скачать книгу бесплатно
A.S.Y.L.U.M: Дети Сатурна
Алиса Альта
Бороться против диктатуры всегда тяжело. Особенно, если вы попадаете в фантастический извращённый мир с Великой Матерью во главе, пропагандой женского превосходства, магическими разработками и мощнейшим Стокгольмским синдромом. Увы, бороться приходится в одиночку: элиту всё устраивает, народ зомбирован, а высокоразвитые соседи равнодушны. Впрочем, когда ничего не помогает, есть одно верное средство разрушить привычный порядок вещей – пойти ва-банк…
A.S.Y.L.U.M: Дети Сатурна
Алиса Альта
© Алиса Альта, 2023
ISBN 978-5-0060-3910-0
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Мудрый вождь приручил небо и землю,
Преодолев влияние холодных фронтов,
Принёс урожай богатый.
Ой, хороши чучхейские методы земледелия!
Хотя и неурожай на шаре земном,
У нас выдался богатый урожай.
Журнал «Корея», (№1, 1982)
Глава 1. В путь
Поезд расслабленно пел вечную песню о путешествиях, о счастье дороги и радости неожиданных встреч с неординарными попутчиками. Колеса выстукивали умиротворяющий ритм, и все предметы в купе как будто подпевали им, создавая общую мелодию.
Единственная соседка Насти Касьяновой, громогласная рыжая женщина лет сорока пяти с безумно завитыми волосами, уже второй час рассказывала душераздирающую историю о том, как пытается зачать от двадцатисемилетнего любовника, чтобы увести его из семьи, и зачем-то выпытывала детали фертильной жизни девушки.
Однако та давно перестала внимать смыслу её речей. «Тук-ток-ток-тук», – Настя всего лишь слушала, как звонкая ложечка бьётся о край стакана в его металлической клетке, и пыталась наложить дорожно-поездную симфонию на какую-то знакомую песню. Ближе всего было «Set the Controls for the Heart of the Sun» – почему-то в дороге ей всегда лезли в голову именно Pink Floyd – и девушка просто отпустила все мысли, медленно погружаясь в мелодию в своей голове.
Впереди её ждало что-то очень нехорошее и одновременно захватывающее – и чем ближе поезд продвигался на север России, тем крепче становилось это предчувствие. Тревога и дикое любопытство смешались в дьявольский коктейль, а сердце то и дело замирало от ужаса. Она не знала, что её ждёт впереди, в Кальхиноре, но не идти туда было нельзя. Словно какая-то невидимая рука схватила её железной хваткой и безжалостно тащила, вперёд и вперёд, навстречу чему-то величественному и страшному. Настю в плен взяло чувство долга; какая-то миссия предстояла ей, чьи контуры она не могла ни проанализировать, ни нащупать даже интуитивно. Похожее ощущение возникает у человека, который стоит на краю пропасти, собираясь прыгнуть с тарзанки.
– И что ты думаешь, – продолжила соседка увлекательную историю из жизни своей дальней родственницы, большую часть которой Касьянова пропустила, – она разрушила всё своими руками! Спалила и сарай, и хату. А её всего-то и припугнули, что отберут детей. Я не думаю, что они сделали бы это – просто хотели, чтобы Анна Михайловна лучше выполняла свои материнские обязанности. Но в её-то возрасте… Женщина давно выжила из ума.
– Когда имеешь дело с безумцами, нужно очень аккуратно планировать свои действия, – ответила девушка. – Одно неверное движение – и будет взрыв. Даже психически здоровый человек выкидывает странные фортели, если его загнать в угол, что уже говорить о сумасшедших…
– А ты, когда попадаешь в безвыходные ситуации, как себя ведёшь? – внезапно сощурились глаза женщины. В её интонациях появилось что-то следовательское.
Брюнетка слегка задумалась, меланхолично помешивая сахар в стакане. Она глядела в своё отражение в пыльном окне и никак не могла себя узнать: те же тонкие, классические черты лица, те же умные серые глаза, те же тёмные волосы, собранные хвост… Только сейчас это всё принадлежало как будто чужому человеку, который с холодным любопытством разглядывал её по ту сторону стекла.
– Я иду ва-банк, – наконец созрела Касьянова. – Если ситуация медленно клонится к закату, а проигрыш неминуем, хуже точно не станет. Создав неразбериху, перевернув всё вверх дном, можно выудить какую-нибудь удачную возможность на обломках прежнего мира… Пан или пропал.
