджал, да фальшивку свою в трубочку скатал, после чего ушёл, даже не попрощавшись перед смертью. Вот она – цена дружбы, хотя какая это дружба, ежели тот же Ванька только и делал, что в сомнительные забавы его постоянно втягивал, да всё за родичей своих многочисленных просил. Разве же это дружба? Эх, если бы знать, что в той преданности и дружбе таится, то всех скопом своим последним указом на плаху бы повёл. А сейчас никто и слушать его не станет. Последнее заседание Совета и так прошло без него, хотя в то время он ещё мог передвигаться, оспины ещё не так обезобразили его лицо, но медикус, чтоб ему до конца жизни икалось, настоял на том, чтобы не тревожил никто его величество. Он бы и сейчас мог поприсутствовать, да слово своё последнее сказать, ведь соображать-то может, только проку от этого никакого. Поставили на нём все крест, да только и ждут, пока Богу душу отдаст.

А Лизка, да Катька, что ещё недавно в любви ему клялись, да в опочивальню зазывали, вообще нос сюда не казали. Видимо, так любили. Юноша хрипло рассмеялся в темноте душной комнаты.

Верховный Тайный Совет в полном составе уже Аньку на царствование зазывают. Но он ещё не умер! Твари. Все твари. Плохо только, что очень уж поздно он это понял. И ладно бы, что, поняв, сумел выкарабкаться, почитай, из могилы, тогда бы все они у него точно поплясали, в большинстве своём на эшафоте. Вот только костлявая уже протянула к нему лапы. Нет, не сумеет он исправить то, что натворили все эти уроды с его молчаливого согласия за все те малые годы его царствования.

Иной раз вообще мысли странные в голове бродили – а что, если его специально заразили, аль отраву какую посыпали? Ведь начал он зубы понемногу показывать, начал. И у Долгоруких на поводу пошёл, Катьку замуж позвав, чтобы они пока палки в колёса не вставляли. А вот Остермана как раз перед болезнью осаживать начал. Тот ажно дар речи потерял. Юноша снова засмеялся, чувствуя при этом, как по щеке потекла слеза.

Поздно. Ничего уже не исправить. Но как же страшно умирать, как же страшно.

Дверь приоткрылась, и в комнату вошёл поп какой-то. Затуманенный взгляд юноши уже не мог распознать, кто именно перед ним стоит.

– … Соборовать бы надобно… – долетело до юноши, а по его телу прошла болезненная судорога.

Палец священника коснулся его лба, и тут юноша вскочил на кровати и чётко произнёс.

– Велите сани запрягать! К сестрице своей Наташеньке поеду, – и он упал обратно на перину, а священник переглянулся с медикусом и принялся креститься, нашёптывая молитву, ведь Великая княжна Наталия Алексеевна уже год как преставилась.

– Государь, – ещё раз перекрестившись, поп тронул императора за плечо, сразу же почувствовав вместо уже привычного жара, едва ли не обжигающий холод. – Государь! – но юноша, бывший императором Российской Империи под именем Петра II, уже его не слышал. Он мчался в призрачных санях туда, где, как он надеялся, его действительно ждали и любили.

***

– Романов! Романов, да вставай же ты, – кто-то тряс меня за плечо, отчего я окончательно проснулся, всё ещё до конца не понимая, где я нахожусь, и кто позволил себе так фамильярничать со мной. Даже Ванька, чтоб ему черти отдельный котёл приготовили, никогда не называл меня просто по имени. Тем более, по фамилии, да ещё и тряся при этом, как дворовая собака пойманную крысу. Приоткрыв один глаз, я уже хотел было стражу кликнуть, чтобы схватили наглеца, да в застенки утащили, но тут же распахнул уже оба глаза и резко сел, оглядываясь по сторонам. Что это за место? Где, мать вашу, я нахожусь?!

Бедно обставленная комната, сомневаюсь, что в такой и дворовые живут, стол, пара стульев, две кровати, вот и вся обстановка. Надо мной стоит парень моего возраста, одетый, как последний нищий, штаны, белая рубашка всё без малейшей вышивки. А у рубашки ещё и рукава короткие руки почти полностью обнажены. Срамота какая.

И тут парень отошёл от меня, рывком открыл дверь, которую я вначале не увидел, вытащил оттуда точно такую же одежду, что на нём была одета, и бросил её мне.

– Романов, не тормози. Умывайся быстрее, да одевайся, мы же сейчас уже на урок будем опаздывать, а опаздывать никак нельзя, потому что первым стоит боевая магия у Долгова. Да шевелись, ты, что ты на меня уставился, словно не узнаёшь. Алле, это я Дмитрий Карамзин, и мы с тобой уже второй год эту комнату делим. – Этот парень помахал перед моим лицом рукой и, не увидев никакой реакции, ибо не знал я, что следует в такие моменты предпринимать, да и что отвечать ему, развернулся и, наконец, отошёл от меня. – Ты будешь вставать? Если нет, то я пойду. Будешь перед Долговым сам оправдываться, почему опоздал.