– Это поклонение силам хаоса, – осуждающе отчеканила женщина. – Такие вещи до добра не доводят. Есть божественный порядок вещей, и если идти по его линиям…
Настя приложила лоб к стеклу, чтобы остудить ум и хоть немного отвлечься от мыслей назойливой собеседницы. Перед глазами девушки проносилась великолепнейшая тайга, настоящее чудо природы: ели, можжевельники, буреломы сменяли друг друга, словно в причудливом калейдоскопе. Затем пейзаж повторялся; проходило минут пятнадцать, и брюнетке казалось, будто она смотрит на всё те же картинки, будто невидимый киномеханик крутил перед ней одну и ту же плёнку.
Мысли неуловимо переносили её в прошлое, и в сознании Касьяновой вяло возникали крайне нечёткие, размытые образы. Вон она утопает в депрессивной питерской квартире, где с каждым днём её засасывает болото тупого и бессмысленного существования. Вот в жизнь бесцеремонно вторгается ищейка Аля, превращая её будни в фантасмагорическую чехарду с волшебными существами, погонями, и поиском ответа на самый главный вопрос. Вот хтонический кот Барсик полностью форматирует её сознание, так что Настя чётко понимает, что должна быть в Кальхиноре – скрытом ото всех фантастическом месте, дорогу в которое найдёт только тот, кто знает о его существовании.
В тот момент она с уверенностью осознала, что должна быть там, и в её голове ясно отпечатался маршрут: какой билет купить, на какой станции выйти. Но зачем?.. И не играл ли с ней коварный котяра в какие-то демонические игры?
С момента её встречи с Барсиком прошло всего лишь несколько месяцев, но сейчас Насте казалось, будто это было в прошлой жизни, параллельной реальности, которая растворяется и исчезает из её сознания, будто сахар в горячем чёрном чае.
– А я тебе какой совет дам на будущее, – внушительно сказала соседка, зачем-то взяв девушку за руку. – Ты просто смирись и делай то, что велят тебе линии судьбы. Не бунтуй. Бунт – дело неблагодарное, ни к чему хорошему он никогда не приводит. Нужно тихо сидеть, как мышка, лишних вопросов не задавать. А потом какая удачная возможность мимо проплывёт – ты её хвать! И утащила в норку.
– Удачные возможности никогда не плывут в руки тем, кто сидит на берегу, – осуждающе ответила Касьянова. – У вашей мышки атрофируются конечности от долгого ожидания. К тому же, вы лишаете её шанса научиться плавать. Она всё упустит, когда подвернётся счастливый шанс. Прыгнет в воду да потонет… Ей нужно барахтаться где-то посередине реки, а ещё лучше – соорудить плот и плыть по течению.
– Ну, если кому-то нравится тратить на это свою жизнь, – продолжила женщина, в чьём голосе вновь появились инквизиторские нотки, – я мешать не буду.
В сознание то и дело непрошенными гостями вторгались новые картинки, скреблись у порога, стучались в окошко. Какой-то замок, затерянный в сумрачных лесах; бескрайняя снежная пустыня; шумный город, похожий на ощущениям на Нью-Йорк… Природу этих образов девушка никак не могла понять, но они были так ярки и остры, что пугали её.
– … но тебе на месте не сидится, я же вижу, – выдернула её из задумчивости соседка. – Такого рода люди вечно суют нос туда, куда не просят. Вот племянничек у меня такой был… по крышам прыгал, на стройках шастал, расследования пытался делать всякие. Так и его прибили однажды. Бандиты.
– Если лезешь в какое-то опасное место, где тебе совсем не рады, главное – не бояться. Эмоции должны быть под контролем. Нельзя колебаться и терять веру. Ни на минуту! Как только дал слабину, усомнился в себе – всё, считай, пропал, – с лёгкой улыбкой успокоила её Настя.
– Так а зачем лезть-то? – продолжала удивляться женщина. – Чего вам всем хватает?
Внезапно глаза собеседницы стали как будто стеклянными. Можно было подумать, что женщина умерла, но нет: она дышала спокойно и ровно, лишь тело её оцепенело, рот был чуть приоткрыт, а взгляд неподвижно застыл, устремившись вверх.
Всю дорогу Касьянова чувствовала жжение в левом предплечье, нараставшее с каждым часом; последние полчаса жгло невыносимо, а сейчас боль стала такой остроты, словно в руку одновременно впилась тысяча иголок.