Господи, прости меня грешного, если это такой Ад специально для меня выделенный, чтобы как следует помучить, то не слишком ли суровое наказание? Да, грешен я был, в свои неполные пятнадцать лет попробовал, наверное, всё: и вино пил без меры, и трубку курил так, что круги перед глазами плыли. А уж про девушек и говорить нечего. Всякое было, даже с тёткой родной прелюбодействовал, было дело. Но всё-таки не слишком ли суровое наказание? Ведь я даже не понимаю, в чём его суть.

Карамзин покачал головой и направился к двери, чтобы осуществить свою угрозу и уйти, бросив меня здесь одного, а ведь я не знаю, что должен делать!

– Подожди, – голос звучал глухо, но Карамзин остановился и глянул на меня, а это было самым главным. – Я… сейчас.

Мне повезло в том плане, что я не отрывал взгляда с лица своего… Да кем, чёрт подери, мне приходится этот Карамзин? Друг? Я уже не верю в дружбу, уже не верю. Ладно, разберёмся по ходу. Сейчас же я быстро направился к ещё одной двери, на которую быстро взглянул Карамзин, а я, к счастью, заметил этот взгляд. Бежал я к этой двери бегом, прижимая к груди одежду, чтобы хоть немного прикрыть наготу.

За дверью оказалась странная комната. Как-то сам по себе, почти не думая про то, я понял, что нахожусь в умывальной, и даже сумел быстро разобраться, как работает отхожее место. Наслышан был от Де Лириа, что у английских королей нечто подобное имеется. Всё хотел мастеров заставить себе такое же сделать, но не успел. А что, вполне удобно. Я кивнул своему отражению, подивившись его чистоте. Нет, я всё-таки ошибся, комната не бедная, она спартанская. В бедной комнате не может быть такого зеркала. А вот с водой разобраться я не сумел. Точнее, я её сумел получить, даже не задумываясь. Руки сами потянулись к странным железным штуковинам и что-то сделали так, что потекла вода. Тогда я прикрыл глаза и позволил рукам самим действовать, не думая над тем, что именно я делаю.

Умывшись и пригладив волосы, торчавшие во все стороны, я оделся, снова позволив рукам самостоятельно разбираться с приспособлениями на брюках.

Потом меня вдруг осенило, что в зеркале увидел что-то не то, и я снова глянул на своё отражение. Лицо было ровное, чистое, без тени недуга, свалившегося на меня внезапно. Из отражения на меня смотрело молодое лицо с сияющими, ещё не познавшими горечи предательства глазами. А может, не ад это вовсе? Может, так выглядит рай, в котором я и сестрицу свою, Великую Княжну Наталию смогу увидеть? Эх, знать бы, какое испытание уготовано мне. Но Господь вроде бы не даёт ничего, что нельзя было бы исполнить. Я тряхнул головой, стараясь прогнать эти навеянные мне мысли и погасить ложную надежду о встрече с сестрицей. И только после этого вышел.

– На держи, я, пока ты плескался, сумку твою собрал. Учебники, тетради по предметам запихал. Цени, Петька, доброту мою. Где ты ещё найдёшь такого друга, который, как с ребёнком? с тобой носиться будет? Идём быстрее, а то, и правда опоздаем, тогда нас точно наглядным пособием назначат, а я ещё с прошлого раза от впечатлений не отошёл, да и неохота в больничке валяться, – всё это Карамзин говорил мне, когда мы уже быстро шли по длинному коридору. Я решил не отвечать ему, пока не разберусь, кем он всё же является мне, если позволяет себе такое панибратское отношение. Распускать руки и показывать норов свой, который, как вокруг говорили, мне от деда моего Петра Алексеевича достался, я пока не решился, потому как вся обстановка была непривычной мне. Простой коридор без лепнины и картин, а пол не устлан коврами и шкурами. Я покосился на освещение коридора. Огня видно не было, а свет был. Решив, что я просто брежу, значит, всё ещё жив, решил не сопротивляться этому бреду, глядишь, что-нибудь интересное подсмотрю.

Пройдя по коридору, мы спустились по лестнице. На пути нашего следования нам никто не встретился, кроме пары парней, так же спешащих, как и мы. Я не увидел ни единого слуги, которые бы ждали, когда их позовут. Мимо ни один холоп не пробежал, спеша разнести воду в комнаты, да ещё чего по мелочи. Это, наверное, поразило меня гораздо больше, нежели свет без огня, но вида я не подал и продолжал покорно следовать за Карамзиным. Снова длинный коридор, а затем мы вышли на улицу.

Я обернулся. Здание, из которого мы вышли, было пятиэтажное, огромное, и, в то же время, совершенно лишённое хоть каких-либо украшений. Зато сделано из камня, или, скорее даже из кирпича. Как и другие здания, разбросанные то здесь, то там на довольно обширной территории. Хотя никакой логики в расположениях этих зданий я не видел. Но, может быть, это потому, что я не знаю их предназначения?

До соседнего здания мы добрались бегом. На улице стояло лето, или ранняя осень, было жарко и вполне комфортно в этой рубашке без рукавов. Я невольно содрогнулся, представив, как было бы мне плохо, будь я в камзоле. Но думать обо всём этом было некогда, потому что мы очень быстро спустились в подвал, где остановились перед массивной дверью. Там уже стояли другие юноши моего возраста, а также… я пару раз кашлянул, разглядывая девиц, стоящих тут же. Господи, Боже мой, почему они все одеты, как блудницы? Короткие юбки едва прикрывали колени, а почти такая же рубашка, как у нас, практически не скрывала силуэта юных тел. Правда, грудь была прикрыта чем-то кружевным, но, вместо того, чтобы что-то скрывать, эти кружева только привлекали к себе внимание. С другой стороны, на обнажённую или почти обнажённую грудь я вполне мог любоваться у придворных красавиц, но ноги…

Остановившись, не понимая, чего или кого мы вообще ждём, я недоумённо оглядывался по сторонам. Карамзин молчал, нахмурившись, глядя куда-то в сторону. Я уже хотел проследить за его взглядом, но тут кто-то подошёл ко мне сзади и резко хлопнул по спине. Это не было дружеское приветствие, отнюдь. Тот, кто это сделал, совершенно определённо хотел сделать мне больно.

Медленно повернулся и встретился со взглядом здорового парня, место которого в гренадерах, а вовсе не в учебном заведении, если я всё правильно понял, из воплей Карамзина.

– Романов, какие люди, и что же ты решил почтить своим визитом занятия? Неужели ты уже выздоровел и избавился от всех своих недугов, которые тебя мучают? – здоровяк заржал, прямо как жеребец. Я стоял, нахмурившись, всё ещё не зная, как реагировать.

– Отвали, Агушин, – вместо меня ответил Карамзин. – Че ты к нам привязался? – Дмитрий хотел было вклиниться между нами, тем самым попытавшись закрыть меня собой, потому как ростом он был на полголовы выше меня, что было удивительно, потому что я всегда отличался высоким ростом и статью, слишком уж много времени проводил в седле, да и охота далеко не лёгкое дело, как может кому-то показаться, но здоровяк оттолкнул от него, словно отмахнувшись, так и не дав сделать задуманное.

– А ты вообще заткнись, козявка. Я сейчас к твоей подружке обращаюсь. Ну, так что, Романов, снова в обморок завалишься, как только фаербол увидишь?

– Шёл бы ты мимо, добрый человек, – проговорил я, с трудом беря себя в руки. Ничего, меня качественно научил Верховный Тайный совет молчать, даже если от мыслей в это время голова была готова лопнуть. Поэтому я пропустил оскорбления мимо ушей, хотя всё внутри всколыхнулось от такого обращения. Как он вообще посмел так обращаться к императору? Ну, ладно, пускай в моём бреду я не император, но ведь дворянином хотя бы я не перестал быть?

– Ой, не могу, – Агушин хохотнул. – Ну ладно, ладно, не обижайся, Саманта, – и он, второй раз уже обратившийся ко мне как к женщине, ещё и протянул лапу, похлопав меня по щеке. Этого моя гордость выдержать уже не могла. Перехватив его руку, я вывернул её хитрым способом, как показал мне егерь Кузьмин, и одновременно пнул его под колено.

Агушин заорал, он явно не ожидал, что я отвечу, и рухнул на колени. Но быстро пришёл в себя и вскочил на ноги, глядя на меня с разгорающимся в глазах бешенством.

– Ну всё, Романов, ты покойник, – процедил он и замахнулся на меня кулаком. Я смотрел, сам чувствуя, как мой взгляд наполняется презрением. Я на волка с ножом ходил, медведя на рогатину поднимал, половину своей жизни проведя на охоте. И вот этот неповоротливый кабан хочет меня достать просто кулаком? Поднырнув под пролетевший мимо кулачище, я коротким экономным движением ударил его в район печени. А потом, обхватив за плечи, без размаха впечатал лоб в переносицу расплывающегося, несмотря на молодой возраст, лица. Если эта собака хочет драться, то, пожалуй, много чести соблюдать с ним хоть какие-то правила благородства. Он ведь не вызвал меня на честную дуэль, а кулаком замахнулся, как на холопа своего. Размышляя подобным образом, я уже не сомневался, и, опять-таки по науке егеря, бывшего казачьим атаманом Кузьмина, что есть силы пнул Агушина в пах.

Отпрыгнув назад, я почувствовал резкую боль в руках, в ногах и в голове. Что за чёрт? Почему обычные действия привели к таким последствиям? Пока я пытался понять, на меня набросился приятель Агушина и ему удалось меня достать, потому что я отвлёкся, почему-то решив, что хоть какое-то благородство в этой свинье задержалось, и он не будет привлекать к нашей драке какого-то ещё. Но нет, я ошибся, и за ошибку получил по роже. Так дед мой Пётр Великий бить любил кулаком прямо в глаз. От силы удара свалился на пол, но тут же вскочил на ноги, потому что с них станется бить ногами. Так и есть, этот убогий уже поднял ногу, чтобы пнуть лежачего, и я успел перехватить его копыто, и ударил в пах уже кулаком. И следующий удар в колено. Он заорал, но ответить не успел, как не успел ничего сделать третий из их компании, который двинулся в этот момент ко мне.