Настя закатала рукав и с удивлением принялась рассматривать странные символы, проступившие на коже, точно от руки невидимого татуировщика. Это был чёрный треугольник, у вершины которого была проведена длинная линия. Вверху и слева располагался белый круг в тёмно-синем контуре, доминировавший над композицией, словно всевидящее око.
Поезд резко затормозил, и у девушки будто щёлкнул переключатель в голове; она чётко осознала, что должна выйти прямо здесь и сейчас. Стянув с верхней полки рюкзак, Настя двинулась к выходу. Зрелище было жутковатое: создавалось ощущение, словно в вагон пустили усыпляющий газ. Люди застыли в тех же позах, что и рыжая соседка, их глаза были такими же пустыми и стеклянными. На секунду Касьяновой почудилась, что она находится на съёмочной площадке, усеянной манекенами разных возрастов. Это безмолвная массовка пугала её. Внутреннее чувство говорило, что нужно бежать отсюда как можно быстрее, иначе будет слишком поздно.
Лишь спрыгнув на землю, брюнетка ощутила некоторое облегчение. Она смотрела вслед удаляющему поезду с некоторой ностальгией; под тот же мерный стук колёс, в её жизни открывалась новая, бурлящая глава.
Глава 2. Кальхинор
До горизонта, насколько хватало глаз, расстилался огромный ромашковый океан. Касьянова даже не успела отрефлексировать, откуда взялась такая кладезь цветов здесь, в сентябре, в северо-западном диком краю. Девушка смутно выдвинулась вверх по едва проступавшей тропинке, ощущая себя Моисеем, перед которым расступились воды Красного моря. Цветы обволакивали, убаюкивали, напевали ей; они тревожно трепыхались на ветру, склоняя к девушке игривые головки, и ласково погружали в свои волны, как бы стремясь уцепиться, задержать, ухватить Настю, а то и на дно утащить. В воздухе разливался медовый запах, действовавший на Касьянову совершенно удушающе. На миг ромашки запрыгали перед глазами ошалевшим калейдоскопом, у девушки закружилась голова; от аромата мёда клонило в сон, и Насте показалось, что если она сейчас упадёт, то уже никогда не проснётся. Странница рванула вперёд изо всех сил; быстрый бег остудил голову и вернул трезвость мыслям.
Вдалеке начала виднеться стена высотой в метров двадцать, как будто каменная. Ограда эта походила на защитное укрепление: она опоясывала кругом неизведанное пространство и простиралась до самого горизонта. Приглядевшись, девушка узрела забавные, обрамлённые зебристой рамой, увешанные бирюльками алые ворота, которые живо напомнили ей декорации для кукольного театра. Хотя ворота и достигали метров пяти в высоту, смотрелись они на безбрежно-необъятной глади стены, словно одиноко торчащий в океане островок.
Больше всего Касьянову захватил вид двух охранников – пухленьких рыцарей в латах – которые точно срослись с оградой. Один был повыше да поуже, другой – поменьше да поширше. Никакого окрика, никакого приветствия не последовало. Настенька беспомощно потопталась на месте, подошла к воротам, подёргала за бирюльки. Засомневалась: уж не бутафория ли всё это?
Вдруг из стены раздался как будто плевок; на мгновение в дверной створке образовался ротик, выхаркнул что-то и скрылся с глаз долой. Девушка подняла послание с земли и повертела его в руках: небольшой ярко-красный конвертик, напоминавший сами ворота в миниатюре. Настя взломала липкую шишковидную печать, и из конверта сам собой выпорхнул блестящий листок, гласивший: «Разрешение на въезд в Кальхинор, выданное Домом Хаоса жертвенному агнцу. Предпоследний шанс отказаться от миссии. Да или нет?».
Касьянова инстинктивно отшвырнула бумагу; сердце её бешено заколотилось и девушка, сама не зная, почему, выкрикнула резкое «нет». Письмо тут же вспыхнуло, в секунду сгорело, а из пепла возникла серая птичка, мигом улетевшая в таёжные дали.
По-хорошему, ей бы стоило развернуться да уйти. Почему-то Насте не хотелось двигаться дальше; но не отступать же, когда такой путь проделан? Превозмогая себя, точно перемещаясь в густом киселе, Касьянова вплотную подошла к воротам. Однако рыцари скрестили алебарды перед самым настырным её носом.
– Что? Что такое? В чём проблема? – заволновалась девушка.
– Не положено, – последовал порывистый выкрик.
– Почему не положено?
– У вас бумага есть?
Охранники надрывали гортани по очереди.