– Что здесь происходит?! – мужской крик на мгновение оглушил меня, а затем я почувствовал, как какая-то неведомая сила срывает меня с места и, оторвав от соперника, имени которого я даже не знаю, отправляет в полёт к ближайшей стене. Но как это сделал этот высокий мужчина, стоящий рядом, побледневший от злости и сложивший руки на груди? И тут я вспомнил, что Карамзин сказал, что первый урок будет по боевой магии. Я ведь тогда не придал значение его словам, и тут только понял. Магии? Он сказал магии? Господи, да куда я всё-таки попал?!

Глава 2

– Романов, Агушин, Щедров, я долго буду ждать? Что здесь происходит? Забыли за время каникул, как следует себя вести в обществе воспитанных людей? – я поднял взгляд на мужчину, всё ещё стоявшего возле двери и скрестившего на груди руки. У меня никак не укладывалось в голове, что он колдун. Богопротивный колдун! Но, если верить Карамзину, а не верить я ему не мог, потому что нужды лгать у Дмитрия не было, то мы как раз шли сюда к этому самому колдуну, чтобы он нас обучал… Господи, да как же это?

Я медленно поднялся, глядя на довольно спокойные лица всех, кто, кроме меня, ждал перед дверью, и с трудом подавил желание перекреститься. Тем временем мужчина отвернулся от меня, и в упор посмотрел на моих недавних противников.

– Виктор Валерьевич, – промямлил Агушин, стараясь не смотреть на мужчину. Кажется, Карамзин говорил, что-то про Долгова. Наверное, этот мужик и есть Долгов. А учитывая, как лебезит перед ним мой недавний противник, то считаться с ним действительно стоило. Его он боялся, собственно, как и все остальные, потому что любое перешёптывание вмиг прекратилось, как только он задал свой вопрос. – Мы просто дурачились, да дурачились, ничего криминального.

– Романов, – он повернулся в мою сторону так резко, что я чуть снова по стене не сполз, теперь уже без помощи магии, или чем он пользовался, чтобы нас, словно кобелей сцепившихся, растащить. Я не отводил взгляда от его бледного лица и сумел только кивнуть.

– Да, мы… дурачились, – подтвердил я слова Агушина, лишь бы он поскорее чем-нибудь другим занялся, чем продолжал меня рассматривать с брезгливым интересом.

– Больше, чтобы я подобных дурачеств не видел, – он опустил руки и махнул в сторону двери, которая открылась без малейшего на неё воздействия. Чувствуя, что ещё немного и просто рухну в спасительный обморок, я несильно ударил затылком по стене, возле которой стоял. Потому что колдовство, оно и есть колдовство, и при всех моих грехах в чернокнижие я замечен не был. – Быстро расселились по своим местам, – Долгов приказал это тихим голосом, но он подействовал на всех нас не хуже шпор норовистому жеребцу. Даже я заставил себя не думать о том, что происходит, а просто плыть пока по течению, потому что я всё ещё ничего не понимаю, а разобраться надо, если хочу жить.

Жить мне хотелось. Хотелось до ярких звёзд в глазах. Я слишком долго и мучительно умирал, чтобы не думать о подобном исходе. Ежели Господь дал мне ещё один шанс, пусть даже и здесь, непонятно пока где, да с колдунами, то так тому и быть, нужно просто попытаться разобраться. Успокаивая себя таким образом, я вошёл в полутёмное помещение, где стояло много столов, за которыми все парни и девушки расположились по парам. Быстро оглядевшись, я нашёл взглядом Карамзина и направился к нему, заметив, что он сидит за столом один, предположив, что это и есть моё место.

– Здорово ты их, – зашептал Дмитрий, когда я осторожно сел рядом и, посмотрев на то, что он делает, достал из сумы такие же книги и необычное перо, которое положил на стол. Правда, чернильницы негде видно не было, и я понятия не имел, как буду писать. – Как тебе это удалось? Ты в зал стал ходить? – я неуверенно кивнул, отметив про себя, что нужно было обязательно узнать, что такое «зал», а то не нравится мне, что я и ниже почему-то, чем себя помню, да и силёнок маловато стало, жил привычных на руках, ногах, да груди со спиной не чувствую, а ведь прекрасно помню, как они напрягались, дрожа от восторга, когда рогатину с медведем опускал. Ох и тяжело было, но вот сейчас не уверен, что вообще смог бы даже проткнуть медвежью шкуру.

– И ты всё это сумел за лето освоить? Круто. Я бы тоже хотел так же лихо, как ты, суметь ответить этому Агушину. Ух, как же достали они всё. – Он злобно скосил взгляд на того самого гренадера, который захотел кулаки об моё лицо почесать. Если тут такое в порядке вещей, то я разделял чувства своего нового или старого товарища. Я так запутался, что в голове начало кружиться, словно воздуха резко перестало хватать. Нужно сперва все разузнать, прежде чем на люди выходить, не слишком хотелось мне опозориться. Хотя судя по отношению ко мне, позориться дальше было уже некуда. – Петька, да очнись, смотри, как девчонки глазки начали строить, – я покосился на Дмитрия и перевёл взгляд в ту сторону, куда он глядел. Несколько девушек поглядывали на меня и тихонько переговаривались, хихикая при этом. Я же только мотнул головой, а почему девушки вообще вместе с нами, если сейчас обучение боевой магии начнётся? Спокойно, Пётр свет Алексеевич, помни, что принял обет Божью волю покорно исполнять, дабы не усомнился он в тебе и не лишил этого шанса на жизнь. Но… девушки чему-то вместе с юношами обучаются?! Колдовство я ещё могу принять, на всё воля Божья, но совместное обучение было выше моего понимания!

– Тишина в классе! – Долгов вышел перед нами и тут же продолжил, как только воцарилась полная тишина. Умел он усмирять толпу и уважать себя заставил. Я сразу проникся к этому мужчине симпатией. Не каждый может так себя поставить, ох не каждый. – Сегодня новая тема: универсальный щит против физического воздействия. Открываем конспекты и записываем, я дам вам формулу, которой нет в учебнике. Вторая половина занятия будет посвящена демонстрации и отработке жестов, на следующем уроке практика, затем контрольная – практическая и теоретическая часть, – он мерзко усмехнулся, говоря про контрольную, а по классу пробежал дружный вздох и лёгкий ропот.

– Вот чёрт, похоже, что ему нравится устраивать эти контрольные и унижать нас. А ведь первый урок нового учебного года, – прошептал Карамзин, но я его услышал и посмотрел более внимательно на то, что он делает. А Дмитрий в это время открыл более тонкую книгу, и я тут же поспешил раскрыть такую же у себя, с удивлением увидев белые листы, на которых были начертаны тонкие линии, образующие маленькие клетки. Чем они были нанесены? Удивительно. Больше ничего, кроме белых исчерченных листов, в этой книге не было, хотя я пролистал её полностью, надеясь найти хоть какую-нибудь подсказку.

Карамзин тем временем взял перо и принялся смотреть на Долгова. Я последовал его примеру, недоумевая, как мы будем всё-таки писать без чернил. Но тут учитель начал говорить, очень чётко и достаточно медленно, чтобы мы успевали записывать его слова. Правда, я ничего не понимал из того, что пишу, но старательно записывал, пообещав себе, что потом разберусь. Писать, как оказалось, было просто. Перо само где-то брало чернила, и мне оставалось лишь водить им по бумаге. Я писал, не задумываясь, стараясь успеть за Долговым и ничего не пропустить, поэтому, остановившись только однажды, с удивлением увидел, будто писал совершенно другой человек, наклон букв был не тот, да и сама форма письма была отличима от той, что был я обучен. Поймав себя на мысли, что я начинаю отставать, то просто продолжил записывать, особо больше не задумываясь и не отвлекаясь.

Первая часть урока пробежала быстро, а потом Долгов нам велел внимательно наблюдать за ним. Вот тут я потерялся, словно в лесу густом заплутал. Я смотрел во все глаза, как он поворачивает руку, как по-особенному складывает пальцы, а затем выдыхает слово. Когда слово прозвучало, вокруг него словно переливающийся на солнце мыльный пузырь возник. Такие часто из лоханей прачек срывались, когда они царскую одежду стирали, кою нельзя было песком тереть, чтобы драгоценную вышивку не повредить. Это было волшебное зрелище. Глядя на разноцветные блики, я первый раз подумал о том, что, может быть, колдовство, это всё-таки не так плохо. Ведь я не заметил ничего, что могло бы затронуть саму душу, всё было буднично и очень красиво.

– Запомните раз и навсегда, – Долгов щёлкнул пальцами и пузырь вокруг него исчез. – Из-за такого щита нельзя атаковать. Так что, в битве он практически никогда не используется. Только чтобы набраться сил и перевооружиться, если в этом существует необходимость. И я напоминаю ещё раз, как напоминаю каждый раз, боевая магия без физической подготовки – мои старания на ветер. А теперь пробуем делать всё то же, что я только что объяснил и показал.

Я впал в ступор, глядя, как все покорно встали из-за столов и, глядя в тетради, старались повторить то, что только что показывал нам Долгов.

Так, чтобы не выглядеть идиотом, смотрящим впереди себя, нужно попытаться хотя бы попробовать повторить то, что я видел ранее. Память у меня всегда была отменная и разум чистый, даже после трубки забористого табака, от которой в глазах круги плыли. Так, нужно вытянуть вперёд руку, повернуть по часовой стрелке, а дальше… Дальше не помню.

Я посмотрел на Карамзина, который крутил рукой, но никакого разноцветного пузыря у него не получалось. Собственно, как и у остальных учеников в этом классе.