– Туалетная? Пожалуйста. У меня в рюкзаке большой запас.
– Разрешение на въезд.
– У меня было приглашение от Дома Хаоса, вы же видели. Только оно сгорело на ваших глазах. Не в прямом смысле, слава Богу.
– Значит, не положено.
– Послушайте, – примирительно вскинула руки Настенька. – Вы же сами понимаете, что случайный человек сюда не попадёт. Я вспомнила про существование Кальхинора в чрезвычайной ситуации, когда мне едва не переломали все кости. Видите? Эта метка на моей руке проступала всё яснее по мере приближения к этому месту. Да человек, которому бы я рассказала про свои видения и который захотел бы пойти вслед за мной, просто не вышел бы на нужной станции – весь поезд будто в летаргический сон впал. Представитель Дома Хаоса лично отправился в Петербург по мою душу! Может, мы поступимся всеми этими малозначительными формальностями?
Девушка улыбнулась самым ласковым образом.
– Не положено, – гласил ответ.
– Подумайте сами, – старательно изображая рафинированное миролюбие, продолжила Настасья. – Не моя вина, что ваши приглашения загораются, словно китайский пластик, и улетают на юг, будто стая обезумевших голубей. Заметили, как ваши ворота любезно харкнули в меня конвертом?
– Бумага – всему голова, – расщедрился на ответ скупой рыцарь.
– И где вы мне предлагаете достать эту бумагу? – натурально уже вскипела Настенька.
– Не положено без бумаги.
Девушка чертыхнулась, развернулась на пятках и плюнула себе под ноги. Отойдя на пару шагов и демонстративно открыв свой рюкзак, она достала рулон туалетной бумаги, ручку и написала: «Я, Касьянова Анастасия Сергеевна, разрешаю себе войти в ворота, охраняемые теми, кто читает документ. 12 сентября 2017 года. Подпись».
– Такая бумага вам пойдёт? – спросила брюнетка, готовясь броситься в бой, как бык на корриде.
Один из рыцарей внимательно изучил документ.
– Нет.
– Почему? Отличная же бумага. Читайте сами: «однослойная, с тиснением, без перфорации».
– Печати нету.
Настя издала вопль пронзённого стрелой папуаса и вернулась к рюкзаку, своему боевому товарищу. Решение было найдено мгновенно: девушка распотрошила ручку, взломала стержень и измазала документ чернилами, попытавшись придать созвездию клякс подобие цельного рисунка.
Документ в новой редакции был пристально изучен высоким рыцарем.
– Вы не можете выписать пропуск сами себе. Он должен исходить от вышестоящего лица.
– Какого?! – взбеленилась Настасья.
– Вышестоящего.
– То есть стоящего выше меня. Хорошо. Будет вам вышестоящее лицо.
Девушка оставила ботинки на земле и отважно вскарабкалась на плечи великана. Прислонившись к воротам и с трудом удерживая равновесие, она накарябала реанимированной ручкой: «Я, персона, стоящая гораздо выше, чем имеет привычку стоять Касьянова Анастасия Сергеевна, разрешаю ей войти в ворота, которые охраняются лицами, читающие данный документ».
– Другое дело, – просияли лица рыцарей.
Ворота сами собой распахнулись – надо сказать, это действо сопровождалось чудовищным треском, переходившим в ритмичную мелодию. Поспешно натянув рюкзак, Касьянова вошла в город.
– Добро пожаловать в Кальхинор, – угодило ей в спину приветствие рыцарей, заигравших на трубе какой-то чудовищный мотив.
Глава 3. Знакомство с Дейтом
Тот город, что находился за каменными стенами, утопал в цветах. Казалось, именно они и являлись главными жителями этого места. Пространство между домами, которое в привычных Настасье населённых пунктах служило для перемещения, здесь поросло травой невиданных оттенков, от приглушённо-малахитового до экспрессивно-фиолетового. На дорогах – россыпи бутонов, а тропинка для пешеходов еле-еле пробивалась сбоку от цветочной гущи, тоненьким голосочком заявляя своё право на существование.
Сколько Настя ни приглядывалась, так и не смогла идентифицировать растения: чем-то они напоминали наши, но не до конца, всегда с какими-то отклонениями. Жёлтые цветы, которые поначалу казались тюльпанами, источали освежающе-сладкий аромат, напоминавший припудренную ванилью хвою. Внутри бутона таилось нечто, похожее на белую, застывшую в сахаре пчелу.