Переведя взгляд на Долгова, я заметил, что тот пристально за всем наблюдает и усмехается. Как же можно чему-то обучиться, если таким образом преподавать. Внезапно раздался плеск воды, и я обернулся, глядя, как один из учеников стоит мокрый, словно его из ведра мыльной водой облили, и выплёвывает изо рта пену. Раздались скрытые смешки, которые тут же заглохли, после едва слышного покашливания Долгова.

– И что тут смешного? Лопухин хотя бы хоть что-то из себя выдавить смог, а вы? Нечего таращиться. Возвращайтесь к отработке практического навыка.

Я повернулся к Дмитрию, который пожал плечами и снова начал что-то изображать рукой, бурча под нос нелицеприятные слова в адрес Долгова. В принципе, я готов был присоединиться к его горячим эпитетам, но не знал и половины из того, что Дмитрий говорит. Вроде бы по-русски все вокруг говорят, а я половины слов не понимаю. Если бы я знал, что именно необходимо делать…

Через некоторое время у всех, так или иначе, получилось сделать этот щит, кроме меня и одной девушки, которая как бы ни старалась, у неё ничего не получалось. Мои обидчики уже практически в открытую смеялись, глядя на меня, а Карамзин смотрел сочувственно. Меня разобрала такая злость, что надо мной, императором всероссийским, кто-то имеет наглость усмехаться, что перестал контролировать свои действия. Сгущающийся воздух вокруг привёл меня в чувство, отчего рука дрогнула и мысли вернулись в реальность, где есть я, магия и весь класс, который смотрит на меня в ожидании очередного позора Петра Романова. Как у меня получилось сотворить хоть что-то, я не знаю, но вспомнил тщательно записанные слова из тетради в конце и прошептал их, с содроганием глядя, как вокруг меня образуется тот самый пузырь, который и был темой нашего занятия.

И тут резко и громко прозвучал удар гонга. От неожиданности пузырь разлетелся сотнями брызг в разные стороны. Я тоже колдун. Эта мысль совершенно не хотела укладываться в голове, вытесняясь другой. Почему-то до начала урока я такой громкий звук гонга не слышал, но, я ведь был занят, мы же «дурачились» с теми двумя амбалами.

– Задание известно, урок окончен, – Долгов махнул рукой, отпуская нас. – Романов, задержись.

Я напрягся, гадая, что ему от меня нужно. Ведь я выполнил задание, которое он поставил перед нами.

– Я тебя подожду, – одними губами произнёс Карамзин, и я кивнул, убирая книги и самопишущее перо в суму. Кажется, я понял, почему Дмитрий всегда ходил вместе со мной, с местным мной, конечно – вдвоём куда как проще отбиваться от таких вот Агушиных, которые, похоже, нападать любят частенько.

Я заметил сочувствующие взгляды, направленные на меня от тех двух девушек, на которых мне указал Дмитрий. От этих взглядов уверенности во мне не прибавилось, но я стойко ждал, когда все выйдут и оставят меня с Долговым наедине. Как бы ни было сильно наказание за ту драку, я его приму стойко. Когда в помещении никого не осталось, я подошёл к Долгову с замиранием сердца. Он без малейшего предупреждения жёстко обхватил меня за подбородок и повернул голову так, чтобы на ту сторону, куда прилетел кулак Щедрова, падал свет. Наверное, у меня так фингал цвести начал, глаз-то побаливает, да и заплыл, я это чувствую.

– Вижу, что тебе сегодня тоже удалось «подурачиться», – Долгов тихо усмехнулся и провёл рукой возле моего глаза. По лицу прошла тёплая волна, и я с удивлением распахнул глаза, потому что и боль, и чувство, что глаз может вообще на сегодня закрыться, прошли, как будто и не было этого удара. – Это радует. Редко на моей памяти такие вот мальчики для битья находили в себе силы и характер, чтобы начать уже шевелиться и отвечать. По правде говоря, такое произошло на моей памяти впервые. Если хочешь научиться чему-нибудь новому, то приходи сегодня в шесть вечера в зал. Постарайся не опаздывать, – он отпустил мой подбородок и отвернулся, всем своим видом показывая, что потерял ко мне интерес, и я свободен. Намёки и полутона я давно научился распознавать, Верховный Тайный совет очень хорошим учителем оказался, поэтому схватив суму, которую выпустил из руки в тот самый момент, когда почувствовал на лице тепло, я выскочил из класса.

Карамзин, как и обещал, ждал меня на той самой площадке, где я подрался.

– Что ему нужно было? – спрашивал Дмитрий шепотом, оглядываясь на дверь.

– Ничего, ушиб залечил, – я повернулся к нему повреждённой стороной. – Ещё сказал, чтобы я в зал пришёл сегодня в шесть. Тогда он меня чему-нибудь ещё научит. – Мне сначала не хотелось говорить, но я знал, что последует дальше.

– А мне можно с тобой пойти? – тихо спросил Дмитрий. Ну вот, я знал, что так и будет. А мне нужно, чтобы он со мной пошёл, потому что я понятия не имею, что такое этот зал и где он находится, а спрашивать у кого-либо – вызывать ненужные подозрения.

– Полагаю, что можно. Ну не убьёт же он тебя на самом деле. Самое страшное, что может случиться, это тебя прогонят вон, – Карамзин слабо улыбнулся и кивнул.

– Ну, тогда в шесть. А сейчас пошли уже пожрём. Завтрак мы благополучно проспали, надо хотя бы пообедать, – я согласно кивнул. За всеми этими потрясениями только сейчас понял, что живот действительно подводить начал.

Пока мы шли в столовую, как назвал трапезную Карамзин, я внимательно запоминал дорогу. Никогда нигде не блуждал раньше, так что запоминалось хорошо. Да и ноги словно знали, куда надо идти.

В столовой было людно. Меня поразило, что надо самим брать большие подносы и выбирать себе еду из стоящих на большом столе блюд, а потом садиться за маленькие столы, чтобы уже приступить к обеду. Возле стола на меня напал ступор. Я не видел ни одного знакомого мне блюда, кроме, разве что, хлеба. Но стоять долго я всё же не решился и потому набрал всего помаленьку, чтобы уже понять, что я буду в итоге есть, а что лучше больше не хватать. Держась Дмитрия, чтобы не потеряться в этом странном месте, я сел за стол и уже хотел приступить к трапезе, как вдруг…

– Петя! Ты что, правда, с Агушиным подрался? – я замер, не донеся ложку до рта, положил её на тарелку и медленно обернулся, пожирая глазами стоящую рядом со мной рассерженную девушку. Наташа, сестрица моя старшая. Единственная душа живая, коя любила и переживала за меня. Сколько слёз ты обо мне пролила о брате своём неразумном? Всё-таки это рай, и пускай он такой неправильный, и пускай здесь магия и волшебство есть, пускай. Зато и Наташенька здесь живая и здоровая. Спасибо тебе, Госп… – я не закончил свою истовую и горячую молитву, потому что только сейчас осознал, что Наталия одета так же, как и все остальные девушки: тёмно-зелёная юбка, не прикрывающая даже колени, рубашка, обнажающая руки, и всё остальное, что и на других. Господи, срамота-то какая. И даже долгополого кафтана у меня под рукой нет, чтобы прикрыть сестрицу от нескромных взглядов. Выдохнув, чтобы немного успокоиться, прекрасно понимая, что все девушки здесь одеты одинаково, и парни настолько уже к этому привыкли, что я один, как телок на них взгляд останавливаю, я умудрился буркнуть в ответ, и даже снова взять в руки ложку.

– А ты, Наташка, чего здесь делаешь?

Глава 3

Наташа сложила руки на груди, глядя на меня, нахмурив брови. Тут только я обратил внимание на то, что её длинные светлые косы… что их нет. Когда она распускала их и даже просила подсобить ей гребешком разобрать, то могла сесть на них. Я сжал руку, славно почувствовав их шёлк, как у обреза, который китайцы привезли, с посольством ещё к деду приезжавшие. Сейчас волосы Наташкины чуть уши прикрывали, полностью шею обнажив. Господи, да что это такое? Девки стриженные, с голыми ногами, да ещё и учиться удумали наравне с мужчинами.

– Я здесь учусь, Петенька, согласно закону о повсеместном образовании от одна тысяча семьсот пятого года, который император Борис Владимирович Годунов подписал собственноручно, собственно, как и ты, если тебе память всё-таки не отшибло, – ядовито произнесла Наташа. – А вот ты никак, похоже, не можешь ответить мне на простой вопрос: зачем ты подрался с Агушиным? Неужели ты не знаешь, что этот выродок настучит родителям, а те деду начнут нервы трепать? А ведь дед у нас с тобой не юноша уже. Может быть, ты всё-таки перестанешь его подставлять?

Она говорила что-то ещё, а я зацепился за имя императора и прокручивал его в голове снова и снова. Годунов? Какой-то Борис Годунов – император? Да как такое вообще возможно? Как? Нет, я не идиот, и уже давно понял, что, похоже, нахожусь в другом месте, не в своей родной Российской Империи, и это всё не плод моего больного воображения, потому что я всё мог бы представить, и магию, и девок стриженных, обучающихся совместно с мужчинами, но Борис Годунов – император? Это точно не привычный мне мир. Только вот не слышал я никогда такого, что со мной приключилось ни от кого, ни от еретиков или заморских купцов и послов. Про переселение души мне поведал индийский посол с дарами и посланием, когда за столом речь зашла о душе и мирских деяниях, я тогда только посмеялся над ним. Язычники, они и есть язычники. Но зря, видать, посмеялся.

Обведя взглядом столовую, я только покачал головой. Тяжело мне будет, ох как тяжело. Но ничего. Если это тот самый второй шанс, дарованный Богом, то я приму его, как и молился я ранее. Ещё бы понять, какую роль в этом месте играет род Романовых, ежели так случилось, что Михаила Фёдоровича Романова никто на царствование не позвал.