На окраине дорог предпочитали произрастать красноватые цветы, похожие на маки, но с ромбом в сердце бутона, выкрашенным в разноцветную полоску, – сначала фиолетовую, потом белую, голубую, зелёную и жёлтую. Пахли эти низковатые – по здешним меркам – цветы смесью подсолнечного масла и жжёной пластмассы.
В глубине зарослей встречались оазисы белых цветов со сложным рисунком лепестков, точно разукрашенных фиолетовыми разводами; временами нахалы выплёвывали в пространство фонтаны массивной золотой пыльцы, пахшей исключительно приятно. Настасья попыталась, но не смогла соотнести этот запах с чем-то, что она знала в своём мире.
Касьянову особенно забавляли одиночки оранжевого цвета, которые при малейшем воздействии издавали звон, подобный лопнувшей гитарной струне. Рядом, словно мелкие опята, всегда произрастали хрупкие бирюзовые лютики, на ощупь напоминавшие морскую гальку.
Видов цветов этих странных было мерено-немерено, но не это нашу Настеньку удивляло. А удивляло её то, что дома в этом городе, довольно небрежно раскиданные, были обиты мягчайшем плюшем… снаружи. Углы совсем мягкие – прислоняйся да засыпай. Выглядели они как игрушечные хрущёвки, а что там было внутри – пёс его знает. Входные двери были заколочены, на стук никто не отвечал, а Касьянова была не из тех людей, кто насильно в гости напрашивается.
Единственным её спутником стала огромная собака с длинной шерстью каштанового отлива; невесть откуда она взялась, да так и ходила за девушкой, как приклеенная, тревожно заглядывая в глаза, будто хотела сказать что-то очень важное. Настя делилась с нею едой из своего рюкзака и растерянно оглядывалась по сторонам, ища хозяина своей новой подруги.
Небо в этом месте было умопомрачительно желтым, а над самыми крышами домов, точно огромное яблоко, нависало красно-оранжевое солнце. Днём город словно вымирал; приход ночи знаменовался тем, что солнце как будто пожирало само себя, потихоньку растворяясь в пространстве. Небеса окрашивались в тёмно-синие тона, по ним рассыпались звёзды – такие, как Касьянова рисовала в детстве: яркие, жёлтые, строго пятиконечные. Они светили, точно тысячи маленьких прожекторов, и ночью в городе было даже светлее, чем днём.
При приближении заката жители понемногу высыпали на улицы, брались за руки и шли сквозь цветы, напевая мелодичные песни. Наибольшей популярностью пользовался гимн:
Хорошо в нашем Дейте,
Здесь все люди равны.
Мы не сеем, не пашем,
Не шалим и не пляшем,
Но любить мы вольны.
Во многих песнях слов будто и не было: звуки – плавные, красивые – лились рекой, самовольно покидая счастливые рты. Заговорить с горожанами в такие моменты у Касьяновой не получалось: только смелости наберётся, да так и окаменеет, словно кто рот ниткой зашил.
Три дня она изучала странное место, питаясь запасами рюкзака, ночевала в траве на окраине – благо, погода стояла удивительно приятная, комфортная. На четвёртый день дико заскучала. И хорошо было в этом месте: расслабленно, миролюбиво, да только тоскливо – нет сил.
Настасья решила, будто Орфей-одиночка, спуститься в самые глубины неизвестного ей ада. Отрывки песен навевали любопытство к безбрежной площади Солнца, центру мироздания, хребту Вселенной. И девушка её отыскала, восьмиугольную красавицу в центре города: севильский колорит, крупные, иссушённые солнцем булыжники, сложный рисунок в центре, выписывающий орнаментом непропорциональное лицо. В центре торчала кабина лифта.
Здесь была конечная станция; по-видимому, лифт шёл только вниз. Касьянова обошла бледно-голубую кабинку со всех сторон, постучала по ней кулачком, приложила ухо к освежающему металлу. Тишина.
Каштановая собака, едва заметив лифт, принялась с тревожным лаем носиться вокруг; она загородила проход и страшно гавкала на Настю, не давая ей подойти к кнопке вызова. Девушка озабоченно огляделась по сторонам: неподалёку от кабины, на деревянной скамеечке расположились два человека, целиком поглощённые замысловатой карточной игрой.
– Скажите, куда я смогу уехать на этом лифте? – поинтересовалась Касьянова.
– Куда угодно, – пожал плечами спортивного вида мужчина. – Только зачем?
– Внизу у вас что находится?
– Что находишь – всё твоё, – рассмеялся второй.