– Ты меня слушаешь? Петя! Обрати на меня уже внимание! – Наташа села рядом со мной, бесцеремонно подвинув Карамзина, который покраснел и уставился в пол, что-то бормоча себе под нос. Я вздрогнул и принялся разглядывать сестрицу. А ведь она хороша. Я-то помню её всегда бледненькой и недужной. Ещё до того, как чахотку Наталия подхватила, которая и свела её душу безгрешную в могилу. Сейчас же я видел, что здоровая Наташка, просто кровь с молоком. А уж когда злится, что аж искры из тёмных глаз летят, так и просто загляденье. – Пётр! – прошипела сестра, а я же словно очнулся.

– А ну, не смей на меня орать, – не ожидала Наташка, точно не ожидала, что я её осажу. Неужто никогда такого не было ранее? Ну, тогда это плохо для неё, по себе знаю, как привыкать к изменениям тяжело. Ещё с той поры знаю, как змею эту Меншикова к ногтю прижал. А ведь все считали, что положение этого дедова любимца, как скала, что никто не сможет его сковырнуть. Да было бы желание. А желание у меня тогда ого – го какое было. – Не вздумай более на меня голос повышать. Ты мне сестрица любимая, но ездить на себе я не позволю. Больше никому не позволю, – добавил я со злостью, которая всколыхнулась во мне, как всегда, бывало, когда я ту свою жизнь вспоминал.

– Ты не заболел? – она прищурилась и приложила руку к моему лбу. Я отшатнулся, бесцеремонно отбросив её руку. На людях такое обращение ко мне позволять, я тоже не буду, напозволялся, хватит.

– Я совершенно здоров, Наталия. И вполне могу сам постоять за себя. Не нужно носиться за мной и проявлять чувства свои на людях, тем самым принижая меня в глазах других. – Я действительно слышал перешёптывания у меня за спиной, и весёлый гогот того же Агушина, в котором громко было слышно, как он называет мою фамилию. Похоже, та стычка ничему его не научила и даже не намекнула на то, что теперь я не бесформенный тюфяк, которого привыкли они ранее видеть.

– Петя, – Наташа даже отшатнулась от меня. Яростные огни в её глазах потухли, а на их место пришло удивление. – Да как ты…

– Как я, что? – я наклонился к ней и уже шептал, чтобы никто, кроме Карамзина, которого я, увы, никуда деть пока не мог, не услышал нашего раздора. – Я уже не малыш Петенька, мне мамки-няньки не нужны. Да и ты мне сестра, а не нянька. Так что охолонись и забудь, как это на брата голос повышать. Иначе мы так разругаемся, что и про родство наше забыть сумеем.

– Знаешь, что, – Наташка вскочила и наклонилась к моему уху. Я одёргивать её не стал, с девки молодой станется ор на всю столовую поднять, пусть уж шепчет лучше, а я выводы сделаю, может, и узнаю чего интересного, бабские истерики они порой не контролируемые и выболтать она может, даже то, что глубоко в душе хранила. – Я, пожалуй, деду напишу, что ты совсем совесть потерял и от рук отбился, – она говорила тихо, чтобы лишние уши не слышали подробностей нашего скандала. – А я всегда говорила ему, чтобы тебя в кадетский корпус при Императорском дворце отдать следовало, чтобы дурь всю выбили окончательно. И плевать на разногласия. Вот теперь пускай пожинает плоды материнской любви и заботы, если в воспитании участия не принимал, и меры принимает, чтобы ты и дальше его не позорил. – Она распрямилась и ушла от меня, возвращаясь к своему столу, за котором сидело несколько девиц.

Куда ты отпишешь письмо, Наташа? На тот свет? Или… Я удивлённо смотрел ей вслед. Что же это получается, наш дед Пётр Алексеевич жив? А где тогда родители? Ежели Годуновы правят Российской империей, то деду и нужды не было отца в измене подозревать да казнить руками Толстого. Но что тогда здесь случилось?

– Романов, ты, похоже, и правда того, с катушек за лето слетел. Даже интересно, что с тобой произошло, – прошептал наклонившийся ко мне Дмитрий. – Ты поэтому мне за всё лето не перезвонил ни разу? Ладно, не парься, я уже давно привык к твоим закидонам. Ты есть-то будешь? А то скоро урок, а ты даже ещё не притронулся ни к чему.

– Да, буду, – и я принялся быстро есть, даже не чувствую вкуса того, что в рот кидал. Расправившись с последним куском, я отложил в сторону вилку, подивившись ее форме, но, не заостряя на этой незначительной детали внимания. И без этого потрясений, хватало. – Карамзин, – позвал я Дмитрия. – А что у нас сейчас за урок?

– Ты когда-нибудь начнёшь расписание запоминать? – он лишь глаза закатил. – Нет, был не прав, каюсь. За лето ты нисколько не изменился. Сейчас у нас выездка, и на сегодня всё. Нужно же ещё будет коней расседлать и поставить в стойло. И обтереть, – он поморщился. – Не понимаю, зачем нам вообще этот анахронизм? Всё равно дворяне только на императорских парадах на конях выезжают.